Читать книгу Рецидивист. Век воли не видать - - Страница 6

В бывшей «фильдеперсовой» камере Хобота нынче обитали новые сидельцы: Каин, Старый, Хряк и молодой парень-журналист, с приклеившимся к нему на киче погонялом Жорка-писатель, попавший в СИЗО «по подставе» – как любитель совать свой нос в чужие дела.

Кому-кому, а больше всего от подобной рокировки повезло Старому, который сидел за богатым столом, засыпанным развалом из дорогих деликатесов: нарезки из красной рыбы, копченые колбасы и заграничные сыры, креветки и омары, морепродукты, овощи-фрукты, пакеты с натуральными соками и прочие съедобные ништяки, которые он с удовольствием поедал. Старика даже не смущало практически полное отсутствие зубов – то, что он не мог разжевать беззубыми деснами, он попросту рассасывал, блаженно закрыв глаза.

Каин, развалившийся на нижней шконке рядом с дедом, со смехом наблюдал за его ухищрениями втолкнуть в себя столько еды, сколько он, наверное, весил сам.

– Слушай, Котел, а давай мы тебе вставные клыки закажем? – предложил он своему старому корешу. – Будешь, как молодой! Есть у меня на примете лепила-зубник.

– А давай! – махнув рукой, согласился старик. – Не думал я, что в конце жизни мне такой фарт подвалит! Хоть отожруся перед смертью! – Старый, размечтавшись, о сытой жизни, неожиданно подавился кусочком жесткой копченой колбасы и истошно закашлялся.

Каин, заржав в голос, участливо похлопал давнего приятеля ладонью по спине:

– Не части, зараза! Никто у тя хавчик не отымет! Если будет нужно – еще закажем! Если зочешь – из лучшей городской тошниловки притараканят! Так что жри осторожно, а то таким макаром, ты и до новых челюстей не дотянешь!

Хряк, тоже валяющийся на противоположной нижней шконке с закрытыми глазами, приоткрыл один глаз и бросил незаметный беглый взгляд на вечного вора. А над ним, на втором ярусе, что-то безумно быстро строчил в блокноте Жорка-писатель.

Старый откашлялся и довольно просипел:

– Барно с тобой корешиться, Каин! Козырный ты…

И Старый вновь принялся поглощать деликатесы, хотя его ппузо и раздулось, словно он находился на девятом месяце беременности. Каин изумленно покачал головой: И куда в него столько лезет? Но приставать к деду не стал – пусть жрет, сколько хочет. Вместо этого он толкнул вновь закрывшего глаза и отвернувшегося к стенке Хряка.

Хряк слегка вздрогнул, открыл глаза и настороженно посмотрел на бессмертного вора.

– Хряка, а ты чего не лопаешь? – поинтересовался Каин с подвохом. – Все щимишься по углам, как неродной! В себя, что ли, до сих пор не пришел?

Хряк молчал, стараясь не встречаться взглядом с неуязвимым паханом.

– Менжуется он, бугор, – пояснил, чавкая, Старый. – Ты-то человек са-а-а-всем не простой!

– Да обожрался я уже дармовым хавчиком, – попытался отмазаться Хряк, – с непривычки пузо крутит.

– Не свисти, босота, – вывел его на «чистую воду» старик, – маялся бы пузом – с параши б не слезал!

– Он прав? – спросил сокамерника Каин.

– У меня твоя рожа клейменая с вырванными ноздрями до сих пор перед глазами стоит! – прорвало смотрящего.

– Не мандражируй, арестант, – успокоил его Каин, – я ж прилюдно сообчил почтенному обчеству, что ты прощен. Ты ж волю сходки исполнял – все по закону, который, кстати, я выдумал… Или, как сейчас это модно трепать – разработал и внедрил.

Старый сипло засмеялся, брызжа по сторонам слюной и крошками:

– Законотворец ты, выходит, Каин!

– А то! Мой закон совдепию пережил, хотя и устарел слегка. Надо будет поправки внести…

Жорка заинтересованно отложил блокнот в сторону и свесился с кровати:

– А расскажи, как оно тогда было, Каин?

Каин прищурил один глаз:

– А ты что же, за мной записывать будешь, писатель? Был у меня один такой в Рогервике, на каторге, тоже все писал… А потом книжонками о моих тогдашних похождениях всю Рассею-матушку завалил!

