Читать книгу Предавшие крылья - - Страница 9

Шансов успеть хоть что-то сделать у меня не было. Даже вскинуть руку я не успела, лишь зажмурилась. Раздался грохот, и что-то острое рассекло мне щеку. Боль полоснула бритвой, но она была в сотню раз меньше ожидаемой. Вокруг что-то летело, падало и тяжело гремело, а я не решалась открыть глаза. Руки мелко тряслись, в животе копился тревожный узел, при этом я явно была цела. Сжавшись в дрожащий комок, я ожидала, когда это все так или иначе закончится.

Когда я отважилась посмотреть, увидела, что  кусок скалы, за которым я пряталась, просто перестал существовать. Похоже, именно в него и пришелся удар Басбарри Грома.

А сам маг стоял не дальше чем в пяти шагах от меня, сурово скрестив руки на груди. Теперь молнии бросали уже его глаза. Пусть и фигурально, но почему-то от этого стало только страшнее. Его тонкие волосы наэлектризовались и торчали вокруг головы странным ореолом. Нижняя челюсть обрисовалась так четко, словно ее поправили острым ножом. Между бровей залегла глубокая складка.

Я боялась пошевелиться. Возможно, мне нужно было падать на колени и умолять о прощении. Или разворачиваться и пытаться сбежать. Но ничего из этого сделать не получалось. Я просто замерла, ожидая первого слова от учителя. Оно было коротким и резким:

– Домой!

Я отмерла, повернулась к нему спиной и шустро начала спускаться по краю хребта вниз. Я не боялась того, что он ударит со спины: было очевидно, что он уничтожил камень передо мной лишь потому, что хотел попасть именно туда. Вместо этого на меня напали другие страхи. Что же я наделала и чем мне это грозит? Я узнала его страшную тайну и должна за это поплатиться. Но чем? Какое за подобный проступок может быть наказание? Я готова была на все что угодно: дополнительные работы, любая повинность, даже физическое наказание. Но я отчетливо помнила, что он говорил: нарушение любого пункта из трех запрещенных влечет за собой мое моментальное изгнание.

Шагая по каменным уступам, уже не обращая внимание, есть на них снег или нет, я осознавала главное: это будет конец.

Я только вкусила кайф от владения своими силами, только начала разбираться в сложных законах магии. Уйти сейчас – это полный провал. Надо будет все начинать заново.

Переносицу начало ломить, и тогда я осознала, как сильно напрягла ее. Я не хочу уходить, но я справлюсь. Теперь-то точно знаю это. Выгонит – значит так тому и быть. Буду искать варианты. В конце концов, Басбарри Гром не единственный черный отшельник на всю страну. Найду другого. Или, в конце концов, выучусь в академии инкогнито. Не пропаду.

К сожалению, это решение не принесло ни облегчения, ни уверенности. Но я могла их изобразить.

Когда мы зашли в дом, я уже распрямила плечи и оторвала подбородок от груди. Я была готова к любому исходу. Но обернуться заставила себя, лишь когда за учителем закрылась входная дверь.

Он посмотрел на меня и усмехнулся моему воинственному виду. Злился, сразу было видно, но долгое путешествие до дома разбавило и его острые эмоции.

– Садись, – приказал он коротко, повернулся к печке и спустил в ее жерло язычок пламени. Дрова тут же занялись. Затем он подвинул ближе к огню черный от копоти чайник. Выпить чего-то горячего сейчас было на редкость отличной идеей.

Лишь затем он повернулся ко мне лицом и сел на стул напротив.

– Что, по-твоему, ты видела? – спросил он прямо.

– Вы – бог? – я сразу решила уточнить этот момент.

– Нет. – Он не фыркнул насмешливо, хотя я и ждала чего-то подобного. Версия, конечно, была дурацкая: предположить, что бог мог учиться в академии, а потом еще лет десять в ней преподавать, была мало реалистичной. Но чем еще объяснить небывалое могущество учителя, я не знала.

– Тогда кто?

– Я всего лишь черный отшельник.

– То есть… вы все так можете? – Я разинула рот от изумления, забыв на мгновение, что мне нужно бояться за собственное будущее.

Басбарри Гром немного грустно вздохнул и начал говорить:

– Я расскажу тебе кое-что, но эта информация не для общего пользования, так сказать. Но сперва ответь на вопрос: почему черные отшельники уходят из мира жить в такие глухие места, типа моего перевала?

