Читать книгу Судьба монаха - - Страница 6

О детстве, о себе и привидении

Оглавление

В кабинете психиатра из открытого окна обдувало легкой прохладной. Шторка свободно колыхалась. Врач покачивался в своем кресле и крутил между пальцев шариковую ручку. Он размышлял над рассказанным мною сном. Затем встал и неторопливо подошел к креслу напротив моего.


– Расскажи мне о себе, о своем детстве. Какая ты? – Врач положил шариковую ручку на стол.

– Не знаю, – пожала плечами и улыбнулась, потому что тут же вспомнила, как захожу в квартиру на первом этаже, где жила бабушкина сестра. Нас встречают многочисленные родственники, и все радостно меня обнимают, теребят за щеки и гладят по голове приговаривая: наша рыбка, наша золотая рыбка пришла. Квартира Марьяны и Михаила была местом, где за длинным столом в гостиной собиралась вся родня. Там я любила сесть куда-нибудь в далекий уголок и тихонько за всеми наблюдать. Мужчины за закрытыми стеклянными дверями курили на кухне. Женщины накрывали на стол или уносили горы посуды. Все общались, смеялись и выясняли отношения, они галдели, а я смотрела на них, залитых солнечным светом, и наслаждалась своей детской, тихой радостью. Но иногда они начинали ругаться. Тогда лучи солнца исчезали, прятались за появившимися над столом тучами. Приближалась гроза. Это пугало меня. Хоть ссоры и были незначительными, видеть и находиться в этом, мне было тяжело. Поэтому я хотела что-то сделать, засиять сама, как солнышко, лишь бы снова стало светло. Но что я могла? Я была ребенком. Часто во время такой грозы мама брала меня за руку и уводила. Мы шли домой молча по длинной аллее вдоль узенькой речки.


Доктор внимательно меня слушал, не проронив ни слова.


– А сейчас тоже появляются такие грозы? – он спросил, когда я остановилась.


Я задумалась.


– Наверное, нет. Семьей мы больше не собираемся. Все разъехались, кто куда, и я теперь живу одна.

– Одна?

– С доберманом, – улыбнулась в ответ. – Иногда приезжает в гости бабушка, и каждые три недели на неделю приезжает отец. Он работает далеко.

– Твои родители разошлись?

– Нет. Мама улетела работать в США, сестра устроилась няней в Норвегию. Отец работает вахтой. Он строит железнодорожные мосты и должен находиться на объектах.

– Давно вы так живете?

– Почти год.

– Как ты приспособилась к своей новой жизни? Бытовые тяготы и ответственность за собаку тебя не пугают?


Я снова пожала плечами.


– Конечно, сначала было странно. Когда все одногруппники ходят на вечеринки, я еду домой, гулять с собакой. Тяжело оставаться одной ночью или искать помощь, когда засорились трубы или что-то сломалось. Но я привыкла. Хожу в магазин, ем, кормлю собаку и иду с ней гулять. У меня есть номера телефонов разных служб, родных и всех тех, к кому я могу обратиться за помощью. Я приспособилась, – подтвердила я.

– Ясно, – кивнул врач и сделал в своей тетради пометку. – Скажи, а какие отношения у вас с сестрой?

– Отношения… да обычные. В детстве мы всегда были вместе, много играли. Но потом стали общаться реже. За мое молчание и нежелание вступать в конфликты, она считала меня тихушницей. И часто, когда мама с сестрой ругались, я уходила, не могла это слушать, наверное, боялась той пугающей грозовой тучи. Было досадно, когда я слышала слова: «Аня ваша ничуть не лучше..!» – кричала сестра, и дальше я старалась не слушать, потому что было страшно попасть в этот пугающий меня водоворот злости. Но я любила ее, молча глядя из своей далекой тишины.

– Хм, – промычал он. – Как во сне, до озера вы шли вместе, и тебе было спокойно и хорошо. Но на берегу сестра заснула. Чего ты на самом деле боишься?

