Читать книгу Истории с привкусом мазута. Африканские истории - - Страница 5

РАБОТА

Как оказалось, переводчиков у наших военных было теперь всего двое: я и еще один парень из Питера – Володя, закончивший исторический институт, мало понимавший во французском языке, но зато кичившийся тем, что переводит нашего военного советника, ездит в его Пежо, а в основном, собиравшим разные этнографические раритеты по лавкам Бамако.

Меня определили переводчиком на авиационную базу. Это были элитные войска, поскольку сам президент – полковник, был выходцем из них. У власти после очередного переворота в стране стояли военные, и поэтому каждый малийский лейтенант был причислен к элите, а каждый капитан мнил себя заместителем министра.

На авиационной базе и капитаны, и лейтенанты, и даже сержанты говорили по-русски: все они учились в России. С ними и работали наши военные специалисты. Когда я понял, что переводить никому ничего не надо, мне стало скучно. Наш майор-летчик, мой непосредственный начальник, сказал:

– Не знаю, зачем тебя сюда прислали, но раз работы нет, ищи пятый угол.

И я стал его искать: слонялся по базе, болтал по-французски с сержантами и лейтенантами, познакомился с капитанами и зависал с ними в авиационном кабаке, где мы регулярно после работы пили пиво, а местные шашлыки называли «брошет». Помимо того, что я ничего не делал на работе, большим ее достоинством было то, что, как во всех южных странах, мы трудились с восьми утра до двенадцати, а потом начиналась сиеста (то есть послеобеденный отдых), а потом уже на работу никто не выходил. С утра за мной приезжал автобус, в полдень он меня отвозил домой, и так продолжалось месяц, пока не случилось страшное: мне пришлось переводить командующего авиацией нашему военному советнику.

Мы сидели втроем в кабинете командующего, и как хороший выпускник иняза, я четко переводил всё, что говорил мой шеф. Но когда начинал говорить его собеседник, понимал только интонации и суть разговора, потому что его французский как-то уж очень отличался от того парижского, которому меня учили.

Я додумывал то, что он, может быть, и не говорил, старался сгладить свои паузы междометиями, краснел, как на экзамене, потел и бледнел, и чем дольше продолжалась беседа, тем острее осознавал: всё кончено, меня выгонят, вышлют, выставят, вытолкают взашей, позор, зря учился, никакой я не переводчик.

Всё кончилось гладко. Они пожали друг другу руки, командующий сказал:

– Пусть поживет.

А советник:

– Я еще подумаю.

Так я остался в Мали, даже не на два, как предполагалось, а на целых три года.