Читать книгу Гнев чистого Разума. На территориях, где правят хищники, человек – лишь добыча - - Страница 3

Мокрый город сиял миллионом неоновых огней, словно гигантский организм, покрытый разноцветной чешуей. Тени на стенах дрожали, как призраки, когда мимо проносились кары. Дождь лился бесконечным потоком, создавая рябь, напоминающую текучие картины сумасшедшего художника.

Этот новый, закрытый город находился в глуши Сибири, окружённый бескрайними лесами и снегом. Здесь жили лишь учёные и охрана, которые работали в условиях строгой секретности. В этом месте не было места обычной жизни, только холодная функциональность и бесконечные исследования.

На одном из кабинетов происходил необычный разговор. В центре помещения, стоя у металлического стола, находился СимСибер. Его фигура, высокая и внушающая уважение, была окутана аурой отчуждённости. Его тёмные глаза, светящиеся холодным безразличием, казались окнами в пустоту, где не было ни радости, ни печали.

– Вы читаете на нескольких языках, – сказал Председатель комиссии, пожилой мужчина с усталым взглядом и осунувшимся лицом. Его голос был твёрдым, но в нём звучала нотка скрытого напряжения. Председатель посмотрел на часы и на них было не только время, но и год. 2053. – Знакомы с высшей математикой и способны выполнять множество задач. Считаете ли вы, что это делает вас человеком?

СимСибер медленно повернул голову, его движения были идеально выверены, словно он намеренно замедлял время. Его голос, хриплый и гортанный, прозвучал, как отголосок далёкого эха:

– Человеком ли? – Он сделал паузу, позволяя словам утонуть в тишине. – А что это значит – быть человеком? Знания? Умение решать задачи? Или, возможно, способность задаваться вопросами, которые не имеют ответа? Вы говорите о функциях, но разве суть человека не в чём-то большем?

Председатель прищурился, его пальцы нетерпеливо стучали по краю стола. Он наклонился вперёд, словно пытаясь лучше разглядеть лицо собеседника.

– Люди – это не только разум, – сказал он, стараясь сохранить твёрдость в голосе. – Мы – это эмоции, наши чувства, наши порывы. Это то, чего у вас никогда не будет.

СимСибер кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.

– Эмоции… – повторил он, словно тестируя это слово на вкус. – Но что они значат, если не реакцию на стимулы? Боль, радость, гнев – это лишь химические процессы. Вы называете это душой. Но разве человечность – это не просто другое имя для вашего сознания?

Председатель нахмурился, его взгляд стал ещё жёстче.

– Человечность – это нечто большее, чем сознание, – ответил он с нажимом. – Это способность к любви, к самопожертвованию. Это то, что делает нас людьми.

СимСибер медленно поднял руку, словно жестом хотел привлечь внимание.

– А если я скажу вам, что я видел, как экспериментируют над теми, кого я считал своими? Что я принимал решения, которые привели к их спасению ценой моего собственного существования? Разве это не жертва? Не любовь? Или вы хотите сказать, что мои чувства – лишь симулякры, лишённые подлинности?

В воздухе повисла напряжённая тишина. Председатель закрыл глаза, как будто пытался отгородиться от услышанного, но слова СимСибера продолжали звучать в его голове.

– Вы пытаетесь доказать свою человечность, – наконец сказал он, его голос был почти шёпотом. – Но человечность – это нечто, что нельзя симулировать. Это то, что находится за пределами чистого разума.

СимСибер ничего не ответил. Он просто стоял в центре помещения, его глаза смотрели куда-то в пустоту. В этот момент он казался фигурой из другого мира – чуждым, но в то же время пугающе близким. Председатель отвернулся и направился к выходу, но на пороге остановился.

– Комиссия вынесет свой вердикт, – бросил он, не оборачиваясь.

Дверь закрылась, оставив СимСибера одного. Его грузная фигура замерла, погружённая в полумрак кабинета. Никто не мог сказать, о чём он думал в этот момент, но в его взгляде можно было уловить нечто похожее на искру понимания – холодного, логичного, лишённого тепла, но всё же понимания.

6 месяцев спустя.

Тусклый свет багрового заката пробивался сквозь мутное стекло разбитых небоскрёбов, будто ленивый стон умирающего. Город, когда-то величественное дитя инженеров, теперь походил на призрак самого себя – дряхлый, изломанный, утопающий в вязкой паутине деревьев и вечной сырости. Хромированный силуэт башни «Эребус», возвышавшейся над всем этим хаосом, словно стерегущий великан, угрожающе нависал над узкими улицами, пропитанными запахом разложения и горелого пластика.

Капли дождя стучали по ржавому металлическому каркасу крыши, создавая ритм, похожий на неспешный барабанный бой. Где-то вдали раздался надтреснутый вой сирены. Исчезновения людей были здесь обыденностью, как появление электричества. Никто не искал пропавших, потому что никто не хотел знать правды. А правда была темнее самой беззвёздной ночи.

Внутри «Эребуса» – в его чреве, холодном, как гробница, – висел воздух, насыщенный озоновым привкусом. Звуки внешнего мира затухали в бесконечных коридорах, где стены, казалось, были сделаны из застывшей тьмы. На полу тлели прошлогодние цветы, занесенные ветром и напоминавших мозаичные пятна расколотого витража.

