Читать книгу Блиц-концерт в Челси - - Страница 5

В Челси объявили широкомасштабные учения подразделений гражданской обороны. На календаре – 19 июня 1939 года. Мы сочли затею нелепой: в прошлом году горожане уже пережили приступ паники, и теперь все происходящее казалось детской забавой. В тот раз мы наполняли мешки песком и копали траншеи, жителям Лондона раздали тысячи противогазов, и все лишь затем, чтобы, вздохнув с облегчением, выкинуть их на помойку, после того как Чемберлен вернулся из Годесберга с меморандумом[6] от Гитлера и обещанием отсрочки. Страх перед войной практически исчез, потому что публика решила: он должен исчезнуть. Войны не будет – свидетельством этого решения стали груды противогазов в мусорных баках и лопнувшие мешки с песком, который вытекал из прорех прямо на мостовую.

И вот почти год спустя в нашем небольшом квартале в Челси проводят всеобщие учения. Мы с миссис Фрит, моей экономкой, тоже получили роли. Я должна изображать раненую, а она – делать вид, что прячется в укрытии: сидеть на тротуаре в квадрате, обозначенном белыми линиями, – на месте, где будет находиться (когда его построят) бомбоубежище для нашего района. Я жила в доме № 33 по Чейн-Плейс, рядом с Ройял-Хоспитал-роуд. Учения проходили под командованием майора Кристи. Командиром нашей группы был назначен мистер Поль де Ласло. Прибывшие на учения инструкторы подробно рассказывали, в чем заключается роль каждого из участников. Нас тренировали серьезно и тщательно.

Учения были назначены на двенадцать часов дня, и мистер Гарольд Скотт (позже сэр Гарольд Скотт), комиссар полиции, приказал перекрыть движение транспорта на пятнадцать минут. Поговаривали, что комиссар лично прибудет на место. Друзьям, которые вместе со мной проходили курс по оказанию первой медицинской помощи, сегодня впервые пришлось надеть форму, вызвавшую немало непристойных шуточек и ехидных замечаний. Коричневые комбинезоны с желтой эмблемой Сил гражданской обороны на нагрудном кармане шили по единому стандарту, и они редко оказывались впору: некоторым были настолько велики, что задняя часть брюк свисала чуть ли не до колен. Я от души сочувствовала моим знакомым, особенно красивым и стройным женщинам, которые вынуждены были расхаживать в этих мешковатых костюмах.

Взвыли сирены – надрывный плач страдающей души, мы заняли свои позиции, чувствуя одновременно раздражение и смущение. Мне действительно казалось чрезвычайно глупым лежать плашмя на тротуаре и притворяться жертвой налета. Однако по сравнению с остальными ролями моя была не самой трудной: тем, кто оказывал первую медицинскую помощь или работал в диспетчерской городской ратуши, приходилось намного сложнее. Сама я прошла подготовку в обеих службах.

Миссис Фрит, обеспокоенная судьбой какого-то особого блюда, которое она оставила в духовке, была убеждена, что мы занимаемся ерундой и лишь попусту теряем время. Она держала на руках Вики, мою таксу. Мистеру Полю де Ласло, нашему командиру, миссис Фрит заявила, что если собака не может оставаться в укрытии вместе с людьми, то и ей тут делать нечего. Ультиматум, с которым командующий не готов был спорить. Он понятия не имел, будут ли собак и кошек пускать в бомбоубежища, если дойдет до дела. Однако на замечание миссис Фрит, что никакого убежища пока и в помине нет и потому такса имеет полное право стоять на этом участке тротуара, у мистера Поля де Ласло не нашлось возражений. Ходили слухи, что посмотреть на наши учения прибыло много именитых гостей, в том числе министр внутренних дел сэр Джон Андерсон, региональный комиссар по гражданской обороне сэр Джон Гауэрс и комиссар полиции мистер Гарольд Скотт. Все участники мероприятия понимали свою ответственность и были на высоте!

Подали сигнал. Я распласталась на земле, ожидая, когда мной займутся волонтеры из бригады первой медицинской помощи. Лежа на тротуаре, я смотрела на афишную тумбу, вновь и вновь пробегая глазами укрепленный на ней плакат. После бесконечного ожидания текст намертво врезался мне в память.

«Несмотря на наши расхождения во взглядах по многим политическим вопросам, мы объединились, чтобы обратиться к вам с призывом: вступайте в ряды волонтеров – учитесь защищать себя и своих соседей». Обращение было выпущено совместно Коммунистической, Лейбористской и Консервативной партиями, Советом профсоюзов и Партией муниципальных реформ Челси.

