Читать книгу Петербургские романтические новеллы - - Страница 8

После того как мать Алисы в четвёртый раз вышла замуж, а Алису отправили на дачу к бабушке, и свой пятый день рождения девочка отмечала среди кур, яблонь, соседок бабушки по участку и семилетнего Кирюши – очень милого кудрявого мальчика, который прокрался на кухню и слизал с бисквитного тортика «Подарочный» все орешки, потом свалил всю вину на именинницу, да ещё подкараулил за сараем и больно ущипнул за бок, и всячески потом старался испачкать её светлое платьице садовой грязью, – Алиса поняла… В целом она поняла, что мальчики – народ привлекательный, но от этого и все неприятности: сначала стараются понравиться, а потом поворачиваются спиной или смеются над порванным платьем. Поэтому, достигнув двадцатипятилетнего возраста, она не спешила выйти замуж, не проверив своего избранника на предмет хорошо замаскированной мужской агрессии, – при этом очень хотела быть счастливой.

Жила Алиса в старом доме на улице Гороховой. Такие дома раньше называли доходными. Квартира была с окнами на улицу и во двор, глухой, одетый в камень колодец с проходной аркой в следующий закрытый двор. Крикнешь в таком колодце – эхо разнесётся до самых верхних этажей, до голубей, гурчащих на ветхих карнизах. Если посмотреть снизу вверх, можно увидеть, что углы крыш очерчивают геометрическую фигуру, чем-то похожую на раскрывшую крылья бабочку; в белые ночи она пуста и прозрачна, а в августе, когда уже темно, наполняется звёздами. В кухонное окно, выходившее во двор, Алиса почти никогда не выглядывала. Там не было жизни, разве что по весне и в раннее бабье лето выли коты.

Алиса спешила, оттого нервничала, пытаясь закрыть дверь своей квартиры, но ключ снова плохо проворачивался в замке. Она попробовала нащупать правильный нажим для оборота, как это получилось в прошлый раз, и краем глаза заметила, что дверь квартиры напротив, в которой вроде никто и не жил, приоткрыта. На площадке лестничного пролёта чиркнуло колёсико зажигалки, и ноздри девушки мучительно напряглись, как крылья ужаленной птички.

«Вот гад, – сердито подумала она. – Выйди ты на улицу и кури».

Алиса терпеть не могла курящих людей. Она оставила дверь с ключом в замке и вышла к лестнице. Лицом к окну, широко расставив ноги на метлахской плитке девятнадцатого века, стоял мужчина.

– Вы могли бы не курить? – сказала Алиса.

– Не мог бы, – ответил мужчина, даже не повернувшись. У него оказался низкий баритон, окрашенный томным драматическим звучанием неопохмелившегося человека; слова как бы волочились вместе с голосом, подобно тому, как бархатный шлейф тянется по винтовым ступеням за представителем сил зла, который вышел в своём устрашающем повседневном гриме на открытую площадку замка.

– А не хамить не могли бы? – тон Алисы уже содержал сарказм и пренебрежение.

Мужчина повернул в её сторону голову, не меняя позы, выпустил клуб дыма и стал разглядывать девушку. За эти доли секунд вынужденной паузы Алиса поняла… да, в целом она поняла, что он ей неприятен: его волосатые длинные ноги в шортах-милитари до колен, смуглые плечи, окантованные лямками тёмно-зелёной неглаженой майки, волосы, ершащиеся на голове, словно он только что отнял голову от подушки; густая борода, нос со свежей ссадиной и сщученные в щели тёмные, с едким фиолетовым отсветом глаза.

– Кто хамит, дамочка?! Ты спросила, я ответил.

– Я вас попросила не курить на площадке. Здесь люди живут.

– И ты живёшь?

– И я живу, – с вызовом ответила Алиса.

– А чё я имени твоего не знаю…

– Меня зовут Алиса.

Он снова выпустил кольцо дыма и отвернулся к окну.

– Слушайте, хотите, сообщу в полицию?! Запла́тите штраф, – раздражённо выпалила она.

– Мадам, вы меня пугаете, – не поворачиваясь, с томной иронией в голосе произнёс он.

Алиса поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла. Даже если она зачитает ему закон № 15-ФЗ о запрете курения в многоквартирном доме.

– Хам, – презрительно фыркнула она в его сторону и развернулась прочь.

– И тебе не хворать, Патрикеевна!

Финальное слово в брошенной соседом фразе в тишине пустых стен мощным залпом прошлось по ушам Алисы и, пробив тонкую мембрану, прокатилось по всему организму крутящимся горящим чёртовым колесом.

– Кирюша, – едва слышно прошипела она, судорожно вытаскивая ключ из замка.

– Василий… ащ-ще-то.

Алису трясло от возмущения. И она нарочито шумно хлопнула за собой дверью.

– Откуда он взялся? – цедила сквозь зубы Алиса, кинувшись на диван. – А чё? А ничё. – Она так и не смогла вспомнить, в какой момент на её площадке поселился этот агрессор.

И в самый разгар её негодования на телефон пришла эсэмэска: «Ты едешь ко мне? Я бы такси оплатил». Это был Эдик, аккуратный, вежливый, исполнительный работник банка, сын начальника юротдела, всегда тонко понимающий детали, который, казалось, отвечал тому идеальному образу мужчины, который она когда-то наметала. «Я заснула, прости. На работе был аврал. Устала очень…» – наспех ответила она и отключила телефон. Настроение было уничтожено. Желание ехать куда-либо пропало.

Сосед по иронии судьбы стал довольно часто возникать на её пути. Спускается она или поднимается он навстречу – всегда одно и то же обидное приветствие: «О, Патрикеевна!».

Однажды поздно вечером она столкнулась с ним у входа в парадную, не успев даже приложить ключ-таблетку к домофону. Он вылетел как ошпаренный, опаздывая видимо куда-то, но, увидев девушку, замедлил шаг:

– Патрикеевна! Чё хмурая такая?

Алиса в этот раз не выдержала и, неожиданно для себя перейдя на «ты», бросила:

– Шёл бы ты, Вася… за васильками!

…Алиса очень любила слушать оперу, наслаждаясь антуражем театра: от золотого убранства зала, атмосферы мягких полутонов петербургской публики до шампанского в антракте. Был как раз один из таких приятных вечеров. Но когда в последнем акте Демон, весь в чёрном, с длинными развевающимися волосами, как у шотландского горца, запел «Я тот, которому внимала…»[15], в памяти Алисы неожиданно возник тот самый едкий фиолетовый, точно ночью мерцание воды в Крюковом канале, отсвет в глазах бородатого соседа.