Читать книгу Инспектор Силверстон и знаковое дело - - Страница 2

Одна из немногих вещей в этом мире, в которой можно быть точно уверенным, это то, что утром встанет солнце. Ну или по крайней мере тучи станут светлее… Когда Саймон отдернул клетчатую бело-розовую штору своей гостиной, вороны, сидевшие на развесистом клене напротив окна, взлетели, громко хлопая крыльями. Сегодня погода решила вести себя в согласии с календарем: дул пронизывающий ветер, и с залитого свинцом неба срывалась ледяная дробь. Термометра Саймон не имел, но приоткрыв окно, оценил температуру около -5º С. В таком случае понадобится твидовое пальто, конечно… Набегу глотнув кофе, Саймон извлек из платяного шкафа пальто, нацепил его, не застегивая, и унесся из квартиры, взметая за собой небольшое завихрение из разбросанных по винно-красному дивану и по небольшому стеклянному столику газет и бумаг. Ряд самодельных деревянных фигурок (резьба по дереву составляла хобби Саймона) привычно смотрела с маленьких полочек вслед своему суматошному хозяину.

Саймону почему-то казалось, что сейчас, выйдя из парадного подъезда, он увидит "Субару" на своем парковочном месте… Может, Бьюик ему лишь приснился? Разве может такое быть правдой? Увы… Именно синий Бьюик стоял на парковке, ожидая, чем может быть полезен инспектору Силверстону.

Саймон остановился перед авто-старичком. Мелкая изморозь с едва слышным шорохом отскакивала от синей крыши. Что ж, просто надо выдержать еще один день… А потом, может быть, еще один. Саймон открыл машину и плюхнулся на холодное кожаное сидение. И как можно успешно работать, когда уже с самого начала дня настроение омрачено противной погодой и неблагоприятными житейскими обстоятельствами? Но как только Саймон включил мобильник, слабый писк СМС возвестил об одном пропущенном вызове, потом еще об одном… "Дела задвигались", – как говорит Уолли. Чтобы не досаждали звонками, когда он будет за рулем, Саймон перезвонил по обоим вызовам. Первым был Макс, но он также не взял трубку. Ничего, все равно сейчас встретится в отделении. Второй вызов был от знакомого судебно-медицинского эксперта, Мэри Брексли.

– Хай, Грэм! – раздался в трубке голос Мэри, – Как поживаешь?

– Спасибо, дорогуша. Я поживаю, и это уже хорошо, как ты знаешь, – глумливо ответил Саймон, – А ты, наверное, хочешь мне что-то сообщить о тех, кому повезло меньше, чем нам с тобой?

– Точно, приятель. Некая миссис Сара Джессика Харрисон – твоя клиентка, верно?

Саймон вдруг ясно вспомнил все, произошедшее вчера.

– Да, дорогуша, ты не ошиблась. И что у нас там?

– Отравление бромизовалом. Не сказать, чтобы какой-то исключительный случай. В то же время, не так уж часто используют препарат, которого надо разводить 50 таблеток на стакан для получения эффекта… Никто не хочет затрудняться даже в последнем деле, предпочитают достать какой-нибудь цианид, которого достаточно 2 капли… Но тут кое-что странно, Грэм. При той концентрации, какая есть в стакане, раствор довольно быстро всасывается в кровь и начинает делать свое дело, так что человек умирает еще даже до того, как раствор полностью уйдет из желудка. То есть, в желудке должна, по идее, остаться часть раствора, или хотя бы его следы. Но их там нет.

– Что это значит? – насторожился Саймон.

– Это значит, что вряд ли она его пила. Хотя явно пыталась, в ротовой полости бромизовал обнаружен. Я бы подумала, что в конце концов препарат был введен внутривенно, но, во-первых, на теле я не нашла следа от укола, а во-вторых, она сама не смогла бы довести это до конца. Отрава быстро разносится кровотоком, и, скорее всего, она не успела бы ввести себе весь шприц.

– Обязательно зафиксируй это в заключении.

– Само собой. И тут кое-что еще, Грэм. На правом запястье кровоподтек, полученный покойной незадолго до смерти, по крайней мере в тот же день. Точно не скажу, но ощущение, что кто-то крепко держал ее руку.

Саймон искренне удивился. При том, что он чутьем сыщика ясно ощущал, что дело тут не чисто, явных следов насилия он найти не ожидал. И в самом деле, из подозреваемых у него пока только дочь покойной, но как-то сложно представить миссис Четэм хватающей мать за руку до синяка… Не ее это метод, вот уж точно.

– Так, Мэри. Следы борьбы? Что под ногтями?

– Больше никаких синяков. А вот ногти… Они грубо острижены прямо под основание. Очень странно.

– Давай все подробности, Мэри, – напряженно сказал Саймон.

– Видишь ли, у нее ухоженные пальцы, на ногтях лаковое покрытие, нанесенное явно незадолго до смерти, так как на лаке почти нет трещин. И тут вдруг края ногтей грубо срезаны, да скорее даже не срезаны, а словно будто обкусаны каким-то инструментом.

– Что еще, Мэри?

– Увы, это все, что мне удалось извлечь.

– Когда можно будет показать тело кое-кому из свидетелей?

– С 10 утра до 5 дня в любое время, подходите. Ну, будь здоров, дорогой, а меня ожидают еще пяток таких как твоя миссис Харрисон.

Мэри положила трубку, а Саймон задумчиво откинулся на спинку сиденья. Что это все может значить? С какой стороны из безоблачной жизни почтенной миссис Харрисон мог вылезти явный криминал? И хватит ли коронеру доказательств для возбуждения дела? Что ж, такие случаи, когда на весах важно каждое перышко, во многом зависят личности коронера, который будет проводить дознание…

Саймон завел машину и по дороге в отделение думал только о том, где ему стоит припарковаться, чтобы не попасть в поле зрения коллег, которые с утра все находятся в отделении. Наконец, он принял решение оставить машину на другой улице и примерно пять минут пройтись пешком до места работы. Освеженный короткой прогулкой по холоду, он появился на пороге отделения во вполне удовлетворительном настроении. Первым, кто попался на пути Саймона, снова стал Ронни Шорт. Он стоял с кружкой кофе в руках прямо на входе в отделение полиции "Стайнмор-департмент", где они совместно работали, и при виде Саймона сразу бросил болтовню с сержантом Мечемом.

– Привет, Грэм! Ну как ты? – начал он каким-то подозрительно елейным тоном.

– Спасибо, отлично! – ответил Саймон слегка настороженно.

– Вот как? А мы думали, у тебя большие проблемы, старина.

– Не дождетесь, – сказал Саймон, снимая тяжелое серое пальто из твида и вешая его на неровный крючок рядом со своим рабочим столом.

– Ну как же, брат. Не каждому удается ограбить Британский музей и выйти сухим из воды, – громко сказанные слова Ронни потонули в еще более громогласном хохоте пяти здоровых мужских глоток.

Саймон похолодел внутри. Самые серьезные удары – это удары неожиданные. И где только они могли увидеть злосчастный Бьюик? Да какая уже разница… Сейчас важно не оправдываться, не реагировать бурно на их глумление. Но и полное молчание тоже недопустимо.

– Не понимаю, что тут такого забавного, – строгим тоном произнес Саймон, как только утихли последие смешки, – Если человек был лишен выбора, как можно насмехаться над тем, что он получил? Мне, например, не приходит в голову смеяться над горбатым носом сержанта Мечема или дразнить инспектора Шорта толстяком и коротышкой.

Ронни Шорт вразвалочку подошел к Саймону и хлопнул по плечу:

– Не обижайся, дружище. Ты ведь понимаешь, мы не со зла. Ты просто дал нам хороший повод немного снять стресс и расслабиться, так ведь? И в этом нет ничего плохого. Как в общем-то и в твоей колымаге. На самом деле, она очень подчеркивает твою индивидуальность.

При последней фразе остальные коллеги снова прыснули от смеха.

– В отсутствие старшего инспектора Берксона вынужден напомнить всем вам, что вы приходите сюда, как ни странно, работать, а вовсе не снимать стресс или вести увеселительные беседы. Инспектор Триксвелл, доложите о выполнении поручения по дела Би-Кей-Молл.

Одно упоминание об Уолли сразу несколько понизило градус веселья. Уж будь он здесь, не пришло бы в голову Ронни устраивать открытую клоунаду. Уолли, полицейский старой школы и большого жизненного опыта, держал все на своих местах и фривольности не допускал ни при каких обстоятельствах.

– До охранника не удалось дозвониться. Судя по всему, он сменил номер. Также, по адресу, который он сообщил при устройстве на работу, он не проживает, – чуть наигранно отрапортовал Макс Триксвелл.

– Объявили в розыск?

– Да, сэр!

– Когда?

– Вчера около 3-х часов дня, сэр!

– Отлично. Занимайтесь текущими делами.

– Есть, сэр!

Макс развернулся как на плацу, и, сопровождаемый улыбками Ронни и трех сержантов, чеканным шагом направился к своему столу.