Плакат с этим прекрасным призывом, доказывающим, что сила гражданского общества заключается в единстве, был испоганен намалеванной на нем черной свастикой, взглянув на которую я криво усмехнулась. Чернорубашечники Освальда Мосли[7] шныряли по ночным улицам, рисуя везде где придется гитлеровскую эмблему. Несколько дней назад, отправившись на вечернюю прогулку с Вики, я столкнулась с одним из них. Молодой парень возил кистью по афишной тумбе, рядом с ним на асфальте стояла банка с краской. Поглощенный своим занятием рисовальщик не замечал ничего вокруг. Стараясь двигаться как можно тише, я быстро пересекла улицу, придерживая таксу на поводке, приблизилась к нему и ловко поддала банку ногой. Угольно-черная лужа растеклась по тротуару, а разлетевшиеся во все стороны брызги заляпали ботинки и брюки мазилы. Я рассыпалась в извинениях, сетуя на неловкость опрокинувшей краску собаки. Парень разразился проклятиями в мой адрес. Не дослушав, я зашагала дальше по улице. Чернорубашечник продолжал кричать мне в спину, причем, судя по крепким выражениям, речь шла явно не о политике. «Эй, сматывайся, патруль идет!» – обернулась я. Из-за угла действительно показались двое полицейских. Парень исчез, оставив перевернутую банку с краской посреди дороги. Позже я видела из окна моей студии, как стражи порядка стояли над разлитой краской и изучали нарисованную на афише свастику. Затем оба извлекли служебные блокноты и сделали соответствующие пометки.

Английские фашисты иногда устраивали свои митинги в верхней части Челси – на Челси-Мэнор-стрит возле кофейни. Я любила подходить к собранию и перебивать оратора неуместными репликами. Манера речи чернорубашечников напоминала манеру их немецких собратьев в коричневых рубашках. Однако вступать с ними в перепалку было безопаснее, имея при себе спутника-мужчину, поскольку последователи Мосли, как и фанаты Гитлера, не особенно-то жаловали представительниц прекрасного пола.

Я лежала на тротуаре, смотрела на свастику и думала, что непременно закрашу ее белой краской. Куплю банку дешевых белил и замажу. Меня трудно было назвать патриоткой, но я прекрасно знала, что за идеология стоит за свастикой, и видела, каких бед эти люди натворили в Германии. Миссис Фрит и Вики продолжали терпеливо стоять в воображаемом бомбоубежище. Такса находилась в крайнем возбуждении: вид хозяйки, валяющейся посреди улицы, внушал ей, мягко говоря, опасения. Прибыл отряд первой медицинской помощи. На мою ногу (сломанную в двух местах) наложили шину, раны перевязали и велели ждать карету скорой. Лечение не обошлось без шуточек и подтруниваний с обеих сторон. Когда меня начали обматывать бинтами, Вики пришла в настоящее исступление, она так рвалась с поводка, что миссис Фрит решила: благоразумнее будет отвести собаку домой. Но стоило ей сделать шаг, как раздался окрик одного из дежурных: «Оставайтесь на месте! Налет еще не закончился!»

Миссис Фрит и Вики повиновались. Вскоре раздалось завывание сирены скорой помощи, свистки полицейских, грохот и скрежет – примчавшиеся пожарные начали раскатывать шланги и доставать оборудование. Однако я ничего толком не могла рассмотреть: из-за повязки на голове у меня оставался свободным только один глаз, да к тому же приходилось лежать на земле – и то и другое просто сводило с ума.

Бурная деятельность спасателей разворачивалась в тишине опустевших улиц. Со всех сторон доносились реплики – насмешливые, недоуменные и откровенно сердитые: «Полный идиотизм! Зачем нужны эти глупые игры!» Мои товарищи по несчастью, «раненые» и забинтованные, тоже ворчали. Им вторили те, кто томился неподалеку в несуществующих бомбоубежищах. Все они произносили вслух то, что думали многие наши сограждане – те, кто верил, во что хотел верить: «Никаких бомбардировок Англии не будет! Это просто немыслимо». Бабушка с Парадиз-Уок покинула свою позицию и направилась к дому. «Учения не закончены! Вернитесь на место!» – закричал дежурный. «Зов природы, – откликнулась пожилая леди. – Учения учениями, а с этим ничего не поделаешь». Нарушительница дисциплины решительно зашагала прочь. Наконец прозвучал долгий, похожий на протяжное пение флейты сигнал – отбой тревоги. Учения завершились. Все вздохнули с облегчением и, продолжая бурчать себе под нос, разошлись по домам.

