Читать книгу Неупокоенная Слобода - - Страница 5

Произошло это за семь дней до пленения Хэя.

В южном округе Слободы патруль милиции задержал хулигана. Молодой человек в богатых одеждах избивал на улице девушку. Избивал в кровь, прямо на глазах ошалевших прохожих. Сначала задержанного конвоировали в южное отделение, а уже оттуда – в центральное, к капитану слобожанской милиции.

Дело по всем признакам было пустяшное, и окружной начальник мог вынести приговор сам. Но он побоялся, поосторожничал.

– Кого убил? – скосился на задержанного и его конвоиров капитан, когда те заявились в его душный прокуренный кабинет.

– Да никого! – задергался связанный по рукам юноша. – Шлюху проучил только.

– Молчи, – нахмурил брови начальник и потянулся за сигаретой.

– Молчать?! – криком возмутился задержанный. – Я молчать не стану!

– Бабай, успокой, – кивнул капитан здоровенному сподручному, караулящему у двери.

– Эй, эй!.. – закудахтал молодой человек, да было уже поздно.

Огромный охранник всадил свой могучий кулак в живот преступника, и тот, напрочь утеряв задор и дыхание, опустился на колени.

– Докладывай, – взор капитана остановился на старшем конвойном.

– Родион Иванович… – немало растерялся тот, – девку избил в Кулагинском… Шлюху. Повязали, в отделение привели… А Рузанкин к вам приказал.

– А сам что? – смотрел на того исподлобья начальник.

– Так ведь это… из Песковых он, – перейдя на шепот, поведал конвоир. – Младшенький.

– Лядь, и что с того?! – вскипел Родион Иванович.

Прибывшие, не понаслышке зная о суровом нраве капитана, непроизвольно попятились. Родион Брагин уже семь лет руководил слобожанской милицией и имел репутацию жесткого, порой до лютости строгого, но честного и справедливого начальника.

– Обратно везти, что ль? – нашел капельку смелости второй патрульный.

– Нет, – погасил свой гнев начальник. – Свидетелей сколько?

– Человек пять.

– А побои?

– Не тяжелые и не легкие. Средненькие.

– На два дня в темницу, сто гривен девке и двадцать штрафа. Оль, зафиксируй, – не глядя в сторону молчаливой секретарши, приказал капитан. – А Рузанкину скажите, что если он ссыкло… Нет, передайте, чтоб завтра к полудню тут был. Сам скажу.

Мужчина уже махнул рукой, дабы посетители убирались, как молодой человек снова подал голос.

– Родион Иванович, – застонал, поднимаясь, он, – вы с отцом обсудили бы. Чтоб без темницы… Всегда ведь уговориться можно.

– Вот же дрючело, – нервно выдохнул капитан. – Еще тридцать штрафа за попытку подкупа. Оля!

– Уже пишу, Родион Иванович, – отозвалась кроткая, некрасивая лицом блондинка.

– Все, валите уже. И Пескову сообщите.

– Сука ты дрючная! – обозлившись, оскалился Песков-младший. – За сестренку свою не боишься? Нет?! А зря! – зло рассмеялся юноша, когда Бабай уже повел того к двери.

Здоровяк среагировал незамедлительно, с силой вмазав голову паренька о полотно двери.

– Ты что, оступился? – нагнулся он к упавшему и, приподняв того, с силой приземлил его лицо на деревянный пол. – Осторожнее, дурачок! Поранишься же.

– С Устиновым посади, – с трудом сдерживая ярость, кинул им вслед капитан.

Не было ничего столь для него раздражающего, как угрозы в сторону младшей, по большому счету совершенно беззащитной сестры. Подчиненные, что давно с Родионом работали, хорошо о том знали, потому Бабай и не побоялся приложить юношу.

Преступника увели, а в кабинет проскользнул лысоватый, в грязном пиджаке мужчина – один из следователей, работавших под началом капитана. Обосновавшись у начальничьего стола, он битый час излагал результаты своего расследования, однако Брагин, задав по ходу доклада несколько уточняющих вопросов, остался недовольным.

– Марат, ты тупица, – затушив очередную сигарету, заключил капитан.

– Э-э… Тупица? – чесал крючковатый нос подчиненный. – Нет, совсем нет.

– Это был не вопрос.

Родион Иванович встал и, сунув руки в карманы, пошел по кабинету кругом.

– Доказательств нормальных не собрал… а парней троих обвинил, жизнь им готов загубить… И у меня почти час отнял. Для чего, лядь?! – процедил он в конце.

– Так ведь все указывает… – не закончил следователь, как над столом начальника загорелся красный фонарь.

Свечение фонаря означало, что слобожанский голова срочно желает капитана милиции к себе.

– Завтра к утру, Марат, – недовольно выдохнул Родион, подходя к вешалке с пиджаком. – Или у тебя появятся доказательства, или пойдешь тюремщиком. Все, вали.