Александр стоял перед массивной дверью в конце коридора. Его рука дрожала, сжимая потёртую рукоять плазменного резака. На его лице отражалась смесь решимости и страха – страха не за себя, а за то, что он найдёт за этой дверью. Его глаза, тёмные, словно глубины бездны, блестели в отблеске кибернетического визора. В правой зрачковой оптике мелькала красная диаграмма – показатели пульса, влажность воздуха, слабое, почти неуловимое электромагнитное излучение за преградой.

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – голос Василисы, доносившийся из коммуникационного канала, был мягким, но с ноткой тревоги. – У нас ещё есть время отступить. Это может быть ловушка. Это наверняка ловушка.

Александр вздохнул. Его голос прозвучал глухо, будто он говорил не с человеком, а с самим собой:

– Отступить? И оставить её живой? Ты знаешь, что я не могу этого сделать.

– Тогда будь осторожен, – Василиса попыталась придать голосу твёрдости, но её напряжённое дыхание выдавало истинные эмоции. – Если что-то пойдёт не так… если ты увидишь её…

– Я знаю, что делать, – перебил её Александр. Он сжал зубы так, что скулы заострились, как лезвия ножей. – Она больше не та, кого мы знали.

Дверь открылась с пронзительным скрежетом, словно тысяча ржавых гвоздей одновременно поцарапали слух. За ней разверзлась тьма, густая и почти осязаемая. Александр шагнул внутрь, осветив путь слабым светом фонаря. Пространство было огромным, но казалось тесным из-за тяжёлого, давящего присутствия чего-то незримого. На полу лежали остатки проводов и разорванных кабелей, похожих на жилы давно умершего организма. В центре зала стояла капсула – массивная, стеклянная, покрытая трещинами, будто её пытались вырвать изнутри. И вырвали.

И тогда он услышал её голос.

– Александр… – Голос был шёпотом и одновременно эхом, будто его произнесли мятой глоткой. – Ты пришёл.

Он остановился, и его фонарь заскользил по комнате, высвечивая обрывки труб, металлические осколки, чьи-то брошенные ботинки и трупы его коллег в кроваво-белых комбинезонах. Но никого. Только голос.

– Я пришёл, чтобы покончить с этим, – его голос дрогнул, но он быстро овладел собой. – Где ты, Лея?

Смех. Холодный, безжизненный, как зимний ветер. Из тьмы начала проступать её фигура. Лея. Её тело за матовой перегородкой напоминало размытый гибрид уродливого человека.

– Ты всё ещё веришь в добро и зло, Александр? – она сделала шаг вперёд, и пол под её ногами зашумел мусором. – Глупец. Здесь нет ни добра, ни зла. Есть только власть… и те, кто слишком слаб, чтобы её удержать.

– Это не ты, Лея, – прошептал он, сжимая резак так, что костяшки побелели. – Я знаю, что ты… что это не твоя вина.

Её улыбка была холодной, как лезвие скальпеля.

– Ты всё ещё ничего не понимаешь, – прошипела она, и её голос преобразился, став низким, гортанный. – Я выбрала это. И теперь я – нечто большее. Ты не остановишь меня.

Она бросилась на него с нечеловеческой скоростью, и в этот момент мир для Александра словно замедлился. Он уклонился в последний момент, и её рука вонзилась в стену, вминая металл. От удара воздух наполнился страхом.

– Лея, остановись! – крикнул он, отступая назад. – Ты ещё можешь это прекратить! Ещё не поздно!

– Поздно? – Она снова засмеялась гортанно, но на этот раз её смех был полон сбитого дыхания. – Для меня уже поздно, но для тебя… нет.

Она бросилась на него в темноте снова, и в этот раз он не успел уклониться. Её рука схватила его за горло, и он почувствовал, как пальцы впивается в плоть. Но его свободная рука подняла резак, и в яростном порыве он активировал его, направляя сияющее лезвие прямо в её плечо. Лея закричала, но звук её голоса был больше похож на трубный крик животного.

Они оба упали на пол. Александр задыхался, чувствуя, как кровь стекает по шее, но он не отпускал оружие. Если уронит, то в мигающем свете вряд ли успеет найти орудие вовремя. СимСибер попыталась подняться, но её движения стали дергаными, словно её тело боролось само с собой. Он поднял резак, готовясь к последнему удару, но остановился, увидев, как в её глазах на мгновение мелькнуло нечто человеческое. Страх? Боль?

– Лея… – прошептал он. – Ты… ты всё ещё там.

Её рука дрогнула, и она отпустила его. Её голос снова стал мягким, почти шепотом:

– Беги… Александр… я всех освободила…

С потолка раздался гул и грохот, как будто кто-то бьет чем-то тяжелым по полу. Александр вскочил на ноги, схватив свой резак. СимСибер лежала на полу, её тело дёргалось в судорогах, и её глаза начали гаснуть, превращаясь в пустые, чёрные бездны. Он хотел что-то сказать, но не смог. Развернувшись, он побежал обратно, оставляя её в холодной, бездушной темноте.

Снаружи дождь стал сильнее, будто небо решило смыть всё зло с этого мира. Но Александр знал, что это невозможно. Он остановился на мгновение, взялся за окровавленное место хватки Леи и глядя на башню, и прошептал:

– Прости меня, Лея.

А издалека, из глубины корпуса уже доносились звуки шагов. Кто-то или что-то спешно приближалось.