Читать книгу Время Уязвимости - - Страница 3

Принц просил идти осторожно: здесь могут водиться чудовища, сказал он. Голову Оахаке покрывал большой чёрный платок, чтобы чудовища не могли учуять запах волос. Двигаясь меж громоздких сосен, раскачивающихся под порывами мерзлого ветра, беглец чувствовал себя неуютно и почти готов был признать, что ощущает тёмные взгляды, блуждающие по его телу, взгляды монстров из глубины леса.

Это казалось странным, но всё же страх подбирался к горлу, заставляя говорить шёпотом и шагать как можно осторожнее, с этим ничего не удавалось поделать. Лоций сохранял спокойствие, хотя и он тоже говорил не громко. На нём был истёртый тускло-каштановый костюм, поношенная широкополая шляпа, а за плечами небольшой рюкзак – всё это он назвал «самым подходящим облачением». Впервые за два дня пути принц заговорил с Оахаке. Лидер странного сообщества, в которое некоторое время назад довелось попасть беглецу, не покидал своего личного вагона. К принцу никого не пускали, кроме тех случаев, когда он сам кого-либо вызывал к себе. Оахаке это не слишком тревожило – занятия с Лунио отнимали всё время от пробуждения до отхода ко сну, и потому беглец не замечал отчуждённости Лоция. Но сегодня утром принц предложил немного пройтись. Поездной состав должен был пробыть на энергостанции некоторое время, представилась отличная возможность для прогулки.

–Тут просто фантастический сосновый бор. Деревья очень старые, ты будешь впечатлен, – сказал принц. – А с вершины того холма можно окинуть взглядом всю долину, по которой нам предстоит двигаться.

Они покинули поезд засветло и долго взбирались по пологому склону, над которым возвышался лес. Лес, полный потусторонних звуков и густого гипнотического шума.

–Когда началось всё это, когда земля потеряла устойчивость, в первую очередь решили, что это инопланетное вторжение. Поползли слухи о городах, уничтоженных пришельцами, многие ждали появления их армии, но ничего так и не произошло, – рассказывал принц, пока они поднимались. – А города, между тем, исчезали. Их словно что-то пожирало. Континенты будто сдвинулись с места, мир затрещал: землетрясения, цунами. Возможно, всё это было следствием испытания какого-то страшного оружия, может быть, какая-то из тогдашних держав развязала войну, сейчас это уже неизвестно. Любопытно другое. Когда было открыто явление потока, этой губительной для человека силы, теория о вторжении вновь стала популярна. Только теперь поток представлялся одной большой невидимой армией загадочных существ с другой планеты или ещё откуда-нибудь. Ведь никого, кроме людей, эта сила не уничтожает, она действует избирательно, почти разумно. Стали говорить о встречах с тёмными созданиями, чудовищами, которым приписывали внеземное происхождение. Ирония заключена в том, что эти чудовища существуют. И они могут водиться здесь, потому я и прошу тебя ступать осторожнее.

–В чём же здесь ирония? – спросил Оахаке.

–Эти существа – земного происхождения, я бы даже сказал, рукотворного. Полагаю, ты мог кое-что об этом слышать.

–Не совсем понимаю. Ты хочешь сказать, что поток и его порождения – результат каких-то человеческих действий?

–Это было бы несколько прямолинейно, – усмехнулся принц. – Нет, сон людского разума в буквальном смысле породил чудовищ. Множество людей отчаялись найти разумное объяснение потоку, потеряли надежду спастись с помощью того инструмента, которым привыкли покорять грозный мир в течение долгого времени. Вера в науку была утрачена. Тогда не осталось ничего, кроме как обратиться к полузабытым мистическим таинствам, к магии. И это почти сработало, магия оказалась не выдумкой. Шаманы, колдуны, маги и волхвы из доисторических времён вернули себе авторитет и силу, ибо им снова стали подвластны химеры потусторонней ткани.

–Снова? То есть когда-то они владели этим знанием, затем утратили его и теперь заново обрели? По-твоему, то как-то связано с потоком?

–Несомненно, связано. Но у меня имеются особые соображения на этот счёт. Я бы не стал утверждать, что в один момент человек утратил некое сакральное знание. Определённая субстанция, делавшая возможным взаимодействие с неведомым, постепенно исчезла, покинула этот мир. Как будто пересохло море, или целый океан. Прежде, в доисторические времена, человек мог свободно творить чудеса, блуждая в этом сакральном океане. Воды его служили словно проводником, необходимой средой. А когда сакральная среда исчезла, человек лишился своих сверхъестественных возможностей. Он приспособился существовать без волшебной воды, без всего океана тайн и связи с потусторонним. Теперь же этот пересохший океан вновь наполняется, и человечество заново вынуждено приспосабливаться к сосуществованию с необъяснимой силой, превосходящей человеческое бытие. В общем, этот условный океан и есть явление потока. Того самого, что убивает нас, если мы останавливаемся. Пока мы не заимеем жабр, пока не научимся дышать солёной водой его сакральности, мы так и будем бегать по миру. Вечное бегство… Но мне, пусть это может прозвучать нескромно, кажется, удалось найти способ отрастить жабры – приспособиться к новой среде, прекратить бег.

–Послушай, это действительно твое представление о том, что сейчас происходит на земле или только поэтическая интерпретация?

–Оахаке, ты сам отлично знаешь, что нет никакой разницы.

–А в чём же тогда причина этих приливов и отливов? Почему мистический океан пересыхал и почему снова наполнился водой?

–Ты верно замечаешь сущность происходящего. Это действительно можно сравнить с периодическими колебаниями уровня воды, которые происходят под действием внешних космических сил, притяжения Луны и Солнца. Я полагаю, что поток имеет сходную с ними природу, только влияют на него не объекты видимого мира, а нити тёмной материи.

–Всё это звучит довольно фантастично. Но что же с чудовищами? Откуда они взялись? Люди призвали их на помощь в борьбе с потоком?

–Вот, ты уже уловил иронию и всю двойственность этой истории. Если принять, что мои домыслы достоверны и поток вернул человеку магический дар, значит, сами попытки обуздать поток, обращаясь к химерам, им порождённым, просто абсурдны. Но дела обстоят немного иначе. Да, племена приносят жертвы богам, шаманы взывают к духам, надеясь на их милость, на благосклонность сил потока, но на данном этапе никто ещё понимает до конца механизмов взаимодействия с ним – сакральные принципы позабыты. Насколько опасно всё это, мы осознаем ещё не скоро… Или скоро. Отличная возможность представится, когда доберёмся до Хрустальных Котлованов. Там мы сможем воочию созерцать большое жертвоприношение.

–Насколько я понял, мы стремимся этому воспрепятствовать? Но если остановим его, как поймём, насколько оно опасно? В самом ли деле оно способно погасить Солнце?