Как бы продолжая размышлять, задал он вопрос. Я смотрела на него, пытаясь понять, куда он клонит.


Немного помолчав, он спросил:

– Что ты делала накануне, перед тем как упала? Кто был дома? Чем ты занималась? Кто-то мог тебя напугать? Расскажи мне, – попросил он.


Я поправила волосы. Из окна дул легкий ветерок. Шторка поднималась и опускалась. Я посмотрела на Гуреева, затем опустила взгляд на столик, и передо мной снова возникло воспоминание.


Вечер. Я зашла домой. На коврике в прихожей стояли папины кроссовки и его большая сумка. На ней легкая светлая куртка, а сверху книга. Новенькая. Сиреневая обложка, на ней белая полная луна освещает старую деревянную избушку, которая стоит на берегу озера.


Я взяла книгу и прошла в комнату отца. Он спал. Я выключила работающий телевизор, сняла с его носа очки, укрыла папу одеялом и вышла, прикрыв за собою дверь.


Зашла к себе в комнату, переоделась, легла на диван, включила ночник и стала читать. Буквы по обыкновению принялись подниматься и опускаться, точно морской прибой.


Подобное колыхание часто уводило меня в дрем, но иногда, с первых строк погружало в историю. В этот раз я оказалась в парке близ загородного дома, где жил главный герой повести. Обволакивающее ощущение пространства уводило меня все глубже, и я уже не читала, а жила в том, созданном писателем мире. Я двигалась за словами точно за проводниками в виде теней и звуков. Под ногами шуршала опавшая осенняя листва. Высокие, гибкие деревья покачивались в медленном ритме. Землистая узкая тропа вела меня к деревянному двухэтажному дому, который приоткрыл свои двери. Я проскользнула внутрь и около часа, тенью бродила по дому следуя за героем по имени Майкл. Я шла за ним по парку и до щемящего чувства в груди, ощущала его потерю. Майкл был писателем, но случилось горе, его жена умерла, и теперь он не мог писать. Мы шли, медленно двигаясь по тропе куда-то в сторону озера.


«Вода…» – мелькнула мысль. Я задумалась, так словно огляделась по сторонам. Снова вода, озеро.


Читая книгу, нет, путешествуя внутри нее, я замедлила шаг, и аккуратно приближаясь к озеру, разглядывала окружающее пространство. Тишина, невысокие, темные холмы, уходящий за горизонт закат, золотом разлился по небу. Подойдя к воде, ощутила, как останавливается время. Затаила дыхание. Рябь на воде успокоилась и превратилась в идеально ровную поверхность. Дыхание того мира замедлялось. Время густо сжималось. Я кожей чувствовала приближение чего-то внезапно пугающего… Сердце гулко забилось в груди. Я сделала робкий шаг к воде. И тут, все, что меня окружало, замерло, затаилось в каком-то предвкушении.


Я громко сглотнула, отвела взгляд от текста. Ощутила, что сильно хочу в туалет. Отложила книгу, вынырнув из книжного мира.


За окном уже давно светила луна. В квартире стояла тишина. Я встала с дивана и тихонько, чтоб не разбудить отца, пошла в туалет. Дверь в комнату иногда поскрипывала, и я чуть приподняла её, беззвучно открыла и застыла.


В тихом, темном коридоре на расстоянии вытянутой руки стояла женщина, одетая в белое, почти прозрачное платье. Ее длинные волосы покрывали большую часть лица и ниспадали на плечи. Она повернула голову слегка влево и приподняла руку, видимо, пытаясь что-то показать. От увиденного мое сердце заколотилось, как бешеное, распространяя по телу адреналин. От ужаса я оцепенела и не могла двигаться, лишь опустила слегка взгляд. И тогда я увидела, что ее ноги не касаются пола. «Какого черта?» – пронеслось в моей голове, а из глубины груди вырвался крик.


– Ааааа, – орала я.


