Читать книгу Школьный двор - Вера Зубарева - Страница 5

Началась полная неразбериха. Кто-то поговаривал, что в будущем году в детский сад уже не нужно будет ходить. А куда тогда ходить?

– Ты знаешь, куда мы пойдём? – спросила Ирка Король Сокола.

– В школу, Королева, – со знанием дела ответил Сокол.

– Все вместе? – забеспокоилась толстенькая Стелла.

– Да, сейчас! Вместе! Как бы не так! – задиристо вмешался Хорьков.

– Всех рассортируют по разным школам.

– Рас… что? – не поняла Королева.

– Да ну тебя! – махнул рукой Хорьков и побежал играть в войнушку.

Как Хорьков сказал, так и вышло. Нас рассортировали по разным школам. Я оказалась вместе с Соколом и Чебуреком в одном классе и решила держаться пока что их компании. С одной стороны, сад немного наскучил, но с другой – там было всё просто: поели, погуляли, поспали, позанимались. И ещё воспитательницы книжки читали, каких нигде не достать. «Волшебник изумрудного города», например.

Школа перевернула всё с ног на голову.

Первый день был вообще полной засадой. Никто ничего не понимал, куда ведут, зачем ведут. Все были в напряжении. Кто по сторонам глазел, кто дорогу назад пытался запомнить, кто испуганно разглядывал новые лица, а Кузя так вообще ревела белугой. Кто такая белуга, никто точно не знал, но тут и там раздавалось: чего она ревёт как белуга?

– Как дам сейчас! – рявкнул на неё мальчишка злобного вида.

Кузя – сухонькая, как старушонка, с серыми жидкими волосами и смешно вздёрнутым носом, наподобие кикиморы из мультика, – затряслась подбородком и попыталась подавить всхлипывания.

Тем временем нас привели в класс, посадили за парты и дали осмотреться. Парты вызвали недоумение. Из детсадовских их не понял никто. На них ни кашу утреннюю поесть, ни полепить из пластилина. И как играть с теми, кто напротив, если они сидят к нам спиной? Оказалось, что кашей кормить не будут и пластилин не дадут. А смотреть нужно исключительно на учительницу. Про завтрак нам почти сразу сообщил кто-то из второклашек, заглянув в класс из любопытства. Вопросы к нему выкрикивались прямо с места.

– Что дома съел, на два часа должно хватить, – со знанием дела отвечал он на вопрос о каше. – Потом – в буфет за пирожными и булочками с колбасой.

В классе раздались одобрительные возгласы. С этого и надо было начинать! Настроение немного поднялось, хотя оставалось неясно, как после буфета свой класс найти. Но и эти страхи оказались напрасными. В буфет нас после третьего урока проводила Ольга Дмитриевна, и с ней же мы вернулись назад.

Посещение буфета было самым ярким событием того дня. Прилавок с пирожными разных сортов снится мне и поныне. Облачного вида безе, корзиночки с яркими цветами, шоколадная картошка, лодочки. На чём же остановиться? Никогда не заходили мы без присмотра родителей в такие злачные места! Каждый теперь знал наверняка, к чему нужно стремиться на третьем уроке.

В первый же день я села за одну парту с Кузей, позади Сокола с Чебуреком. Просто жалко её было. Всё время глаза на мокром месте, чуть что, в платок сморкалась и так нос натёрла, что он уже стал как у Деда Мороза.

– Не бойся, – пыталась я её успокоить. – Уроки закончатся, и мы домой пойдём.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросила она, шмыгнув носом.

Кузин вопрос застал меня врасплох. Ну как откуда? Ясно откуда. Это как-то само собой подразумевалось. Я уже было собиралась что-то ей наплести, как раздался звонок и в класс вошла учительница.

– Здравствуйте, дети! – сказала она, улыбаясь, совсем как воспитательница из детского сада. – Меня зовут Ольгой Дмитриевной. Я ваша учительница.

– А в саду их двое было, – прошептал Чебурек Соколу.