На следующий день мы узнали из газет, что учения по гражданской обороне прошли с большим успехом. Все подразделения работали слаженно и четко. Челси хвалили наперебой за предусмотрительность и ставили в пример другим районам. Столь высокая оценка наших упражнений несколько смягчила раздражение обитателей района, негодовавших из-за частых визитов уполномоченных, которые составляли списки жильцов. Нас возмущало вторжение в частную жизнь, поскольку принято считать, что дом англичанина – его крепость!

Теплым солнечным днем в середине июня мы с моей соседкой Кэтлин возвращались на Чейн-Плейс. Кэтлин Маршман жила в квартире этажом выше. Она была вдовой с двумя детьми. Старшая дочь Энн работала в Сити, а дома ее дожидалась младшая Пенти и два силихем-терьера. Пенти слушала пластинки с песнями своего любимца Джорджа Формби. Девочка с веселым нравом и покладистым характером была умственно отсталой. Это означало, что Пенти никогда не сможет обеспечивать себя, но я учила ее расписывать красками матерчатые абажуры и деревянные подносы, чтобы она могла хоть бы немного заработать на карманные расходы. Девочка проявляла живой интерес и большие способности к ремеслу. После изматывающих тренировок нам с Кэтлин требовалась передышка (она тоже изображала жертву бомбежки), мы выпили по бокалу вина у меня в студии и вволю посмеялись, вспоминая, как все утро валялись на асфальте.

Наш сосед из дома напротив – художник Эллиот Ходжкин – тоже вернулся с учений. Однажды он тренировался вместе со мной в отряде первой медицинской помощи. И хотя левая рука у него была искалечена, к моему удивлению, Эллиот прекрасно справлялся с бинтами и шинами, гораздо проворнее меня. Как художник он был известен своими изысканными цветочными композициями.

Кэтлин нужно было вернуться на работу, она работала в ремесленной мастерской для инвалидов войны. Недавно я начала разрабатывать дизайн росписи набивных тканей, благодаря которым мастерская приобрела популярность. Кэтлин пришла в восторг, когда я показала ей эскизы.

– Ты же не думаешь, что действительно начнется война? – спросила она с тревогой. Кэтлин приходилось иметь дело с калеками, изуродованными войной 1914 года, и я понимала ее ужас перед новой бойней, но, взглянув на Зеленого Кота, не нашлась что ответить и промолчала.

Зеленый Кот был восемнадцати дюймов в высоту, он аккуратно сидел на прямоугольной лакированной подставке. Фигурка, сделанная из полупрозрачного камня цвета морской волны, была необычайно красива. Это был не просто кот, это был КОТ! И всякий раз, глядя на него, я вспоминала мой поспешный отъезд из Китая в июне 1937 года, когда японцы уже наступали вовсю[8]. Тогда же я впервые увидела беженцев: вереницы устало бредущих людей, женщины с младенцами, примотанными куском ткани к спине, рядом цепляющиеся за матерей дети постарше.

Незадолго до начала военных действий я с большим трудом добралась до Пекина и с помощью китайских друзей приобрела статуэтку Зеленого Кота в обмен на мою камеру «лейку». А затем британцам велели немедленно покинуть страну и переехать в Гонконг. Путешествие было сущим кошмаром, и не в последнюю очередь из-за Кота. Маленький китаец А Ли, который продал мне статуэтку, предупредил, что Кот является Хранителем Дома. До тех пор пока к нему относятся с почтением, моему дому обеспечены процветание и безопасность. С немалыми трудностями, доставив массу беспокойства себе и окружающим, я все же довезла статуэтку в целости и сохранности. С тех пор Зеленый Кот был моим самым прекрасным и самым ценным достоянием. Докажет ли он, что действительно является надежным Хранителем Дома?

Я смотрела на изящную фигурку на подоконнике студии и вспоминала толпы несчастных беженцев. Это случилось в Китае, это же случилось в Испании[9]. И разве врач, читавший нам лекцию по оказанию первой медицинской помощи, не предупреждал, с чем придется столкнуться во время войны? Какими бы ужасающе яркими ни были нарисованные им образы, как бы ни хотелось поскорее выкинуть их из головы, они стояли у меня перед глазами. Некоторые фразы врача навсегда врезались в память: «Когда дойдет до дела, в вашем распоряжении не окажется ни стерильных бинтов, ни горячей воды. Раненые не выбирают место – бомбы и снаряды сами выбирают их, это может произойти где угодно и когда угодно. Вы должны быть готовы ко всему».

