Читать книгу Эхо несуществующих ответов - - Страница 2

«Они хотели сделать меня оружием. Но я стал землетрясением, что разрывает саму бездну».

У подножия горы Арреат, где вечные снега цепляются за скалы, словно седые призраки, а ветра поют древние саги о войнах и павших героях, родился мальчик. Его первый крик слился с рёвом бури, будто сама гора, хранящая тайны Мирового Камня, признала его своим. Мать назвала его Жуву – «непокорённый» на языке племени. Так началась история, сотканная из огня и льда. Жуву не знал отца. Лишь шепот матери, Сураны, рисовал в ночных сказаниях образ воина, чей след растворился во тьме задолго до его рождения. «Он ушёл сражаться с тем, что не имеет имени», – говорила она, пряча глаза. Племя молчало, но Жуву читал правду в их взглядах: отец пал жертвой древнего проклятия, что витает над Арреатом, как дым после битвы. Детство Жуву прошло в тени великой горы. Он учился рубить мечом, прежде чем освоил буквы; его руки загрубели от древка секиры, а сердце закалилось в схватках с оборотнями, выползавшими из пещер по ночам. Он был красив, как рассвет над ущельями, и силён, как лавина. Но даже став лучшим из молодых берсерков, Жуву чувствовал пустоту – будто его душа ждала знака, которого не было. В ночь, когда ему исполнилось тридцать три, небо над Арреатом окрасилось в багрянец. Жуву проснулся от жара, пронзившего грудь, и увидел Его: фигуру, объятую пламенем, с лицом, скрытым под маской пепла. В руках незнакомец сжимал кристалл – чёрный, как бездна, но с прожилками алого, словно внутри билось сердце. «Сын крови и пепла… Ты нужен…» – голос прозвучал не в ушах, а в самой глубине сознания, заставив кости дрожать. Когда видение рассеялось, Жуву понял: это не сон. На камне у его постели лежал осколок – крошечный, но идентичный тому, что держал призрак. А в памяти всплыли слова матери: «Твой отец нёс в груди камень, горящий адским огнём…»

Племя не отпускало его. Когда Жуву объявил, что покинет Арреат, старейшины вскипели, как котлы с ядом. «Ты – щит горы! – гремел вождь Гаррок, чей правый глаз скрывал шрам от когтей Повелителя Стай. – Уйдёшь – откроешь врата проклятия!» Но Жуву уже не слышал их. В ушах звенел тот голос – низкий, как гул подземных пластов, зовущий в место, которого нет на картах племени. «Сын крови… Ты нужен…».Он ушёл на рассвете, не попрощавшись. Лишь мать молча положила ему в дорожный мешок амулет из клыка демона – единную память об отце. «Он тоже не прощался», – сказала Сурана, и Жуву впервые заметил в её глазах не страх, а гордость. Путь вёл через Долину Сотни Костей, где земля дышала серой, а тени цеплялись за путников, словно голодные твари. На третий день Жуву наткнулся на караван. Вернее, на то, что от него осталось: обугленные повозки, трупы с вырванными сердцами и знамя с символом пылающего глаза. «Хоррадрины», – мелькнуло в памяти. Мать рассказывала, как эти фанатики искали Мировой Камень, чтобы принести его в жертву своему божеству – слепому Пожирателю Снов. Но среди пепла он нашёл выжившую. Она сидела, прислонившись к скале, в одеждах цвета кровавой зари, с лицом, закрытым вуалью из золотых цепей. Казалось, огонь не тронул её – даже края платья не обгорели.

– Ты опоздал, варвар, – её голос звучал так, будто резал воздух лезвием. – Они умерли быстро. Слишком быстро для тех, кто служит Зиру.

Жуву сжал рукоять топора. Лукаста – жрица из проклятых земель Кехстана. О ней ходили легенды: говорят, она пережила падение своего храма, обратив демонов в пепел одной песней.

– Ты знала, что я приду? – рыкнул он.

– Знаю, что ты видел Его. Призрака в пламени, – Лукаста встала, и кристалл у пояса Жуву вдруг вспыхнул багровым. – Ты думаешь, это отец зовёт тебя? Глупец. То, что говорило с тобой, старше гор. Старше звёзд.

Она сорвала вуаль. Её лицо было покрыто татуировками – движущимися, как черви под кожей. Жуву отшатнулся: это были письмена Древних, языка, на котором говорили до людей.

