Читать книгу Кадота: Остров отверженных - - Страница 10
Макс
ОглавлениеКак только мы выходим, бодрящий прохладный воздух обдает мое лицо, являя собой разительный контраст с затхлым, промозглым духом карцера.
– Макс, а если кто-нибудь… – начала я, оглядываясь через плечо.
– Все спят, не переживай. – успокоил он с теплой улыбкой, подавшись вперед и облокотившись на четырехгранную опору.
Небо сливалось с холодными ночными красками. Свет трех лун ослеплял мои непривыкшие глаза, вынуждая щуриться. Ветер был слишком сильным, почти сравнимым с ветром суровых пустынных бурь, но этот нес с собой особый, чуждый солоноватый привкус.
– …Почему ты освободил меня? – настороженно поинтересовалась я, сохраняя безопасное расстояние от него.
– Ты мне понравилась.
– Ч-что, прости?
– Не пугайся. Просто ты показалась мне не такой, как они, – ответил гончий ровным голосом, – и я не хотел, чтобы тебя держали, как одного из тех преступников и убийц, что были в карцере.
От этих слов моё сердце пропустило удар.
– Убийцы?… Мне казалось, что последними людьми, которые убили кого-то и были приговорены за это к изгнанию, были бунтовщики в Черный День столетия назад? – осведомилась я, чувствуя недоумение. – Насколько я знаю, ссылка была заменена на экзекуцию для убийц… Выходит, моя деревня и в самом деле тормозит с получением сводок из города.
Макс выдержал паузу, опуская голову, а затем медленно произнес: – Это обычных убийц публично казнят, а государственных – попрежнему свозят на остров.
– …Ясно.
– Ты упомянула бунтовщиков Черного Дня. Мне кажется, их трудно считать за убийц.
– Как ты можешь так говорить? Они же…
– Скажи, разве кто-то может считаться убийцей, если его годами доводили до такого безрассудного и отчаянного состояния? На плодородных Землях наш народ несколько десятилетий подыхал с голоду, так как был принудительно переселен из селений в настоящие каменные джунгли, ведь там искусственный морок легче контролируется Серыми, когда нужно воздействовать на население в принятии решений. Доведенные до крайности массы людей с запудренными мозгами, готовые поверить кому угодно и сделать что угодно, лишь бы построить новую, обещанную им более совершенную жизнь на пепелище наследия предков, – отнюдь не убийцы, а лишь жертвы бесчеловечных политических манипуляций. Да, мы-то называем это Черным Днем, когда мятежники Трех Рас свергли Четвертую – Дарийскую, из-за траура и пролитой крови, павших в тот день. Но могу поспорить, что Серые, которые несколько десятилетий планировали это событие в тени и удерживали нити сего действа в своих руках, именуют его по-другому.
– …Ну и ну. Когда ты забирал меня из камеры сюда, у меня и в мыслях не было, что наш разговор выйдет на темы, стоящие Криминального Кода? – тихонько шучу, приобнимая себя за локти из-за пронизывающего ветра. – Если бы здесь стоял не ты, а Сол, я бы решила, что он пытается повесить на меня еще одно преступление.
Макс поддерживает мою иронию слабой улыбкой, согласно кивая.
– Прости за это. Порой не могу промолчать о некоторых вещах. В этом-то и заключается моя главная проблема. Иногда, когда смотрю на пленных, даже удивляюсь, что это я их сторожу, а не… ну, ты поняла.
– Лично я не вижу ничего криминального в том, чтобы обсудить политическую историю с разных сторон.
– Да, но если нас услышит кто-то еще, это будет прямой код "654".
Стоит мне слегка нахмуриться, склонив голову, как Макс тут же предоставляет разъяснение.
– Криминальный Код "654" – любое выражение несогласия или разногласия с идеологией, политикой или официальной исторической хроникой Серых властей.
– А сколько всего этих Кодов?
– Столько, сколько постановляет Серое правительство. Пять лет я работаю коллектором на них. Мне попадались люди с самыми разными видами преступлений, в совершении которых их якобы уличали. Некоторые даже нелепые. Например, Криминальный Код "723" – несоблюдение комендантского часа. Попасться на улице после полуночи и отправиться за это в ссылку? Безумно дико это все, как по мне.
Я медленно киваю, переваривая полученную информацию.
– …А код "000"?
Макс просто молча взглянул на меня, по его лицу ничего нельзя было понять.
– Ты спрашиваешь о наколках на запястьях коллекторов? К преступлениям они не имеют никакого отношения. Наоборот, они – так называемые "вершители порядка".
– Ты называешь их "они", но разве у тебя самого нет такой наколки?
Присмотревшись более внимательно к моим чертам лица, Макс все же подтвердил высказанное мной, закатав рукав куртки. Моему взгляду предстала тусклая черная татуировка в виде трех нулей.
