Читать книгу Теизм и атеизм в современной философии религии - - Страница 5

Знаменитый английский учёный в области этологии и эволюционной биологии, популяризатор науки, Ричард Докинз обрёл известность, прежде всего, благодаря своим книгам «Эгоистичный ген» (1976 г.) и «Расширенный фенотип» (1982 г.), в которых был предложен оригинальный геноцентричный взгляд на эволюцию.

Многим работам Р. Докинза свойственен особый пафос, посредством которого автор подчеркивает исключительность собственных идей, а также значимость идей основоположника теории эволюции ни много, ни мало для всей истории человеческого мышления. Так, например, в первой же главе книги «Эгоистичный ген», озаглавленной «Для чего мы живём?», Р. Докинз рассуждает о «подлинном» смысле существования всего живого, который впервые стал понятен человечеству благодаря работам Чарльза Дарвина. «Живые организмы, – утверждает ученый в этой главе, – существовали на Земле, не зная для чего, более трех тысяч миллионов лет, прежде чем истина осенила, наконец, одного из них. Это был Чарльз Дарвин. Справедливости ради следует сказать, что крупицы истины открывались и другим, но лишь Дарвин впервые связно и логично изложил, для чего мы существуем»19. Утверждая, что вся предшествующая традиция осмысления существования является всего лишь собранием «суеверий», Р. Докинз обращается к известному зоологу Джорджу Г. Симпсону как к авторитету в этой области (!), ссылаясь на его слова о том, что все попытки осмысления жизни, «предпринимавшиеся до 1859 года, ничего не стоят и что нам лучше совсем не принимать их во внимание»20.

Таким образом, Р. Докинз демонстрирует свою искреннюю приверженность теории эволюции как единственной теории, доказавшей свою способность не только трактовать возникновение и развитие жизни во Вселенной, но и объяснить смысл этой жизни. Тем не менее, эвристический потенциал теории эволюции не может считаться исчерпанным только идеями основоположников данного подхода. Некоторые аспекты эволюционной трактовки природы нуждаются в уточнении и разъяснении. Одним из таких аспектов, с точки зрения Р. Докинза, является вопрос о том, на каком уровне (индивидуальном, видовом или ином…) реализуется процесс естественного отбора.

Известно, что сам Ч. Дарвин утверждал, что «в эволюции участвуют индивиды и их устойчивые группы – популяции»21. Однако Р. Докинз убежден, что для адекватного описания процесса эволюции необходимо учитывать еще один уровень – уровень генов. Именно для разъяснения вопроса о роли генного естественного отбора в общем процессе эволюции Р. Докинз вводит в научное обращение словосочетание «эгоистичный ген», которое призвано подчеркнуть важнейший в эволюционной перспективе феномен борьбы единиц генетической информации за собственное выживание (безотносительно к пользе индивидов и популяций). Гены ведут борьбу за выживание с другими генами и в процессе этой борьбы используют индивидуальные организмы в качестве неких «генных машин», чья цель заключается в том, чтобы способствовать успешной репликации генов. «Мы были построены, – пишет Р. Докинз, – как генные машины, созданные для того, чтобы передавать свои гены потомкам»22. На основании такого геноцентричного видения процесса естественного отбора общая картина эволюции природы, с точки зрения известного учёного, становится более ясной и последовательной.

Однако возникает другой вопрос. Если теория эволюции настолько универсальна, что может объяснить «смысл существования» всего живого, а геноцентричный подход раскрывает самый элементарный (то есть самый фундаментальный) уровень эволюционного процесса, то каким именно образом можно применить данный подход к осмыслению культуры? Это вопрос далеко не праздный.

Дело в том, что понимание теории эволюции как универсального методологического инструментария для описания и объяснения мировых процессов, требует демонстрации убедительных доводов в пользу того, что эта теория может описать не только собственно биологические, но и надбиологические, так называемые идеальные, культурные феномены. Некоторые аналогии с эволюционным процессом в культурной сфере, с точки зрения Р. Докинза, напрашиваются сами собой. Это касается, например, развития языка, но и не только: «Мода на одежду и еду, обряды и обычаи, искусство и архитектура, технические знания и умения – всё это развивается в историческое время, причём развитие это напоминает сильно ускоренную генетическую эволюцию, не имея на самом деле никакого к ней отношения. Однако, как и в генетической эволюции, изменение может быть прогрессивным»23.