Позже, в одной из лекций, он предупредил нас о грязи: «Не шарахайтесь от смрада и нечистот – и то и другое вы встретите в избытке. Кровь, гной, разодранная плоть и вывалившиеся внутренности – крайне неприглядное зрелище, леди и джентльмены, – и все это ПАХНЕТ. Но вам придется привыкнуть. Если вы наткнетесь на пострадавшего со вспоротым животом и торчащими наружу кишками, вы должны без колебаний засунуть их обратно и, если у вас не будет иного способа остановить кровотечение, зажать рану руками. Неприглядный вид и запах могут внушать отвращение, но, поверьте, этому человеку очень нужны его кишки. Позаботьтесь о его внутренностях, пока не подоспеет профессиональная медицинская помощь». Если бы я не видела тех китайских и испанских беженцев, многие из которых были сильно покалечены, возможно, слова врача не врезались бы мне в память настолько сильно.

Я смотрела из окна на Суон-Уок, ведущую к Темзе, и представляла, как выглядела бы Ройял-Хоспитал-роуд и прилегающие к ней улочки, если бы сцены, разыгранные нами на учениях, происходили на самом деле и если бы весь тот ужас, который наш доктор повидал на войне в Испании, случился здесь, в Челси. Образы, один ярче другого, проплывали у меня перед глазами: огни пожарищ, рушащиеся здания, грохот орудий, гул вражеских самолетов над головой. Настоящий кошмар! Но все же он разворачивался только в моем воображении, а оно у меня всегда было слишком бурным. Я вздрогнула и вернулась к реальности. В мире всё осталось по-прежнему: на небе сияло солнце, река лениво поблескивала в его лучах, кроны деревьев в Аптекарском саду Ханса Слоуна[10] кишели шумными птицами, ветви растений были усыпаны цветами. Ботанический сад находится тут с 1673 года, напомнила я себе, а дом на углу Суон-Уок – и того дольше. На Ройял-Хоспитал-роуд полно прохожих: у кого-то перерыв на обед, кто-то возвращается на работу. Это Челси – Англия, а не Испания и не Китай. «Иди перекуси, давно пора, – позвала меня миссис Фрит. – Полдня угрохали на эти треклятые учения».

Лето стояло жаркое и душное, воздух был недвижим, казалось, каждый новый день только увеличивает напряжение. Мне все труднее было сосредоточиться на работе, хотя я трудилась сразу над двумя портретами. Моими моделями были две молоденькие девушки из Южной Африки. Это был их первый летний сезон в Лондоне. Мы познакомились на одной из светских вечеринок. Очаровательные юные леди, работа над их портретами приносила мне истинное наслаждение. Однако они все больше нервничали, поскольку с каждой почтой получали все более тревожные письма из дома с призывами прервать путешествие и вернуться в Кейптаун. Я понимала: вероятность, что моим моделям действительно придется срочно покинуть Лондон, достаточно высока и нужно постараться закончить портреты до их отъезда.

Мои друзья Леон и Мэри Андервуд[11] зашли взглянуть на картины. Леон дал мне несколько советов, как обычно бесценных. Я всегда восхищалась его талантом скульптора, художника и писателя, однако убеждена, что как педагогу Леону нет равных. Он обладал редким даром – пробуждать в учениках подлинный энтузиазм, но, главное, Леон Андервуд умел заразить их присущей ему самому решимостью во что бы то ни стало идти к намеченной цели. Считаю, мне повезло, что я имела честь учиться у этого человека. Леон, которого отличало еще одно умение – быть честным перед самим собой, не питал ни малейших иллюзий по поводу разворачивающихся событий: война будет! Сам Леон прошел Первую мировую, а его сын Гарт находился в призывном возрасте: стоит начаться новой бойне, и он немедленно окажется на фронте. Думаю, я научилась у Леона смотреть правде в глаза и не бежать от проблем.

Леон любил кошек и неизменно восхищался моим Зеленым Котом. Я завидовала умению моего старшего товарища полностью сосредоточиться на работе: будет война или нет, а портреты следует закончить.