– Ну, у них немножко едет крыша, – брякнула я и тут же прикусила губу: а вдруг обидится? Но он не обиделся.

– И это тоже. Но дело в том, что сильные маги перестают контролировать собственную мощь. Ее становится столько, что не хватает сил удерживать. И единственный шанс избежать случайного выброса с жуткими последствиями для всех окружающих – это уйти туда, где минимум людей. Когда-нибудь я окончательно сойду с ума, и здесь произойдёт землетрясение, извержение вулкана или что-то еще похожее. Пока же мне удается сбрасывать силу тем самым способом, что ты видела сегодня.

Я молча переваривала услышанное. Это было невероятно и ужасающе. Количество мыслей в моей голове превышало все допустимые нормы. Я обдумывала миллион вещей, переворачивая свои знания об этой части мира с фундамента на крышу.

– Но, господин Гром, почему бы не рассказать об этом? Как минимум для того, чтобы вас оставили в покое?

– И как скоро, на твой взгляд, к моему порогу пожалуют люди с вилами, которые придут убивать чокнутого мага, не дожидаясь кризиса? Я не настолько больной, прости.

– Но… и как вы… Вы знаете, сколько у вас есть времени?

– Не представляю даже, – равнодушно сказал Гром. Я поразилась этому безразличию к собственной судьбе. Я бы, наверное, рыдала ночи напролет. А потом, возможно, и с собой покончила, не дожидаясь прихода худшего.

– Но вы же чувствуете, что силы прибывают?

– Разумеется. Но я понятия не имею, где мой предел. Пока мне удается сбрасывать все лишнее.

– Это… – Мне стало его очень жалко. – Это ужасно, учитель.

– Кстати, об этом. Ты все еще уверена, что я твой учитель?

Меня как кипятком ошпарило: за новыми данными я успела забыть, как сильно проштрафилась сегодня. И что наказание никто не отменял, несмотря на то, что буквально минуту назад я чувствовала какую-то новую, особую связь с сидящим напротив человеком. Я хватанула ртом воздух, сердце забилось часто-часто, и ладони моментально вспотели.

– Господин Гром, я прошу прощения! Знаю, что любопытство не является извинением для моего проступка, но я правда сожалею и…

– Эффимия, это все бесполезно, – сурово сказал он, нахмурившись, и я похолодела. Он не звал меня полным именем с самого первого дня, я всегда была Фимкой. И вот теперь… – Ты нарушила одно из главных правил, которые я установил. Их было всего три, и ты согласилась с ними.

– Я… пожалуйста, учитель, не выгоняйте меня! – с жаром заговорила я. – Я готова понести любое наказание, хотите, я забор построю из камней? Хотите, готовить всегда я буду? Я готова заниматься вдвое… втрое больше обычного. Только пожалуйста, не выгоняйте!

Он вскинул руку, прерывая мою пламенную речь. Молча встал и направился в печи, в которой уже давно выкипала вода чайнике. Он взял в руку нож – самый тупой, который был у нас в хозяйстве – сжал его так, что костяшки побелели, а потом кинул его, всадив в стену ровно посередине между дверью и кладкой печи.

Я вздрогнула, не зная, как реагировать.

Он медленно повернулся ко мне и тяжелым взглядом пришпилил к стулу.

– Эффимия, каждый раз, когда я буду тобой недоволен, я стану передвигать этот нож на палец ближе к двери. И под «недоволен» я подразумеваю и недостаток твоих стараний в занятиях, и любую провинность вообще. Как только нож достигает дверного полотна, ты без разговоров собираешь вещи и уходишь. Мне все равно куда. Но мне на глаза больше показываться ты не посмеешь. Это понятно?

Я кивнула, тяжело сглотнув. Внутри еще трепыхалось беспокойство, но огромное облегчение уже грозило вылиться слезами. Оно копилось под веками и заставляло дрожать конечности.

– Тогда отправляйся к себе и ложись спать, завтра тебе предстоит учиться втрое больше, как ты и предложила.

Я снова кивнула, зажмурилась на мгновение от собственной наглости и выпалила:

– А если вы будете мной довольны, мы будем нож передвигать ближе к печи?

Гром крякнул, не ожидая ничего подобного, и внимательно на меня поглядел. Его взгляд, казалось, разбирал меня на части, перетряхивал каждую из обнаруженных деталей и заносил в какой-то одному ему ведомый каталог.

– Почему бы и нет? – в конце концов сказал Басбарри Гром.