– Так интересно же! Бессмертный вор! Никогда б не поверил, если бы своими глазами не видел!

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – продекламировал Зинчук.

– Шекспир? – удивленно вскинулся Жорка. Так ты и его знал?

– Нет, пацан, я не такой древний. О чем базарить будем, писатель, чтобы скуку разогнать?

– Про закон давай, воровской! – предложил журналист.

Хряк тоже поднялся с кровати и присел к столу:

– Про Закон и я бы послушал…

– Уговорили, красноречивые! – усмехнулся Каин. – Давай, Хряк, завари чифиря, да покрепче, а я расскажу. Только с чего начать? Хм… Кто такие жиганы знаете?

Жорка мотнул головой:

– Слышать – слышал, а вот, чтобы наверочку…

– А ты, Хряк? – Прищурился Каин.

– Ну, навроде, как, тоже воры, – пожал плечами Хряк. – Только такие… – он пощелкал в воздухе пальцами, – с форсом!

– Эх, вы, неучи! – вздохнул вечный вор. – И для кого я только старался? Тута четкое понятие нужно: жиганами еще на царской каторге называли проигравшихся в пух игроков, босяков, оставшихся без гроша за душой. Позже это погонялово приклеилось просто за «горячими» бродягами. Жиганы – высшая каста, и этого у них не отнять. Не каждый бродяга мог называться жиганом, это нужно было заслужить. Но… – Каин сделал многозначительную паузу. – …жиганы и уркаганы – единое целое! Уркаган мог быть жиганом, и наоборот! А вот после революции начался бардак, наши братки, из тех, кто поумнее, смылись за рубеж с отступающими беляками. В основном отвалила высшая воровская масть: марвихеры, медвежатники, фармазонщики…

– А ты? Остался? – Хряк потихоньку начал оживать, подключаясь к разговору.

– А я как-то набегался в свое время по заграницам, да и интересно было: чего у красных получится? Но свято место пусто не бывает – в преступники полез разный сброд: от мелких разорившихся лавочников, до отставных царских офицеров, не пожелавших покинуть державу. Вот в основном из офицерья, имеющего боевой опыт, прошедших первую мировую и гражданскую, возникла каста новых жиганов…

– А почему опять жиганов? – не понял Жорка.

– Грабили они по-жигански, в борзую, с фарсом… Им нечего было терять. Работали красиво и жестоко! Прижали они на воле старорежимных авторитетов, сидельцев со стажем, урок… Житья ворам на воле не стало и мне досталось, хоть я и бессмертный! Вор, он ведь по натуре – одиночка. Пришлось немного суетнуться, чтобы воров объединить в один кулак. Ведь на кичах и в те времена – вор, как был в авторитете, так и оставался! А жиган рано или поздно, а все равно за колючку попадал – вот отсюда пошло первое правило нашего закона: держишь зону – держишь волю!

***

В кабинете начальника полиции вновь находился профессор Подорожников, теперь, в отличие от предыдущего раза, приглашённый Дротом.

На негромкий стук во входную дверь Константин Михайлович отреагировал привычным «Да!»

Дверь открылась и в кабинет вошла Ольшанская:

– Вызывали, товарищ полковник?

– Проходи, Ольшанская, – буркнул Дрот, – не стой – времени в обрез!

Ольшанская подошла к столу и присела на стул напротив Подорожникова.

– Здравствуйте, Вениамин Тимофеевич! – поздоровалась она с профессором.

Подорожников слегка привстал со стула и наклонил голову:

. И вам здравствовать, красавица! Хорошеете, прямо с каждым днем!

– Вы к нам какими судьбами? – улыбнулась старичку Ольга.

– Я пригласил Вениамина Тимофеевича для консультации… – Пришел на помощь профессору полковник.

– Я как увидел эти фото… Эти надписи на трупе… – возбуждённо затараторил Подорожников. – Это просто немыслимо! Это… это историческая сенсация!

– А если подробнее, Вениамин Тимофеевич, – попросила Ольшанская, сразу уловив, о чем идет речь, – для несведущих в истории. На каком языке сделана надпись?

– Ах, да, извините! – опомнился Подорожников. – Надпись – это самое интересное, и самое странное! Она выполнена на древнем диалекте мукри…

На каком, простите, диалекте? – переспросила Ольга.

