Читать книгу Год Волка - - Страница 5

Все здания в Екатеринбурге обладают особой историей; они разнятся между собой по темпераменту; и даже судьбы у них, точно у людей, – причудливые.

Центр нашего мегаполиса не спутать с другим городом. Все в нем кричаще, вычурно и помпезно до неприличия. Нет ни чувства меры, ни эстетического чутья, словно возводили его «быкующие» дельцы, решившие, во что бы то ни стало перещеголять друг друга.

Дома, во все времена застройки, появлялись, точно после дождичка в четверг и возводились не на фундаменте, а на одном лишь честном слове. Оттого архитектурные ансамбли, в массе своей, оказались незавершенными, а некоторые «долгострои», как печально известные телевышка и гостиница, устарели в процессе их создания. Новые модные высотки тупо лепили к практичным хрущевкам, нарушая и смысловое, и визуальное единство мегаполиса.

Но главная проблема города заключалась в том, что этот строительный хаос начался вовсе не с развалом Советского Союза, а возник именно с появлением первых коммунистов на Урале. И потому пошлое безвкусие победившего пролетариата за истекшее столетие стало для горожан нормой.

Для люмпена всегда главным было выделиться. И если раньше гопоте и всяческим уголовным элементам для самоутверждения достаточно было разрушить церковь или убить человека, то демократический период нашей истории заставил «новых русских» созидать. Впрочем, в меценатстве всех этих переобувшихся «коронованных» и прочих бандитов ничего, кроме «понтов дешёвых», ничего разглядеть так и не удалось.

Главным, по-прежнему, оставалось – выпендриться!

Влепить в центр города высотку имени Высоцкого, может быть, и мегакруто, но только кому и зачем это нужно? Какая острая необходимость была в этой нелепой каланче? Музей и памятник барду можно было соорудить и без этой помпы.

Близость Исети от небоскреба заставила интеллигенцию задуматься о вменяемости и архитекторов, и отцов города, разрешивших строительство именно здесь, а не, скажем в Академгородке. Впрочем, чего еще ожидать от «вора на доверии», и от всей его кодлы, который, находясь на посту мэра, разговаривал, не просто как недоучившийся ушлёпок, а именно как дегенерат-отсидок? Собственно, интервью оного мэра без литературной обработки ужасали своими речевыми оборотами и зловещей образной системой.

Но очередным управленцам мало было заполонить наш город высотками, им драйв подавай! Теперь вполне легитимное развлечение молодежи – организованный забег по лестнице «Высоцкого» до самой крыши на скорость. Пусть дебильно, но креативно!

Собственно, тяготение граждан к высоте привело к тому, что на крышах многих высоток ныне процветают летние кафешки, вырастающие каждую весну, точно опята.

Дома, как люди, хотят перещеголять друг друга своими формами и раскраской, они завидуют друг другу, но при этом надменно держат марку «особенности и неповторимости». Каждая задрипанная хрущевка пытается выделиться: если не гигантской трещиной в стене, так обилием кондиционеров или разнообразием форм пластиковых окон и балконов.

Те дома, которые ниже шестнадцати или даже девяти этажей – еще как-то соперничают друг с другом, но что делать двухъярусным карапузам, чтобы их заметили?

К примеру, можно ненароком наткнуться на спрятавшийся между бывшими общагами, круглый двухэтажный особнячок. Он, словно гриб, взирает на мир из-под квадратной шляпки и надувается от важности: вот, мол, я какой – особенный! Мал золотник, да дорог!

Или вот, недалеко от купола Цирка, назло новым строениям, мрачными стариками, год за годом, врастают в землю заброшенные купеческие усадьбы – они огородились от мира забитыми окнами, слоем дорожной пыли и всем своим видом презирают суету летящей мимо них жизни. Они, эти покинутые «дворянские гнезда», помнят балы и мазурки, подлетающие к парадному крыльцу блестящие экипажи, лихих кавалеров. Им снится стон клавиш, мучимых гимназисткой, боящейся признаться самой себе, как понравился ей юный корнет.