– У остальных нет работы? – спросил Саймон с некоторым вызовом в интонации.

В отличие от Макса и Ронни, Саймон, помимо звания инспектора, имел еще и должность заместителя старшего инспектора. То есть, в отсутствие Уолли, распоряжения в департаменте отдавал он. Компания разошлась по своим рабочим столам. Наконец-то можно было погрузиться, собственно, в работу. Прежде всего Саймон набрал номер миссис Эвертон и напомнил ей, что ждет ее в департаменте примерно к полудню, а также спросил номер Бриджит Четэм. Миссис Эвертон ответила, что обязательно будет к назначенному времени и продиктовала номер Бриджит. Теперь предстояла задачка посложнее.

– Алло, миссис Четэм? Это инспектор Силверстон. Будьте так добры подъехать в отделение сегодня в любое время до 5 часов вечера. Не можете? Видите ли, я вам не предлагаю какую-то коммерческую услугу , а требую от вас оказать содействие в расследовании обстоятельств смерти человека, вашей матери, кстати. Да, с адвокатом, если хотите. Дежурному на входе назовете мое имя.

Бросив трубку, Саймон пару минут не мог избавиться от приступа гадливости. Не даром прилизанная блондинка не понравилась ему с первого взгляда. Нет, не то чтобы он не видал людей похуже. Видал, конечно. Но почти неприкрытое равнодушие в отношении смерти ближайшей родственницы просто не могло не коробить. Интересно, какого адвоката она сюда притащит? Должно быть, из тех наглых, слащаво улыбающихся типов, которые на каждый вопрос инспектора способны тут же привести закон, пяток поправок, и не менее дюжины толкований, позволяющих этот вопрос игнорировать. Как детектив, Саймон вообще был самого невыгодного мнения об адвокатах. "Большинство из них – просто узаконенные бандиты", – с раздражением думал Саймон, тут же вспомнив дело Грэга Нортона, ограбившего пять сельских магазинов с убийством двух человек, пока его не поймали, и отделавшегося за все это всего лишь семью годами тюрьмы благодаря ушлому адвокатику, доказавшему "непреднамеренность" обоих убийств. А отсидел Нортон и того меньше, всего пять лет, выйдя досрочно за примерное поведение. Пожил на воле, правда, тоже недолго, так как принялся распространять наркотики и снова был пойман. Тогда уж ему пришлось похуже, но все равно проклятое адвокатское племя и тут помогло ему увернуться от части давно уже залуженных кар…

– Эй, Грэм! – вывел Саймона из забытья Макс Триксвелл, – Только что пришла сводка, взгляни-ка!

На стол Саймона сначала легла тень Макса, а потом – напечатанная оперативная сводка.

– Не зря мы нашего охранника в розыск объявили! Сегодня утром его заметили в одном пансионе на Элмс Кресент, так глянь, что он там устроил! – и Макс остался стоять рядом в ожидании, пока Саймон прочтет.

– Оказал вооруженное сопротивление… – бормотал Саймон, читая – Задержать не удалось… Да что ж это, Макс! – взорвался он неожиданно, – Как он мог уйти от дюжины полицейских? Куда смотрели эти раззявы?! Они его могли дважды окружить, а вместо этого позволили спокойно прогуляться до машины! И неужели хотя бы колеса прострелить не могли?

– Ну, простреливать колеса – это по твоей части, – льстиво заявил Макс, – И вообще, наше отделение никогда так не лопухнулось бы, как какой-то там "Мейворд-департмент".

– Точно! Теперь, если особо опасный забредет на территорию нашего отделения, я пошлю тебя с одним свистком в качестве оружия, и негодяю крышка, – глумливо сказал Саймон.

– Но есть и достижения, – продолжал Макс, словно не заметив последнего выпада в свой адрес, – Мы имеем его настоящее имя.

Феликс Ратаковски, 38-ми лет, из семьи польских мигрантов, многочисленные приводы в полицию за драки и дебоши… Хм, странно, а вот инцидентов с оружием ранее никаких…

– В рапорте отмечено, что, по мнению участвовавших в задержании, у него есть боевой опыт.

– Армия? Проверяли?

– Пока нет, но выясним.

– Давай, успехов тебе!

Саймон поднялся из-за стола и потянул с вешалки твидовое пальто. Но Макс по-прежнему не двигался с места.

– Что-то еще? – спросил Саймон, уходя и оглядываясь через плечо.

– Только один вопрос.

– Давай.

– Это правда, насчет тебя и Карен?

На долю секунды Саймон замер. Да что им всем надо?! Следят, на какой машине ездишь, с какой девушкой встречаешься… Жизнь, как в аквариуме! Вот он, Саймон, вообще никогда не сует нос в их дела, а их носы, похоже, в его делах навсегда застряли…

– Инспектор Триксвелл, займитесь своими обязанностями! – бросил Саймон уже в дверях.

– Просто "да" или "нет", Грэм! – на этот раз в голосе Триксвелла прозвучали какие-то новые, незнакомые нотки, похожие на нотки мольбы. Удивленный Саймон обернулся и смерил взглядом худощавую фигуру коллеги. На лице инспектора Макса Триксвелла Саймону доводилось видеть много разных выражений, но вот это, нечто похожее на отчаяние – это впервые…

– Если хочешь знать, она свободна, – тоном ниже обычного произнес Саймон и вышел из отдела.

Когда Саймон подходил к своей колымаге, вид ее, как ни странно, уже не вызвал былого отторжения. Наоборот, почудилось в ней что-то совсем привычное, даже родное. Плюхнувшись в холодное сиденье, Саймон хотел было уже завести мотор, но вдруг всплыла в памяти последняя сцена в отделении, и рука его как-то сама оставила ключ зажигания… Саймон откинулся на спинку сиденья и молча смотрел, как порыв ветра несет по серому асфальту ярко-оранжевую упаковку из-под чипсов.. Ах, Карен! Быть бы только ему поумнее год назад…

…Карен Старкс появилась в отделе полиции Стайнмор-департмент около полутора лет назад, на должности статистки. Старая статистка миссис Крэмпхем, проработавшая в отделе лет сорок, должна была вскоре уйти на пенсию, и пока она этого еще не сделала, подполковник Гроссли принял решение подыскать молодого специалиста, которого опытная миссис Крэмпхем могла бы обучить всем тонкостям работы статистом именно в отделении полиции.

Выпускница колледжа мисс Старкс была второй или третьей кандидаткой на это место, и хотя миссис Крэмпхем не выразила особенного восторга в ее отношении, подполковник Гроссли, также участвовавший в собеседовании, кандидатуру Карен немедленно утвердил. И само собой, в первый же день ее работы, как только разнесся слух, что в отделение приняли новую молоденькую статистку, личный состав мужского пола начал искать причины заглянуть в кабинет статистов. Первому это удалось Ронни.

– Эй, ребята! – ворвался он в общий холл, – Почему вы не отговорили меня жениться три года назад?! Нет, вы ее видели? Я думал, такие куколки только в модельных агентствах работают, а тут, глядишь, и нам, грешным, перепало!

После этих слов полисмены начали заходить в кабинет статистов и вовсе уж без повода, к неописуемому неудовольствию миссис Крэмпхем. Пожалуй, только Саймон тогда проигнорировал сказания о чудной красавице, которая ныне в кабинете статистики бодро выстукивает изящными пальчиками по клавиатуре, занося в архив достижения отдела.

Карен, стройная блондинка ростом около 180 см, с натурально вьющимися локонами и огромными зелеными глазами, и в самом деле могла околдовать с первого взгляда. Помимо эффектной внешности было что-то в ее манерах простое и вместе с тем неуловимо женственное, что зачастую заставляет кавалеров толпами приходить под одно и то же окно и сражаться за каждый взор красавицы в свой адрес. И конечно, оказавшись на такой благодатной почве, как полицейский участок, красота Карен пожинала щедрые плоды. Для начала младший офицерский состав, который практически весь был холост, сделал Карен предложение встречаться. Но увы, интереса у красавицы эти предложения не вызвали. После этого в бой пошел Макс Триксвелл, и хотя сначала его знаки внимания были приняты благосклонно, однако же надеждам его не суждено было прожить долго. Когда весь офицерский состав заметил, что сам подполковник Гроссли заглядывает в кабинет статистики чаще чем обычно (а обычно он появлялся там, пожалуй, только для того, чтобы вручить миссис Крэмпхем ежегодную премию), Макс Триксвелл понял, что, перебегая дорогу шефу, он оказывается в неловком положении, и вынужден был отступить. В тот момент все уже были готовы счесть Карен корыстной хищницей, как вдруг сама миссис Крэмпхем по секрету сообщила жене старшего инспектора полиции Уолтера Берксона, с которой она много лет дружила, что она, миссис Крэмпхем, случайно оказалась свидетельницей сцены предложения руки и сердца, сделанного подполковником Гроссли младшей статистке отдела мисс Старкс. Увы, подполковник получил отказ. Пару недель весь Стайнмор-департмент не знал что и думать. Не то, чтобы всех удивляло, что кокетка 22-х лет отвергла 45-летнего солидного мужчину с хорошим заработком и положением. Непонятно было другое: чего же ей надо? Молодых мальчиков она отбрила, на инспектора средних лет не позарилась, на весьма солидного мужчину – тоже. Никто не знал, как все это понимать, кроме только Саймона, которому мисс Старкс уже неоднократно к тому времени посылала милые открытки романтического содержания.

