Читать книгу Последний анархист: начало - - Страница 5

Постепенно земля покрылась разноцветными листьями, а температура медленно опускалась к нулю. Люди словно испарились с улиц, будто потеряли всякий смысл бесцельно гулять по аллеям и наполнять шумом и без того маленький городок: казалось, что это место и вовсе утихло – никто и не упоминал ни анархистов, ни слухов о свержении власти, словно забыли о том, что недавно их потрясло, а может и заставили себя забыть. В конце концов, даже о наиболее известных «Памяти Каталонии» не было и строчки в местных газетах, хотя раньше заголовки только и говорили о них. Эта «группировка» уже долгое время мелькала на глазах монархистов и при каждой возможности кричала о свержении власти, раздавала крестьянам свои сомнительные работы и угрожала нападением на крупное издательство, с которым не так давно связалась «Сиерра-Морена» (конечно, их стараниями, сотрудничество пришлось прекратить). Более того, о них до сих пор не было известно никакой информации: ни имён участников, ни мест, где бы они могли обитать. Одним словом, борьба с ними была настолько бесполезной, что даже казалась абсурдной.

Прошло достаточно времени с последней встречи Глеба Дмитриевича и его таинственного друга. Он никак не мог забыть их последнего разговора и почти совсем забросил пить, захаживая в кабак исключительно для того, чтобы найти Владимира. Однако, он будто провалился сквозь землю, возможно не справился с напором двух женщин или слишком занят личными делами. Впервые граф даже стал корить себя за то, что обошёлся с кем-то недостаточно обходительно. В конце концов он сумел договориться с обитателями кабака и выведать, где же живёт загадочный дворянин, который таковым даже не оказался, но из-за своей гордости так и не пошёл проведать его.

К общему беспокойству добавлялась Лизавета Дмитриевна, что не упускала ни одной возможности промыть ему мозги словами о морали и отчитать за откровенное безделие, что он смеет оправдывать «лёгким недомоганием».

– Глеб Дмитриевич, мне нужно с Вами серьёзно поговорить, – обращается она к брату, заведомо зная, что разговор этот бесполезен.

– Что же, Лизавета Дмитриевна, не стесняйтесь – разговаривайте, – издевательским тоном отвечает тот.

– Послушайте, отец хочет пристроить Вас в наш монархический кружок и надеется на моё содействие, нужно лишь Ваше согласие, мы могли бы…

– Правда? А причём здесь я? Моего согласия Вы не получите, я не собираюсь тратить время на бесполезную болтовню в кружке подобных тебе истуканов. Прошу меня простить, я вынужден откланяться, если это всё, у меня очень важные дела.

– И какие же? Снова в кабак пойдёшь?

– К Вашему сведению, моя милая сестра, – с каким отвращением он проговорил эту фразу, – у меня появился очень влиятельный друг среди монархистов, к слову дворянин и не какой-то там, а владелец одного крупного издательства в нашем городе, сейчас я иду к нему обсуждать произведения высокой культуры.

Оговорено это было не без язвительного тона. Глеб покинул комнату, а затем и стены особняка, хлопнув за собой дверью так, что картины на стенах дрогнули, совершенно не слушая ругательств сестры, брошенных ему вместо пожелания счастливого пути. Лизавета сразу подбежала к одной из картин с изображением ещё совсем маленького рыжеволосого мальчика, что сидел на широком стуле на тёмном коричневом фоне, а подле него стояла необыкновенно красивая юная леди в розовом длинном платьице и с идеальным бантом на шёлковых, прямо прилизанных волосах. Ловко подхватив рамку своими бледными тонкими руками, Пуряева вернула дорогую себе вещь на законное место, с заботой всматриваясь в глаза изображённым на ней фигурам. Вероятно, уже никто не верит в возможность Глеба исправиться и обзавестись новыми воспитанными знакомыми, но не Лиза – она верит и ждёт, когда её брат-подлец одумается и начнёт вести подобающим образом.

– Моя милая сестра, – повторила она ласково самой себе с тяжёлым вздохом и ушла в одну из комнат в самой тёмной части коридора.