– С одной легче справиться, – прошептал в ответ Сокол.

Учительница стала вызывать всех по списку, и когда дело дошло до Кузи, тот мальчишка злобный, который впоследствии оказался Коршем, зашипел ей в спину: «Кузя, Кузя!» Чебурек обернулся и показал ему большой кулак. На Корша это подействовало. Но кличка приросла к Кузе мгновенно.

С Кузей мы просидели за одной партой три года. Она была тихой, никогда не задиралась, не высказывала своего мнения, а когда её вызывали к доске, стояла, насупившись, и смотрела в пол глубоко посаженными водянистыми глазками. Впечатление было такое, будто она упрямилась. На самом же деле ей просто всё трудно давалось.

У Кузи не было тяги ни к чему. Она и в буфет не ходила – жевала свои рогалики под партой во время урока, а на перемене грызла яблоко. Иногда я показывала ей стихи, которые писала с семи лет. Она читала, щурясь, и ничего не говорила. Бедная Кузя, думала я, она, наверное, даже стихов не понимает.

Как-то мы с Кузей договорились, что пойдём к ней после уроков и я помогу ей по русскому. Она жила совсем рядом, не нужно было даже дорогу переходить. Поэтому мама разрешила мне пойти к ней ненадолго.

Двор у Кузи был не такой замечательный, как у меня, а вот квартира была без соседей, на первом этаже. Её родители были врачами, и в большой комнате стояли высоченные шкафы с книгами по медицине. Наверное, Кузя будет врачом, подумалось мне, пока я разглядывала корешки толстенных книг с диковинными названиями.

– А что это за язык? – поинтересовалась я, пытаясь прочесть несколько названий на корешках.

– Латынь, – ответила Кузя, вытряхивая учебники из портфеля на стол.

– А ты знаешь латынь?

Кузя кивнула.

– Да, интересно у тебя тут… Ну, хорошо. Давай задание по русскому делать.

Мы открыли тетрадки, нашли нужную страницу в учебнике, и я стала читать вслух слова с пропущенными буквами, а Кузя должна была говорить, какие буквы должны были быть на месте пропусков и почему.

Крутолобая Кузя была тугодумкой. Всякий раз, когда я задавала вопрос, она щурилась и смотрела куда-то вдаль, словно припоминая. Но ждать было бесполезно. Поэтому я сама поясняла правило, а она только повторяла за мной. В течение получаса мы справились с заданием.

Я стала собирать вещи в портфель.

– Ты уже уходишь?

– Ну да. Мне кушать пора. Меня соседи ждут с обедом.

– Соседи? Вы живёте в коммуналке?

– Да.

– Везёт же! – вздохнула Кузя.

– А тебя кто кормит?

– Мне мама в буфете оставляет всё. А вечером мы с родителями обедаем. Вот, смотри!

Кузя открыла дверцу буфета. Там на тарелочке лежали бутерброды и огурцы.

– Хочешь бутерброд со мной съесть? А то одной как-то грустно.

Кузя так жалобно посмотрела на меня, что я решила задержаться:

– Ладно, только не реви. Я посижу, пока ты поешь свои бутерброды.

Кузя обрадованно поставила тарелку на стол. Потом, подумав, открыла какой-то ящик под книжными полками и достала тетрадку:

– На, почитай пока.

Я открыла тетрадку. Боже мой, что я увидела! На каждой странице аккуратным почерком Кузи были выведены стихи.

– Это что? – изумлённо спросила я.

– Стихи, – отщипывая по кусочку от бутербродов, ответила Кузя.

– Сама вижу, что стихи. Это ты, что ли, написала?

Кузя кивнула.

Я углубилась в чтение. Стихи были о зиме.

С первых же строк волшебный мир накатил на меня, накрыл с головой, комок подступил к горлу, даже дышать стало трудно. Вот это да! Кузя превзошла все мои ожидания. Заснеженные равнины, дети с салазками, солнце, мороз. Неведомая доныне боль пронзила меня, всё во мне рыдало, словно глаза мои открылись, и я осознала что-то такое, что словами не передать. Вот она, настоящая поэзия! Вот она, великая тайна! Кузя была гениальна.