Саймон имел случай познакомиться с Карен примерно через месяц после ее появления в отделе, когда он принес пачку закрытых дел в кабинет статистов. По привычке он обратился к миссис Крэмпхем, но та только молча кивнула на соседний стол, за которым сидела весьма симпатичная особа, с интересом разглядывавшая Саймона.

– Так это вы инспектор Силверстон? – Карен уперла локоток в стол и кокетливо опустила подбородок на изящно согнутую кисть, – Я наслышана о ваших недавних подвигах.

Как раз накануне состоялась погоня, во время которой Саймон метко прострелил колеса машины с удиравшими бандитами. Собственно, одно из пачки дел в руках Саймона как раз это и было. Саймон слегка смущенно ответил:

– Пустяки, это всего лишь будни полицейского.

– Вы так считаете? – ответила девушка, принимая папки с делами, – А по-моему, вы просто герой! – и, глядя прямо в лицо Саймону, она улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок. Саймон пробормотал нечто невразумительное и ретировался.

Он счел Карен очень милой и вполне понимал тот ажиотаж, который устроили вокруг нее все его коллеги. Однако же, присоединиться к этому ажиотажу ему и в голову не пришло, и, когда в незапертом верхнем ящике его стола вдруг обнаружилась открытка в романтическом стиле и с содержанием типа: "Вы так давно не заходили… а ведь нам наверняка есть что сказать друг другу", Саймон удивился и понятия не имел, как на это реагировать. В конце концов, он пошел по самому легкому пути – сделал вид, что ничего не получал. Тогда Карен подловила его на парковке. Нет, она вовсе не была навязчивой, просто ясно дала понять, что заинтересована в отношениях с Саймоном. Но и тут он еще не мог решить, что ему правильно предпринять.

С одной стороны, Карен нравилась ему, и все же что-то в глубине его сердца неясно маячило: "Брось, это не твое!" Он раздумывал, как поступить, а тем временем в его столе регулярно появлялись открытки, напоминающие, что красавица по-прежнему интересуется и скучает без него. И вот, когда Саймон уже решился было объяснить с девушке, что, увы, ее чувства отнюдь не взаимны, одна из компрометирующих открыточек попала в лапы бесцеремонного Ронни Шорта, который в отсутствие Саймона залез в ящик его стола за дыроколом. Надо отдать должное Ронни, на этот раз он не раструбил сенсационную новость, а улучил момент, когда они с Саймоном остались в холле с глазу на глаз.

– Ну, брат, с тебя причитается, – обратился он к Саймону, подмигивая, – Ведь таков старый обычай, победитель угощает всех, чтобы немного утешить проигравших, а?

У Саймона перехватило дух. В долю секунды он сообразил, о чем это Ронни. Должно быть, он как-то пронюхал, и что же теперь будет…

– Что за чушь ты мелешь, – начал он было с невозмутимым видом. Тут же перед самым его носом оказалась открытка с диковинным дворцом и томной красавицей в окне.

– "Надеюсь на ответ" – с придыханием прочел Ронни, – Каково, а?! Ну ты нахал, Грэм! Когда ребята бьются хотя бы за лишний взгляд, ты нос воротишь, что ли?! Да что с тобой?

Саймон заметно помрачнел. Но несмотря на прескверное настроение, он все же попытался взять себя в руки и порассуждать с Ронни спокойно:

– Видишь ли, если даже вы все от девушки в восторге, это не значит, что я тоже обязан быть от нее в восторге … – начал он, но Ронни тут же перебил:

– Брось, Грэм, кому ты собрался читать свои лекции! Тут нет таких дураков, которые на них купятся. И уж извини, но ребята должны знать. Чтоб им не питать ложных надежд. А тебе советую – очень советую – не будь дураком, иди к ней прямо сейчас, вместе с рукой, сердцем, и чем там еще полагается, – и снова подмигнув, упитанный Ронни важно уплыл из холла в коридор.

Саймон почувствовал себя загнанным в угол. Бесцельно гоняя карандашом сломанную скрепку по всей поверхности своего стола, он пытался собраться с мыслями и проанализировать положение. С одной стороны – весь мужской личный состав отделения, который как только не обсмакует его отказ девушке всеобщей мечты, с другой – та самая девушка, которая, надо признать, весьма симпатична, и он, Саймон, сам до конца не понимает, как объяснить то, что в его сердце не зародилось к ней должного интереса. Нет, конечно, он мог бы героически отбиваться и от коллег, и от Карен, но собственно, к чему такая борьба? В конце концов, может все правы, а он чего-то не понимает? Но все-таки, непонятно, чего она прицепилась к нему, когда у нее десятки других, более доступных вариантов?! Хотя, может быть, он просто не дал ей должного шанса произвести на него впечатление? Не следовало ли ему быть повнимательнее к столь милой особе, как Карен? То одни, то другие чувства захлестывали Саймона, масса вопросов роилась в его голове, когда вдруг в проеме двери вновь нарисовался кругловатый силуэт. Ронни с порога озарил Саймона улыбкой:

– Мне проставишь двойную порцию, Грэм. Я уж тебя знаю, ты бы так и сидел как приклеенный. Колеса у машин на ходу ты может и простреливаешь, но ухажер из тебя никакой. Поэтому пришлось дядюшке Ронни взять на себя эту заботу и все устроить самому. Так слушай, она сейчас на обеде, во Фрогстайл-кафе, и дождется там тебя. Давай, давай, пошевеливайся, уже половина обеда прошла, а тебе топать целый квартал, да еще и объясниться надо, – Ронни сорвал с крючка пальто Саймона и накинул ему на плечи, – Ну, пошел, пошел, – и, похлопывая Саймона по спине, Ронни не дал ему опомниться и выпроводил из отделения…

Так Саймон начал встречаться с Карен. Поначалу все было довольно неплохо, и Саймон уже начал думать, что, видимо, он просто не имеет в себе романтической жилки, раз сразу по достоинству не оценил такую девушку как Карен. Однако, со временем он начал ощущать какую-то пустоту и раздражение. Сперва лишь слегка, очень неясно и смутно, даже самому себе не отдавая отчет, что он в данный момент чувствует. И вот однажды, ноябрьским сумрачным вечером, они с Карен медленно прогуливались по длинной аллее, обсаженной раскидистыми кленами. Игра света вечерних уличных фонарей и длинных теней от кленов делала образ Карен каким-то загадочным и даже еще более привлекательным, чем обычно. Воздух, уже практически морозный, румянил ее милые щечки, в то время как она без умолку болтала о том, как будет здорово летом отправиться в отпуск на Ривьеру, если только удастся вовремя забронировать приличный отель или квартирку. Она уже гуглила варианты, пока что достаточно очень неплохих, но стоит все же поторопиться, их расхватывают, как горячие пирожки… И вдруг сознание Саймона ясно прорезала мысль: "Неужели в этой прекрасной голове не бывает других забот и хлопот, кроме собственного уюта и комфорта?". И Саймону стало невыразимо скучно… Он попытался отделаться от этого ощущения, и в тот вечер у него это получилось, но чем дальше, тем труднее становилось ему уговаривать себя не раздражаться от пустопорожних разговоров, не замечать ограниченности интересов красавицы, а главное, прощать постоянный и неизменный эгоизм, выражающийся как в мелочах так и в серьезных решениях.

Вскоре Карен уволилась из "Стайнмор-департмент", так как нашла место статистки в банке, где платили больше. Она сняла квартиру в 10 минутах ходьбы от места работы, но все же требовала, чтобы Саймон подвозил ее прямо к дверям банка или забирал каждый раз, когда ей этого хотелось, и обижалась, если он отказывался выполнить эту свою обязанность из-за каких-то там дел по работе. Она дулась на него и тогда, когда он отправился на выходные в Манчестер с ежеквартальным визитом к своей тетушке вместо того, чтобы отправиться с Карен на загородную вечеринку, организованную ее подругой. Хобби Саймона – резьбу фигурок из дерева, на которую у него итак почти никогда не оставалось времени, – ему теперь пришлось забросить совсем, так как Карен посчитала это пустым занятием. Саймон начал чувствовать себя как человек, чью свободу ограничил весьма суровый суд.