Таким образом, самым лучшим решением для графа было бы сейчас пойти туда, куда глядят глаза, дабы избежать столкновений с ближайшими родственниками: в обычное время дома их не бывает, в особенности самой надоедливой ему особы. Теперь же нашёлся особенный предлог, чтобы нанести визит старому знакомому, даже если гордость его была этого выше – скажет, что случайно проходил мимо или вовсе не ожидал его тут увидеть.

Дом Владимира находился вдали от части города, к которой стёкся весь «высший свет»: постепенно высокие белокаменные дома сменялись старыми и не совсем ухоженными домишками, а затем и совсем пустыми улочками, особенно сейчас, когда, кажется, здесь не живут даже птицы. Из-за витающей атмосферы «мёртвого города» создавалось чёткое ощущение, что здесь темнее, чем дома у графа, а фонари даже не старались гореть и одиноко стояли по углам тротуаров, словно и они не собирались участвовать сегодня в «общественной» жизни. Дороги здесь были несколько разбиты, деревья и сады попадались изредка, а из растительности водилась только трава по краям дороги.

Когда и домов вовсе не стало, где-то на отшибе стало виднеться небольшое, помученное не одним веком поместье, которому пора бы уже быть не более, чем музеем истории и археологии. Пройдя его ржавые ворота и высохший сад, которым, видимо, так никто и не занялся, Глеб Дмитриевич даже стал сомневаться в том, что пришёл по нужному адресу – уж слишком это напоминало брошенный кем-то участок. А вдруг с ним в кабаке сыграли жестокую шутку? Люди-то там ненадёжные. Свет не пробивался сквозь деревянные окна, наоборот – они были зашторены и ничего не отражали. Остановившись на пороге, незваный гость ещё несколько минут мялся и не решался стучать, в конце концов это идея была крайне абсурдной. Его здесь никто не ждёт, может Владимир и вовсе о нём позабыл и посчитает, что теперь Пуряев к нему навязывается. Какая глупость самому графу стоять на пороге у рухляди и звать обычного работягу, гордо зовущего себя дворянином? Простояв несколько минут, юноша позвонил в колокольчик у двери, который выглядел совсем новым в лучших старых традициях – пока единственное, что напоминало о существовании здесь жизни.

Прошла минута. Две. Три. Глеб Дмитриевич позвонил ещё раз, но никто не ответил. По всей видимости, дома никого, стены его молчат, а окна не скрипят даже от порывов ветра. Постояв ещё немного, граф усмехнулся и медленно сошёл с порога – как он мог пройти такой длинный путь? Для чего? Он и сам не знал, с какой целью стоит здесь. Скрыв смешок от собственной безрассудности и одержимости навязчивой идеей, тот уже собирался уйти, как вдруг скрипнула входная дверь. Из-за дверного проёма выглядывал один зелёный несколько напуганный глаз. Как только молодой человек повернулся обратно ко входу и уже было готовился подойти, ручка дёрнулась, словно обитательница дома собиралась её захлопнуть. Руки незнакомки крепко сжимали ручку и дрожали.

– Доброе утро, я бы хотел увидеть Владимира Владимировича, – настойчиво произносит Пуряев, и эта фраза мгновенно подействовала на девушку.

Она захлопнула перед носом графа дверь, но через секунду отворила её и вышла на крыльцо, показавшись в полный рост. Это была складная высокая девушка с длинными волнистыми волосами, немного растрёпанными, словно недавно отошла ото сна. Да и в принципе она казалось медлительной и сонной. Проще говоря, странной.

– Владимира Владимировича? А его нет. Вы кем ему будете?

И действительно, Глеб несколько оторопел из-за такого неудобного вопроса. Что ему ответить? «Я его знакомый граф из кабака»?

– Я его… друг. Глеб Дмитриевич.