Женщина исчезла. Отец вскочил с постели и включил свет: «Что случилось?»


– Тут была женщина! – почти шептала я, до сих пор не отойдя от сковывающего ужаса.

– Какая еще женщина? – спросил отец.

– Она была тут, вся в белом.

Он посмотрел на меня, затем на диван и увидел книгу.

– Поздно! Ложись спать, а то еще и не такое привидится, – улыбнулся он.


Но я точно знала, что мне это не привиделось. Это не было галлюцинацией от усталости или впечатлительности. В книге ничего подобного не было. Никаких привидений, по крайней мере, пока. Да и сама женщина была какой-то реальной, плотной и осязаемой. Протяни я к ней руку, то смогла бы дотронуться.


Немного отдышавшись, я успокоилась. Затем сходила в туалет и легла на диван. Закрыла глаза, желая отделаться от увиденного. Читать я больше не стала, заснула быстро и глубоко, как после изнурительной работы, без каких-либо сновидений.


Я закончила свой рассказ и посмотрела на врача, тут ли он. Он был тут, замер в ожидании того, когда я расскажу ему все о событиях тех дней. Мне нельзя было останавливаться, надо продолжать, не выходить из нахлынувших воспоминаний. И он это знал. Поэтому молчал, чтоб не сбить, не нарушить ход мысли. Доктор поддерживающее кивнул, так словно говорил: «Продолжай, я здесь, с тобой рядом, я внимательно на тебя смотрю и помогу в любой момент!» Ощутив его присутствие, внимание и поддержку, я отвела взгляд, чтобы вновь погрузиться в то время.


На следующее утро я проснулась от запаха свежезаваренного кофе. Папа приготовил завтрак, накрыл на стол и читал газету.


– Доброе утро! – поздоровалась я, войдя в кухню.

– Привет! – весело приветствовал папа. – Ну что, привидения больше не мерещились?

– Нет! – улыбаясь, отмахнулась я и села за стол.


Мы позавтракали, поговорили о планах на день и отправились по своим делам. Ехать в институт минут сорок. Я села в автобус, надела наушники, включила в плеере музыку и прислонилась к окну. За окном в монотонном ритме плыл залитый солнцем весенний город. Автобус медленно покачивался, и я закрыла глаза.


В мои веки будто вцепилось то ночное видение. Оно не хотело отпускать и, закрывая глаза, я снова и снова просматривала его. Вот я открываю дверь, передо мною темный коридор. Я поднимаю взгляд и вижу женщину в белом с длинными волосами. Ноги ее не касаются пола, а тонкая рука показывает в сторону.


Чуть вздрогнув, я открыла глаза. За окном медленно менялись городские пейзажи, и покачивание снова погрузило меня в дрем.


Видение вернулось. Оно словно загадка, ждало разрешения. Леденящий душу страх, при виде женщины в белом, уже как-то сам собой рассеялся. И теперь я могла спокойно, не спеша, разглядывать не замутненный страхами, ее чистый образ.


«Кто она?» – думала я.


От нее исходило какое-то волнение. «Там!» – показывает она. Но там был наш привычный туалет, выложенный черной глянцевой плиткой. Сливная труба с гулким шумом воды, перекатывающимся сверху вниз и больше ничего. Интерьер туалета мне напоминал заброшенный глубокий колодец, по стене которого текут ручьи.


Я снова посмотрела на врача, убедиться, тут ли он, слушает ли. Он был на месте.


В голубой рубашке и белом врачебном халате. На вид ему было лет пятьдесят, серьезный добрый взгляд. Очки, голубые покатые глаза, большой нос, короткие седые волосы, лицо гладко выбрито. Александр Владимирович сидел в кресле. Слегка напряжен, обе ноги поставил на пол и облокотившись на подлокотник, он внимательно меня слушал.


– Ты вышла из автобуса… – вдруг продолжил он мой рассказ.

– Да! Я вышла из автобуса и пошла в университет.

Судьба монаха

Подняться наверх