А с некоторых пор у Саймона возникло и еще одно неприятное чувство – будто Карен выставляет его напоказ своим друзьям, коллегам и родственникам, как необычайно удачный охотничий трофей, и ожидает от него, Саймона, чтобы он на людях продемонстрировал свою полную покладистость и прирученность. На вечеринках он обязан был галантно ухаживать за своей дамой, даже если только что приехал со сложного задержания или же просто был измотан работой. Отца Карен следовало почтительно выслушивать и не вступать в споры ни по каким вопросам, даже если Саймон в корне не согласен был с его мнением. Все это Саймон еще терпел, хотя видит Бог, он и сам не знал, зачем. Последней каплей стал случай, когда одна из коллег Карен, с утра наблюдавшая из окна банковского офиса, как импозантный молодой человек помогает Карен выйти из машины, во время перерыва на ланч бросила ей такую фразу:

– Шикарный у тебя парень. Жаль только, одевается как-то обыденно. Такому видному парню, как он, абсолютно необходимо больше гламура. Ну, а ты куда смотришь? Помоги ему раскрыться во всей красе.

Саймон не знал об этом разговоре, как и о самом существовании той сотрудницы, а если бы знал, то позднее принес бы огромный букет цветов ей в благодарность, ибо это стало началом конца. Конца отношений, которые несказанно Саймона тяготили.

После нескольких серьезных ссор по поводу его манеры одеваться он прямо заявил Карен, что им обоим гораздо легче будет идти по жизни порознь, нежели вместе, и ушел, не обращая внимания на надрывное: "Как ты не понимаешь, я же старалась для тебя!" и рыдания, несущиеся ему вслед…

…Ворона со взъерошенными от ветра перьями, скакавшая по парковке "Стайнмор-департмента" в поисках крошек от бургеров или любого другого съедобного материала, вдруг взлетела вверх и снова приземлилась метрах в пяти за пределами парковки. Боковым зрением Саймон заметил движение слева и повернул голову. Рядом с его Бьюиком парковался новехонький Мерседес, блестящий и черный, точно гигантский жук. За рулем была холёная дама, по выражению лица – чистой воды стерва, а рядом с ней восседала не кто иная, как миссис Четэм. Полицейский азарт немедленно взбодрил приунывшего было молодого сыщика. "Ого, назревает баталия! Стервы – одни из самых серьезных противников, но и мы не лыком шиты", – пронеслось в мозгу Саймона, в то время как он резво и пружинисто выскочил из Бьюика и галантно открыл дверь Мерседеса перед миссис Четэм.

– Как удачно, что я еще не успел отъехать! – с чарующей улыбкой обратился Саймон дамам.

В ответ миссис Четэм лишь сдержанно поздоровалась и кивком головы указала на хозяйку Мерседеса:

– Это мисс Вайенс, она представляет мои интересы.

Мисс Вайенс, высокая стройная брюнетка в дорогом брючном костюме темно-зеленого цвета с перламутровым отливом, в свою очередь, смерила и детектива, и его машину, взглядом, в котором выражалось нескрываемое презрение. Приветствием она Саймона не удостоила. Еще более раззадоренный столь нелюбезным отношением, Саймон весело сказал:

– Слов нет, как рад знакомству! Как вам нравится моя машина? Я бы конечно хотел сэкономить свое и ваше время и поговорить с вами прямо в ней, но к сожалению, правилами это запрещено. Придется нам с вами пройти в допросную, которая, уверяю вас, столь же комфортабельна, как и моя автокрасавица.

Напомаженные губы мисс Вайенс скривились в язвительной улыбке:

– Да, нам сегодня не везет с самого утра, – бросила она, не оборачиваясь в сторону детектива.

И обе дамы молча последовали за Саймоном, через главный вход и холл "Стайнмор-департмента" в первую же свободную допросную комнату. Обстановка допросной была проста до примитива: светло-серый стол, темно-серый диктофон, зеленая настольная лампа. Саймон включил лампу, и поток света выбил яркий овал на серой поверхности стола. В это подсвеченное пятно Саймон поместил диктофон и, нажав кнопку "Запись", надиктовал обычный заголовок допроса, включающий дату, время, представление всех присутствующих, и еще кое-какие формальности. После стандартной процедуры Саймон сделал первый ход:

– Миссис Четэм, сразу после того, как миссис Эвертон известила вас о смерти вашей матери, вы приехали в ее дом и застали там меня и констебля Треверса. Скажите, вам не показалось тогда, что в доме какие-то вещи отсутствуют, а какие-то, наоборот, появились?

Мисс Вайенс натренированным движением наклонилась к уху Бриджит Четэм и быстро что-то прошептала.

– Если бы я заметила что-то подобное, я бы сразу сообщила вам, – четко произнесла Бриджит.

– Не сомневаюсь. Припомните однако, когда вы зашли в кухню, не обратили ли вы внимание на коллекцию картинок на столе вашей покойной матери?

– Как вы помните, я стояла спиной к этому столу.

– Конечно. Миссис Эвертон, которая заглянула в дом после вашего ухода, заметила, что картинка со стихом из Библии, много лет находившаяся на столе вашей матери, была заменена. Не предполагаете, кто мог бы ее заменить?

– Вы не обязаны отвечать, Бриджит, – металлическим голосом прорезала установившуюся после вопроса тишину мисс Вайенс.

– Следующий вопрос, – продолжил Саймон, уставившись прямо в глаза Бриджит немигающим взглядом, – При осмотре сада вашей матери, я не заметил клумб или вазонов с растениями. Ваша мать не любила садоводство?

В выражении лица Бриджит, доселе невозмутимом, вдруг проскользнула настороженность. Бриджит вопросительно посмотрела на мисс Вайенс, та только молча кивнула.

– Я не очень понимаю, к чему вы клоните… – несколько растерянно сказала Бриджит.

– Просто ответьте: ваша мать не занималась садом, ведь так?

– Вы правы, сад всегда пустовал.

– И в доме какие-либо декорации из живых растений тоже отсутствуют. Ни единого горшочка с цветами. Очевидно, ваша мать не считала растения необходимым элементом уюта в доме. Как вы считаете?

– Возможно… – ответила Бриджит после короткого совещания шепотом с мисс Вайенс.

– Тогда как вы объясните, что начав уборку дома вы без колебаний отправились именно в спальню вашей матери и вынесли оттуда увядшие цветы? При отсутствии склонности вашей матери к декорированию цветами, вы не могли ожидать найти в спальне что-то, что нуждается в утилизации. Это возможно, если только вы знали, что там есть цветы, которые необходимо выкинуть. Но по вашему же утверждению вы не были у вашей матери два месяца. Как вы объясните такое противоречие?

Лицо Бриджит приобрело ярко-розовый оттенок, а мисс Вайенс, слегка наклонившись к диктофону, затараторила:

– Как адвокат, я выражаю протест в связи с тем, что детектив Силверстон выдает свои предположения за установленный факт. У поведения моей подзащитной может быть масса объяснений, например, растерянность в результате шока или случайный выбор места начала уборки. Я подчеркиваю, что детектив Силверстон манипулирует фактами, поэтому моя подзащитная проигнорирует последний вопрос.

"Ничего, мисс Крыса-в-законе… хоть твоя подзащитная и отвертится от этого дела, но воспоминаниями я ее обеспечу. Ишь, раскраснелась как в бане", – с удовольствием отметил Саймон.

– Продолжаем допрос, – также наклонившись к диктофону, сказал Саймон, – Миссис Четэм, скажите пожалуйста, насколько внимательно ваша мать относилась к маникюру?

На сей раз Саймон был особенно вознагражден – он увидел живые, неподдельные эмоции на обычном холодном, не по возрасту взрослом лице. Это были удивление и страх вперемешку.

– Маникюру? – переспросила миссис Четэм, – Зачем это вам?

– Поверьте, у меня всегда есть причины для моих вопросов, – с легкой усмешкой ответил Саймон.

– Не знаю.. Я не обращала внимания…

– Видимо, вы не обращали внимания на многое, что касалось вашей матери. Что ж, я должен вам что-то показать. Допрос прерван в 11:07, – обратился Саймон к диктофону, а затем встал из-за стола, выключил лампу и рукой указал дамам на выход.

Они пересекли по коридору все здание департмента и вышли через боковой выход во внутренний двор, к которому справа примыкала отгороженная сетчатым забором парковка. Слева двор ограничивало мрачного вида здание без каких-либо вывесок. Саймон повел посетительниц к широкой коричневой двери, расположенной примерно в середине здания. Они уже начали подниматься по ступеням крыльца, когда дверь распахнулась им навстречу и какая-то заплаканная женщина, выбежав, пронеслась вниз по ступеням мимо них. Войдя, Саймон и две дамы очутились в довольно мрачном маленьком холле, где за миниатюрным столиком восседал дежурный полицейский. Саймон кивнул ему, и продолжил путь, свернув в узкий коридор направо, затем налево, и наконец остановился у массивной двери, обитой железными листами. На этой двери уже была вывеска: "Морг". Здесь Саймону потребовалось нажать звонок и, глядя в глазок видеокамеры, назвать свое имя и звание. Дверь начала свое движение назад, и, если бы даже на ней не было совсем никакой надписи, сильный сладковато-тошнотворный запах немедленно дал бы знать посетителям, куда именно они входят.