–Сложный вопрос, я не знаю на него ответа, – принц остановился, придерживая шляпу. Сильные порывы ветра ударили в лицо, Лоций и Оахаке вышли на открытую местность. С опушки леса пологий холм резко обрывался, переходя в крутой каменистый подъём. – Нам наверх. Не бойся! Это не так страшно, как кажется.

–Зачем нам туда? – Оахаке взглянул на свои ладони, ему вовсе не хотелось никуда лезть по холодным острым камням и сдирать кожу.

–Оттуда открывается сногсшибательный вид! – воодушевлённо произнёс Лоций и принялся взбираться по склону. Оахаке, немного помедлив, стал осторожно повторять движения принца.

Подъём не занял много времени, и с просторного плато беглецу, мёрзшего от пронзительного ветра, открылся впечатляющий вид колосящейся долины, основного источника хлеба в секторе Зименор. Сейчас поля лежали бледно-жёлтыми пустыми поверхностями, со скатанными цилиндрами сена. Блестели солнечные батареи на крышах автономных стационарных пунктов, разбросанные по всей долине, там деятельность по добыче зерна доверена роботизированной технике. Солнце успело взойти, пока принц и Оахаке шли по лесу. День обещал быть безоблачным. За пару дней движения на юг, беглец начал привыкать к новому климату. Становилось больше Солнца, но оно почти не грело, только слепило глаза, а сильный ветер заставлял их слезится.

–Взгляни, – произнес Лоций.

В направлении, в котором указывал принц, среди облаков плыли громады конгломерата станций. Шесть гигантских платформ, меж которых переброшены мириады проводов, соединительных кабелей и пешеходных мостов. Каждая станция представляла собой горизонтально вытянутую несущую установку, над которой возвышались различные здания и конструкции. Очертаниями эти платформы напоминали величественные древние корабли, некогда бившиеся со льдами в замёрзших океанах, ледоколы.

–Конгломерат Иннис, мощнейшее квазигосударственное образование на юге сектора, им правит царь Менандр, – принц говорил уже свободно и громко, перекрикивая рвущиеся порывы ветра и удерживая шляпу одной рукой. – Это будет наша первая, большая и очень важная остановка. Менандр – отец Архелии, у него есть нечто полезное. То, что нам, и тебе, в первую очередь, необходимо для её поиска. Слепок её сознания.

Оахаке хотел заговорить, но Лоций прервал его жестом и повёл за собой. Они поднимались ещё выше: узкая тропа вела от плато к пещере в скале. Стены ее были расписаны яркими сценами, изображавшими людей в страстных позах, совершающих неизвестные ритуалы. В центре пещеры находился массивный каменный стол. Принц сбросил с плеч рюкзак и достал из него чёрную деревянную коробку, поставил её на стол. Аккуратно открыв, он извлёк оттуда белого голубя. Испуганная птица затрепетала

–Итак, Оахаке, сегодня настал момент для твоей первой жертвы. Это должно принести нам удачу, – Лоций улыбнулся и протянул птицу Оахаке.

–Удачу в чём? – спросил беглец. Лунио говорил, что принцу могут потребоваться в пути локальные жертвы, но Оахаке не был готов заняться этим так скоро.

–Менандр очень несговорчив. Он сильно переживает потерю дочери и вряд ли согласится отдать последнее воспоминание о ней. Если только нам не удастся его убедить, что мы сможем найти и спасти Архелию. Нам нужна удача, так что постарайся, – Лоций передал голубя Оахаке, тот боязливо взял мечущуюся птицу. После этого принц вытащил из-за пазухи жертвенный нож и бросил перед беглецом.

–Что это за место? – Оахаке хотелось оттянуть начало жертвоприношения, он лихорадочно вспоминал уроки Лунио, отыскивал старые знания из своего прошлого.

–Тебе нужно сосредоточиться. Просто настройся, не разговаривай, – в знак того, что пора приступить к делу, принц закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Беглец был взволнован. Голубь дрожал и бил крыльями, стараясь вырваться. Удерживая птицу правой рукой у груди, левой Оахаке поднял нож. Голубь был красив: чистое белое оперение, выдававшее благородство. На угрюмом жертвенном столе он выглядел инородно, беспомощно, жертвенно.

Оахаке сосредоточился, прислушиваясь к колебаниям химерической ткани. Позволил сознанию словно наполняться горячим газом. Он начал шептать водоворот директивного заклинания для налаживания связи.

Слова еле слышно сочатся с губ, нож заносится над жертвой.

Почувствовав, что ему стал открыт доступ к ткани иного бытия, Оахаке замолк, позволяя пылающим волнам газа окончательно пропитать всё его существо. Когда ладони нагрелись, он пронзил тело птицы. Удар отозвался сильной обжигающей волной. Веки отяжелели настолько, что их стало невозможно открыть. Удерживаясь на плавящихся ногах, Оахаке погрузился в поток образов. Неизвестные люди, места и слова, ощущения…

Кости твоего тела – прутья моей клетки. Святая терпкая болезнь, или ещё один присутствующий среди наших разговоров наедине. Все слова между нами – один большой недуг, и только борьба с ним удерживает нас вместе. Тишина опрокидывает время. Тишина целует нас. Плотоядно выцеловывает всю душу. Душа не достойна скорби. Остаётся только бежать, туда, где струна горизонта не будет душить каждое утро.

Оахаке отбросил нож, точно это был кусок раскалённого железа. Затем он почувствовал, как что-то очень холодное коснулось плеча.

Человеческая ладонь.

Ледяная, далёкая.

Вне химерического океана.

Это Лоций, не сразу догадался беглец. Слова продолжали выныривать из вязкой раскалённой ткани. Через некоторое время всё остыло, веки открылись. Беглец покачнулся, но принц, удерживая его, заставил сделать глоток сладкой воды из мягкой пластиковой бутылки.

***

Оахаке сидел посреди сакральной пещеры. Принц медленно и задумчиво говорил, выражая мнение о произошедшем.

–Всё прошло неплохо. Весьма скудно, но лучше, чем у многих, – он ободряюще хлопнул Оахаке по плечу. – Подняться уже можешь?

–Да, могу. Я в порядке, – беглец приходил в себя, температура тела постепенно возвращалась к норме.

–У тебя осталось не так много времени, чтобы задерживаться здесь, – принц взял жертвенный нож, обтёр его белым платком, затем облил убитого голубя какой-то жидкостью, чиркнул спичкой и поджёг.

–Пожалуй… Надо спешить. Сколько мы уже здесь? – Оахаке заворожено смотрел на огонь.

–Почти час, идём.

Они покинули пещеру, быстрым шагом добрались до плато и, спустившись вниз, уже с меньшей осторожностью, чем ранее, пересекли лес.