– Мукри, или мохэ – народ, заселявший в раннем средневековье север Маньчжурии.

– Китай, что ли? – спросил Дрот.

– Не только Китай, – пустился в объяснения профессор. – Это, и современное Приморье, и Корея. Мохэ – предки чжурчженей и бохайцев. Относятся к тунгусо-маньчжурской языковой группе…

– Профессор, – вежливо прервал его полковник, – достаточно для общего, так сказать, развития! Давайте к сути.

Хорошо, – послушно согласился Подорожников. – Продолжим: у тунгусо-маньчжуров есть одна очень древняя легенда…

– Это легенда имеет отношение к нашему делу? – уточнил Дрот, зная, что увлеченный профессор может очень сильно отвлечься от интересующей полицейских темы.

– Непосредственное! – воскликнул Вениамин Тимофеевич. – Так вот, легенда гласит: однажды Злой Дух задумал уничтожить жизнь на земле. Истратив всю свою силу, изготовил он два диска, подобных солнцу, и разместил их на небе. Начался глобальный катаклизм, выражаясь современным языком. Люди взмолились своему святому, защитнику-прародителю Хадо, чтобы тот избавил их от такой напасти. Хадо внял молитвам, и сбил стрелами небесные диски, которые каплями расплавленного металла упали на землю. Инцидент был исчерпан, но Злой Дух не был уничтожен. Поэтому Хадо оставил защиту от Врага – пару амулетов, изготовленных из остатков солнечных дисков, содержащих всю силу Злого Духа. И пока дети Хадо будут хранить эти амулеты в недосягаемости от него, тот не сумеет причинить им вреда.

– И как эта легенда связана с нашим убийством? – не понял полковник.

– Ах, да, – опомнился Подорожников, – изображение, выжженное на теле этого несчастного, повторяет известные описания одного из этих амулетов. Знак в знак, слово в слово! Вот, я захватил с собой…

Профессор залез в портфель, с которым пришел в участок, и достал из него копию древнего манускрипта. Он показал рисунок амулета Дроту и Ольшанской.

– Действительно похож… – согласился полковник, рассмотрев документ.

– То есть, профессор, вы считаете, что это – ритуальное убийство? – спросила Ольшанская.

– Ни в коем разе! – Отрицательно мотнул головой профессор. – Я о таком даже и подумать не могу! Об этой легенде, кроме специалистов-историков, да, может быть, пары-тройки шаманов-удэгейцев, и не помнит никто.

– Что ж, спасибо, Вениамин Тимофеевич! Конечно, к разгадке нас это не приблизило… – произнёс Константин Михайлович.

– Не благодарите! – замахал он руками. – А если вы поймаете этого…

– Не «если», а «когда», профессор! – ненавязчиво поправил старичка Дрот.

– Простите, когда поймаете этого убийцу, – поправился профессор, – мне бы очень хотелось с ним пообщаться по поводу этого клейма… Это очень важно для науки! Очень!

– Я вам обещаю, Вениамин Тимофеевич, когда поймаем, я вам предоставлю такую возможность.

– Спасибо… – поблагодарил Вениамин Тимофеевич. – Да, вот еще что… По поводу лица… Это, конечно, совсем не моя область…

– Мы вас внимательно слушаем, профессор! – произнесла Ольга. – Важна любая информация.

– Так вот, – продолжил Подорожников, – такое клеймение преступников аббревиатурами «В» – на лбу, «О» и «Р» – на щеках, применялось в Российской империи с 1754-го года по 1845-ый. Именно таким способом был заклеймен широко известный «вор-сыщик» Ванька Каин. До этого клеймили, ставя во лбу «ВО», на правой щеке «Р», а на левой «еръ» – твердый знак, а после стали клеймить на лбу букву «К», на правой щеке «А», а на левой «Т» – каторжный.

– Очень интересный экскурс в историю, – натужно улыбнулся Дрот, уставший от исторических экскурсов. – Не знаю, поможет это нам чем-нибудь или нет, но, спасибо, профессор!

***

Ольшанская стремительно ворвалась в кабинет следователей, оторвав от бумажных дел, корпевшего над ними капитана Самойленко.

Чего Михалыч вызывал? – полюбопытствовал капитан.

– Консультанта по иероглифам пригласил…

– И есть эффект? – ехидно прищурился Самойленко.