Деревянные особняки по ночам скрипят своими резными ставнями, мучаются, ждут жалости от современников, чтобы их добили и снесли навсегда. Об этих зданиях в городе тоже помнят.

Наш дом был просто двухэтажным. Его намертво зажало среди высоток, и оттого строение походило на нищего, умостившегося на тротуаре просить милостыню. В нем, вообще, ничего примечательного не было: ни ворот кирпичной кладки, ни огороженного двора, ни первого каменного этажа, наполовину провалившегося под землю. Здание стояло безликим, возведенным в период безвременья, одиноким, словно старик, который пережил всех родных и друзей. А еще строение напоминало прокаженного: облезлое, неухоженное, ненужное.

Три подъездных двери сиротливо поскрипывали на ржавых петлях и жалобно стонали на ветру. От стен отваливались куски замазки, порой вместе с кирпичами, да так и лежали на земле, видимо, уже не первый год. Ядовито-оранжевый цвет штукатурки, с поздними, зелеными заплаточными мазками, довершал жалкое впечатление. Возможно, именно так и выглядят дома, окончательно выжившие из ума.

Изнутри тянуло затхлостью, помоями и мочой, но там, определенно, кто-то жил. Зарешеченные провалы в стенах, прикидывались окнами и всегда были наглухо задернуты выцветшими шторами, а иные даже заклеены газетами, на которых явственно читались советские лозунги.

Не удивительно, что вспышка зеленого цвета за подобным окном не привлекла внимания. Как всегда, случайные прохожие автоматически ускоряли здесь шаг, дабы быстрее миновать сей притон нищеты, они стыдливо уводили глаза в сторону, мол, нет этого позорного пятна в их любимом городе.

Но вспышка света возникла не из-за перепадов электричества.

Это в подвале сработал хроноскоп, замурованный здесь по особому распоряжению городского Исполкома в далеком 1925 году.

Механическое сие сооружение, некогда располагавшееся в подвале, залитое ныне бетоном, было советской разработкой, которая своей эффективностью напугала не только чекистов и пламенных борцов за мировую революцию, но даже и масонскую ложу восточного окна «Аврора».

А теперь, спустя целую эпоху, когда о проекте все давно позабыли, чудовищный аппарат пробудился и заработал. Сам.

Конечно, ему помогли. Извне. При помощи чар.

Мало кто из современников понимает, что животный магнетизм, статическое электричество и биополя живых существ, собственно, при взаимопроникновении и создают тот разряд, который в состоянии запустить старые, обесточенные механизмы. Магией всегда называли физические процессы, которые люди, в силу своей ограниченности, просто не смогли уяснить и подчинить своей воле.

В реальности все выглядело так, точно в одной из пустых квартир дома, в той, под которой сама включилась адская машина времени, в районе кухни взвилась черная воронка, искрящаяся зелеными цифрами и символами, которые кружились в зловещем танце и испускали маленькие фиолетовые молнии, бьющие во все стороны.

Раздался щелчок, словно агрегат поглотил всю электроэнергию, выбивая пробки и выводя из строя бытовые приборы. Явственно потянуло горелой проводкой.

Вращение воронки остановилось, но, перед тем как цифры провалились сами в себя, поглощая собственные молнии и окончательно исчезая, раздался противный старческий смешок.

В ванной комнате, сами по себе, открылись краны; затикали, забытые прежними жильцами, напольные часы.

А потом, стремительно набирающаяся, вода всколыхнулась и над пенной шапкой показалась довольная человеческая физиономия.

Великий обманщик, мистификатор, шарлатан и чародей, сумевший пройти Воротами Мертвых, очнулся в полузаброшенном доме Екатеринбурга. На губах злодея застыла блудливая улыбка. Борода его была всклокочена, патлы волос свисали сальными прядями вдоль больших желтых ушей.

Колдун вернулся, как и обещал. Правда, сто лет спустя после своей гибели. Так что мстить, собственно говоря, было некому. Все уже умерли до него.