–Чем у многих? Ты сказал «чем у многих»? Что ты имел ввиду? – остановил беглец Лоция, когда они почти добрались до поезда. Сознание Оахаке окончательно прояснилось.        -Я уже не помню… – принц снял шляпу и провёл рукой по сбившимся волосам.

–Что я сделал не так?

–Ты всё сделал правильно, прилично справился. Но, конечно, я ожидал чуть большего, с твоими рекомендациями, – Лоций тихо улыбнулся и продолжил двигаться к составу.

–Ты многих испытывал, да? Я слышал какой-то голос. Лунио ничего мне не говорил об этих эффектах.

–Жаль. Ещё не успел, значит. Это просто побочное действие.

–Я не прошёл проверку? Или в чём дело?

–Успокойся, это не было проверкой. Это необходимо для нашего дела. На все твои вопросы ответит Лунио. Я же сегодня с тобой достаточно времени провел, и многое уже рассказал.

–Лунио всегда говорит, что не может отвечать на мои вопросы за тебя.

–Он может, спрашивай его настойчивей, – принц поднялся по ступеням на перрон.

Зарядная станция умиротворённо гудела: несколько небольших составов на воздушной подушке наполняло свои двигатели водородной энергией среди серых ангаров, обслуживаемых автоматизированной техникой. – Послушай, Оахаке, я бы не взял тебя с собой, не будь полностью уверен в том, что ты понадобишься. Я уже говорил. Я мог ждать большего, но это не означает, что я разочарован.

–Я не понял истинного смысла ритуала.

–Тебе и не требуется. Ты обладаешь уникальной психической конституцией. Продолжай занятия с Лунио, получай удовольствие от поездки. Я не хочу, чтобы для тебя это было бременем, – принц стряхнул с плеча Оахаке пожухлые еловые иглы.

–Хорошо, надеюсь, теперь он станет более открыт со мной.

–Конечно. И вот ещё кое-что. Наверное, мне стоило отдать тебе это сразу, – принц протянул беглецу небольшой амулет: две змеи обвивают жезл, увенчанный солнечным диском и раскинутыми крыльями. – Это принадлежало твоей матери.

–Её давно нет в живых. Откуда это у тебя?

–Не думай ничего плохого. Пока ты ждал неделю на станции «Глориоль», я пытался узнать о тебе как можно больше. Мы нашли твоё племя. Всё, что от него осталось, точнее. Один старик вспомнил тебя и твою мать. Он сказал мне, что она хотела передать этот амулет тебе, но не успела. Ты сбежал слишком внезапно.

Беглец молчал. Яркое солнце стояло в зените, окруженное бесконечной синевой.

–Бери, он должен помочь тебе.

Они подошли к поезду. Локомотив с вытянутой округлым носом, блестящий серебром металла. За ним – шесть вагонов, такие же серебряные с изящным чёрным геометрическим орнаментом. Принц, не прощаясь, поднялся в вагон.

–А ты чего ждёшь? – спросил Сёрен, возникший из окна вагона

 Оахаке медлил забираться в поезд.

–Может мне нужно помолиться перед поездкой, – раздражённо бросил беглец.

–Не хочешь помолиться с нами? Мы очень это любим, заходи, – Сёрен улыбнулся и закрыл окно. Поезд внушительно ухнул, взводя двигатели. Оахаке оглядел оставшиеся вдалеке поросшие лесом холмы с каменистыми выступами на вершинах. Локомотив был устремлён в сторону пшеничных полей и степи, чьи травы смыкаются с горизонтом. Густо пахло полынью и дымом. Убрав амулет во внутренний карман, Оахаке поднялся в вагон.

Там он сразу же столкнулся с Дебби, она достала сигарету, сверкнула серебряной зажигалкой и закурила. От сигарет исходил сладковатый дым. Она улыбалась и, кажется, была расположена к разговору.

–Мастер, как ваша прогулка с Лоцием? Познавательно?

–Что я должен был, по-вашему, познать? – Оахаке стянул нелепый чёрный платок.

–Принц ни с кем не проводит время впустую.

–Можно сказать, что я хорошо провёл время.

–Вы не встретили чудовищ?

–А они существуют?

–Ты ведь зачем-то надел этот траурный платок.

–Мне так сказал сделать принц. Он умеет убеждать.

–Он умеет пускать пыль в глаза и наводить туман.

–Хочешь сказать, он был не до конца честен со мной?

–С тобой – не знаю, я же не слышала ваших разговоров.

–Это были не разговоры, а, скорее, лекции. Он рассказал мне про свою теорию о сущности потока.

–Разве это было не познавательно? – улыбнулась Дебби, потушив сигарету. – Заглянешь к нам с Сёреном? Поговорим! Ты ведь всё время проводишь, занимаясь с Лунио. Тебе стоит расслабиться.

–Сёрен уже позвал меня.

–Ты успел позавтракать? Или принц поднял тебя засветло, не дав поесть? Мы можем что-нибудь заказать. Что ты любишь?

–Обычно я ем рыбу.

–Отлично, значит, будет рыбный суп, – Дебби распахнула двери купе, пуская беглеца внутрь.

Внутри оказалось очень просторно: кровать, письменный стол, книжный шкаф. Сёрен, с бокалом в руке, сидел в глубоком кресле, листая книгу. Увидев гостя, он приветливо улыбнулся.

–Я уже заждался, – сказал он.

–Сёрен крайне нетерпелив, – Дебби достала из бара ещё один бокал для Оахаке. – Что будешь пить, мастер?

–Водку, если можно. Охлаждённую, – Оахаке сел на диван, обитый зелёным бархатом, прямо у окна. Дебби плеснула прозрачной жидкости в высокий «олд фэшн» бокал, добавила лёд. Оахаке поблагодарил Дебби и взял стакан.

–Мы говорили о предстоящем приёме у Менандра, – размеренно начал Сёрен. – Я утверждал, что у него отсутствует эстетический вкус. Претендует на звание властителя могущественного конгломерата, собирает у себя учёных, художников, музыкантов, но под его влиянием они превращаются в настоящих монстров. Всё, к чему он прикасается, становится мамонтообразным, неуклюжим и нежизнеспособным.

–Менандр отнял у Сёрена любовницу, переманил к себе в Иннис милую художницу. Это был страшный удар, – пояснила Дебби.

–Ты собиралась сделать заказ, Дебора, – Сёрен отпил из бокала и продолжил. – Я очень рад возможности отомстить Менандру. Знаешь, я просто возликовал, когда узнал, что мы посетим его несчастный конгломерат. Ты уже приготовил костюм для приёма?

–Меня никто не приглашал. Лоций только дал мне взглянуть на эти станции с холма, сказав, что у Менандра есть нечто важное. Ни на какой приём он меня не звал, – ответил беглец.