Наконец 24 августа 1939 года парламентом был принят Закон о чрезвычайных полномочиях правительства. В тот же вечер по радио выступил лорд Галифакс; министр иностранных дел сообщил, что в случае войны исполнительная власть получает право принимать особые меры для обеспечения общественной безопасности. А 26 августа премьер-министр Франции Эдуар Даладье сделал заявление, касающееся конфликта в Данциге[12], и подчеркнул, что Британия безоговорочно поддерживает целостность и независимость Польши.

К тому моменту мы уже понимали, что война неизбежна. В воскресенье 27 августа, очередным томительно жарким днем уходящего лета, потоки автомобилей устремились прочь из Лондона, а в городе люди начали скупать товары. Улицы Челси, особенно в районе казарм герцога Йоркского, окрасились в цвет хаки: повсюду было полно солдат, которые двигались поодиночке и целыми группами. Две мои южноафриканские модели явились на сеанс в крайне возбужденном состоянии: утром они получили телеграмму из дома с приказом немедленно вернуться на родину. Но теперь сделать это оказалось не так-то просто. Тысячи путешественников, таких же, как они, внезапно решили покинуть Англию, в результате ни на один корабль невозможно было попасть. Девушки находились в отчаянии, я от души сочувствовала им, но помочь ничем не могла. Многие семьи начали вывозить детей из города. На дорогах можно было увидеть забитые вещами машины – тюки, коляски, игрушки, клетки с птицами, котами и собаками; все это увязано и запихнуто в салон или балансирует на крышах. Наблюдая за этим великим переселением, я испытывала странное чувство: жара, духота и суматоха напоминали напряжение, которое мы пережили в период Мюнхена, но теперь оно стало намного острее. К тому моменту, когда девушкам удалось найти место на пароходе, я успела закончить один из портретов. Второй по-прежнему требовал внимания, но теперь радость, которую я испытывала, работая над ним, куда-то улетучилась.

В августе у нас прошли еще одни полномасштабные учения по гражданской обороне, на этот раз ночные. Челси вновь подвергся воображаемой бомбежке. Конечно, выступление актеров и актрис оказалось менее эффектным, чем при свете дня, к тому же разыгрывать спектакль впотьмах было намного опаснее. Люди чувствовали себя неуверенно, произошло несколько мелких столкновений, к счастью, все закончилось шутками и общим хохотом. Мне дали новую роль – телефонистки в диспетчерском центре. Мы сидели в глубоком подвале, хорошо укрепленном и заложенном мешками с песком. Руководил занятиями мистер Кейн, инспектор городского совета, волонтеры учились получать и обрабатывать сообщения. Перед нами находилась карта, на которой было отмечено расположение всех служб гражданской обороны. Занятия больше напоминали настольную игру, нечто вроде «уголков» или китайских шашек: каждая бригада стоит на изготовке, ожидая своего хода. Мистер Кейн был суровым учителем, который безжалостно требовал от нас максимальной собранности и скорости, точности ведения записей и разборчивого почерка. Последнее оказалось для меня самым сложным: я сама порой с трудом разбирала написанные моей рукой каракули, так что приходилось аккуратно вычерчивать каждое слово печатными буквами. Но поскольку я была всего лишь волонтером, мистер Кейн оставил меня в команде. Вероятно, быстрота моих реакций все же соответствовала его стандартам, да и соображала я неплохо. Профессионалы тоже участвовали в ночных тренировках. Среди нас было несколько женщин-телефонисток, отлично справлявшихся с задачей, в том числе две девушки из Шотландии, Крис и Шейла, с которыми я подружилась.

Сама работа была увлекательной: сидеть в помещении, обложенном мешками с песком, и принимать звонки от дежурных на улице. Они сообщали, куда следует прислать скорую или пожарных, а где требуется помощь спасателей. Мы помнили названия всех площадей, улиц и переулков Челси. Мистер Кейн, особенно строгий в этом отношении, не уставал повторять, что порой спасение жизни пострадавших зависит от того, насколько хорошо мы знакомы с планом района и как быстро сумеем выслать нужную бригаду. Я помню его язвительные замечания на мой счет, когда выяснилось, что я не имею представления, где именно находится Иксворт-Плейс. С тех пор благодаря мистеру Кейну я могу с закрытыми глазами найти любой адрес в Челси.

Все это выглядело таким нелепым, когда мы получали воображаемые сообщения о пожарах и разрушениях и высылали на место воображаемых спасателей. И оказалось поистине захватывающим, когда начались общие учения и в диспетчерскую действительно стали поступать звонки от дежурных. Но в то время мало кто из нас думал, что однажды нам придется иметь дело с настоящими налетами, бомбежками и пострадавшими.