На табуретку, где проявилась одежда, неожиданно запрыгнул толстый жирный кот, и настойчиво замяукал.

– Граф? – обратился человек к зверю. – Ты ли это, душа моя? Мин херц! Ах, как это мило. И как же тебе, поди, сердечный, тошно сейчас! А вот: не рой герою яму – сам в ней сгниешь!

Кот зло зашипел, ощерился, но вдруг неожиданно прижал уши. Шерсть его стала дыбом.

Напугал зверя вовсе не человек: в проеме дверей появился отчетливый черный силуэт – огромный туманный волк. Монстр зловеще скалился.

– Я уже принес жертву! – закричал колдун, вскакивая на ноги, прикрывая рукой самое ценное, что имел. – Пощади!

Туманный силуэт колыхнулся.

Кот ошалело мявкнул и мгновенно забился под ванную, отважно шипя из укрытия.

– Я сам, лично, его убью! – вопил человек. – Дай еще один, самый последний, шанс! Завалю гниду! Клянусь!

Зеленые глаза призрачного зверя светились раздражением и голодом.

– Смотри, не заиграйся! – это сказал вовсе не волк, но выдохнули стены дома, и смрад разложения пронесся по квартире. – Мир не должен потерять равновесие. Разбудишь меня, когда все ваши мерзкие боги ослабнут. Ясно?

– Сделаю, Владыко! – колдуна била дрожь, он не знал, за что ухватиться, чем отстрочить неминуемую гибель.

– Лжешь. – теперь звук шел не отовсюду, это усмехнулся именно призрак. – Что ж, это правильно…

А потом раздался приглушенный взрыв, которым чародея отшвырнуло к зеленому кафелю стены. Плитка от удара посыпалась в воду. Человек с шумом плюхнулся обратно в ванну, разбрызгивая пену и воду.

– Спасибо, Владыко! – кричал волшебник, непроизвольно облизывая прокушенную при падении губу.

– Не обляпайся! – донеслось в ответ. – А, чтобы не было так мучительно больно за бесцельно истекшие годы, оставлю тебе помощников. Твоих старых знакомых.

Человек мотнул головой, не в силах больше говорить.

Туманный силуэт в дверях дрогнул и пропал. Запах гнили – остался.

Потом колдун несколько минут тупо сидел в воде и нервно икал. Снова появился черный кот: он заметно увеличился в размерах, ибо шерсть его торчала во все стороны, словно бедолагу пытали на электрическом стуле. Глаза зверя – круглые от ужаса – напоминали человеческие: они были осмысленными и глубокими.

Кот боком пробрался к дверям и выглянул вглубь квартиры, проверяя, не притаился ли там враг. Призрака нигде не было. Кот неуверенно мявкнул и вопросительно посмотрел на колдуна. Это привело человека в чувство. Книжник еще раз икнул, вылез из ванной, растерся ветхим полотенцем, затем им же обернул свои бедра и неуверенно шагнул в зал.

По квартире разгуливали карлики. Их было пятеро. Колдун сразу их узнал. Это были гомункулы из Лихтенштейна: маленькие, ростом с пятилетнего ребенка. Глаза их светились дьявольской, интеллектуальной ненавистью.

Эти маленькие бесята с жидкими волосами на головах, в ожидании своего предводителя, хихикали и швырялись подушками. Пока всё выглядело вполне безобидно.

Одеты демоны оказались современно: в джинсы, куртки и кроссовки. Если не обращать внимания на их старческие глаза, сошли бы за первоклашек или выпускников подготовительной группы детского сада.

Увидев голого человека, гномы синхронно поклонились, и хором пропищали:

– З-з-здравствуй, З-з-зотов!!!

Человек промолчал.

– Ребята, мы обознались! Он не Зотов. – пискнул один из гомункулов. – Он К-к-кротов!

Гномы противно засмеялись.

– Великий мессия прибыл в Ё-бург! Второе пришествие началось! – прогундосил еще один.

– Прекратите скалиться! – прорычал волшебник.