– Он – Инариус, – прошипела жрица. – Падший ангел, что когда-то вырвал сердце у самой Лилит. Но демоны сковали его в бездне, а его кристалл… – Она указала на артефакт Жуву. – Это осколок его сущности. И он хочет свободы.

– Зачем мне верить тебе? – Жуву выхватил топор, но Лукаста лишь рассмеялась.

– Потому что твой отец верил. Он нёс этот кристалл в попытке уничтожить его. Но камень… съел его.

Ночь накрыла долину, когда они двинулись дальше – к Руинам Уль-Тамси, месту, где, по словам жрицы, скрывался вход в Пустоту. Кристалл жёг Жуву, как уголь, и в его разуме вновь возникал образ пламенеющей фигуры. «Сын… Освободи меня…».Но на рассвете их настигли хоррадрины. Они вышли из тумана – десятки фанатиков в робах, сожжённых до костей, но живых. Их глаза пылали зелёным, а рты распевали гимн Пожирателю. Лукаста заворожённо улыбнулась:

– Ты хотел доказательств, варвар? Посмотри, как твой «отец» защищает тебя.

Жуву не успел ответить. Кристалл взорвался алым светом, и боль пронзила его, как тысячи игл. Тело двигалось само – топор выписывал удары, которых он не учил, рёв вырывался из горла чужим, безумным голосом. Он убивал, не чувствуя ран, пока последний хоррадрин не рухнул, прошитый лучом пламени из кристалла. Когда всё кончилось, Лукаста приблизилась, её татуировки теперь светились, как карта звёзд.

– Видела? Он уже в тебе. Скоро ты станешь тем же, кем стал твой отец – рабом ангела, который хочет разрушить этот мир, чтобы отнять его у Демонов.

– Тогда почему ты со мной? – прохрипел Жуву, вытирая кровь с губ.

– Потому что я хочу забрать его силу, – её глаза сверкнули. – А ты… ты идеальная пешка.

Где-то вдали завыл ветер, похожий на смех. Кристалл пульсировал в такт, будто живой.

Тайна Уль-Тамси. Плоть, вывернутая наизнанку.

Руины Уль-Тамси не были построены. Они выросли. Стены, напоминавшие рёбра исполинского зверя, вздымались из земли, облитые слизью и кровью, что сочилась из трещин, будто Санктуарий истекал гноем. Камни здесь пульсировали, как сердца, покрытые жилками чёрных вен. Лукаста шла впереди, её татуировки мерцали, реагируя на кристалл у пояса Жуву. Он чувствовал, как артефакт впивается в плоть, прорастая нитями раскалённого металла. Больше не было боли – только зуд под кожей, словно личинки шевелились в мышцах.

– Здесь молились не богам, – прошептала жрица, проводя рукой по стене, которая сжалась, как матка. – Здесь лепили их.

Жуву не ответил. Его горло сдавили видения: отец, вернее, то, что от него осталось – скелет, обмотанный кишками, с кристаллом вместо сердца. «Освободи…» – шептали кости. Но голос принадлежал не отцу. Он исходил из глубины самого кристалла, из пасти, что зияла в его центре. Они спустились в зал, где воздух был густ от запаха разложения. Пол устилали ковры из волос, сплетённых в руны Баала. На стенах – фрески, но не нарисованные, а вылепленные из тел. Человеческие конечности складывались в сцены: ангел с крыльями из огня (Инариус?) разрывал грудь демонице (Лилит?), вырывая кристалл, который тут же пожирали черви с лицами младенцев.

– Дуриэль, – Лукаста указала на изображение существа, чье тело было соткано из личинок, каждая с острыми, человеческими зубами. – Король Личинок. Он жрёт богов, чтобы изрыгнуть их обратно – уже сломанными.

Жуву схватился за голову. Кристалл завыл, и стены зашевелились. Волосы с пола впились в его лодыжки, а фрески закричали. Из теней выползли они – личинки Дуриэля. Не насекомые, а нечто худшее: гибриды плоти и металла, с челюстями как бритвы и глазами, полными чужого разума.

– Они чувствуют кристалл! – засмеялась Лукаста, отступая в темноту. – Баал хочет его обратно!

