Читать книгу Нейтральная зона - - Страница 8

Лера

Домой я захожу с большим трудом. Оказывается, не так уж и просто прыгать, когда вместо твердой руки хоккеиста цепляешься за шершавую подъездную стену. Порог квартиры напоминает настоящую полосу с препятствием, удивительно, как я не падаю, поскользнувшись на придверном коврике.

– Мамочка плишла, – громко кричит Камилла, выбегая в коридор. Искренняя улыбка, которую дарит мне дочка, действует словно успокоительное. Все проблемы перестают казаться такими уж страшными, когда рядом с тобой это кареглазое маленькое чудо.

– Привет, зайка, – держась за дверной косяк, я обнимаю Камиллу и, наклонившись, целую в темную макушку.

– Я так скучала, мамочка. Тебя долго не было, – недовольно морщит она свой носик, смотря грустными глазами. Вот именно по этой причине я крайне редко оставляю ее с папой. Камилла очень привязана ко мне, и каждый раз стоит вернуться, она не отходит от меня несколько часов. Понимаю, что нужно учить ребенка существовать не только в обществе мамы, но пока нам это не очень удается.

– Прости, малыш, но мама подвернула ножку, и ей пришлось задержаться, чтобы показаться врачу, – говорю я, отпрыгивая в сторону стоящего рядом пуфика, и аккуратно сажусь.

– Где? Покажи? – тут же реагирует дочь, но, заметив повязку, садится на пол и начинает разглядывать мою ногу.

– Ками, не сиди на полу, он холодный! – восклицаю я, припоминая плохо работающее отопление в квартире. Но дочь, естественно, игнорирует замечание. Она наклоняется ниже и легонько целует пострадавшую ногу.

У нас с детства повелось: если где-то болит, надо обязательно оставить лечебный поцелуй. Поэтому с чувством выполненного долга Камилла подскакивает и с улыбкой смотрит на меня, уверенная в волшебном выздоровлении.

Ох, детка, если бы все было так просто.

– Мамочка тепель здолова, – с восторгом констатирует дочь.

– Спасибо, малыш, мне намного легче, но, к сожалению, маме понадобится немного времени, чтобы нога перестала болеть, – пытаюсь объяснить ребенку, почему лечебный поцелуй не сработал мгновенно.

– А если я много-много лаз поцелую, то плойдет? – не унимается Камилла, напоминая еще одного человека, который так же не сдается, когда дело касается моего здоровья. Зря Демин переживал, что обо мне некому позаботиться. Целых шестнадцать килограммов имеются, правда, пока не особо опытных, но мы наверстаем.

Когда я все же убеждаю дочь, что мою болячку не так легко вылечить, она вызывается помочь мне снять пальто, а следом и ботинок. Все это Камилла скидывает одной кучей внутри шкафа с верхней одеждой, но за старания я все равно ее благодарю.

Прыгая на одной ноге, я наконец-то добираюсь до гостиной, где за компьютерным столом восседает Костя. Он даже не смотрит в мою сторону, продолжая громко щелкать мышкой и стучать по клавиатуре. У нас, знаете ли, в доме принято разговаривать только между ка́тками[1], чтобы не отвлекаться от игры. Плюсом уверена, он сидит сейчас обиженный на весь мир, особенно на меня, за то, что опоздала и оставила с ребенком сверх оговоренного времени.

– Мамочка, я кушать хочу, – произносит Камилла позади.

– А что ты кушала, пока мамы не было? – спрашиваю настороженно.

– Банан, яблоко и конфету, – честно отвечает Камилла, махнув в сторону своего столика, где лежат остатки ее ужина.

– Костя, почему ты не покормил Камиллу? – напрочь игнорируя его игру, я обращаюсь к мужу, но в ответ получаю привычное молчание. Он либо не слышит, либо демонстративно продолжает делать вид, что меня здесь нет.

– Да можешь ты хоть раз оторваться от долбаного компьютера и ответить на вопрос?! – кричу я, стремительно выходя из себя.

– Что тебе от меня надо? – недовольно произносит Костя, все-таки отпуская мышку, и поворачивает голову в мою сторону.

– Почему ты не накормил дочь?

– Потому что она не просила, – с легкостью отвечает горе-папаша, будто это может сойти за достойное оправдание.

– Камилла не обязана тебя просить, ты должен сам контролировать такую простую вещь, как прием пищи! – продолжаю ругаться, потому что это повторяется каждый раз, стоит мне оставить их один на один.

– Она не маленькая, если хочет есть, пусть скажет об этом. Что сложного?