– А то что? – спросил очередной гомункул. – Ты уже один раз пытался от нас улизнуть. Видишь ли, наивный ты наш, одного желания исправиться – мало. Не поможет тебе показуха! – вот тебе наш сказ.

– Цепные псы! – презрительно скривился колдун, нервно подергивая левым глазом. – Ещё смеете поучать меня, узника?!

– Поглядите-ка, страдалец! – один из гномов схватился за живот. – Бонапарт Наполеон в изгнании. Ой, держите меня.

– Ага, – поддакнул другой карлик, – гордый Байрон, мятежный лорд.

– Нет, ребята! Это же – Оливер Кромвель! Убийца королей. Чу! Слышите, как он раскачивается над городскими воротами! А смердит-то как!

– «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет!»2 – запели разом двое гномов, приплясывая так, словно им срочно приспичило по малой нужде.

Человек огляделся. Гомункулы явно появились из магического круга, начерченного самим колдуном в ином измерении, но проявившегося на полу заброшенной квартиры.

Беглец тоскливо посмотрел на все еще колышущееся пламя черных свеч, расставленных по углам пентаграммы. Нет, не помогла магия, не защитила.

Этих вредных гомункулов книжник когда-то создал сам, а теперь они стали его вечными конвоирами.

Всё повторялось. Всё возвращалось на круги своя. К ожившему вновь приставил почетный эскорт именно тот бог, которого маг больше всех и боялся, именем которого творил свои черные знамения и чудеса…

– Давай уже, облачайся. Нечего тут вонючими нетленными мощами трясти. – пропищал тем временем один из гномов.

– Вот именно: швидче, панове! Нас ждут великие дела!

Двое коротышек прекратили танцевать и скроили физиономии кающихся грешниц, а один из них, отводя глаза в сторону, – чисто девственница на уроке анатомии – залепетал:

– Мы тут в ожидании Вашего Вашества пошалили немного. Скучно, знаешь ли, болтаться по времени, точно гривна в проруби.

– Таки: да! – важно надулся второй танцор. – Размышляли о том, как тебе пособить: гвоздь в твой мозжечок вколотить, чтобы жить стало веселей; или лучше ногу отпилить, чтобы ты не так резво от нас бегал. К единому мнению не пришли, но вот по пути видели нового владельца атаме. Это просто пьяный мальчик. Собственной тени боится. А ножичком размахивает налево и направо.

– Вечно молодой. – согласился первый гном. – Вечно озабоченный. Дон Жуан нервно курит в сторонке, прикинь!

– Это вы, братие, от зависти напраслину на святого человека возводите! – вмешался третий гомункул. – Мы все парнишу в наступающем будущем видели. Это же великий воин. Богатырь Емеля Щучий сын! Ему что священный атаме, что вилка – един чёрт. Он даже успел хулиганов нашим ножиком поранить. Мы впечатлились.

– Не то слово! – запищал новый карлик. – Мы в восхищении! Борька свое на троне отсидел, и хватит с него. Не любит Русь Борисов, вечно оных пинками из Москвы выгоняет. Звать на царство Григория Гореносца!

– Заткнетесь вы когда-нибудь? – вздохнул колдун. – Голова от вас пухнет.

– Если мы замолчим, заговорят пушки. – обиделся один из лилипутов, надул губы, сложил руки на груди и отвернулся.

– Да пушки – это ерунда, а вот если заговорит Пушкин. Бронзовый. Тот, который стоит в Литературном квартале, вот тогда всем, даже нам, мало не покажется! – топнул ногой другой карлик.

– Всё, решено! – тот, который дулся, развернулся обратно и просиял, точно ему на голову шмякнулось яблоко, да тотчас и осенило божественное прозрение. – Если мы замолчим, то непременно уступим место шизофрении, ибо никак нельзя человеку, просвещенному одному жить, без живого-то общения. Так и зачахнуть можно.

– Вашу мать! – отчаянно завопил колдун и швырнул старым сапогом, подвернувшимся под руку, в одного из гомункулов.