Через пять минут он уже сидел в милицейской бричке. Он мог бы взять и автомобиль: их было в отделении два и так получилось бы чуть быстрее, но капитан не любил трескотню мотора и вонь от выхлопов. К тому же кони, в отличие от машин, не ломались.

«Неужели из-за Пескова?» – раздраженно гадал Брагин.

Пару раз на его памяти подобные казусы, когда голова выгораживал какого-нибудь отпрыска из богатой семьи, случались. Капитан был оттого не в восторге, но принимал такие решения легко: окончательный вердикт по любому делу, если оно обжаловано обвиняемым, оставался за головой.

«Каждый день то же самое, – на минуту забыв о делах, задумался он. – Несчетное число сумасшедших дней вроде этого. Зачем бы оно мне надо? – уже не в первый раз задавал себе этот вопрос Родион. – И если не это, то что взамен? Куда приложиться мне? – тоже не в первый раз не найдя ответа, он грустно вздохнул. – Нет, просто надо выспаться».

Голову он нашел в его усадьбе, в светлом, с любовью обставленном кабинете. Несмотря на еще ранний вечерний час, Павел Алексеевич Буров был уже хорошо выпивши. Преклонных лет мужчина скромно сидел на роскошном диване: в руках – бокал, на столике рядом – пустая бутылка.

Голова выпивал редко и никогда не вызывал в таком состоянии по служебным вопросам.

– Здравствуй, Рон! – дружелюбно улыбнулся старик. – Присаживайся, – неопределенно махнул он рукой, позволяя гостю выбрать любое место по вкусу.

Тот взял простой стул, наподобие того, что стоял у него в кабинете, поставил чуть сбоку от дивана. Сложив в замок пальцы, капитан в ожидании уставился на главу. Тот молчал.

Несколько минут Павел Алексеевич в задумчивости крутил в руках бокал, почесывал блестящие на пиджаке пуговицы, пока наконец не решился.

– Уголь – все, – тяжело молвил он и только тогда приземлил опустевший бокал на стол.

Не было секретом, что запасы старой шахты, дававшей слобожанам тепло и энергию многие десятки лет, почти полностью выработаны. Заменить ее должна была новая шахта, запущенная менее года назад, ресурса которой, по оценкам, могло хватить лет на сто, а то и на двести. Пикантности ситуации придавал тот факт, что угольным предприятием в Слободе владела семья Буровых.

– Совсем? – остался невозмутим капитан.

Голова усмехнулся.

– Нет, не совсем. Месяца на три еще хватит.

Гость молчал, и Павлу Алексеевичу пришлось продолжить.

– Столько было надежд на «Звездную», а оказалось… Пустышка, – цокнул языком он и поднял глаза на капитана. – Закончили на днях доразведку – слезы.

– Сменять его за зерно тоже нельзя?

– Рон, мальчик мой, – беззлобно усмехнулся глава, – да всех наших полей не хватит, чтоб столько угля наменять. Зерна экспортного – его же и так ни на что не хватает.

– Чем грозит? – выдержав паузу, спросил капитан.

– Чем? – Павел Алексеевич иронически улыбнулся, покачал седой головой. – Это конец, Рон. Конец нашей Слободы!

Брагин поморщился.

– Электростанция, литейный, водопровод, лесопилка!.. – начал бегло перечислять голова. – Большая часть фабрик, мастерских – все схлопнется! – горячился старик. –Только это все ерунда в сравнении с зимой. Чем мы топить будем? За пару годков лес вырубим и все, конец!

Лесной покров Слободы в силу географических особенностей и структуры сельского хозяйства был весьма скромным.

– Будем убивать друг друга за корку хлеба! – чуть не пустив слезу, закончил Буров.

Капитан еще никогда не видел его столь расстроенным. Трагедия семьи тесно переплелась с трагедией всего поселения, заставив старое, закаленное годами сердце страдать.

Старик потянул бокал к губам, но, ничего в нем не обнаружив, в чувствах вернул на стол.

– Думай, Рон. Думай, как нам этого всего избежать.

– Я? – округлил глаза мужчина, в представлении которого задача была явно не для капитана милиции, у которого дел и так было по горло.

– Ум-ф, – не открыв рта, подтвердил голова. – Я неделю думал, да все бестолку, – с досадой махнул он рукой. – Теперь давай ты.

– Павел Алексеевич, – пеняя на опьянение старика, учтиво начал Брагин, – я капитан милиции… Когда, да и как?..

– Точно же, – не дослушал его голова, – я ведь тебе не сказал еще, – он хитро улыбнулся, глаза его заблестели. – Я выбрал тебя преемником. Чего ты удивился-то? – повеселел глава. – Хочешь сказать, не по фамилии тебе?