– Ты же взрослый человек, понимаешь, что она не станет сама просить суп, если может самостоятельно добыть себе сладкое.

– Ну раз не просила, значит, не хотела. Если тебе что-то не нравится, занимайся этим сама, а не шатайся где попало до позднего вечера, – не упускает возможности уколоть меня за опоздание.

– Если ты не заметил, я подвернула ногу и мне нужно было показаться врачу, прежде чем приехать домой, – машу в сторону повязки, которую отлично видно с высоты его кресла.

– И? Это что-то меняет?

– Да, и правда, как я могла подумать, что муж начнет переживать из-за моей травмы. Судя по всему, мне надо было скакать сюда на одной ноге, чтобы разобраться со всем самой! – продолжаю распаляться все больше. Этот конфликт был неизбежен с самого начала, так смысл откладывать?

– Ты сама поперлась на этот сраный хоккей, а теперь жалуешься, что навернулась? Осталась бы дома, ничего бы не произошло.

– Костя, я не могу сидеть дома постоянно, мне тоже иногда нужно проветриться и отдохнуть.

– От чего? Сидишь дома целыми днями. Ты и так отдыхаешь постоянно, а я, между прочим, весь день потратил на ребенка, вместо того чтобы отдохнуть перед сменой, – заводит свою любимую шарманку. Хотя он прекрасно осведомлен о причинах моей временной безработности. Камилла слишком много болеет и часто остается дома. Последний мой работодатель после трех больничных за два месяца попросил написать заявление по собственному. Никому не выгодно держать место за человеком, который постоянно отсутствует даже по уважительной причине.

– Я тебе уже тысячу раз предлагала, давай поменяемся местами. Сиди дома с ребенком, а я выйду на работу. Раз уж, по-твоему, так легко содержать быт и отдыхать сутками напролет.

– Ага, разбежался. Мужик в семье должен зарабатывать деньги, а борщи варить – это твоя обязанность, – вновь отмахивается от моего предложения. Причем, когда я тоже приносила доход в дом, мне все равно никто не помогал. Та же уборка, стирка, готовка, к которым добавлялась еще и работа. Попробуй уместить все это в одни сутки.

– Тогда прекрати каждый раз тыкать мне тем, что я сижу дома.

– Заметно, как ты сидишь дома.

– Господи, впервые за пару месяцев я попросила тебя посидеть с ребенком, а ты вывернул все так, словно делаешь это постоянно.

– Какая разница, сколько раз? У меня сегодня выходной, но тебя дома не было, так что не вижу смысла в твоей истерике. – Он заканчивает разговор, отворачиваясь обратно к компьютеру и продолжая игру.

На глаза наворачиваются предательские слезы. Как же я устала от этого вечного нытья с его стороны, что он делает для нас все, а мы, такие неблагодарные, не ценим стараний.

Первые пару лет с момента выхода в декрет то, что Костя не сидит с Камиллой, казалось какой-то мелочью. Он всегда много работал – с раннего утра до позднего вечера. Да и с маленьким ребенком справиться нелегко. Поэтому я добровольно заточила себя дома, выбираясь на встречи с подругами вместе с дочкой. Позже стало сложнее, потому что декретные платить перестали, а жить надо. Попыталась выйти на работу, когда дочери исполнилось три, но надолго там не задержалась. Ей очень трудно далась адаптация в саду. Через каждые три дня Камилла расстраивала соплями до подбородка.

В прошлом году я опять отдала Камиллу в сад. Стало как-то полегче и, найдя место в офисе с четким пятидневным графиком до пяти вечера, я решила попытать счастье снова. Стоит ли говорить, что именно после этого дочь стала болеть чаще, особенно с приходом холодов? Мы обсудили это с Костей и решили, что я пока посижу дома с Камиллой, а он возьмет больше смен на работе.

Все ухудшилось, когда мы, переехав в свою квартиру, доставшуюся в наследство после смерти отца Кости, взяли кредит на ремонт. Взяли, казалось, не так уж много, но это заметно ударило по семейному бюджету. Потом добавился кредит на крутой игровой компьютер для мужа и смартфон для меня. Было ли тяжело? Безумно.

Костя решил выйти на вторую работу, чтобы платить по счетам. Устроился курьером на машине в интернет-магазин с плавающим графиком. Денег хватало, и мы выдохнули. Взамен появились десятки конфликтов на фоне его усталости. Костя все чаще стал цепляться к тому, что я сижу дома, пока он сам надрывает спину. Однажды я сильно психанула, собрала Камиллу, наши вещи и уехала к матери, которая так пропесочила мне мозг, что в итоге, когда Костя приехал мириться, мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к мужу. Скандалов не убавилось, но я научилась с ними жить, обходя острые углы.