–Не страшно. Если у тебя нет костюма, я дам тебе свой, у меня их много. И у нас тобой один размер, как я погляжу. Только готовься к отвратительной музыке и высокомерным недоумкам. Иннис – поганое место, – Сёрен подлил себе вина, глядя как Дебби разговаривает с Лунио через иформатонный визир. Диалог был посвящён тому, как лучше приготовить рыбу. Сам Лунио готовил редко. Он лишь отдавал приказы трём поварам, работавшим на принца.

–Принц рассказал о слепке сознания Архелии. Что он нам необходим.

–Мы выкрадем этот слепок. Точнее, выкраду именно я! – довольно произнёс Сёрен.

–Это и будет твоя месть?

–Не только. Перед этим у меня ещё будет возможность высказать всё, что я думаю о фресках и помпезных полотнах во всех его залах. Я уж как следует его приложу.

–Разве для царя это имеет хоть какое-то значение?

–Оахаке, ты полагаешь, что я настолько незначительная фигура, что какой-то замшелый царь какого-то убого конгломерата не станет ко мне прислушиваться?! Менандр желал меня заполучить, как и Альберту, мою подругу, художницу.

–Ты тоже художник?

–Нет, писатель. Менандр надеялся, что я напишу нечто значительное о его славных деяниях. Увековечу память о нём, умножу его славу в веках.

–Почему же твоя подруга приняла предложение, а ты – нет?

–Альберта оказалась жадной и недалёкой. Её заворожили показная мощь и величие Инниса, она уверовала в этот конгломерат. Сказала, что уходит творить новую историю. Глупенькая…

–Альберта разбила Сёрену сердце, – Дебби села рядом с Оахаке, по левую руку. – Обед скоро будет готов. Я сказала Лунио, что сегодня ты у нас, что ты взял небольшой отдых. Лунио согласился, что это верное решение. Он даже лично возьмется приготовить рыбный суп.

–А с чего ты взяла, что я хочу рыбный суп, – удивился Сёрен.

–Это заказ Оахаке. Если тебе, что-то нужно, свяжись с Лунио сам. Мы же будем есть рыбный суп. Верно, мастер? – Дебби взяла стакан, который беглец успел осушить, чтобы снова его наполнить.

–Вообще, я готов есть что угодно. Здесь любое блюдо выходит отлично, – сказал Оахаке, принимая стакан обратно.

–Так куда и зачем вы сегодня ходили с Лоцием? – спросила Дебби.

–Я думал, принц делится с вами своими планами.

–Если тебе показалось, что мы у Лоция на каком-то особом положении, то ты слегка ошибся. Он всех ценит и всем доверяет, но никому не отдаёт предпочтение. Каждый знает столько, сколько нужно, по мнению принца.

–Может, тогда лучше и не говорить вам, что случилось утром в той пещере?

–Пещере? А что-то случилось в какой-то пещере?

–Я совершал обряд, – медленно протянул Оахаке, отпивая ледяной водки.

–Интригующе, – Дебби понизила тон, заговорив чуть тише. – И что за обряд?

–Я убил голубя. Принц сказал, это должно принести удачу.

–Просто убил голубя? – нахмурился Сёрен.

–Расскажи подробнее. Что ты чувствовал? – Дебора сосредоточенно смотрела на Оахаке. – Все, кто был до тебя, оказывались каким-то психами. Принц избавлялся от них, а нам так и не удавалось ничего понять.

–А кто был до меня? – спросил Оахаке.

–Другие наёмные мастера жертвоприношения. К твоей чести могу сказать, что ты единственный из них напоминаешь приличного человека, – в голосе Серёна звучал лёгкий, тактичный смех. – Ты первый, кто согласился с нами выпить. Остальные были очень уж нелюдимыми. Где только Лоций их находил?

–Он всех искал для помощи в спасении Архелии? – спросил Оахаке.

–Нет, эта цель перед нами возникла совсем неожиданно и не так давно. Так что я понятия не имею, зачем до этого принц нанимал разных шаманов и жрецов.

–И что всё это значит?

–Мы сами хотели бы знать. Потому и расспрашиваем. Каким было твоё первое задание? Принц ведь не запретил тебе говорить об этом? – спросила Дебби.

–Нет, не запретил.

Оахаке нерешительно, сбивчиво поведал о том, что произошло в пещере.

–Я хочу, по совету принца, настойчивей задавать вопросы Лунио и понять, чем же я, всё-таки, занимался, убив эту несчастную птицу, – к моменту, когда беглец закончил свой рассказ, в стакане сиротливо лежали лишь несколько кусочков льда.

Сёрен и Дебби не выразили особенного удивления, хотя слушали очень внимательно. Казалось, что они уже знали, что должны услышать. Точно своими словами Оахаке, как полевой исследователь, подтверждал теорию кабинетных учёных.

–Значит, ты слышал какие-то фразы, видел разрозненные образы? Но не знаешь, что это за люди и места? – задумчиво произнёс Сёрен.

–Вы думаете, я видел будущее или прошлое?

–Или настоящее, – добавила Дебби. – Но в любом случае, я надеюсь, теперь удача на нашей стороне.

В дверь вежливо постучали, вошёл Лунио, за ним помощник-повар, который вкатил тележку с обедом. Дебора попыталась уговорить Лунио отобедать с ними, но тот отказался, лишь попросив Оахаке не перебрать с выпивкой.

Разговоры продолжились за едой и после. Сёрен пустился в рассказы о своих предпочтениях в искусстве, говорил долго и увлечённо. Потом они ещё несколько раз возвращались к теме жертвоприношения, пытались понять, что может замышлять Лоций. К вечеру Оахаке почувствовал, что сознание его уже изрядно заволокло алкоголем и, выразив искреннюю благодарность за прекрасно проведённые часы, удалился в своё купе, чтобы уснуть, а затем проснуться с очень тяжёлой головой. Но не от выпитого.

Ночью, в мороке сна, он неведомым образом вновь окунулся в раскалённые полотна химерической ткани. Ткань, сегодня утром принявшая беглеца к себе, принявшая новое существо в свой мир, ночью явилась сказать, что отныне она всегда будет рядом. Следить и согревать Оахаке, заботиться о нём и ждать, пока его земное существование прекратится, чтобы после вобрать его тело и сознание, его кожу, все его ткани и нити. От этого чувства неизбежной гибели и растворения в потустороннем, Оахаке охватила густая тревога и сильная, истязающая боль в голове.

***

Беглец удивляется вещам, что хранятся в его памяти. Порою, опуская ладони в прохладную воду, он слышит гул реки, вдоль которой кочевало его племя. Или видит кусок засохшего хлеба (другого почти никогда не водилось в племени). Этот хлеб вдруг пробудит ком воспоминаний о запахах, наполнявших детство, о тканях, что носила его мать, о сухих ступнях, которыми он шагал по земле.