Не в силах больше читать от переполнявших меня эмоций, я закрыла тетрадку. Нужно было остановиться, пройтись по улице, переварить поток образов.

– Дашь домой? – сдавленным голосом спросила я.

Кузя отодвинула тарелку с общипанным бутербродом и кивнула.

– Спасибо. Завтра принесу.

– Читай, сколько хочешь, хоть до послезавтра, – великодушно разрешила Кузя.

Весь вечер я провела за чтением. Впечатление не убывало, а когда я закончила, великая грусть нахлынула на меня. Нет, я не завидовала Кузе, я просто поняла, что подобного мне не достичь. Такое дано только избранным. И как только Кузе пришли все эти образы в голову? Особенно впечатлила рифма «розы – морозы». Ну надо же до такого додуматься! Где розы и где морозы! А Кузя вот додумалась. И как же после всего этого писать своё?

Вечером пришёл отец с дежурства и сразу заметил моё настроение:

– Доча, что-то в школе произошло? Ты двойку схватила?

Я отрицательно замотала головой.

– Тогда что? Мама отругала?

Я снова отрицательно замотала головой. Отец призадумался. Тогда я вытащила из портфеля Кузину тетрадку, которую собиралась ей отдать, и протянула отцу.

– Это что?

– Стихи. Кузя написала. Ты почитай.

Отец взял в руки тетрадку, пробежал глазами стихи.

– Ну, как? – спросила я.

– Прекрасные стихи. У тебя отличный вкус, и у Кузи твоей тоже.

– Это у меня вкус. А у Кузи – талант.

– У Кузи, может, и талант, только стихи эти не её.

– Пап, ну как же не её! Это её почерк, я же знаю.

– Почерк её. А стихи Александра Сергеевича Пушкина. – Он достал с полки томик Пушкина и дал мне: – Вот, почитай.

На следующий день я гневно вернула Кузе тетрадку:

– Кузя, как ты могла?

– Что? – робко спросила Кузя.

– Тебе не стыдно было сегодня входить в школу, когда на тебя с портрета в вестибюле Пушкин смотрел?

Кузя уставилась на меня, ничего не понимая.

– Стыдно или нет? – добивалась я ответа.

– Стыдно чего? – со слезами в глазах спросила Кузя.

– Мороз и солнце, день чудесный! Кто написал?

– Ну, Пушкин…

– Вот именно – Пушкин! А ты за своё выдала!

– Не выдала. Я в тетрадку переписала. Чтоб тебе почитать дать. Ты ведь давала мне свои стихи.

– Кузя, ты соображаешь вообще, что говоришь?! Я тебе свои давала, а ты мне – Пушкина, написанные твоим почерком.

– А чьим же ещё? Не могла же я его почерком…

– А почему ты мне сразу не сказала? Я ведь спросила тебя!

– Ты спросила, сама ли я написала, – оправдывалась Кузя. – Я же не думала, что ты имеешь в виду «сочинила»!

Сокол и Чебурек повернулись к нам, внимательно слушая наши разборки.

– А что там за стихи такие? – перебил нас Сокол. – Дайте почитать! – Он схватил тетрадку, что лежала на парте, открыл и прочитал вслух: – Мороз и солнце, день чудесный! Прямо как сегодня.

В этот момент в класс вошла отличница Даша Мороз.

– Ой, погляди, Мороз и солнце! – захохотал Чебурек, показывая на неё.

Класс покатился со смеху, и эта реакция продолжалась несколько дней подряд, как только Мороз вызывали к доске.

– Дети, ну что смешного? – допытывалась улыбчивая Ольга Дмитриевна.

– Солнце смешное, – под общий хохот ответил Сокол.

С Кузей мы в конце концов помирились, но домой к ней я больше не ходила и по русскому помогала только на переменках.