– Я решил играть по правилам Серых. Закладывать семена сомнений, будучи вхожим в их собственную структуру. Мне повезло, что я работаю с людьми, которые изначально не вписывались в их систему, в которую они заставляют играть всех. Ты не первая, с кем я веду такие политические беседы. Я считаю это своей миссией – вытаскивать из карцера наиболее проснувшегося из всех, пока никто не видит, и заводить с ним небольшие дискуссии.
– Правда? Но… Скажи, Макс, чего ты хочешь добиться такими разговорами?
– Ну, как видишь, я все еще здесь, исполняю свою миссию. При этом, скажу тебе кое-что. После каждого разговора с заключенным я открываю им одну вещь – что, донеся на меня другим коллекторам, он сможет смягчить свое наказание и обменять пожизненное изгнание на острове на десятилетнюю работу в шахтах на материке. В этом и заключается моя миссия. Как видишь, ни один из двухсот восьми человек, с которыми я беседовал, не доложил о моем криминальном поступке '654'. Надеюсь, ты не станешь моей последней. – он слабо заулыбался, мельком взглянув на меня, а затем на темное небо.
– Невероятно. И… Наверное, в твоих стандартных беседах есть некая точка давления? Ты уже испытал ее на мне?
– …Ты из Расы Свагов? Голубоглазых?
Я подтвердила легким кивком головы, порыв ветра всколыхнул мои длинные волосы, перебирая их в игривом танце.
– Тогда, как Сваг, ответь мне, помнишь ли ты что-нибудь о Великой Дарийской Расе, которая полностью исчезла после Черного Дня? – в его интонации чувствовалось твердое спокойствие.
– Не называй их великими, – отрывисто выпалила я, чувствуя горький привкус во рту от разговора. – Дарийцы были единственной Расой из четырех, которая выступала против единства. Им нужны были только превосходство и контроль над другими тремя Великими Расами, во что бы то ни стало!
Мои слова были встречены непроницаемым взглядом Макса. Сердце гулко стучало о грудную клетку, в то время как между нами установилась неловкая тишина.
Наконец он прервал молчание: – Это твое мнение. Я понимаю его причину.
Я уставилась на него, вскинув брови.
– Пожалуйста, только не говори мне, что твое мнение о серебряноглазых и их ужасных делах иное? – я сделала шаг навстречу, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
Макс лишь передернул плечами, в уголках его губ заиграла бескорыстная улыбка.
– Ты не станешь пытаться понять мое мнение, когда так сильно стремишься защитить свое от стороннего влияния. Я не буду пытаться убедить тебя изменить его.
Хотя его отстраненная позиция меня и возмутила, мне все же было искренне интересно узнать его точку зрения.
Равнодушие Макса еще больше разожгло мое любопытство. Я настойчиво спросила: – …Может, хотя бы попытаемся?
Мужчина вздохнул, запустив руку в копну светло-каштановых волос. Мрачноватая улыбка дала понять, что он едва ли надеется на мое понимание.
– Как пожелаешь. Но только потому, что ты сама меня об этом попросила. Хотя, поверь, довольно сложно вести цивилизованный разговор об этом, – он замялся, взгляд его стал отрешенным, – когда даже твоя семья не желает открывать глаза на очевидные вещи вокруг.
Я растерянно моргнула, удивленная внезапным личным откровением.
– Они не разделяют твоих взглядов? – поинтересовалась я, уже более мягким голосом.
Какое-то мгновение он не отвечал. Макс смотрел в черную даль поверх моей головы. Когда он снова взглянул на меня, в его карих глазах было что-то уязвимое и тревожное, чего он не демонстрировал ранее.
– Нет. Мои родители не хотели, чтобы их беспокоили вещами, которые способны изменить то, как они воспринимают мир на протяжении всей своей сознательной жизни. Это пугает, я понимаю их. Но все же было больно не иметь возможности разбудить самых близких людей от чересчур комфортной дремы.
– …Макс, – тихо начала я, – обещаю, я хотя бы попытаюсь понять твою точку зрения. Даже если она будет отличаться от моей. Меня уже вряд ли что-нибудь сможет испугать.
В его уставших от работы глазах промелькнула печаль.
– Буду рад, если ты просто выслушаешь, – стоически произнес он. – Может быть, когда все это закончится, ты вспомнишь мои слова с улыбкой.
Что именно он имел в виду под "закончится", я не знала. Конец нашего разговора? Конец… света?
Вдруг я почувствовала, как пол заходил ходуном под моими ногами. Я не могла объяснить это ощущение. Оно странно дезориентировало, казалось, будто что-то всколыхнуло твердь.
Я попятилась, едва не потеряв опору. Паника снова охватила.
– Что происходит?!