Все ухудшилось три месяца назад. Костя попал в аварию с участием дорогой иномарки и оказался виноватым. Суд, лишение прав, отсутствующая страховка – это сыграло не в нашу пользу. С работы курьера Косте пришлось уволиться, взять кредит, чтобы расплатиться с потерпевшей стороной, и потерять все в финансовой пирамиде, вместо того чтобы погасить другие долги. Теперь вот живем на мизерную часть денег, которая остается от зарплаты после оплаты счетов, и на пособия, выдающиеся нам как малоимущей семье.

Классная жизнь, не правда ли? Да, мне тоже кажется, что полное дерьмо.

Я смахиваю подступившие слезы и, молча разворачиваясь, прыгаю в сторону кухни. Оказывается, накормить дочку ужином не так уж и просто, пока ты пытаешься лавировать с тяжелой кастрюлей, попутно держась хоть за какую-то поверхность. Несколько раз психую, хорошенько матерюсь под нос, а после с горем пополам разогреваю суп.

Оставляю малышку на кухне в обществе любимых мультиков (да, я горе-мать, но без них сейчас никуда) и прыгаю в спальню.

Квартира у нас двухкомнатная, типовой советской планировки в старом доме. Сквозь пластиковые окна, конечно, не дует ветер, но батареи справляются плохо, и зимой везде стоит собачий холод.

Чтобы переодеться, мне понадобилось десять длинных минут, необычайная гибкость и немного везения. Поэтому, когда наконец-то ложусь в кровать, нога не просто ноет, а адски болит, что хочется на стену лезть. Не выдерживаю и прошу Камиллу принести пакет с лекарствами, оставленный в коридоре. Сама я вряд ли встану после того, как растянулась на матрасе.

Помимо искомых обезболивающих, наталкиваюсь на необычную находку, которая в итоге заставляет меня расплакаться. На самом дне пакета лежат два батончика гематогена, который мне покупала бабушка в детстве. Сущий пустяк, но от этого поступка настолько веет теплом Миши, что слезы бегут по щекам непроизвольно. Он ведь не просто так взял сразу два, допуская мысль о моей дочери, которая обязательно захочет такой же. Тихо всхлипывая, я прижимаю батончики к груди, как самую большую драгоценность. Не нужны мне все эти дорогие подарки, бриллианты, о которых говорил Демин. Достаточно вот такой молчаливой поддержки и заботы.

Лежа в одиночестве, я десятки раз прокручиваю в голове сегодняшний вечер. Каждый брошенный Мишей взгляд сейчас ощущается острее, ближе, пробираясь в каждую щель моего сердца, окутывая нежностью. Всего несколько часов бесконечной доброты, искреннего сочувствия и сугубо мужской теплоты хватает, чтобы завоевать мое внимание. Только куда теперь девать всю эту так некстати вспыхнувшую симпатию?

Успокаиваюсь, когда Камилла приходит в комнату и находит меня в слезах. Приходится сказать, что все из-за ноги, а не потому, что у ее мамочки душа страдает. Под пристальным взглядом дочери выпиваю обезболивающее. Вот люди говорят, рожайте детей, чтобы было кому в старости подать вам стакан воды. Камилла же у меня девочка находчивая, поэтому приносит сразу пятилитровую бутылку и пустой стакан. Пока она волочит ее по полу, я громко смеюсь, попутно приходя в себя. Жизнь у меня не сахар, но дочка в ней самая большая драгоценность.

Беру смартфон, который бросила рядом на подушку, и разблокирую экран. Среди уведомлений нахожу пропущенный вызов и сохраняю в список контактов. Подписываю одним емким словом: «Спасатель». По имени не рискую, на всякий случай. Костя хоть и не шерстит в моем телефоне, но перестраховаться стоит. Да и хочется обозначить Мишу как-то особенно, значимо для себя. Поэтому «спасатель» подходит идеально.

Вначале я порываюсь написать ему в мессенджере: «Спасибо за гематоген», – все еще дрейфуя в нежности после его поступка. Но немного поразмыслив, понимаю, что в нашем случае это будет лишним. Если когда-нибудь столкнемся, тогда и скажу, а вот так, через сообщение, будет навязчиво. Он, вообще-то, мне номер оставил на крайний случай, вот пусть так и остается.