Ярость накрыла Жуву волной. Его мышцы вздулись, рвя кожу, обнажая сухожилия, которые тут же зарастали чёрными жилами. Он рванул вперёд, топор круша личинок, но они множились, заползая в раны, откладывая яйца под кожу. Где-то вдалеке ревел Баал – не голосом, а через саму реальность, искривляя пространство. Потолок руин раскрылся, обнажив небо, которое было плотью, усыпанной сосками, сочащимися молоком тьмы.

– Ты будешь нашим сосудом! – слова Баала взорвались в черепе Жуву. – Сквозь тебя я сожру и ангела, и демона!

Кристалл вспыхнул. Жуву увидел себя со стороны: его тело теперь покрывали рты, которые пели гимн Разрушению. Личинки Дуриэля проникли в него, превращая кости в прах, но кристалл чинил плоть, замещая её металлом и пеплом. Он был больше не человек. Не варвар. Он стал полем битвы.

– Отец… – прохрипел он, выплюнув зуб, который превратился в жука.

Внезапно личинки отползли. Из тени вышел Он – Дуриэль. Его тело было гнездом. Тысячи червей копошились в дырах вместо глаз, изрыгая пар, а каждый палец заканчивался личиной, которая плакала кровавыми слезами.

– Маленький подарочек Баала, прошипел Король Личинок, облизывая Жуву языком, покрытым шипами. – Ты станешь прекрасной куклой. Разорву твою душу на нитки и сошью из неё новое лицо для моего Повелителя.

Жуву зарычал. Ярость смешалась с кристальным пламенем – и топор в его руке взорвался синевой адского огня. Он ударил, но Дуриэль рассыпался на червей, которые тут же срослись вновь.

– Слепой щенок! Ты думаешь, яркость твоей злобы сравнится с тьмой, что несёт Баал?

Лукаста появилась за спиной Дуриэля, её руки впились в спину Короля Личинок. Татуировки на её коже ожили, превратившись в змей, которые впились в плоть демона.

– Ты слишком много говоришь, паразит! – взревела она, и Дуриэль взорвался, разбрызгивая кислоту.

Но это была лишь часть его. Основное тело – гигантский кокон из жил – уже карабкалось по стене, спеша сбежать. Жуву прыгнул, топор вонзился в кокон, и из раны хлынул поток личинок. Они заполнили его рот, нос, уши…

И тогда кристалл запел.

Пламя выжгло личинок, а голос Инариуса прорезал хаос:

–Т ы – моя кровь! Сожги этого червя!

Жуву не контролировал тело. Его рука сама вырвала кристалл из пояса и вогнала его в кокон. Вспышка света разорвала Дуриэля, а вместе с ним – часть стены. Когда дым рассеялся, Жуву стоял на коленях перед проходом в Пустоту. Лукаста, обгоревшая, но живая, склонилась над ним:

– Теперь ты видишь? Баал ищет кристалл, чтобы разорвать Границу. А Инариус… – она коснулась его лба, – он уже почти в тебе.

Но Жуву не слышал. В разуме звучал смех отца – или того, что притворялось им.

Тень Баала:

– Ты пожрёшь ангела. Станешь новым богом. А я буду змеёй в твоих кишках.

Крик Инариуса:

– Убей её! Она знает, как уничтожить меня!

Шёпот личинок:

– Мы уже внутри… Мы везде…

Он закричал. Но это был не его голос.

Бездна во плоти и Предательство, сшитое из нервов.

Пустота не была местом. Это был позвоночник мироздания— сплетённый из кожи богов, содранной заживо. Жуву шагнул в неё, и его тело немедленно начало бунтовать. Кости вытягивались, прорывая кожу, превращаясь в щупальца, которые хлестали по воздуху, цепляясь за невидимые нервы. Лукаста шла рядом, но её плоть уже не подчинялась ей – глаза мигрировали по лицу, а пальцы срослись в единую перчатку из суставов.

– Здесь даже дыхание – предательство, – прошипела она, и её голос раздался из живота Жуву.

Он обернулся, но вместо жрицы увидел себя – свою кожу, вывернутую наизнанку, с пульсирующими мозгом на ладони. Лукаста смеялась где-то внутри его черепа.

– Ты всё ещё думаешь, что я твой союзник? – её слова просочились сквозь трещины в реальности. – Я привела тебя сюда, чтобы переварить.