Макс не ответил. По крайней мере, не сразу. Прислонившись спиной к металлическому, потертому временем столбу, который я приняла за часть балкона, он не сводил взгляда с горизонта.
– Ты сказала, что не боишься. Подойди ко мне. Ближе.
Он протянул руку, беря мою холодную ладонь в свою уверенную хватку, и притянул меня вплотную к ограждению. Я с трудом подавила удивленный вздох.
Мой мир закружился, реальность исказилась до дискомфорта, когда осознание медленно вползло в голову. Мы не стояли на твердой земле. Мы двигались… по воде.
Теперь я это ощущаю! Волны, легкое покачивание гигантского судна на водных потоках.
– Мы… плывем? – заикаясь, пролепетала я, едва справляясь с напором сильнейшего ветра.
– Да. Мы на пароме.
Чувство изумления уступило место прежнему страху. Для меня это было впервые. Просторы океана, тягучий соленый воздух – все это я представляла себе только по книгам.
Подавленный смешок вырывался из моей груди. Это был удивительный миг, несмотря на столь тяжелые обстоятельства. Я находилась здесь, вдыхая необъятную силу океана.
– …Ты ведь знаешь, куда нас перевозит этот паром? – спросил мой спутник, прерывая мой душевный трепет улыбкой.
– С учетом того, что на борту находятся настоящие убийцы, это место не может быть слишком многообещающим, да? – ответила я, стараясь сохранять непринужденный тон.
Я ожидала, что он усмехнется или хотя бы улыбнется над моим мрачным юмором. Но между нами повисло молчание.
– …Макс?
Повернувшись ко мне, он ответил на мой зов напряженным взглядом. Его рассенские глаза, казалось, потеряли свой яркий отблеск в ночном свете. Мужчина внимательно проследил каждый контур моего лица, но не из стремления заглянуть в душу, а скорее из-за желания узнать, как меня лучше успокоить, что, как ни странно, вызвало во мне теплый отклик.
– Ты права… – сдался он, сделав неспешный кивок. – То место не сулит ничего хорошего. Остров – это именно то место, где угасают последние надежды. – горькая улыбка дрогнула на его лице. – Вас перевозят на плавучий Остров. А уже там отправят в один из четырех лагерей, получивших название ИСА.
Время вокруг меня замедлило ход. Рассказы отца об Острове, его отрывочные жуткие байки об этом месте эхом отдавались в глубине моего сознания, как оживающее пророчество.
– Мы, коллекторы, – начал Макс, отрывая меня от размышлений. – Отвозим всех осужденных, которых собираем по городам и деревням, на этот Остров, где они оказываются предоставлены сами себе и суровому выживанию, если не примкнут к одному из лагерей.
– Я кое-что слышала об этом Острове…
– Забудь. Там все гораздо хуже, чем может представить здравое воображение, – прервал меня Макс, едва слова сорвались с губ. – Ты воспитывалась при нынешнем правлении Ведасграда, Империи Серых.
Я не могла понять, к чему он клонит. Следовал ли он какому-то плану беседы, о которой рассказывал? Потому что я не могла уловить ход его мыслей. И это… интриговало.
Макс неодобрительно качнул головой, углубляясь в разговор.
– Великая Раса Дарийцев с серебристыми глазами была самой древней и знающей из всех. Вы – голубоглазые Сваги, мы – огненноглазые Рассены, и зеленоглазые – Харийцы. На протяжении сотен веков все мы жили в мире и процветании. А потом из заграничных пустошей вынырнули Серые, бесчисленные толпы которых расползлись по всем четырем материкам, словно паразитический вирус.
– Откуда у тебя все эти знания, Макс? – вопрос соскользнул с моего языка.
– Я не ходил в государственную школу, как другие дети в Тулине и как мой младший брат, – в детстве я постоянно болел, и муниципалитет образования посчитал меня неподходящим материалом для содержания и траты ресурсов, поэтому мне разрешили обучаться на дому. Мой прадедушка до вступления в силу постановления, запрещающего читать с бумаги, работал библиографом в центральной библиотеке Тулина. Он успел припрятать в подвале несколько томов – все, что удалось спасти до того, как их сожгли, – и с особой бережностью хранил всю запрещенную литературу – наследие, оставленное Дарийцами после их искоренения. Моей семье повезло с таким сокровищем. Родители читали их и передавали книги нам с братом. Мне действительно повезло, что я вырос в такой семье, которая была в состоянии мыслить здраво и не смотрела телекамеру круглыми сутками, и тем более не принимала на веру любой чих, доносящийся из той коробки. Благодаря тем книгам я не верю, что Раса Серых явилась сюда, чтобы восстановить Мир и освободить земли от узурпаторов Дарийцев, как они всех в том так рьяно убеждают чуть ли не из каждого чайника на кухне, – с ухмылкой подытожил Макс.