– И это тоже, – совсем стал серьезным гость, никак не ожидавший такого поворота.

– Сила Буровых была в угле, – подмигнул голова, – а теперь нет ее, этой силушки. Заканчивается, все!

– А связь с Духом?

– А, – отмахнулся Павел Алексеевич, – Дух может любого одобрить, ему до фамилии нет дела.

– Ясно, – едва заметно скривил губы Рон. Официальная версия сношений Буровых с Духом была иной.

– Сейчас, пока все не уляжется… да, может, и после того, как уляжется, сила будет в милиции. Она у тебя не совсем твоя… общественная она, слобожанская. Но милиция тебя любит, они за тобой пойдут. Все по разуму, Рон, ты не думай, что я шучу над тобой.

Брагин тяжело вздохнул. С одной стороны, в хлопотах головы и хлопотах капитана милиции было мало разницы: и те и другие были бесконечными, не оставляющими ничего для тебя личного. С другой же стороны, Родион никогда не стремился к власти и вовсе ее не жаждал, посему известие то ничуть не принесло ему радости.

– Понятно, – сухо ответил он. – Как с милицией быть?

– Сделаем так…

По замыслу головы, формально Родион должен был остаться капитаном, текущие дела передать своему заместителю, а сам – всецело сосредоточится на поставленной задаче. Это, как полагал Павел Алексеевич, позволит тому сохранить свое влияние на милицию и при необходимости, в которой он не сомневался, воспользоваться ее возможностями.

– Вот, – Буров достал с полки записку и сунул ее капитану. – Сходи для начала к Лычному, он все тебе лучше меня расскажет.

– Что расскажет? – Рон покрутил бумажку в руках.

– О том, как все обернуться может. Он большая умница… свой он. Обязательно поговори с ним, – старик протянул руку, показывая гостю, что тому пора. – А завтра в обед приходи. Расскажешь, что ты надумал.

Семен Лычный уже много лет был советником головы, имел репутацию очень умного, важного и очень занятого человека. Помимо основной работы он увлекался историей, писательством и архивами. Родиону уже приходилось иметь с ним дело, он тоже признавал его ум, но за снобизм и чванливость сильно недолюбливал.

Он отыскал Лычного ближе к восьми вечера, в одном из слобожанских кабаков, известных высокими ценами и добротной водкой. Тот ужинал в одиночестве, за одним из дальних, скрытых полутьмой столиков: маленькая, с пожелтевшими страницами книжка под канделябром, недопитая рюмка, едва тронутое блюдо с закуской.

– Здравствуй, Семен Романович, – бухнулся напротив капитан.

Советник так был увлечен чтением, что заметил его лишь в последний момент. Он поднял на незваного гостя взгляд, поправил очки.

– Мы с вами уговаривались о встрече разве? – сощурился мужчина, выглядящий на все свои шестьдесят. – М-м, Родион… Родион Иванович. Али провинился я чем? Али закон нарушил?

– Али вот, – решил перейти сразу к делу Рон и бросил на стол записку.

– Что это? – брезгливо отодвинул от себя бумагу Семен Романович.

– Признание в любви, – съязвил капитан.

– Не надо. – Лычный отодвинул письмо еще дальше, будто совсем не понял сарказма. – Я человек семейный, мне лишней компрометации не надо.

– Лядь, да прочти уже! – отвернулся в сторону Рон. – Голова передал.

– Эта ваша уличная грубость… – фыркнул в ответ советник, аккуратно разворачивая листок. – Совсем вас не красит, Родион Иванович, уж поверьте мне.

– Как и ваша изысканность, – парировал капитан. – Семен Романович, давай уже по-простому, без всех этих любезностей и обхаживаний.

Лычный прочел короткую записку дважды, аккуратно сложил и вернул ее Брагину. Затем снял очки, вытер вспотевшие веки и уставился прямо на собеседника.

– Ради вас… Прости. Для тебя, Родион Иванович, я постараюсь! – иронично приободрился он. – Так что? Чем мои знания могут тебе помочь?

– Что будет без угля?

– М-м, – скрыл улыбку ученый, – готовите план стабилизации?

Рон многозначительно промолчал.

– Давно пора, давно, Родион Иванович, – советник вынул из-за воротника салфетку, бережно положил рядом с приборами. – Что такое уголь? – вопросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: – Уголь – это энергия. Чем больше энергии, тем больше мы можем произвести продукции: еды, одежды, кирпича, водки… Всего.

Ученый вновь сделал паузу, ожидая реакции благодарного слушателя. Тот опять промолчал и, достав портсигар, вынул последнюю сигарету.

– По моим оценкам, Родион Иванович… Кстати, это ужасно вредно, – указал он на сигарету.

– Ум-ф, – промычал в ответ Рон.