– Ах, Глеб Дмитриевич, Володя рассказывал мне о Вас. Вы проходите, не стойте у порога, подождём его вместе, – и незнакомка спешно зашла в дом, пропуская гостя и почти сразу убежав в неизвестном направлении, дав графу возможность осмотреться. Несмотря на внешние данные, внутри дом выглядел светлым и просторным, можно даже сказать уютным из-за количества различных предметов интерьера и чистоты, за которой здесь, по всей видимости, очень тщательно следили. – Вы не стойте, идёмте на кухню, – попросила та тонким тихим голосом и дружелюбно улыбнулась, хотя и доверия к ней не было никакого.

Неуверенными шагами граф прошёл вслед за ней. Он остановился почти в проходе, осматривая её с ног до головы, и даже успел подумать, что пришёл в дом той самой Ангелины по глупой ошибке, так как выглядела его собеседница молодо, можно сказать чуть младше Владимира.

– А вы будете… – наконец начал тот, но даже не успел договорить.

– Ах, простите, я совсем забыла… что это я. Разрешите представиться, Наталья Владимировна, сестра, он, наверное, вам не рассказывал, – за всё время Глеб успел заметить, что речь девушки, в отличии от брата, не была такой красочной и распространённой, даже наоборот тихой и неразборчивой, нервной. Да и выглядела она в этот день немного тревожной, теребила в руках какой-то белый платок и всё время отводила взгляд в окно, по всей видимости стесняясь своего собеседника и устав от вечного ожидания. А может это для неё дело обычное? Да и на змею вовсе не смахивала, даже наоборот. В общем, полная противоположность его Лизаветы.

– Да, он действительно не говорил о том, что у него есть сестра, – соврал граф и сел за стол, благодаря хозяйку за чай и пытаясь казаться вежливым хотя бы в её глазах – скорее боялся спугнуть и очень скоро оказаться на улице, дожидаясь своего знакомого уже у ворот.

– Правда? Володя всегда был немного скромным и осторожным в этом плане. Помню, когда он был ещё совсем маленьким…

– Простите, а где он сейчас?

– Ах, да… Он… ушёл. Несколько дней назад. Его работа несколько специфична, говорил, что вернётся вечером и так и не пришёл. Но я уверена, что сегодня он точно придёт, ведь на сердце так спокойно, подождём до вечера.

– И Вы совсем не переживаете? Вдруг с ним что-то случилось?

– Я привыкла, в последнее время у него много секретов.

– Скажите, а где бы я мог его найти? Давайте я схожу к нему и приведу его домой, так ведь нельзя, мне очень срочно надо поговорить с ним.

– Исключено! Он… не любит посторонних, снова подумает, что я его опекаю и послала за ним не пойми кого.

– Да бросьте, говорите адрес. Я не скажу, что это вы мне его дали.

– Глеб Дмитриевич!.. – в раздражении проговорила та. – он скоро придёт. Хотите ещё чаю? – спешно спросила Наталья и схватила наполовину полную кружку, принявшись заново заваривать горячий напиток, даже не успевший остыть, – вам, верно, не сидится на месте? Вы прямо как мой брат, он тоже всё время…

– Мы с ним совсем не похожи. Он ведь анархист, верно? Это его «работа»? – после этих слов графа в комнате стало непривычно тихо, звенящая тишина с минуту глушила всех ныне присутствующих. Наконец, Наталья Владимировна повернула голову в сторону своего собеседника и зашагала уже к нему, тихо постукивая небольшими каблучками по плитке. В руках у неё оставалась наполовину полная чашка, которую бережно поставила перед Глебом.

– Что вы такое говорите? Это шутка? Если да, то очень глупая, – с натянутой нервной улыбкой проговорила она. На последней фразе уголки губ дрогнули. В отличие от Владимира, врать его сестра не умела совершенно, как и говорить красиво, словно вся речь выстроена на одних клише. Обходя собеседника вокруг, та остановилась у окна позади графа, поправляя цветы в вазе, примёрзшей к подоконнику, и тяжело вздохнула, видя увядшие лепестки, – Вы должны точно знать, что честнее Владимира вам человека не найти, но среди его знакомых честных людей нет, – взяв в хрупкую руку вазу, та придержала её за дно и подошла к графу, примиряя её к голове несчастного и замахнувшись, – в том числе и Вы, хотя Вас я совсем не знаю. У него плохой вкус и язык без костей – говорит, что вздумается. Не думайте ровнять его желания со своими.