Краем глаза Саймон покосился на миссис Четэм и заметил, как побледнели ее щеки, а во взгляде появилось нечто вроде ужаса. Вторая дама держалась значительно бодрее. "Ну еще бы, ей-то не впервой, а кроме того, при ее профессии вряд ли что-то вообще может смутить", – подумал детектив.

– Мэри, моя крошка! – нарочито развязано крикнул он, распахнув дверь одного из кабинетов морга, – Есть свежие приколы? Как там содержание желудков и кишок?

Симпатичная женщина лет тридцати резво поднялась из-за компьютерного стола навстречу Саймону. Волосы ее полностью забирала медицинская шапочка, так что невозможно было определить, блондинка она или брюнетка, но зато был явным блеск ума и юмора в темно-синих глазах.

– Не поверишь, Грэм. Владелец нескольких торговых центов и сети гостиниц, имевший миллионы фунтов в обороте, не мог себе вывести глистов.

– Вот так да! – наигранно округлил глаза Саймон, – А может, это мы с тобой ничего не понимаем в разведении элитных червей?

– Элитных, говоришь? – Мэри пожала плечами, – Чего уж там элитного? Впрочем, можешь сам посудить. Хочешь, покажу?

– В другой раз, моя крошка. Пока что покажи нам номер 586 / 12, миссис Хариссон.

– Не проблема, Грэм. Подождите здесь, я позову, – и Мэри скрылась в комнате, примыкающей к ее кабинету.

Несколько минут ожидания прошли для посетителей совершенно по-разному. Миссис Четэм заметно волновалась, однако не до такой степени, чтобы потерять самоконтроль. Мисс Вайенс непоколебимо высилась как башня, готовая к любой осаде, а абсолютно расслабленный Саймон имел наглость присесть за компьютер Мэри и собрать пасьянс. Наконец, из-за стены раздался голос Мэри:

– Прошу пройти!

В соседней комнате, на огромном, расположенном по центру столе, лежало покрытое белой тканью тело. При виде его миссис Четэм не удержалась и, всхлипывая, судорожно зарылась в сумочке в поисках носового платка. Мэри откинула ткань с лица покойной.

– Миссис Четэм, узнаете ли вы в покойной свою мать? – официальным тоном вопросил Саймон.

Блондинка, давясь рыданиями, просто кинула головой.

– Миссис Четэм, если вам нужно время успокоиться, я вам его предоставлю. Мне необходимо, чтобы вы собрались и ответили на несколько вопросов.

Пару минут Бриджит Четэм боролась с собой, изо всех сил стараясь взять себя в руки. В конце концов, знать, что твоя мать умерла, это одно, а впервые увидеть ее мертвое тело, это совсем другое. Мисс Вайенс уже готова была потребовать перерыв, но Бриджит утерла слезы, и более-менее твердым голосом произнесла:

– Да, детектив, я отвечу.

Саймон повернулся к Мэри:

– Мисс Брексли, покажите руки покойной.

Мэри отдернула ткань с обеих кистей.

– Обратите внимание, миссис Четэм. На запястье правой кисти наблюдается кровоподтек, характерный для сильного сжатия запястья, например, рукой другого человека. Не знаете ли вы кого-либо, кто мог так поступить с вашей матерью?

Состояние Бриджит, казалось, полностью изменилось. От отчаяния и слез не осталось и следа. Сейчас она просто смотрела на слегка посиневшую правую кисть, широко распахнув глаза и не моргая.

– Миссис Четэм, вы понимаете вопрос? – вынужден был произнести Саймон. Бриджит медленно перевела на него пустой взгляд:

– Да, я понимаю. Я не знаю, кто это мог сделать.

– Возможно, в ее жизни был мужчина?

– Моя мать имела много друзей, но не встречалась ни с кем со дня смерти отца.

– Хорошо, миссис Четэм. Всего еще один вопрос. Следила ли ваша мать за своим маникюром? Как вы помните, я задал этот вопрос еще в допросной. Посмотрите пожалуйста, был ли вот такой маникюр характерным для вашей матери?

При этих словах Саймона Мэри приподняла кисть покойной так, что стали хорошо видны ногти, покрытые фиолетовым лаком, но грубо обрезанные, с зазубренными и рваными краями.

– Нет… – почти прошептала Бриджит, – это не ее ногти.

– Вы хотите сказать, что это не характерный для нее маникюр?

Бриджит снова взглянула на Саймона, несколько более осмысленно, чем в предыдущий раз.

– Что вы. У мамы всегда были аккуратные длинные ногти. Она никогда бы не допустила… – и тут Бриджит вдруг разрыдалась, уткнувшись в плечо мисс Вайенс. "Значит все-таки, не так уж ты не обращала внимания на маникюр матери", – отметил Саймон.

– Инспектор Силверстон, я требую перерыва, моя подзащитная нуждается в помощи, – решительно объявила мисс Вайенс.

– Конечно! – широко улыбнулся Саймон, – Да и вообще, нам остались лишь формальности.

Они вернулись в допросную комнату, где Саймон предоставил миссис Четэм несколько минут и стакан воды для успокоения, а затем надиктовал серой машинке результаты осмотра тела и ответы миссис Четэм на вопросы, заданные в смотровой морга. После этого деловитая мисс Вайенс увела свою подзащитную, а Саймон, оставшийся в прекрасном настроении, собрался было выпить кофе. Он вальяжно прошествовал в общий холл к кофе-машине, как вдруг заметил миссис Эвертон, скромно присевшую на стуле возле рабочего места Саймона.

– Добрый день, мистер Силверстон! Дежурный велел мне подождать вас здесь.

– О, рад вас видеть, Эмили! – расплылся в улыбке Саймон, – Как ваше самочувствие?

– Спасибо, сегодня неплохо. Есть ли какие-либо новости, мистер Силверстон?

– Новости? – удивился Саймон, – Что вы хотели бы услышать?

Теперь уже пришел черед Эмили удивляться:

– Как, вы не понимаете? Конечно же, я хочу услышать причину смерти.

Саймон посерьезнел:

– Видите ли, пока мы можем с уверенностью утверждать только то же что и вчера. Причиной смерти стала передозировка бромизовала. Это вещество входит в состав некоторых лекарственных препаратов. Скажите, ваша подруга принимала какие-либо лекарства?

Эмили грустно покачала головой:

– Нет, мистер Силверстон. У Сары и в аптечке-то было почти пусто. Только жаропонижающее на случай простуды, да пара препаратов от головной боли. А для чего применяют этот… бромоторвал?

– Ну, чаще всего как средство от бессонницы. У миссис Харрисон не было проблем со сном?

– Проблем? – горько усмехнулась Эмили, – Пока она не вышла на пенсию, у нее была только одна проблема со сном – где найти на него время. Примерно через полгода после того, как Сара оставила работу, она как-то сказала мне: "Знаешь, Эмили, в нашем возрасте не так уж много преимуществ, но одно прекрасно – уже никто и ничто не мешает тебе высыпаться".

Саймон придвинул к себе один из пустующих стульев своих коллег и уселся напротив миссис Эвертон.

– Расскажите о своей подруге. Какой она была как человек, с кем кроме вас дружила?

– О, у Сары был прекрасный характер, легкий и дружелюбный. Она без труда ладила с людьми, даже с не очень-то приятными. Любила делать всем подарки. Как я вам уже говорила, Сара организовала группу волонтеров, навещавших онкобольных детей. Большой материальной помощи группа не могла им оказать, но устраивала детские праздники, пикники, сюрпризы… Некоторые прихожане нашей церкви также вошли в эту группу волонтеров. Бывало, если больной ребенок просил, они приезжали к нему даже ночью, часто поддерживали прямо перед операцией, а как-то раз Сара, по просьбе одной девочки, даже присутствовала в операционной… Вообще, все Сару просто обожали. Она, знаете, была душой нашей компании. Довольно часто по воскресеньям, после церковной службы, мы собирались у Сары. Она пекла отличные пироги, и мы, бывало, допоздна пили чай и болтали там, наверху в ее гостиной… – на глаза Эмили навернулись слезы.

Не позволяя женщине совсем раскинуть, Саймон задал вопрос:

– Миссис Эвертон, скажите, после смерти мужа миссис Харрисон встречалась с каким-либо мужчиной?

– Понимаете, за ней ухаживали, конечно. Но по тем или иным причинам Саре не нравились эти ухажеры. Вообще, она говорила, что мужчина должен быть практически совершенством, чтобы она захотела вдруг променять на него свою свободу.

– А покойный мистер Харрисон был практически совершенством?

Эмили задумалась, вспоминая весьма далекое уже прошлое:

– Честно говоря, мне трудно сейчас сказать, какого характера или даже внешности был Бен Харрисон. В комнате Бриджит висит пара старых фотографий, на одной из них есть Бен, а Сара на обоих, такая молоденькая… Но я давно не видала тех фото, поэтому уже и не помню Бена. Он, знаете, тихий такой был, не разговорчивый, малозаметный… Уж не знаю, как он смог убедить Сару выйти за него замуж. Они приехали в наш район, будучи уже женатыми и с маленькой Бриджит на руках.