Попытки «биологизировать» культурные формы, свести их к «генетической эволюции» бессмысленны, поскольку культурные феномены не состоят из генов и не могут быть исследованы традиционными биологическими или, более широко, естественнонаучными методами. Как же быть? Или теория эволюции универсальна, а, следовательно, ее основные положения применимы к анализу и биологических, и культурных форм, или же ее мнимая «универсальность» заканчивается там, где начинается культура…

Осознавая важность решения данного вопроса для теории эволюции в целом, которая, как уже упоминалось выше, с позиции Р. Докинза, дискредитирует все прошлые попытки осмысления жизни, знаменитый ученый предлагает оригинальную концепцию мема. Для того, чтобы описать культуру в контексте эволюционного процесса достаточно лишь признать, что гены – это не единственный вид репликаторов во Вселенной. При универсальности законов эволюции конкретные единицы информации, стремящиеся к собственному воспроизведению в процессе естественного отбора, могут быть разными. Гены не должны рассматриваться в качестве единственных репликаторов. Если сложилось так, что молекула ДНК (ген) стала самым распространённым репликатором на нашей планете, это вовсе не означает, что другие типы репликаторов невозможны. «Но надо ли нам отправляться в далекие миры, – рассуждает Р. Докинз, – в поисках репликаторов иного типа и, следовательно, иных типов эволюции? Мне думается, что репликатор нового типа недавно возник именно на нашей планете. Пока он находится в детском возрасте, еще неуклюже барахтается в своем первичном бульоне, но эволюционирует с такой скоростью, что оставляет старый добрый ген далеко позади»24.

Р. Докинз обозначает этот репликатор нового типа понятием «мем». Мемы передаются от мозга к мозгу в процессе имитации, используя человеческий разум для собственной репликации, то есть в эгоистических целях, точно так же, как и гены. Одним из самых ярких примеров такого эгоистичного или паразитического использования мозга для собственного воспроизведения Р. Докинз считает работу религиозных идей или религиозных мемов, самыми распространенными (успешными) из которых можно считать «веру в загробную жизнь» и «представление о Боге». Р. Докинз убежден в том, что религиозные идеи не связаны с прямой пользой, которую они приносят или теоретически могли бы приносить людям, их исповедующим. Польза религии существует исключительно применительно к ней самой, то есть к повышению устойчивости и выживаемости религиозных идей безотносительно к благополучию индивидов или групп, способствующих их распространению. Именно такое восприятие мемов, включая мемы религиозные, согласуется с общей репликатороцентристской моделью эволюции, поддерживаемой Р. Докинзом.

Более подробно к анализу феномена религии в контексте теории мемов Ричард Докинз обращается в книге «Бог как иллюзия» (2006 г.). Возвращаясь на страницах этой работы к вопросу о пользе религии в эволюционной перспективе, Р. Докинз подчёркивает, что религия является настолько ресурсозатратной областью человеческой культуры, что совершенно невероятным является предположение о том, что она не связана ни с какой пользой. На религиозное поведение, – пишет Р. Докинз, – «затрачивается масса времени и энергии, а его проявления порой становятся не менее причудливыми, чем оперение райской птицы. Из-за религии жизнь верующего и окружающих может оказаться в опасности. Тысячи людей подвергались за веру мучениям, часто от рук фанатиков, чьи убеждения лишь весьма незначительно отличались от верований их жертв. Поглощаемые религией ресурсы порой достигают колоссальных размеров. Для строительства средневекового собора требовались сотни человекостолетий труда, однако результат не служил ни для жилья, ни для какой-либо другой утилитарной цели. Не являлся ли он своеобразным архитектурным павлиньим хвостом? Если да, то на кого нацелена подобная реклама? Большая часть талантливых людей эпохи Возрождения создавала религиозные музыкальные и художественные произведения. Верующие умирали и убивали за своих богов; бичевали себя в кровь, обрекали на пожизненное безбрачие и молчальничество – и все ради религии. Зачем? В чем её польза?»25.

Анализируя возможную пользу религиозных идей, Р. Докинз вновь приходит к выводу о том, что никакая внешняя выгода не может выступать критерием полезности религиозных представлений. Главный выгодополучатель религиозных идей, рассматриваемых как частный вид репликаторов («массив закодированной информации, способный создавать свои точные копии, иногда совершая при этом ошибки – «мутации»»26) – это сами религиозные идеи. Успешное воспроизводство является единственным действительным, а не мнимым критерием их полезности.