Один человек, знатный френолог по имени Кирнан, учил Оахаке избавляться от этого. От ненужных воспоминаний. Однажды он ощупал череп беглеца и указал, где живёт вся «скорбная мемория его души». Учёный предложил с помощью хитроумного механизма высосать её, чтобы она более не причиняла тягостных дум, чтобы яд этот не мучил разум Оахаке. Но Оахаке отказался – его устрашил метод Кирнана, по словам которого требовалось всего лишь вставить небольшую серебряную трубку в голову, погрузить её на два-три сантиметра вглубь мозгового вещества, в то самое болезненное место, и вытянуть воспоминания. Опыт этот не удалось совершить. Френолог, конечно, был разочарован неверием беглеца относительно силы научной мысли. Но всё же учёный согласился помочь и обучил Оахаке одной мануальной технике работы с черепом. Необходимо было с силой надавливать на тот участок головы, где скрывались воспоминания, втирая особую мазь. Затем, когда принималось жечь (это означало, что лекарство достигло мозга), надо было постукивать некоторое время, чтобы мазь как следует рассосалась. Не то чтобы Оахаке принял всё это всерьёз, скорее, даже наоборот. Но он иногда совершал эту процедуру, ведь, как выяснилось, мазь отлично избавляла от головной боли. А именно она и преследовала Оахаке утром.

Он проснулся рано, до восхода, почти ночью. Стараясь никого не разбудить, осторожно добрался до уборной, где, умывшись, принялся втирать лечебную мазь в виски и лобную часть. Возвратившись в своё купе, он позавтракал залежавшимися фруктами – они остались от какого-то ужина или обеда. Глядя в окно на долину, погружённую в предрассветные сумерки, Оахаке вспоминал горизонт, который ему приходилось видеть каждое утро, когда он жил в племени.

В те дни, только пробудившись, он выпрыгивал из повозки и смотрел на север или на юг – туда, куда они никогда не двигались: путь всегда лежал с востока на запад или с запада на восток, вдоль реки. Горизонты, к которым никогда не отправлялся народ Оахаке, не могли не оставить след в памяти ребёнка.

Потому порой, когда он уже бросил племя и повзрослел, при взгляде на линию сопряжения земли и небес Оахаке овладевало желание резко изменить направление пути, как он того страстно хотел в детстве. В такие моменты подбиралось старое чувство обиды, ведь если идти всё время вдоль одной реки, по одному замученному пути, то уж наверняка пропустишь всё в жизни, мир проживёт всё без тебя. Каждый день идти в разные стороны – вот о чём Оахаке мечтал в детстве. Это казалось идеальной свободой. Ходить куда хочешь. Каждый день – иная дорога.

***

После завтрака беглецу показалось, что в купе душно. Он попытался открыть окно, но ничего не вышло. Тогда он решил пойти на открытую платформу, где часто проходили занятия с Лунио. От обычного вагона она отличалась отсутствием крыши и большим количеством света и воздуха. От ветра защищали панорманые окна в рост человека: по сути, они и являлись боковыми стенами вагона. Стёкла помещались в тонкие блестящие рамы, без верхней перекладины. Изящные арки соединяли левую и правую стороны стеклянных стен. На платформе было свободно: несколько столиков, диваны и декоративная растительность.

Поездной состав включал локомотив и шесть вагонов. Первый занимал принц, во втором разместились Сёрен, Дебора и Оахаке, затем шла платформа для отдыха на свежем воздухе, остальные два вагона находились во владении Лунио с его кухней, а также складом для припасов и оружия. Ещё один вагон являлся так называемой «камерой консервации». Туда Скальни поместил тело Джозефа. Беглец был в этом вагоне только один раз, когда Лунио нужно было помочь принести ящики с энергокапсулами. Стерильные белые стены камеры консервации, лишённой окон, холод, информатоны и массивная серая ванная, словно из гранита, в которой лежало тело полиморфота – всё это вызывало тревогу.

–Время принесёт тебе понимание, – только и сказал Лунио. – Поставь ящик сюда.

Затем бородач открыл этот громоздкий синий ящик, который беглец с трудом дотащил до места и взял оттуда одну из небольших бронозовых энергокапсул, около десяти сантиметров длинной. Подошёл к серой ванной, на которой как оказалось есть небольшая приборная панель. Пробежал пальцами по клавишам, что-то зашипело внизу. Лунио присел, чтобы извлечь отработанную капсулу и заменить её свежей, наполненной энергей апейрона. Больше они в этот вагон не заходили…

…Когда после завтрака Оахаке отправился на открытую платформу, уже начинало светать. Опасаясь ледяного воздуха, он накинул тёплую куртку. Такой воздух всегда бывает осенним утром, несмотря на то, каким приятным после этого может оказаться день. Выйдя на платформу, сразу же захотелось вернуться назад, но кое-что заставило задержаться. За одним из столиков Оахаке увидел завтракающего Лунио. Оахаке знал, что его наставник поднимается рано, но ни разу ещё не удавалось застать его за утренним приёмом пищи.

–Приятный сюрприз, мастер. – Лунио как всегда был в добродушно-вежливом настроении. Оахаке сел рядом, с удивлением оглядывая большое количество блюд на столе. – Не ожидал, что ты поднимешься сегодня раньше обеда. Я думал, вы вчера хорошо провели время.

–Возможно, мне стоит поспать ещё. Чувствую себя отвратительно.

–Вот, этот чай приведёт тебя в чувство. Ты ещё такой не пробовал. Вчера, пока мы стояли на зарядной станции, я прогулялся по лесу, собрал кое-какие травы. Попробуй, это то, что нужно.

–А ты завтракаешь здесь в одиночку?

–Да. У меня всегда богатый завтрак. Давно привык к этому. Потом целый день на ногах, некогда есть, заправляюсь полностью с утра. Но раз уж ты сегодня тут, то прошу, не стесняйся.

–Да, я голоден.

–Тогда нам нужен ещё один прибор, я сейчас принесу.

Треска с фасолью пахла аппетитно. Когда Лунио возвратился, беглец, лишившийся терпения, моментально приступил к рыбе.

–Мне хотелось с тобой поговорить. Ты знаешь, что я вчера сделал для Лоция? – заговорил, немного насытившись, Оахаке.

–Да, он мне рассказал, что ты неплохо справился.

–Почему ты меня не предупредил? Я растерялся, и, кажется, разочаровал принца. Не знаю, что он тебе сказал, но я видел выражение его лица и отстраненность. Он ждал большего.

–В этом натура Лоция. Он всегда ждёт превосходной степени от всех и всего на свете. Ты справился, ведь ты до сих пор с нами.

–Я даже не понял, что произошло. Почему ты не сказал заранее о всех побочных эффектах? – Оахаке повертел в руках вилку.