– Да-да, вы говорили… Ну, а до переезда, где они жили, вы не знаете?

– Сара говорила, конечно, что они приехали из Индии, и иногда вспоминала эту страну так, будто она там долго жила и хорошо знала всякие индуистские обычаи. Но я не придавала значения. В конце концов, какая разница, откуда твои соседи, лишь бы они были хорошие люди.

– Тут я с вами полностью согласен, Эмили. А в вашей компании, в которой вы обычно собирались, не было случайно каких-то подозрительных или может просто новых людей?

– Ну, у нас все очень благонадежные. А что касается новых… Вот мистер Холлоу появился в нашем церковном приходе около полутора лет тому назад. Но он очень положительный мужчина, и к тому же ваш бывший коллега. С 20 лет он работал полицейским, наработал 40 лет стажа, но сейчас уже давно на пенсии. Он оказался в нашем приходе, потому что устроился садовником в поместье лорда Стаутфорда, того самого, у которого работает и муж Бриджит. Как-то раз он с ней разговорился, сказал, что уже лет сто не бывал на церковной службе и что хотел бы принадлежать какому-нибудь церковному приходу. Ну, Бриджит и познакомила его с нашим дьяконом Джереми Сэндботом, который потом представил мистера Холлоу нашему скромному обществу. И он отлично вписался в нашу компанию, надо сказать. Ну, а все остальные числятся там уже по 20-30 лет.

– Вот как.. А как называется поместье лорда Стаутфорда?

– Название мне не припомнить… Помню только, что это по Коув роуд. Там, знаете ли, целая россыпь элитных поместий.

– О да, мне известно. Еще вопрос: скажите, а миссис Харрисон воспитывала Бриджит такой же религиозной, как она сама?

– Мистер Силверстон, ведь у меня самой две дочери. Что ж, когда наши дети были маленькими, мы конечно брали их с собой на воскресные службы. Но к 15 годам у них появились другие интересы, знаете ли. Ни Сара, ни я не настаивали, чтобы девочки ходили с нами.

– Понимаю. Ну а как вы считаете, Бриджит хорошо знакома с Библией? Могла бы она, например, что-то процитировать из нее?

Эмили бросила на Саймона взгляд, полный испуга:

– Бриджит? Вы же не думаете, что…

– Я пока ничего не сказал. Просто спросил, насколько Бриджит знакома с Библией.

– Думаю, не очень знакома. Она и в детстве не проявляла интереса к вере, ну а сейчас, когда на первом месте в ее жизни карьера ее мужа, и подавно.

– А как давно вы видели Бриджит до смерти вашей подруги?

Эмили наморщила лоб:

– Дайте-ка вспомнить… Примерно месяца полтора назад Бриджит с мужем приезжали в гости к Саре. Впрочем…

– Что впрочем? – как ястреб кинулся Саймон на легкое сомнение в тоне миссис Эвертон.

– Позавчера вечером к дому Сары подъехало такси. Но было уже довольно поздно и темно, а в нашем конце улицы сломался уличный фонарь. Я выглянула из окна своей гостиной, и увидела только, что какая-то женская фигура взбегает по ступенькам к входной двери. Сара открыла ей, и по темному силуэту на фоне освещенного дверного проёма мне показалось, что это фигура Бриджит. Но я совсем не уверена, мистер Силверстон, и не повторю это в суде.

И тем не менее, на лице Саймона сияла торжествующая улыбка. Ну конечно, он же чуял! И чутье не подвело его. Бриджит! Она замешана здесь, никаких сомнений.

– Если не Бриджит, то кто это мог быть? – как бы невзначай поинтересовался он.

– О, кто угодно. Волонтер, либо коллега с какой-либо работы… Как я говорила, у Сары был большой круг общения, поэтому я не удивилась и не обеспокоилась, что к ней кто-то приехал поздно вечером.

– Но вам не хотелось хотя бы спросить вашу подругу, кто навещал ее в тот день?

– Хотелось, но на следующее утро у Николза (это мой муж) случился сердечный приступ, пришлось оформлять его в больницу, и я конечно забыла о всяких пустяках…

– Так ваш муж сейчас в больнице?

– Да. Как раз после визита к вам я отправлюсь к нему, надо передать кое-какие вещи.

– Что ж, пожалуй, не буду вас дольше задерживать. На сегодня я узнал у вас все, хотел. Если нам по пути, то могу и подвезти вас.

– О нет, мистер Силверстон, здесь недалеко, и я отлично доберусь пешком, – Эмили встала и бодро пожала руку Саймону, – Знаете, вы отличный детектив. Надеюсь, вы восстановите справедливость в этом деле, какой бы она ни была. И пожалуйста, дайте мне знать, когда будут назначены коронерские слушания.

– Спасибо, Эмили, – почти растрогано произнес Саймон, – Конечно, я вам сообщу.

Эмили развернулась и уверенной походкой пошла по коридору к выходу, а Саймон еще некоторое смотрел ей вслед.

Потом он выпил чашечку кофе, порылся в недрах своего стола, извлек оттуда пломбировочный аппарат и тоже направился к выходу из "Стайнмор-департмент".

Дежурный на выходе окликнул его:

– Эй, Грэм, сводку от 12:23 получал?! Патруль засек машину Феликса Ратаковски на пересечении Фарли роуд и Сикомор-грейв.

– То есть, он посмел вторгнуться на территорию нашего департмента?! – возмущенно воскликнул Саймон.

– О чем и речь. Патруль начало было преследование, но Ратаковски – гонщик опытный, он быстро скрылся, а через 10 минут патруль нашел его на машину на обочине Джордж-лейн, пустую, конечно.

– Выслали подкрепление?

– Макс с группой поехал.

– Ок. Если что, я на связи, – и Саймон выбежал из полицейского участка.

Через минуту его Бьюик, с невиданной для этой машины резвостью, понесся вдоль Стайнмор-стрит, а еще через 10 минут затормозил прямо у подъездной дорожки дома покойной миссис Харрисон. Саймон вышел, задумчиво поднялся по ступенькам и сорвал пломбу со входной двери. Внутри было холодновато и как-то неуютно. Странно, дом всего сутки как лишился хозяйки, но почему-то уже чувствовалось, что это помещение без жильцов… Саймон повернул из холла налево и толкнул желтоватого цвета дверь, за которой, по словам Бриджит, находилась ее личная комната.

Обстановка в комнате, как и во всем доме в целом, была скромной, но отнюдь не безвкусной. На фоне стен, выкрашенных в лимонный цвет, выгодно выделялись шторы с пестрыми желто-красно-коричневыми узорами, выполненными в африканском стиле. У одной из стен стояла кровать, застеленная толстым покрывалом с россыпью мелких оранжевых цветочков на бежевом фоне. Над кроватью висели два полупрозрачных настенных светильника в форме гигантских лепестков, еще один светильник, напольный, возвышался у стены напротив, рядом со встроенным платяным шкафом. В дверцах шкафа, полностью зеркальных, отражался письменный стол с полками над ним, а также десятка три картинок и фотографий, развешенных вокруг стола и полок.

Немного осмотревшись вокруг, Саймон остановился у фотографий и принялся их рассматривать. Большинство из них относились к последним трем-четырем годам. Вот Бриджит на посту медсестры, в больнице Блэкхит. Вот миссис Харрисон, очевидно с группой волонтеров, расположились вокруг больничной койки маленького мальчика, полностью лишенного волос после химиотерапии. И еще одна фотография с волонтерами, видимо, с детского праздника для онкобольных детей… А вот миссис Харрисон и миссис Эвертон с какой-то явно нескучной компанией разгулялись тут, в гостиной на 2-ом этаже. "Подавали не только чай", – с усмешкой отметил Саймон, глядя на разгоряченные лица на фото.