Ольшанская уселась за свой стол:

Ну… Послушала одну старую нанайскую легенду о конце света…

– Твою ж растак! Нанайскую?

– Ну, не нанайскую, а мухри… мукли… – Она никак не могла вспомнить наименование народности, названной профессором. – Короче, ожог повторяет описание какого-то там чудесного амулета из легенды вплоть до мелочей! Только нам это ничего не дает – об этой легенде практически никто не знает, кроме нескольких спецов!

– Так надо, растак, потрясти этих спецов! – воскликнул капитан.

– Обязательно потрясем, Коля! Дай задание Сидорову… Где он, кстати?

– В архив метнулся: говорит – нашел какую-то зацепочку… – сообщил Самойленко.

– Хорошо, придет, поглядим – чего он нарыл. Что у нас по тому мужику в арке? Есть что-нибудь?

– Есть! – обрадовал её капитан. – Пока ты отсутствовала, пробил улицу по пути его предполагаемого следования на наличие камер наблюдения.

– Нашел?

– Целых три! – похвалился Николай. – Запросил записи, растак! И о – чудо! На одной из них – его лицо крупным планом!

– Козодоеву показывал?

– Да. Он его опознал…

– Если только его показаниям можно верить, – задумчиво произнесла Ольга.

– Других вариантов у нас нет, растак! – развел руками Самойленко.

– Хорошо, нужно его отработать, Коля.

– Уже, Ольга Васильевна!

– Я так долго отсутствовала? – удивилась Ольшанская.

– Это, просто я такой быстрый! – выпятил грудь колесом капитан. – Я, как только запись раздобыл, с нашими «хакерами» связался – они прогнали изображение через систему опознавания лиц…

– Неужели есть результаты? – не поверила Ольга.

– Крекс-пекс-фекс, растак: наш незнакомец, не такой уж и незнакомец! – «лучился» довольный Самойленко. – Патрикеев Борис Яковлевич, 1989 года рождения. Только-только пятерик отмотал, освободился пару месяцев назад по УДО!

– И прописка есть?

– А то! – ответил Николай. – И в участок на отметку он регулярно ходит.

– Коль, ты веришь, что так бывает? – спросила Ольшанская.

– Нет, – согласился с майором Самойленко, – но проверить надо.

– Тогда поехали… – произнесла Ольшанская, поднимаясь с места.

Дверь в кабинет неожиданно резко распахнулась и в него влетел растрепанный младший лейтенант Тимофей Сидоров – высокий и худой, как пожарная каланча, «студент» с какой-то папкой бумаг в руках.

– Вот! Вот! – с ходу заорал Сидоров. – Я нашел! Нашел! Это маньяк! Серийный!

Ольшанская с Самойленко переглянулись с ехидными улыбочками на лицах и синхронно покачали головами.

– Тима! Тима! – попыталась немного утихомирить возбужденного лейтенантика Ольшанская. – Спокойно!

– Не кричи, твою растак! – добавил Самойленко. – Чего там у тебя?

Сидоров, отдуваясь, упал на стул возле стола Ольшанской и с победным видом положил перед ней папку с документами. Самойленко тоже подошел поближе.

– Я решил пробить в архивах, не случалось ли чего подобного… – начал вываливать подробности на старших по званию Сидоров. – Случай-то явно неординарный…

– И как, успех, растак? – подколол подчиненного Самойленко, посмеиваясь в кулак.

Вот! – Сидоров схватил со стола папку и начал ей потрясать перед самым носом капитана. – Это копии документов! Было еще одно точно такое же убийство! Было! Я как чуял! Маньяк это! Ольга Васильевна! Николай! – Он уже не знал, как убедить начальство поверить в его версию.

– Тима, спокойно! – Ольшанская отняла у него папку, положила перед собой и открывает. – Так, что тут у нас? У-у-у, – протянула она, проглядев первые строки, – почти двадцать лет назад.

– Ну, было же! – Сидоров решил твердо добиваться, чтобы коллеги приняли его доказательства.

– Ладно, сыщик, – произнесла Ольшанская, – отработаем на выезде первую версию, а когда вернемся, обязательно посмотрим, чего ты там накопал.

– Спасибо, Ольга Васильевна! – расцвел Сидоров, добившийся-таки своего.