–Я не знал, что Лоций задумал этот первый твой ритуал. Я узнал уже после. Вчера утром я искал тебя, когда ты не явился для занятий. Сёрен видел, что вы ушли, но куда, не известно. Только по возвращении я смог переговорить с Лоцием. Тогда он мне всё и объяснил.

–А мне что-либо объяснять он отказался, – Оахаке нервно забросил ещё одну рыбу к себе на тарелку. – Вообще, я получил от него совет расспрашивать тебя получше. Так что расскажи мне, в чём же дело.

–Мастер, если ты думаешь, что мы хотим что-то утаить от тебя, то это не так. Или ты мог подумать, что мы не доверяем тебе? Отчасти это верно, но не обижайся, ведь мы знакомы ещё совсем мало. Полагаю, что и ты пока не проникся к нам беззаветным доверием. – Лунио говорил размеренно и твёрдо, с наслаждением поглощая завтрак.

–Вы не приняли меня за своего, но раз ты говоришь, будто утаивать что-либо в ваши планы не входит, то я хочу прояснить интересующие меня вещи. Я задам прямые вопросы. Ты можешь ответить на парочку? – треска с фасолью и чай Лунио, кажется, успокаивали Оахаке. Вкусная, горячая и здоровая пища помогла справиться с болью и туманом в голове.

–Конечно, мастер. Только не спрашивай меня об Архелии или планах Лоция – об этом я знаю не больше твоего. Собственно, всё, что он сказал нам в том театре, и есть исчерпывающая информация о миссии.

–По словам Сёрена и Дебби выходит то же самое, только если вы все тут не сговорились, – улыбнулся Оахаке. Аромат травяного чая проникал в раздражённые участки разума и излечивал их.

–Так что тебя тогда интересует? – Лунио отложил вилку, прекратил есть, отхлебнул чай и внимательно посмотрел на беглеца.

–Я провалился в химерическую ткань… Вернее, она окутала меня, или нет… Она словно заполнила меня, как нечто пустое,

–Это испугало тебя, мастер?

–Скорее, да… или, по крайней мере, сильно встревожило…

–Ты теперь по-настоящему чувствуешь, что не один.

–Да, эта раскалённая сила… Я думал, что извне прикасался к её… телу, веществу… Но, кажется, она повсюду. Извне до неё просто невозможно дотронуться, ибо ты у неё внутри, как в брюхе. Мы все у неё в брюхе. И эти образы, которые я видел, Лунио, что они значат?

–Что видел ты, я не берусь предполагать. Это очень… непредсказуемо. Принц просил не углубляться, обучить тебя как можно быстрее, ты знаешь ведь… Я не всё успеваю объяснить, как должно. Но кое-что тебе, судя по всему, стоит знать.

Оахаке кивнул. Чай не просто расслабил и избавил от боли, он настроил беглеца на мистический лад. Мир загудел. Неосязаемое стало чувствоваться. Горячий газ ткани вновь поплыл по телу. Но не так агрессивно, как в пещере, а лишь слегка.

–Я расскажу тебе, кто ты и что ты значишь для нас, – произнёс Лунио. Он поднялся со стула и подошёл к стеклу. Поезд плыл по бескрайней долине: виднелись сельскохозяйственные дроны, обрабатывающие землю, станции зарядки, автономные стационарные пункты по обработке зерна, поблескивавшие солнечными батареями. Солнце успело взойти стремительно и заполнить мир скудным осенним теплом.

–Ты родился в племени субеев, блуждающих вдоль реки. Хранящих множество тайн. Но ты слишком рано покинул племя. Ты многого не знаешь, – вздохнул Лунио. В горле Оахаке застыл комок, воспоминания о племени будили в нём чувства, от которых хотелось отстраниться. Сожаление, тоска, ностальгия.

–Тебе необходимо кое-что вспомнить о сути твоих верований… – начал он, но беглец остановил его.

–Я не принадлежу более к своему народу, не связывай меня с ними.

–Могу предположить, что заставляет тебя говорить в подобном духе, но всё же… С твоей кровью связан древний дар племени субеев.

–Я был бы рад возможности сменить свою кровь на любую чужую или стать полиморфотом, чтобы принимать любое воплощение.

–Жизнь полиморфота – сплошное страдание. Искусственное тело только болит, разлагается. Это не то, о чём можно мечтать.

–Полагаю, ты прав, – Оахаке взглянул в глаза Лунио. – Но что же со мной произошло в той пещере?

–Ты коснулся ткани, той, в которую вшиты мы все. Ткани реальности. Полноценной реальности. Она – словно космическая рубаха, а мы как пуговицы на ней.

–Но пуговицы пришиты и не могут двигаться, а большинство из нас обречены вечно кочевать и скитаться в сегодняшнем мире.

–А разве обречённость скитаться не есть та самая «пришитость». Мы иглами рождения и смерти прикреплены к этой Ткани. Она повсюду. Но видеть её почти никто и никогда не способен.

–И в чём суть моего соприкосновения с ней?

–Ты перебирал её нити, менял их расположение, распускал и сплетал заново – чтобы принести нам удачу.

–То есть, то, чему ты меня учишь – слова тайн и слова загадок, концентрация – это для управления тканью?

–Нет, конечно. Ты не способен ею управлять, как не способен никто. Мы лишь немного переплетам крохотные ниточки. Для нас они имеют значение, для существования всей ткани – не очень большое. И она позволяет нам так баловаться, или, скорее, не замечает этого. Мы же с её помощью облегчаем себе жизнь. Вызываем дождь или призываем урожай.

–Почему я должен был убить? Пускай и птицу.

–Это жертва. Это те нити, что ты расплёл. Создал себе материал для изменения ткани. Каждое тело соткано из сотен тысяч её нитей. Расплетая их, можно получить что-то новое. Соткать заново. Ты «расплёл» тело голубя и соткал себе удачное стечение обстоятельств. Пока неосознанно, конечно. Может, ты и ошибся, возможно, что обстоятельства сложатся неудачно. Ведь ты ещё не можешь досконально всё понимать и контролировать. Но, так или иначе, что-то было отдано, что-то создано. Принц уверен, что это принесёт нам удачу.

–И мне всегда придётся кого-то убивать?

–Жертва может принимать любой вид. Ты ещё поймёшь всё. А теперь послушай кое-что. Это важно для того, чем ты станешь заниматься. Субеи убеждены, что стержень истины в человеческой душе, человеческом разуме заключён в отрицании…

–Неужели? – Оахаке не хотелось слушать о древних заблуждениях своего племени.

–Воспринимай это как легенду чужого, далёкого народа. Но народа мудрого, ибо всё, что я тебе скажу, пригодится.