Однако же, попадались и фото возрастом постарше. Вот Бриджит в школе, ей лет 12. Клетчатый школьный сарафан, светлые волосы, забранные в тугие косички, полненькие щеки… Опять же Бриджит, уже лет 18-ти, с каким-то молодцом в обнимку. "Неосмотрительно с ее стороны не избавиться от подобного фото. Вдруг это как-то повредит карьере ее мужа", – не смог удержаться от сарказма Саймон. А вот тут… На очень старом черно-белом фото, оформленном в рамку и под стекло, миссис Харрисон, еще очень молоденькая и худенькая, в светлом коротком платьице, стояла под ручку со слегка грузноватым мужчиной в клетчатой рубашке. Мужчина, брюнет лет 30-ти на вид, держал на руках младенца в белом конверте. Так вот она, вся семейка Харрисон. Интересно, где это они? Фон фотографии составляла какая-то пышная тропическая растительность, кажется, широкие листья банановых деревьев…

Саймон аккуратно снял фото со стены и посмотрел на оборот. Надпись, сделанная на толстом картоне синими полувыцветшими чернилами, сообщала: "Бен и Сара, 19…, Бангалор"

Бангалор.. Значит, они точно приехали сюда из Индии. Интересно, какие причины побуждают людей менять страну проживания, имея на руках столь крошечного младенца? Вешая фото на место, Саймон заметил, что рядом находился прямоугольный кусочек стены, размером примерно с такую же фотографию, который по цвету был чуть темнее, чем остальная стена. Кажется, на этом месте долгое время висело еще одно фото. Ну да, вот и небольшое отверстие из-под гвоздика. И миссис Эвертон говорила вроде бы про пару фотографий Сары в молодости… Где же еще одна? Саймон бегло осмотрел ящики стола, полки и шкаф. Нигде никаких фотографий больше не было. Что ж, это только доказывает существование неких семейных тайн, о которых Бриджит явно известно. Но это еще не доказывает, что эти тайны стали причиной смерти миссис Харрисон…

Закрыв все межкомнатные двери, Саймон вышел на крыльцо. Он заново опечатывал дом, когда раздался звонок его мобильного. Саймон нажал кнопку "Принять" и тут же на добрую половину улицы загремел срывающийся на крик голос Макса Триксвелла:

– Грэм! Где ты шляешься?! У нас погоня, быстро хватай еще группу и ко мне!!!

Макс, вообще-то, был сейчас для Саймона подчиненным, но в пылу преследования, конечно, легко забыть о званиях.

– Давай адрес! Скоро прибуду!!! – проорал Саймон в трубку, и, впрыгнув с Бьюик, стремглав понесся по Торнфорд-роуд…

…Спустя два часа Макс, Саймон, сержант Мечем и еще несколько коллег валялись на диванах холла в своем родном "Стайнмор-департменте". Ратаковски – в очередной раз – сумел избавиться от угнанной машины и скрыться в жилом массиве. В усталом, до сих пульсирующем от бешеной езды мозгу Саймона вертелась только одна мысль: почему? Почему этот матерый зверь не понимает, что сейчас надо залечь на дно? Несколько раз за последние 72 часа он попадался патрулям, прекрасно зная, что находится в активном розыске. Что бы ему стоило переждать хоть пару недель в какой-нибудь берлоге? Но его что-то гонит в толпу, в людные места, и даже встречи с патрулями не отбивают у него это желание! Просто какой-то бред…

– Ну Грэм, есть кое-какое досье, – доложил вошедший в холл Ронни. Саймон, растянувшийся на кожаном диванчике и накрывшийся твидовым пальто, не хотел даже шевелиться.

– Давай, читай вслух, – распорядился он.

– "Феликс Ратаковски, выходец из семьи польских мигрантов, закончил военно-подготовительное училище, и для прохождения армейской службы был направлен в Афганистан, где вошел в состав разведывательно-диверсионной группы. Через 7 лет был уволился из армии в звании майора. После этого проживал в Лондоне и пригородах, часто меняя и работу, и место жительства. Работал водителем-экспедитором, садовником, охранником, разнорабочим на производстве бытовой химии и многое другое. Многократные приводы и аресты за драки. Женат никогда не был, сведений о каких-либо постоянных связях с женщинами не имеется. Бывшие коллеги характеризуют его как скрытного, угрюмого и порой и агрессивного типа." Ну вот, как-то так… – закончил Ронни.

– И это все?! – как ни устал Саймон, но такая скудность информации заставила его подняться из лежачего положения, – С таким досье человека в Лондоне можно и двести лет искать. Ну, а родители его где?

– А, да, есть и о них. Отец уже умер, а мать, Эльжбета Ратаковски, проживает в пригороде Манчестера, адрес прилагается.

– Что ж, мне все равно надо было навещать тетушку в следующие выходные. Заодно познакомлюсь и с этой Эльжбетой.

Громко запиликал телефон внутренней связи. Макс, сидевший к нему ближе всех, снял трубку, потом повернулся к Саймону:

– Грэм, это Мэри, спрашивает тебя.

Саймон, который к тому времени снова завалился на диван, жалобно простонал:

– О-о, только не вставать… Скажи, Грэм не в состоянии доползти. Пусть тебе скажет все, что хочет.

Макс коротко переговорил с Мэри Брексли и снова повернулся к Саймону:

– Она сказала, что передает заключение по делу 586 / 12 коронеру. Все процедуры с некоей Харрисон она уже закончила.

– Отлично. Кто у нас сегодня принимает?

– Старик Мергетройд.

– О, нет! – вырвалось у Саймона.

Как уже приходило на ум Саймону, вердикт по делу, подобному делу миссис Харрисон, процентов на 95% будет зависеть не столько от фактов и улик, которых ничтожно мало, сколько от личности коронера, который эти факты будет оценивать.

Коронер Мергетройд, помнивший, вероятно, еще стабильную и прочную Великобританию до начала Первой мировой войны, был непоколебим в своих суждениях. Если что-то не было доказано на 146%, для старика Мергетройда этого просто не существовало и не могло существовать. Никаких сомнений, никакого чутья… Только железобетонные факты о наличии постороннего воздействия, а случае отсутствия таковых – списание дела на "самоубийство в состоянии временного помешательства". И нисколько не смутит его при этом, что наличие у покойного "временного помешательства" абсолютно не доказано.

Вообще, среди личного состава "Стайнмор-департмент" бытовало выражение "Мергетройдова логика". Его ввел в оборот Уолли, довольно давно, еще в бытность свою начинающим инспектором. Тогда Мергетройд закрыл дело, объявив несчастным случаем смерть молодого человека, чей лоб был разбит об чугунную батарею. На слушаниях инспектор Уолтер Берксон позволил себе сделать возмущенное заявление: "Мне стыдно за мою родину Англию, где в судах до сих пор можно встретить дуболомную Мергетройдову логику, отметающую все улики, кроме разве что прямого признания самого убийцы!". И хотя его эмоциональное заявление попало в газеты, но даже возникшая в связи с этим шумиха почему-то не смогла подвинуть старика Мергетройда из судейского кресла.

Саймон с самого начала не очень надеялся, что делу миссис Харрисон будет присвоен статус "убийство", но имя судьи, к которому дело отправлялось, и вовсе словно бетонной плитой прихлопнуло какие-либо робкие ростки надежд. Завтра не хотелось даже идти на это бестолковое шоу, которое будет проведено под вывеской "коронерские слушания". Почему, в конце концов, он вообще обязан присутствовать на этом фарсе? Не отправить ли туда Ронни Шорта с его бронированной психикой? Но ведь он, Саймон, обещал сообщить о слушаниях миссис Эвертон, и она наверняка придет туда. Как оставить там ее и других друзей покойной безо всякой поддержки выслушивать штампованный бред? Нет, нет, ему придется идти…

– Грэм! Слышишь меня, Грэм? – Макс слегка тряс за плечо Саймона, который незаметно для себя ушел в сон, – Нам что-то надо писать в отчете. Почему ему удалось оторваться?

Встрепанный Саймон нехотя сел на диване. Оторваться? Отчет? Чего они тут все от него хотят?

– Инспектор Триксвелл, подайте кофе старшему по званию!

– Есть, сэр! – усмехнулся Макс и направился в угол, где стояла кофе-машина.

Остаток дня прошел для Саймона в работе рутинной и бумажной, которая никогда не остается в памяти. Поэтому, сидя вечером в скромно гостиной своей квартиры на Нанхэд-лейн и доедая купленные по дороге домой бургер и картошку фри, Саймон мог вспомнить только бешеную тряску пустопорожней погони, плачущую миссис Четэм, надменный взгляд мисс Вайенс, да пожалуй – самое приятное за день – лицо миссис Эвертон, говорящей ему: "Вы отличный инспектор"… Саймон не любил предаваться печальным мыслям, и, когда чувствовал, что подступает тоска, просто брал и ложился спать....

С утра все неприятные ожидания Саймона полностью сбылись: коронерские слушания пошли хуже некуда. Откуда только берутся люди, которые умеют создать душную атмосферу на пару миль вокруг себя? И ведь знаешь, на что они способны, и когда контакт с ними неизбежен, всячески готовишь себя морально, но все равно не сможешь на 100% защититься от испускаемых ими токсинов.

– Прошу суд обратить особое внимание на некоторые положения в заключении патологоанатома. В частности, о кровоподтеке на запястье покойной, а также о грубо срезанных, по сути обкусанных каким-то инструментом ногтях, – говорил Саймон, когда его вызвали как свидетеля.

Неподвижное морщинистое лицо возвестило металлическим голосом:

– Данные факты не доказывают насильственного вмешательства. Миссис Харрисон могла упасть и поранить руку незадолго до смерти, а что касается обрезанных ногтей, за всю практику не встречал такого странного вида насилия, – и Мергетройд, кажется, даже насмешливо хмыкнул, довольный собственным остроумием.