Карлик, в которого попали, отлетел в сторону, стукнулся затылком, и, удивленно потирая пятую точку, сказал:

– Ни хрена себе! Мы, можно сказать, его от происков врагов оберегаем, от всяких тамплиеров и масонов, от коммунистов и демократов, а он в нас сапогами кидается. Дожили.

– Да, он нас из грязи сделал, демиург хренов, а теперь чего-то не любит, потопом грозит, Армагеддоном стращает. Вот они, боги, все такие – эгоисты и моральные уроды. Сначала свободу совести и слова дают, а потом всё отнимают!

– Бить его, неудачника! Сломаем вражине бедро, чтобы он себя в полной мере ощутил Творцом. – закричал один из весельчаков, делая зверскую рожу.

– Грех это – на Господа нашего руку поднимать. – брезгливо проворчал тот, в которого прилетело сапогом. – Надо, братцы подставлять свои щеки и попы под удары судьбы в воспитательных целях!

– Мы все знаем, что демиург наш – трус и ябеда! – неожиданно вспылил гомункул, который до того то обижался, то выступал с пламенными речами. – Он ведь потом скажет, что мы по отношению к нему не соблюдали международных соглашений, что нас непременно нужно лишить статуса миротворческих сил, мол, мы – не вежливые люди, а вежливцы какие-то позорные!

– Молчать!!! – книжник рывком поднял стол над головой.

Гомункулы попятились.

– Говорить по существу, и по одному! – прорычал колдун, опуская стол на место, но, не отрывая при этом рук от столешницы.

– Так мы уже все сказали. – пожал плечами один из карликов. – Пока сюда летели, видели владельца атаме. Он был пьян. С ним еще девка прикруживала. Мутная какая-то, непонятная.

– И что? – человек гневно сорвал с чресл полотенце, швырнув им в одного из своих мучителей, и отправился в ванную, за одеждой.

Черный кот, по-прежнему, сидел в проеме дверей, не решаясь выходить. Гомункулы внушали зверю ужас.

– Докладываю, мой генерал! – вслед колдуну один из карликов вытянулся в струнку, прикладывая руку к пустой голове. – Мы хотели ножик тот отобрать, но явился Хранитель и стал нас обидными словами обзывать.

– Святая правда: так всё и было! Эта «жопа с метлой» просто вышвырнула нас, точно мы не твои помощники, а хулиганы, бычки по урнам тырящие! Срамотища! – опечаленно вздохнул один из лицедеев и даже смахнул настоящую слезу. – Никто нас не любит! Никто не приголубит! Пошли б мы на помойку, да червячков всех схавали до нас! Пе-е-ечаль!!!

– Ты уж этому Королёву непременно покажи, где прописана Кузькина мать! – жалобился новый гомункул. – А то нам за державу обидно!

– Королёв этот, не смотря на свою громкую фамилию – тот еще пройдоха. Он же, змей подлый, сам по временной петле метнулся, опередил нас на мгновение и не подпустил к пьяному мальчику. У-у-у, собака на сене: и сам не ам, и добрым молодцам не дам. – пояснил очередной болтун. – Собственно, нам поспешать нужно, пока кровь еще не пролили. Мы, конечно, Вашему Вашеству не указ, но у нас мандат имеется: срочно, вместе с Вашеством, поступить в распоряжение духа высшей магической категории.

– Сам магистр Кнехт3 обещал, что встретят нас, Гриша, с помпой: с цветами, с овациями, с шампанским. Так что, торопись-ка, демиург. Опоздаем к раздаче халявы, век потом тебя укорять станем. Ну, ты нас знаешь!

Из ванной нерешительно, боком, подпрыгивая, вышел кот. При этом он злобно шипел и фыркал, словно готовился к обороне.

– О, какая киска! – неожиданно сменили тему гномы, давая человеку время одеться.

– Да это не кошка! И не мышка! Это – кот! Черный кот! – захохотал тот, который все не мог расстаться с прилетевшим в него сапогом. – Понятно вам?