Кристалл на поясе Жуву забился, как сердце. Инариус кричал в его сознании, но голос ангела тонул в рёве Баала, чьё присутствие висело над Бездной, как гнойный пузырь. «Она откроет тебя, как фрукт, и выпьет сок!» Жуву попытался бежать, но его ноги проросли в пол Пустоты – вернее, в то, что было полом: сплошную массу языков, слипшихся в ковёр. Лукаста приближалась, её тело теперь напоминало анатомический атлас – мускулы, вены, органы, выставленные напоказ, но работающие в обратном порядке. Сердце качало не кровь, а личинок Дюраэля.

– Ты не спросил, почему я выжила в том караване? – она провела рукой по своему обнажённому сердцу, и из желудка Жуву вырвался червь с лицом его матери. – Баал подарил мне особый дар. Я ем предательство. И ты только что накормил меня досыта.

Она поймала червя и раздавила его. Кровь брызнула в глаза Жуву, и он увидел правду: Лукаста была не жрицей, а швом между мирами. Её татуировки – это шрамы от тех, кого она поглотила. Включая его отца.

– Он умер не как герой, – Лукаста выплюнула обгоревший зуб – тот самый, что Жуву потерял в битве с Дуриэлем. – Он умолял меня убить его, пока кристалл не превратил его в куклу Инариуса. Но я… я решила сохранить его.

Из её рта полезли руки – десятки окровавленных ладоней, сжимающих обрывки памяти. Жуву узнал отца среди них: его лицо было пришито к ладони, как маска.

– Сын… Убей её! – застонала ладонь.

Жуву рванулся вперёд, но его тело уже принадлежало Бездне. Мышцы распались на змей, кости стали жидкостью. Кристалл, впившийся в рёбра, засветился ядовито-зелёным – Баал смеялся через него.

– Разорви её! – командовал Повелитель Разрушения.

– Сожги! – вопил Инариус.

– Съешь! – шептали личинки Дюраэля, копошащиеся в его печени.

Лукаста вонзила пальцы в его грудную клетку. Её рука прошла сквозь плоть, как сквозь воду, и сжала кристалл.

– Спасибо за силу, варвар, – она улыбнулась, и её зубы стали иглами. – Теперь я стану тем, для кого Инариус и Лилит создали этот кристалл – новым богом из плоти и лжи.

Но Жуву уже не было в своём теле. Бездна вытолкнула его сознание в пространство между мирами. Он видел, как Лукаста вырывает кристалл, как её тело взрывается в сиянии тысячи солнц, как Баал ревёт, лишаясь добычи. А потом…

Очнулся он в теле Лукасты.

Её плоть стала его клеткой. Он видел её глазами, чувствовал её голод, её связь с Баалом. И ужаснулся. Кристалл был лишь приманкой. Настоящая цель Лукасты – он сам. Его ярость, его кровь, его связь с Инариусом. Она встроила его в себя, как орган, чтобы стать гибридом ангела и демона.

– Мы будем прекрасны, – сказала Лукаста его голосом, глядя в зеркало из сгустков крови. Её тело теперь соединяло черты её и Жуву – лицо матери с татуировками Древних, руки варвара с пальцами-змеями.

Но в её груди, вместо кристалла, пульсировал зародыш. Существо с крыльями и клешнями.

– Наш ребёнок, – Лукаста погладила живот, где кожа прорывалась костями. – Он уничтожит как Небеса, так и Преисподнюю.

Жуву попытался закричать, но у него не было рта. Только тогда он понял: он больше не воин. Он – семя в чреве предательства.

Суд личинок и Кара, сотканная из ярости.

Лукаста рожала, и Санктуарий стонал. Её тело, напоминавшее расплавленную статую из плоти и костей, извивалось в центре Пустоты. Зародыш в её утробе бился, разрывая рёбра, высовывая наружу клешни, покрытые глазами. Жуву, заточённый в её сознании, чувствовал каждую боль, каждый шёпот Баала, который наполнял её венами жидкой тьмой. Но в её кишках копошилось иное – личинки Дуриэля, заражённые его яростью.

– Ты забыла, что я – не твоя марионетка, – прошипел Жуву через стиснутые зубы Лукасты. Её собственная рука, против воли, впилась в живот, пытаясь вырвать зародыш.

Черви Дуриэля, прогрызая нейроны Лукасты, слились с остатками сознания Жуву. Они стали его оружием – тысячами зубов, разрывающих её магию изнутри. Лукаста взвыла, когда её левая нога отвалилась, превратившись в рой ослеплённых мух.