Следующим пунктом в списке моих дел стоит звонок маме. Не откладывая в долгий ящик неизбежное, я набираю ее номер.

– Привет, Лер, ты чего звонишь так поздно? – слышу голос мамы на том конце провода. Отнимаю телефон от уха и смотрю на время: начало двенадцатого. Ух ты, я как-то даже не додумалась посмотреть на часы с момента произошедшего на лестнице. Это получается, домой я приехала вместо семи вечера в десять? Теперь ясно, почему Костя так злится.

– Прости мам, не подумала, что уже ночь на дворе, – оправдываюсь, хотя в любом случае вряд ли позвонила бы раньше.

– Тебе повезло, что мы только ложимся, – недовольно высказывается мама, имея в виду себя и моего отчима Диму. Они в браке уже пятнадцать лет, но за эти годы он так и не стал для меня близким человеком. У нас очень натянутые отношения, о причинах которых вспоминать сейчас не хочется.

– Слушай, знаю, что у тебя всего два выходных, но не могла бы ты приехать к нам с ночевкой завтра? – спрашиваю я вежливо, мысленно выставляя барьер между мной и словами, которые сейчас, несомненно, польются в мой адрес.

– Зачем? Куда ты опять намылилась, что тебе нужна моя помощь? – начинает мама свою гневную тираду, даже не выслушав причины и делая собственные выводы.

– Я подвернула ногу, ходить не могу, а Костя завтра уходит на сутки. Некому посидеть с Камиллой и отвезти ее на танцы вечером.

– Да в кого ты такая неуклюжая родилась? Надо же под ноги смотреть, когда по улицам ходишь. – Ну вот пожалуйста, о чем я и говорю. Никаких тебе «Как ты себя чувствуешь, Лера? Тебе что-нибудь нужно? Была ли у врача?», вместо этого сплошные укоры и нравоучения.

– Да смотрю я под ноги, просто холодно и скользко. С каждым бывает, – пытаюсь оправдаться перед матерью.

– Мне тоже скользко, но я же ноги не выворачиваю на улице. Это все твоя невнимательность, между прочим. Косте теперь оплачивать лекарства, а мне тратить время и ехать через весь город. Совсем не думаешь о других, все о себе да о себе, – никак не успокаивается мама, продолжая свою тираду. Она у меня никогда не была ласковым родителем. Вначале спихнула меня на бабушку с дедом, а когда тех не стало, вынужденно взялась за воспитание. Любовью в наших отношениях и не пахнет. Сколько ее помню, она всегда работала, редко возвращаясь раньше десяти вечера. Я с первого класса научилась заботиться о себе сама, попутно убираясь в доме, чтобы не получить воспитательных шлепков за беспорядок.

– Слушай, если не получится, так и скажи. Справлюсь как-нибудь сама, – не выдерживаю я, грубо обрывая прямо посреди ее монолога.

– А ты чего сразу злишься? Я что, неправа? Слушать надо, когда тебе правильные вещи говорят. Приеду, конечно, кто тебе кроме родной матери поможет. Явно не твои подружки, которые с тобой только развлекаются, – бросает камень в огород моих друзей. Это у нас самая излюбленная тема для споров. Сколько бы друзья ни выручали меня, ей всегда мало. Надо было сразу звонить Ксюше, но я отчего-то решила, что в этот раз мама не откажется посидеть с внучкой. Наивная идиотка.

– Если у тебя есть дела, скажи прямо, мам. Я найду кого-то еще.

– Нет, ну вы посмотрите на нее, какая самостоятельная нашлась. Что ж ты сразу мне позвонила, а не кому-то?

– Ладно, поняла тебя. Не надо приезжать, – не дав маме вставить еще хоть слово, я кладу трубку. Моя чаша терпения на сегодня переполнена, аж через край вытекает.

Открываю мессенджер и пишу Ксюше с просьбой приехать завтра. Она, как настоящий друг, без какого-либо нытья соглашается. Договорившись созвониться утром, мы желаем друг другу спокойной ночи. Следом на телефон падает сообщение от мамы.

«Ну и бросай трубки дальше. Взрослая шибко стала? Никуда я не поеду с таким отношением. Вот помучаешься завтра и будешь знать, как хамить матери!»

Вначале я хочу проигнорировать ее выпад, но, помня обо всех прошлых выходках, все же пишу, что с Камиллой посидит Ксюша. Так я хоть буду уверена, что матушка не нагрянет с неожиданным визитом «доброй воли». Она мою подругу люто ненавидит еще со школы, называя высокомерной выскочкой. Впрочем, я вряд ли найду хоть одного человека в своем окружении, кто понравится вечно ворчащей Марине Викторовне.