Аналогично генам мемы распространяются в группах или пулах. Движение естественного отбора осуществляется на уровне комплексов мемов или мемплексов. Мемплекс представляет собой «набор мемов, необязательно приспособленных к успешному выживанию поодиночке, но успешно выживающих и работающих в присутствии других членов мемплекса»27. Некоторые религиозные идеи успешно воспроизводятся самостоятельно благодаря «собственным достоинствам». Другие же напротив «выживают по причине совместимости с другими, уже широко распространенными в пуле мемами, то есть как часть мемплекса»28. Мемплексы формируются посредством сочетания различных мемов и должны рассматриваться по аналогии с группами генов. Специфическое сочетание религиозных мемов в рамках конкретного мемплекса определяет его характер также по аналогии с характером групп генов. Так, например, ислам, с точки зрения Р. Докинза, можно сравнить с группой генов хищников, а буддизм – с группой генов травоядных. Ни одна из этих групп не обладает ценностным или истинностным преимуществом по отношению к другой, обе работают на воспроизводство религиозных мемов и должны оцениваться именно с этой, эволюционной точки зрения.

Таким образом, функционирование религиозных мемов в данной перспективе не может быть соотнесено с благополучием индивидов, поскольку индивидуальные организмы используются мемами в своих «эгоистичных» целях как средство для собственного воспроизводства и не более того. На этом основании невозможно утверждать, что религии были задуманы и спроектированы теми или иными индивидами или группами индивидов. Наиболее сложные институализированные формы религии, несомненно, имеют отношение к деятельности религиозных лидеров. Однако сами по себе религиозные мемы не были ими изобретены. «Даже если власть имущие, – пишет Р. Докинз, – эксплуатируют религию и манипулируют ею в собственных целях, существует значительная вероятность того, что большая часть деталей каждой религии появилась в результате бессознательной эволюции»29.

Таким образом, с точки зрения Р. Докинза, можно утверждать существование процесса меметического естественного отбора, на ранних стадиях которого формируются и закрепляются те религиозные мемы, к которым человечество имеет психологическую предрасположенность (к таким идеям относятся телеология и дуализм). В дальнейшем одни религиозные мемы конкурируют с другими, объединяясь в устойчивые мемплексы.

Итак, Ричард Докинз рассматривает религию как природный феномен, который зародился в процессе бессознательной эволюции и продолжает своё существование в рамках меметического естественного отбора. Рассмотренная концепция представляет собой оригинальную трактовку сущности религии в контексте современного сциентизма. Р. Докинз экстраполирует методологию естествознания на исследование культурных феноменов и, прежде всего, религии. В результате религия предстаёт одной из форм массива информации, стремящегося к самовоспроизведению.

При этом Р. Докинз отдает себе отчет в том, что аналогия, проводимая между мемами и генами, является проблематичной с научной точки зрения. Дело в том, что структура религиозных (как и в целом культурных) мемплексов не является настолько чёткой, как структура генетических пулов. Кроме того меметический естественный отбор не предполагает наличия аналогов хромосом, локусов и половой рекомбинации, необходимых при отборе генетическом. Можно сказать, что аналогия между религиозными положениями и генами начинается и заканчивается признанием их подобия. Из-за отсутствия чётко просматриваемой структуры мемплексов дальнейшее развитие значимой для теории Р. Докинза аналогии между генами и мемами оказывается попросту невозможным.

Более того, концепция Р. Докинза не содержит ясного критерия разграничения религиозных и нерелигиозных мемов. Атеистические, идеологические, философские и даже сциентистские идеи и установки в контексте данной теории также должны быть признаны репликаторами. Поэтому становится чрезвычайно затруднительно в рамках этой концепции утверждать существование какого-либо отдельного религиозного естественного отбора. Все единицы культурной информации находятся в одном и том же конкурентном поле, а, следовательно, не обладают каким-либо внешним, объективным «истинностным» преимуществом. Сциентизм, с позиции которого Р. Докинз выстраивает свою теорию религии, как и сама эта меметическая теория должны быть признаны мемами (а, точнее, мемплексами), а, следовательно, отсутствуют основания для предпочтения именно сциентистской картины мира, поскольку она также, как и религиозное мировоззрение конкурирует в общем поле мемов за своё выживание и не может принести выбирающему прямой пользы, в том числе и познавательного удовлетворения.