Внезапно скрипнула входная дверь, где-то из прихожей послышался звон ключей. Сорвавшись с места, девушка отставила вазу на стол и практически бегом побежала к порогу.

– Володя! – проговорила она таким же тихим восхищённым тоном, взяв за обе щеки брата и расцеловав, – тебя так давно не было, где ты пропадал? Милый мой, ты не представляешь, как я по тебе тосковала. Ты обещал вернуться гораздо раньше! Ну, сколько раз я просила тебя так не делать?!

Обняв сестру, Владимир лишь посмотрел на нее жалостливым взглядом – бедная, места себе не находит, словно кроме него никого другого в жизни не видит. Сколько раз он просил её заняться собой и не вмешиваться в его личные дела! Но на вопросы её не отвечал, а как только заметил Глеба, практически грациозно выплывшего из-за дверного проёма, то и вовсе отстранился, держа её на расстоянии и тихо проговорив: «Наташа, пойди наверх, тебе следует отдохнуть. Наверное, без меня последние дни глаза не сомкнула», – и снова стал холоден, скрестив руки на груди и не посмотрев на неё более даже краем глаза, только услышав застучавшие каблучки по лестнице.

– Глеб Дмитриевич, никак не ожидал вас здесь увидеть. Мне казалось, моя компания вас душит. Пойдёмте на кухню, выпьем за встречу. Не каждый день выпадает такая возможность.

– Да, это действительно так, но Вашего назойливого голоса не было слышно настолько давно, что я успел заскучать, а сегодня, по воле случая, просто проходил мимо вашего имения.

Растянув губы в фальшивой от волнения улыбке, Владимир пошёл вместе со своим товарищем в, признаться, душное помещение. Да и во всём доме этом ему, честно говоря, было душно, словно всё здесь держит его и не даёт никакой свободы к выбору – сначала здесь его держала матушка, а теперь тяжёлым грузом на нём повисла забота о старшей, незамужней сестре.

– Будем честны, граф, зачем Вы сюда пришли? При нашем последнем разговоре я чётко ощутил ваше недовольство моими высказываниями и нежелание продолжать эти встречи.

– Да, у меня было много времени подумать над вашими словами и вашим… поведением. Вы назвали нашу встречу судьбой, но верить в такие вещи в нашем возрасте уже поздно. Хотите скажу вам честно? Вы тронули меня до глубины души своими речами, и я понял истину: первое – Вы наверняка приметили давно и выбрали меня, а второе – только Вы сможете мне помочь, потому что поселили в мою душу тень сомнения, когда яро высказываясь о своих убеждениях. Вы совершенно точно необычный человек, а самый настоящий человек своего дела, Вы по убеждениям своим – анархист.

Владимир словно оторопел. Как он мог так облажаться? Как мог позволить ему догадаться так быстро? Так рисковать, зная, с кем имеет дело? Однако, к правде Глеб пока далеко не был близок.

– Что же это… Вы очень находчивы. Но не боится ли граф так открыто высказывать мне свои предположения? Всё-таки это обвинение очень серьёзное, – оглянувшись. На секунду им двоим показалось, что за косяком кто-то был, а потому тон пришлось понизить, даже если и быть никого не могло.

– Не боюсь. Третье и самое верное – я не хочу быть трусом и поддаваться давлению монархистов. Знаете, мне сегодня предложили вступить в один кружок… «Сиерра-Морена» Вам, верно, знакомо это название? И что? Я твёрдо отказался и хочу только одного – отомстить им за все эти годы, а не помогать им вершить мнимое правосудие. Я не жажду взглядов и власти, но хочу, чтобы их просто не стало. Познакомь меня со своей Ангелиной и другими товарищами. Я хочу разделять Ваши взгляды и оказывать своё содействие. Сейчас я бы хотел принять твоё предложение и стать… анархистом.

– Ваша взяла, граф, но насколько точно я смогу Вам верить?

– Вы верили в меня с самого начала, иначе бы никогда не вытащили из кабака и не дали жизни смысл.