– А можно его погладить?

– А он кастрированный?

– Братья! Нужно срочно сделать ему обрезание. – и гномы радостной толпой кинулись к зверю.

Кот, понимая, что ничего хорошего его не ждет, дико заорал, помчался по кругу, прыгнул на штору, вскарабкался на гардину, откуда и сверкал гневным взором. Хвост его распушился, да и сам он стал будто еще толще.

– Ничего, мы терпеливые, жрать захочет, сам слезет. – заметил один из гомункулов.

– А мы тем временем костерок разведем. – ехидно улыбнулся новый гном. – Кошатину, говорят, лучше прожаренной есть, а то от сырого мяса может случиться цирроз печени и кариес желчно-половых желез.

– А я слышал, что если шерсть попадает в рот славных гомункулов, то мгновенно происходит закупорка извилин головного мозга. И – все! Крындец. Приходится потом всю жизнь спинным мозгом думать.

Пока карлики измывались над зверем, книжник оделся.

– Эй, граф, прыгай на плечо. – насуплено проворчал колдун, обращаясь к коту. – Ничего тебе эти твари не сделают.

– А и то – правда! – сокрушенно повел плечами тот, у которого волшебник отобрал, наконец-то, сапог. – Увы, граф, нет у нас с собой бритвы. А, значит, мы уже больше и не котобреи. Сегодня мы – поводыри. Это наша почетная обязанность и священный долг.

– Вот именно. – буркнул колдун. – Ведите, сусальные Сусанины.

– Вау! – восхитился один из гномов. – Нас заценили!

– Наш пароход, вперед плыви! В Доме Скорби – остановка. Иного нет у нас пути. В руках у нас – иконка! – самозабвенно, прикрыв от усердия глаза, запел один из карликов.

– За Гапона сметем препоны!

– Господи, они молчат когда-нибудь? – задался риторическим вопросом человек.

– Только когда спим: зубами к стенке. – не полезли в карман за словом карапузы.

– А если на другом боку – то непременно разговариваем.

– И даже песни во сне поем, р-р-революционные! – уточнил еще один.

Кот дико взвыл, прыгнул на подставленную руку, и моментально вскарабкался на плечо, откуда и шипел на врагов.

Вскоре вся эта кавалькада шагнула из нехорошей квартиры в надвигающуюся ночь.

Город не спал. Он светился огнями. Во все стороны по улице Малышева, куда свернули злодеи, шли подозрительно покачивающиеся группы людей.

Колдун сейчас казался школьным учителем, окруженным детьми. Он смахивал на экскурсовода, прибывшего в город с небольшим опозданием.

Гомункулы не унимались, они непрерывно тараторили.

– Как всё здесь переменилось! – восхищался один из лилипутов.

– Да ладно: всё плохо!!! – возмутился другой. – Вот взять воздух: был уральский, чистый, стал корпоративный и промышленный. Да у нас в аду так не смердит!

– Или вот: вода! – усмехнулся новый гном. – Бывало, выпьет дурачина из Исети – да и блеет потом остаток жизни козлом отпущения. А ноне – это же чистый яд! Вместо лебеди белой – бутылки пивные да испражнения плавают. Фу – глаза бы мои не глядели!

– Точно, ребята: берём-ка нашего пророка за шиворот, и – вон его из славного отечества!

Мимо проходили двое полицейских. Они покосились на колдуна и его гомункулов.

– Добрый вечер в хату! – не растерялся один из карликов. – А мы только что прибыли с нашим учителем истории из Тобольска. Поездка по памятным местам, знаете ли.

– Да, мы немного заблудились, но нам уже подсказали правильный путь. – поддакнул второй.

– Точно. Мы идем в гостиницу. – расплылся в улыбке третий. – А там нам покажут мультики.

– Вини-Пух – отстой! – закричал четвертый, выкидывая вверх зажатый кулак в знак протеста. – Даешь Гарри Поттера!

– Не надо Поттера. Он не наш чувак. Забугорный. Нам бы чего-нибудь патриотического, про царя-батюшку.