После изматывающего разговора я убираю телефон под подушку и даю Камилле указания перед сном. Самостоятельная дочь сама чистит зубы, переодевается в пижаму и ложится к себе в кроватку. Под утро она обязательно переползет ко мне, но я продолжаю бороться за раздельный сон. Мы с мужем еще с моей беременности спим отдельно, что, по мнению мамы, является одной из причин проблем моих отношений с Костей. Муж и жена должны спать в одной кровати – так гласит непреложная истина, придуманная черт знает кем, но успешно проповедуемая моей родительницей. На самом же деле, нам просто так удобно. Вначале мешал огромный живот на поздних сроках беременности. Потом Камилла, долго не желающая расставаться со мной даже во сне. Мы настолько разучились спать с Костей в одной кровати, что, попробовав пару раз, бросили это дело. Жарко, места мало, и дочь, вечно приползающая ранним утром под мой бок. В итоге муж спит в гостиной на диване, а мы с Камиллой в спальне.

– Мамочка, а когда я плоснусь, ты уже поплавишься? – спрашивает малышка, как только ложится в постель.

– Нет, зайка, но завтра приедет тетя Ксюша и поиграет с тобой. Вместе сходите на танцы, хорошо?

– Ула-а-а-а. Я люблю Ксюшу, она холошая, и ей нлавятся мои куклы, – радостно рассказывает дочь. У них особая связь. Может, потому что в одной из них живет вечный ребенок, не исчезающий с возрастом?

– Засыпай, малыш, сладких снов. Я тебя люблю, – шепчу дочери.

– Я тоже тебя люблю, мамочка, – отвечает Камилла и, обнимая плюшевого мишку, закрывает глаза.

Не знаю, сколько проходит времени, когда просыпаюсь от настойчивых поцелуев в ухо. Вначале я думаю, что это дочь, но, быстро сориентировавшись, узнаю фигуру Кости, нависшую надо мной.

– Задорожный, ты совсем ополоумел? Я же сказала, что подвернула ногу. О каком сексе может идти речь? У тебя мозги из ушей вытекли? – шепчу я злобно, пытаясь не разбудить Камиллу, и отталкиваю Костю от себя подальше.

– Ну и черт с тобой, не очень-то и хотелось, – обиженно бурчит он и, встав с кровати, выходит из комнаты.

Пусть обижается сколько душе угодно. Это же надо додуматься приставать ко мне, когда я едва ли могу двигаться без посторонней помощи?

У Кости есть привычка сглаживать все проблемы сексом. Типа кинул одну палку, и все, конфликт исчерпан. Вроде как глупо ругаться после того, что было ночью. Я первые пару лет даже любила в нем эту черту. Будучи уверенной, что секс после ссоры лучше. Брехня. Он у нас паршивый, с какого угла ни посмотри. Искра, которая была в самом начале, давно исчерпала себя, превратив все это в ужасное понятие «супружеский долг». Спишь с мужем, потому что так положено.

Я не ханжа, несколько раз пыталась привнести в нашу интимную жизнь былое желание, но сдалась. Никакое белье, разговоры и даже игрушки не пробудили в Задорожном желание подумать обо мне по пути к собственной разрядке. Предварительные ласки? Забудьте. Костя знать не хочет о подобном. А уж о ласках ниже пояса и мечтать не приходилось. Он мне еще в начале отношений пояснил, что такие вещи делать для него табу. Вот если я встану на колени, так это с радостью, а когда дело касается ответной услуги, я могу пойти на хрен, пожалуйста. Задорожный не был моим первым мужчиной, так что мне известно, как бывает иначе. Но будучи юной влюбленной в него дурочкой, я не задумывалась о важности такой детали.

Мы познакомились, когда мне только стукнуло девятнадцать. Все было как у всех. Недолгие ухаживания, влечение и неожиданная беременность спустя три месяца отношений. Так родилась новая ячейка общества, именуемая Задорожные. Если бы не Камилла, этот брак развалился бы еще в зародыше. Иногда я задумываюсь, любила ли Костю хоть когда-то, пусть даже в самом начале, или просто желала сбежать из-под вечного материнского контроля. Ответа, кстати, так и не нашла, потому что все хорошее затерлось на фоне безжалостной бытовухи.

Говорят, любовь живет три года, все остальное привычка. Вот и я теперь медленно гасну, ненавидя свою вредную привычку.