Саймон приберег более веский довод напоследок:

– Особенно интересным представляется то, что, по заключению эксперта, следов препарата не нашлось в желудке миссис Харрисон, хотя они там обязательно должны быть, если покойная раствор выпила. Если же она его не пила, возникает вопрос, каким образом препарат попал в ее организм, и еще больший вопрос, могло ли такое попадание произойти добровольно.

Мергетройд подтянул очки с кончика носа до переносицы, неторопливо вытащил из пачки бумаг заключение Мэри Брексли и начал читать. В зале повисла такая тишина, что было слышно даже, как Мергетройд перебирает пальцами страницы документа.

– Здесь написано, – огласил он в конце концов, – что препарат найден в ротовой полости. Следовательно, покойная его выпила и он весь успел уйти из желудка.

– Эксперт также пишет там, что подобный сценарий маловероятен. Это вы пропустили, ваша честь? – громко спросил Саймон и по залу прошел гул. Тут же стукнул коронерский молоток.

– Тише! И больше уважения к суду! Я здесь не первый год рассматриваю дела, молодой человек! И прекрасно знаю разницу между "маловероятно" и "абсолютно исключено". Маловероятно выжить, например, упав с 30-метровой высоты, но есть и те, кто выживают. Мы не можем базировать вывод о насильственности чьей-то смерти на рассуждениях, что "мало", а что "весьма" вероятно. Для серьезных выводов нужны серьезные доказательства. И я спрашиваю вас, инспектор Силверстон, есть ли у вас таковые доказательства в отношении насилия, якобы примененного к миссис Харрисон? – дребезжал голос с места судьи.

– Сейчас нет, но вполне могут быть, если в данной смерти будет признана возможность постороннего воздействия и делу будет дан ход.

– Молодой человек, не забывайте, что вы собираетесь тратить свое служебное время и деньги налогоплательщиков на то, что написано вилами на воде. В криминальных делах нет никаких "если" и "возможно", есть только факты, а в данном случае – их отсутствие.

У Сары Харрисон и вправду было много друзей. Судейский зал сегодня едва вместил всех желающих присутствовать на разбирательстве. Среди этой толпы взгляд Саймона выхватил побледневшее лицо миссис Эвертон. С нескрываемым ужасом в широко распахнутых глазах неотрывно смотрела она на старого Мергетройда. Она-то впервые слышала заключение эксперта, и в практичном сознании хорошей домохозяйки просто не укладывалось, как можно игнорировать подобные подозрительные вещи.

– Хочу напомнить суду, что покойная миссис Харрисон и сама была добросовестным налогоплательщиком! – с неожиданной даже для самого себя злостью выпалил Саймон, – И имеет право на тщательное разбирательство причин ее смерти!

Одобрительный гул снова прошел по залу, и вновь старик в парике застучал молотком.

– А я хочу напомнить вам, инспектор Силверстон, что вы находитесь в суде и на месте свидетеля! Вам надлежит только сообщать информацию, прямо относящуюся к делу, а не кидаться популистскими лозунгами! Выношу вам предупреждение! – громыхнуло с судейского места.

Дальнейшие попытки были бесполезны – более одного предупреждения старик Мергетройд не выносил никому, нарушившего порядок повторно просто выводили из зала… Теперь уже никто и ничто не могло помешать работе Мергетройдовой логики. И вот, удар молотком и металлическое брюзжание: "Коронерский вердикт – самоубийство в состоянии временного помешательства" .

– Вы отказали в справедливости и мертвым, и живым! – Эмили Эвертон, облаченная в элегантное светло-зеленое пальто и шоколадного цвета шляпку, вскочив со своего места, гневно ткнула пальцем по направлению к судье, – Но помните, что и на вас есть судья! Да воздаст вам Бог!

Дальнейший шум и беспорядок не мог утихомирить ни отчаянный стук Мергетройдова молотка, ни двое приставов, находившихся в зале. И лишь когда на помощь им подоспели еще трое, толпу удалось разделить и выпроводить в боковые двери… Проследовав за всеми на улицу, Саймон увидел, как миссис Эвертон рыдает, закрыв лицо белым носовым платком. Ее поддерживали под руки мужчина и женщина, а рядом с ней стоял еще один мужчина, говоривший ей что-то утешительным тоном. Наметанный глаз Саймона сразу задержался на этом мужчине. Довольно высокий, широкоплечий и стройный, с шикарной, но почти полностью седой шевелюрой, этот человек держался с какой-то особой выправкой. "Кажется, Эмили говорила о каком-то бывшем полицейском в их компании… Очевидно, это он", – мелькнуло у него в голове.

Словно почувствовав, что за ним кто-то наблюдает, высокий мужчина обернулся прямо по направлению к Саймону. В его цепком взгляде мелькнуло что-то похожее на приветствие, каким только один бывалый коллега может поздороваться с другим.

Саймон хотел было подойти, высказать сочувствие миссис Эвертон, а заодно и познакомиться с этим типом, но Эмили так горько плакала, что Саймон посчитал неуместным делать это сейчас и прошел прямо к своему Бьюику.

Плюхнувшись в холодное кресло, Саймон подумал, что ему и самому сейчас не помешала бы хоть капля утешения и поддержки. А кто мог понять его боль? Кто, как не тот, кто и придумал термин "Мергетройдова логика" – старый добрый Уолли? Ну конечно! Надо позвонить Уолли, излить душу, а заодно и осведомиться о его здоровье. Старик Уолли взял трубку почти мгновенно:

– И что стряслось, что обо мне вспомнил Грэм? – голос звучал вполне бодро, но с некоторым упреком.

– Прости, Уолли! Я всегда помнил, что тебе надо позвонить, но кто ж мне даст! Тут то погоня, то Мергетройд, даже не знаешь, что хуже…

Уолли очень заинтересовался погоней и детально расспросил обо всех обстоятельствах. Получив полную картину и высказав свои замечания, он перешел и ко второй проблеме:

– Ну, а Мергетройд-то что?

– Как что? То же, что и последние 150 лет, – раздраженно ответил Саймон и изложил Уолли дело миссис Харрисон. Когда он закончил, Уолли еще помолчал, размышляя, а потом в трубке раздался его слегка уставший голос:

– Ты должен понять, Грэм. В данном случае, даже если бы Мергетройд дал ход делу, оно зашло бы в тупик.

Такого вывода Саймон никак не ожидал.

– Но Уолли! Мы могли хотя бы попытаться! – воскликнул он.

– Попытаться сделать что? На улице есть видеонаблюдение?

– Да, но в самом конце улицы, где дом Харрисон, там камеры не берут.

– Уже минус 80% успеха. Ну а дальше? Где ты будешь искать?

– Можно проанализировать звонки. Отыскать второй телефон.

– А если – и скорее всего – это телефон предоплаченый? Если его дал – и потом забрал – у этой Харрисон сам убийца? Ну, если конечно, вообще был какой-либо убийца.

– А поискать следы ДНК по ее комнате? Или отпечатки пальцев по всему дому? – не унимался Саймон.

– Ну допустим, мы проведем сейчас экспертизу и найдем в спальне покойной чье-то еще ДНК, кроме ее дочери. Что с того, Грэм? Не забудь, у нее ведь часто бывали гости. Она могла просто попросить кого-то из них принести из спальни недостающий стул, а тот чихнул на комод по дороге. Или подвыпивший гость мог перепутать выход из гостиной с дверью в спальню и уронить там свой волос. Или еще тысяча причин. Нет, в данном деле ДНК ни к чему, и Управление намылит мне шею, если я буду разбазаривать дорогую экспертизу так бездарно.

– Пусть с ДНК ты прав, – неохотно признал Саймон, – Но можно хотя бы собрать отпечатки по дому. Кто знает, может чьи-нибудь попадутся нам в криминальной базе.

– А потом этот тип заявит, что миссис Харрисон проявила к нему христианское сострадание, неделю назад пригласив попить чайку после воскресной службы. Саймон, послушай меня, пожалуйста, – Уолли называл Саймона его первым именем лишь в тех случаях, когда хотел донести какую-то важную идею до его сознания, – Мы в любом случае не могли бы продолжать это дело. Я согласен с тобой, там есть явные следы нечистой игры, но с точки зрения доказательной базы они лишь незначительны. Никто не позволит нам с тобой время на такое бесперспективное дело. Я понимаю, нелегко смириться с тем, что кто-то, возможно, ускользнул с кровью на руках. Но глухие случаи – это тоже часть нашей работы, и важно правильно к ним относиться.

Саймон подавленно молчал.

– Слышишь меня, Грэм? Помещай это дело в архив. И точка.

– Могу я хотя бы поместить его туда под грифом "Подозрительная смерть"?

– Это сколько угодно. Через три дня я буду на работе, и чувствую, у нас там куча дел погорячее, чем просто подозрения. Так что давай, заканчивай с этим прямо сегодня.

– Слушаюсь, сэр.

Так, дело миссис Сары Джессики Харрисон легло на полку архива, маркированную надписью "Смерти при подозрительных обстоятельствах". Но в отличие от большинства других дел на той же полке, ему было суждено через короткое время вновь оказаться в человеческих руках.