– Ты… не сможешь… – булькала она, но Пустота уже реагировала на бунт. Стены, сотканные из божественных нервов, начали рваться, обнажая кровавое нутро реальности.

И тут пришёл Он.

Новый Дуриэль не полз. Он появился из воздуха, как грибы после дождя. Его тело состояло из спрессованных личинок, каждая с лицом Лукасты в момент предательства. Рот Короля Личинок был пастью Баала – воронкой из шипов и пламени.

– Ты разочаровала Повелителя, – проскрежетал Дуриэль, и личинки с лицами Лукасты закричали в унисон. – Он заберёт ребёнка. А твою душю скормит мне.

Лукаста, истекая чёрной желчью, подняла руки, чтобы сотворить заклятье, но Жуву уже перехватил контроль. Её пальцы сомкнулись на её же горле.

– Моя очередь, – прорычал он её голосом.

Личинки внутри Лукасты взорвались активностью. Они переписали её заклинание в момент его произнесения – вместо защиты, из её рта хлынул поток кипящей плоти, ударивший в Дуриэля. Король Личинок рассыпался, но мгновенно собрался вновь, уже с когтями из костей Жуву.

– Ты принадлежишь Баалу!

– Я принадлежу ярости!

Жуву, используя тело Лукасты как оружие, рванул вперёд. Её руки, управляемые личинками, впились в Дуриэля, вырывая личинок с корнем. Каждая из них взрывалась в его пальцах, разбрасывая слизь, которая жрала плоть Короля. Дуриэль ревел, но это был уже не голос победителя – а визг загнанного зверя. Лукаста, почти уничтоженная внутренней войной, рухнула на колени. Её утроба разверзлась, выпуская зародыш – существо с крыльями Инариуса и рогами Баала. Оно завопило, и от звука треснуло небо Пустоты.

– Мой… ребёнок…– прохрипела Лукаста, протягивая костлявую руку.

Жуву не дал ей прикоснуться. Личинки, ставшие его союзниками, сомкнулись вокруг неё, скрутив в кокон из собственных кишок.

– Ты съела моего отца. Теперь я съем тебя.

Он разорвал её. Не мечом, не топором – руками. Кишки Лукасты стали верёвками, её кости – кинжалами, её кровь – кислотой. Он лишил её конечностей, одну за другой, впиваясь зубами в её шею, пока её крики не слились с рёвом Дуртэля. Король Личинок бросился на помощь, но было поздно. Жуву, теперь уже частично свободный, схватил зародыш – дитя Баала и Инариуса – и сжал. Существо взорвалось, выпустив волну энергии, которая испарила Дуриэля, оставив лишь горстку пепла. Пустота рухнула, выплюнув Жуву обратно в мир смертных. Его тело, восстановленное, но изменённое, пылало. Личинки Дуриэля стали его броней, вплетаясь в мышцы. Кристалл Инариуса, теперь чёрный от гнева, пульсировал в груди, сливаясь с его сердцем. Он поднял голову и зарычал. Где-то в глубинах Ада, за морями расплавленной плоти, Диабло, Владыка Ужаса, ввздрогну.

– Он… стал хуже нас, – прошипел Примарный Зло, впервые за эпохи почувствовав холод.

Жуву же шёл вперёд, оставляя за собой следы пламени. Его ярость теперь была бесконечной. Его сила – абсурдной. Личинки пели в его крови, кристалл смеялся в его душе, а далеко впереди, на краю мира, ждал отец. Или то, что от него осталось.

В Бездне, где время струится как гной, Диабло собрал Совет Семи. Пламя его рогов горело тускло.

– Он использует нашу силу против нас, – рев демонов потряс основание Преисподней. – Найти его. Уничтожить. Пока он не стал…

Но даже Диабло не осмелился назвать это вслух. Где-то в мире смертных, варвар с сердцем из кристалла и кишками, полными личинок, стал чем-то большим.

Чем-то, что не нуждалось в богах.

Конец… или Начало?

На склонах Арреата, где ветер поёт старые песни, мать Жуву, Сурана, роняет амулет из клыка демона. Камень треснул, и из щели выползла личинка с глазами её сына. Она улыбнулась. Где-то вдали прогремел гром.