Колдун вымученно улыбнулся стражам порядка и пожал плечами: мол, дети, что с них взять.

– Вы, всё-таки, поосторожнее. – посоветовал один из патрульных. – Может, проводить? Или в автобус посадить?

– Этим сорвиголовам нужно больше двигаться, а то их потом в кровать не загонишь. – покачал головой книжник. – Но за предложение – спасибо.

– В кровать – это мы запросто. Только вот незадача: маленькие мы ещё. Ничего у нас не получается. Пробовали уже. Девки над нами только смеются! – один из гномов скорчил горестное личико.

Патрульные покраснели, крякнули, отдали честь, и торопливо удалились.

– Идите, идите. Нам покой нужен. – зло прошипел вслед один из карликов.

– Точно! Наш предводитель творит чудеса, только сосредоточившись, и вымывшись. Пот, он ведь всю магию, к чертям, губит.

– Григорий, Победоносец ты наш, можно мы тебя мессиром будем звать? Чем мы не свита? – побострастно поклонился очередной гомункул. – А граф за Бегемота сойдет.

– Почему за бегемота? – удивился книжник.

– Не разбирается наш творец в политической обстановке. – хмыкнул самый умный. – Булгакова не знает.

– Да он, вообще, читать не умеет. Он даже не ведает, что ери с ятями отправились к растакой-то ижице на вечный покой. Ему непременно нужно журнал выписать «Веселые картинки».

– Точно. Порнографический. А его самого – на обложку.

– Да уймитесь, бесы! – рявкнул волшебник.

– Бесы, это дьяволята без стыда и совести. Они без положительных черт в характере. А мы – в полном расцвете сил, в меру упитанные, образованные. И все при нас! – хихикнул первый. – Стало быть, мы – непорочные серафимы и непочатые херувимы!

– Как он, вообще, смеет сомневаться в нашей порядочности? Он, наш творец и, можно сказать основоположник. – продолжил второй.

– Истинный ариец! – подхватил третий и понеслось:

– Верный ленинец!

– Честь и слава Грише, повергнувшего на землю змия и аспида, грозно дымом пыхающего.

– Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

– Женить его на Аллилуевой – и делу конец!

– Кто нас слышит – молодец.

– А имеющий уши, да заткнет их!

Коту, похоже, было так стыдно, что он даже отвернулся от свиты черноризца.

Но вдруг рядом с гомонящими лихо притормозила «БМВ», из открывшегося окна высунулась белокурая девица:

– Не поздно ли детям гулять по улицам бандитского города?

– Хороший вопрос! – возбужденно загомонили гомункулы. – Где здесь дети? Немедленно отправить их спать!

– Мессир, а машина нам может пригодиться.

– И девушку мы по назначению используем.

– Попробуйте! – зловеще захохотала девица, и зрачки ее глаз неожиданно стали вертикальными.

– Виноваты, не признали! – хором пробормотали карлики и вмиг заткнулись.

– Садитесь, пионеры! И ты, полезай, греховодник. Что бы вы без Астарты делали?

– Сегодня ты Астарта, завтра – Венера, а на третьи сутки – Маргарита Вильгельмовна. – проворчал один из гомункулов. – Мы уж лучше будем звать тебя по старинке: Госпожа.

Остальные закивали головами и, молча, полезли в машину.

– Боятся, значит – обожают. – усмехнулась девушка, и, уже обращаясь к колдуну, добавила. – Сам-то как? Мозги не жмут? Долго план побега вынашивал? А пилочкой для ногтей инфернальные решетки пилить не пробовал?

– Спасибо, Госпожа, у меня череп просторный, есть, где моему махонькому мозжечку разгуляться. – вяло отшутился книжник.

– Ну что: все сели? – уточнила Астарта.

– Типа того. – проворчал один из гомункулов.

– Какой русский не любит быстрой езды? – девушка обнажила в улыбке идеально белые зубы.

– Мы!!! – в голос завопили карлики.

И машина резко сорвалась с места.