Итак, религия данного народа, как многие иные религии, учит, что мир видимый и осязаемый есть мир «большого морока», иллюзии. И ступить на путь отрицания, отрицания мира, значит сделать первый шаг к избавлению от иллюзии. Но суть отрицания действительности субеи понимают несколько специфично. Борьба внешнего мира и разума человека есть в религии субеев не форма духовных игр или философии. Они научились видеть само тело иллюзии мира, или, как они его зовут, «тело тюрьмы».

Эта наша реальность, являясь иллюзорной, в то же время нестерпимо живая и очень ревнивая, она не выносит сомнений в себе. Отвержение реальности, попытки избавиться от морока – не просто фигуры речи для этой тюрьмы. Это твёрдая и очень болезненная для неё предметность. Подобными словами или действиями мы изнутри пытаемся прорвать её тело, что причиняет тюрьме-реальности страдания. Мы оставляем раны, рытвины внутри неё. Будучи вшитыми в её ткань, отрицая иллюзию, мы вспарываем её, и ей больно. Потому, это работает также и в обратную сторону – реальность полосует и нас. Это называется «нить жертвы». В широком понимании субеев – мы все жертвы тюрьмы, но чем больше человек отрицает иллюзию, тем более он опутан её нитями, более изрезан и обглодан тёмными машинами смерти, что служат тюрьме: болезнями, неудачами, страданием. Верное жертвоприношение – вот путь избавления от плена, способ сбросить свои кандалы и обратить взоры к солнцу.

Отрицание реальности принимает разные формы. Субеи выработали наиболее эффективные способы. И этими знаниями владеют мастера жертвы. Если просто заявить, что ты не веришь в реальность этого мира или покончить с собой – это не принесёт пользы. Более того, в следующем воплощении ты будешь помещён в более страшную клетку, так как нанёс «телу тюрьмы» рану и обиду. Нужно знать тайные ходы, уловки, системы канализации. Столетиями твой народ занимался этим. Правильным отрицанием. Иллюзия – не значит нечто неосязаемое, от чего можно просто отмахнуться или очнуться, завершив свой жизненный путь. Смерть тоже включена в эту тёмную империю. Иллюзия значит – ложь, плен, страдания. Но не мы одни сопротивляемся империи – есть и силы, что содействуют людям. Их мало, они почти неуловимы, с помощью верных жертвоприношений с ними можно устанавливать контакт и использовать в своей борьбе. Это определённые нити в ткани. Лечебные нити.

Ткань, иллюзия, тело тюрьмы – это всё одно. Мастера жертвы умеют перестраивать иллюзию так, что боль, причинённая ей, оказывается тут же анестезированной. Хотя порою происходят и ошибки. Тебе было больно вчера потому, что ты ещё не слишком верно перестроил нити, и ткань, заметив это, наказала тебя. Когда-нибудь ты научишься всему.

Оахаке молчал. Ватное гудение состава окутало сознание и не позволяло сказать ни слова. Он понимал, что многое из услышанного находилось глубоко в его памяти. Сказки, легенды и мифы, рассказы матери перед сном. Игры детей в шаманов и колдунов. Таинственные мистерии на праздники. Затем взросление, и то, как медленно, по крупицам, посвящали в его тайное знание, готовили к чему-то.

Обряд инициации.

Бегство и желание обрести забвение.

Оахаке, носивший тогда иное имя, сбежал, предав свой народ, традиции, уклад. За ним началась погоня. Обряд инициации – это нечто священное, и до такой степени, что отказ от него карался смертью. Люди из племени нашли беглеца. С ними был и учитель, наставник Оахаке. Юный беглец из рода Тенмиззио вымолил себе пощаду. Но его подвергли процедуре, после которой все сакральные знания народа субеев были стёрты. Оахаке унижен, изгнан. После, его имя много раз менялось. Но сущность души, кажется, никогда. Через некоторое время он попал в ситуацию, когда его снова принялись преследовать из-за предательства. Теперь единственным выходом он видел бегство в Спораду. Путь в которую для него мог открыть только принца Лоций. Но то, что Оахаке должен был сделать для него, оказалось слишком непредсказуемым. Ибо требовало пробуждения очень давних воспоминаний, почти истёртых, изничтоженных. Требовалось использовать воспоминания для выполнения странной задачи – манипуляций с сакральной тканью реальности.

Лунио налил Оахаке ещё чаю. Увидев, что пар уже не идёт, он виновато произнёс:

–Остыл, сейчас подогреем. Сейчас-сейчас, – он поднялся и нелепо засуетился.

–Не надо, я не хочу больше, – Оахаке успокоил его.

–Слишком много наговорил. Многое непонятно, да-да. Тебе стоит перевести дух после такого. Начнём через час. Потренируемся перебирать и переплетать нити, – улыбнулся Лунио.

***

День пролетел в занятиях, а вечером, перед самым ужином в компании Сёрена и Деборы, беглец обнаружил на своём столе конверт. Косые лучи низкого солнца освещали просторное помещение личного купе Оахаке. Он взял в руки конверт и со странным волнением насладился плотной бумагой, древесным запахом, непредсказуемым рельефом печати карминового цвета. Конверт был изящно подписан тонкими буквами: «Оахаке Розеналлису». Хотелось одновременно вскрыть его, и в то же время – вернуть на поверхность стола, тонущего в льняных лучах солнца. Расположившись на красном кожаном диване, Оахаке осторожно расслоил конверт. Извлёк оттуда лист бумаги цвета кофе с молоком. Нежные, ароматные буквы. Это приглашение. На бал в честь двадцатилетия правления Менандра, в Симметричной Орхестре конгломерата Иннис. Оахаке знал, что никто вовсе не собирался звать никому не известного предателя-беглеца на знатный бал к царю одного из самых могущественных квазигосударственных образований в Циклизации. Это искусная подделка.

Раздался стук в дверь, прервавший размышления беглеца о своей малозначимости. Оахаке поднялся с дивана и, держа лист приглашения в левой руке, открыл дверь. Дебби пришла удостовериться, получил ли Оахаке Розеналлис приглашение на бал.

–Я постаралась, чтобы оно выглядело достоверно.

–Не совсем понимаю, зачем это?

–У тебя же нет приглашения. Ты нам вчера сказал. Я поговорила с принцем – он извинился, это было упущение. Потому такой лист теперь есть и у тебя, – Дебби сделала шаг, переступая границу купе. – Я могу войти?

–Вероятно, да

С ней в купе проник и аромат духов, напоминавший солёный ветер далёкого моря.

–Зачем ты пришла?

–Чтобы помочь тебе, – она неожиданно придвинулась к губам беглеца.

Поцелуй был похож на бриз – свежий и оглушающий. Оахаке потерял контроль. Отдался поцелую. Лист приглашения выскользнул из его руки.

Грохот удара, скрежещущий визг. Поезд резко остановился.

Оахаке потерял равновесие, не удержался, упал и ударился о стол, разбив затылок. Дебора устояла, держась за дверь купе.

Снова раздались скрежещущие животные визги, затем затрещали автоматные очереди защитных иотонных установок состава. Что-то определённо было не так. Оахаке поднялся и взглянул на Дебби. Она прильнула к окну, пытаясь понять, что происходит. Но на улице стояла необъяснимая темень, слишком густая для человеческого глаза, слишком быстро пропало вечернее солнце. Раздавались только выстрелы и жуткие визги, крики не то боли, не то безумия.

–Чудовища? Они напали на нас? – сказала Дебора. – Кажется, атакуют вагон принца.

–Нам стоит помочь ему? – Оахаке, одной рукой ощупал затылок, другой открыл ящик стола. Там хранился револьвер, который Скальни вручил ему ещё на «Глориоле».

–У принца серьёзная защита, но я думаю, мы должны пойти и выяснить, что происходит.

–Мне брать… оружие?

–А ты умеешь им пользоваться?

–Это сложный вопрос.

–Тогда лучше возьми.

–Почему «тогда»?

–Многое упрощается, когда у тебя есть оружие, – Дебби стремительно покинула купе. Оахаке схватил револьвер и отправился за ней, но сделав два шага рухнул на пол. Очень быстро сознание покидает его, уступая место темноте, среди которой выцветшими оттисками блуждают обрывки болезненного сна.

…Река, покинутый дом. Он выходит из скромного строения на берегу, бедной хижины, почти лачуги. Она устойчива, у неё есть корни. И он сам – неуязвим, устойчив, недоступен силам потока. Он каждый день просыпается в одном месте, выходит к одному и тому же берегу реки. И с ним люди, от которых не требуется бежать. Которых он никогда не предаст…

 Выплывая из забытья, беглец обнаруживает себя лежащим на диване, прямо под пристальным взором Дебби. Это ненадолго, сознание снова его предаёт.

…Он видит чудовищ, окруживших поезд. Их паучьи лапы и медвежьи морды. Все вышли с ними биться, с винтовками и странным оружием, разящим грозным лучом света. Чудовища отступают, оставляя после себя нечто. Большое яйцо, из которого грозится вылупиться новый демон. Чёрное яйцо с голубыми прожилками. Оно шипит и трясётся. Никто не в силах ничего сделать, это была ловушка. Чудовища выманили всех из поезда, чтобы главный демон вырвался на свободу из скорлупы и пожрал всё на своём пути…

Когда беглец открыл глаза, никого рядом был только Лунио. Дебби ушла. Может, перед уходом поцеловала его. Оахаке поднялся с дивана, выпил воды. Посмотрел в зеркало – ему перебинтовали голову. Чудовища из сна, оказались лишь чудовищами из сна. На поезд напали одно кочевое племя, промышляющее атаками на одинокие транспортные средства Циклизации. Скромный поезд, летящий с небольшой скоростью в паре метров над землёй показался им лёгкой добычей. Лунио с увлечением рассказывал, как эти воины в доспехах из кожи гигантских ящериц, восседая на горбатых конях с птичьим мордами, совершили попытку ночного ограбления поезда. Бросили зажигательные смеси в окна. Использовали сети и верёвки, пытаясь забраться на крышу состава, палили на право и налево из своих древних револьверов, но защитные системы поезда быстро справились с варварским налётом.

–Мне даже удалось пострелять. Хотя, мы не стремились кого-то убить, так отпугнуть. Больше шуму наводили, чтобы эти «ящерицы» убрались куда подальше. – смеялся Лунио.

За окном занимался рассвет. Оставшись один, беглец прильнул к окну. Сегодня он не пропустит момент рождения дня. Но облака казалось, кипели, их было так много, что солнца едва проступало сквозь них. Они обещали дождь. Очередной день занятий с Лунио прошёл под дождём.

Снова приходилось читать не то молитвы, не то заклинания. Простые формулы для концентрации сознания на определённой вещи, которую требуется получить от ткани. Способы распускания и сплетения вещей. Способы избежать гнева ткани. Работать нужно быстро, точно, как хирург, при этом тихо и незаметно, как вор. Расплести нити одной сущности, то есть жертвы, взять её нити и получить из них то, что тебе необходимо, соткав новую сущность, новую реальность, ситуацию – всё, что угодно. Только необходимо произвести ритуал незримо для ткани, безболезненно, иначе она сама заберёт все твои нити.

Занятия текли плавно, бесшовно. Оахаке не чувствовал течения времени, холода на открытой платформе, голода и многого другого. Лунио заботился о беглеце: не давал ему замёрзнуть, отменно кормил и устраивал передышки, чтобы поговорить, освоить теорию. В конце дня Оахаке заслужено уставал. В голове блуждал горячий газ, пытавшийся всполохнуть и разорвать голову на части. Обычно беглец ужинал после всего этого у себя в купе, в одиночестве, даже мысли не составляли ему компанию, а потом проваливался в сон.

В один вечер, Оахаке встретил Сёрена, который предложил покурить прекрасного табака. Они вышли в тамбур, где Сёрен подал Оахаке небольшую самокрутку, они затянулись, поглядывая друг на друга. Выпуская дым и мерно покуривая, простояли в молчании несколько минут. За окном в лучах заката тонули степи. Табак расслаблял, потому Оахаке, уставший от дневных упражнений, не чувствовал потребности в разговоре, стало просто хорошо и даже уютно. Он припал к стене тамбура. Сёрен улыбался, глядя на него.

– У тебя есть любимая песня, мастер?

Оахаке сейчас был не вполне способен осознать до конца смысл вопроса, но что-то внутри при слове «песня» вызвало старые образы.

Сухая долина, длинный караван их племени, ноги устали, мать идёт рядом. Во рту обезвоживание и жар, точно так же, как и вокруг. Сезон дождей не скоро, река пересохла настолько, что превратилась в грязный ручей. Такое случилось лишь однажды, но он хорошо это помнил. Память подло хранила яркость солнца, землю, раскалённую до того предела, когда на ней готовится пища. Память хранила трупы, через которые перешагивал Оахаке и его мать. Люди падали замертво. И никто их не закапывал в землю и не сжигал. Все шли к оазису, спасительному и мифическому. В те дни Оахаке услышал лучшую песню из всех, что когда-либо ему доводилось слышать. Её, конечно, пела мать. Эта была религиозная песня. О реках древнего города Вавилон. О слезах и воспоминаниях о потерянном доме. Оахаке до сих пор помнил мелодию, простую и мучительную. Шедшие рядом люди могли подхватывать её, размножать, ширить. Возможно, это и была любимая песня Оахаке.

–Что ты спросил? – медленно выговаривая слова, произнёс беглец.

–Ничего, – улыбнулся Сёрен. – Отдыхай. Завтра мы прибываем на Иннис. Тебе понадобятся силы.