– По моим оценкам, – неодобрительно покачал головой советник, – уголь позволил увеличить нам выпуск примерно в два-три раза. Точнее никто не скажет, уж поверьте… Уж поверь мне, Родион Иванович.

Рон кивнул, все еще не решаясь зажечь свой последний запас.

– Соответственно, если его не будет, то и выпуск наш упадет в два-три раза, – развел ладони Лычный. – Мы все станем в разы беднее. Всего-то! – хохотнул он и залпом осушил недопитую стопку. – Присоединишься?

– Нет. Ужасно вредная штука.

Семен Романович прыснул от смеха, в этот раз совсем искренне, так что сам чуть не устыдился этой своей естественности.

– Твоя правда, Родион Иванович, жутко вредная!

– Его нечем заменить? – улыбнулся и капитан. – Уголь этот?

– Конечно, можно. Теоретически.

Советник поманил пробегавшего мимо официанта и указал тому на пустую стопку.

– Была бы у нас нефть, газ… были бы ядерные технологии и уран… А так – только дрова, старые как мир дрова. Нет, вру, еще есть лошади, наши мышцы, в конце концов. Все это, по сути, – преобразованная энергия солнца, которую мы потребили через еду. Или вот этот спирт, – покачал он рюмкой, – тоже сделан из зерна. Тоже топливо. Но уж очень дорогое. Потому только дрова, Родион Иванович.

– Которых уже мало?

– В точку! – оживился советник. – Мы их и так рубим нещадно: кушать готовим, дома из них строим, бумагу вот эту производим, мебель, – постучал он по столу.

– Значит, леса. Зелиховы и Бурьянцевы, – задумался Рон.

– Леса, Родион Иванович, – подтвердил ученый. – Я с коллегами делал не так давно расчет: только для обогрева у нас должно быть лесов в пять раз больше. Ну, – усмехнулся он, – или нас впятеро меньше. Такие вот выводы. Нет, мы можем засадить часть пашен деревьями, но ты же понимаешь, сколько лет они будут расти.

– Понятно, – кашлянул Рон. – Какие еще угрозы?

– Какие еще? – откинулся на спинку Лычный. – Мы сами, Родион Иванович.

Капитан скривился.

– Понимаешь ли, это иной уровень жития – гораздо, гораздо более бедный и тяжелый.

Завидев приближающегося официанта, ученый потер ладони в ожидании горячего.

– Как если бы ты был всем обеспечен и вдруг стал нищим, – продолжил Семен Романович, дождавшись ухода юноши. – Трагедия? Еще какая! А здесь так будет для всех.

– Уверен, большие фамилии не обеднеют.

– Весьма проницательно, – хитро улыбнулся советник, заправляя салфетку. – И это еще одна трагедия: чтобы им сохранить свои капиталы, с народа придется драть в разы больше. Дай мне пять минуток, пока не остыло.

Лычный занялся едой, полагая совершенно неприемлемым говорить и жевать одновременно. Капитан не возражал: очень многое предстояло ему переварить и обдумать. Сев к собеседнику боком, он таки закурил.

– Все привыкнут со временем, – уже затушив сигарету, заключил Рон. – К бедности.

– Ум-ф, – как раз закончив с горячим, согласился Семен Романович. – Но сколько за это время душ будет загублено.

– Душ?

– Тысячи, десятки тысяч людей останутся без заработка, – продолжал ученый, устраиваясь на стуле удобнее. – Как думаешь, чем они все займутся? Думаешь, огороды начнут пахать? На поля батраками попросятся? Нет. Так мало кто сделает. А будет вот что: они собьются в шайки, будут отнимать и грабить. Отнимать, грабить и убивать. Те, кто будет беднеть медленнее, станут целью для тех, кто потеряет быстрее. Понимаешь меня?

– Ум-ф.

– И богачи наши займутся этим еще вперед мужика! – поднял указательный палец Лычный. – Особливо те, чьи производства закроются. Годенко, Малевич… У головы, кстати, тоже непростой выбор будет.

– Согласен.

– Мы будем всеми силами биться за блага прошлого, и никакая милиция с этим не справится. И потому, Родион Иванович, за лес я боюсь больше всего. Повырубят или еще чего хуже – спалят.

– Назло?

– Будут грызть за него глотки, как за девчонку смазливую. А кому не достанется, ты же и сам знаешь, тот девочку-то и погубить может. Чирк спичкой – и не достанется никому, – весело закончил ученый. – Возможно, со временем все утрясется, когда нас меньше станет… Но смута будет великая, уж это точно!

– Скверно, Семен Романович, – капитан по привычке достал портсигар и, обнаружив его пустым, спрятал обратно в карман.

– Скверно, Родион Иванович, – согласно кивнул советник, – и тем не менее в теории управляемо. Нет-нет, ты не хмурься, это ужасно сложно, но взять ситуацию под контроль все-таки возможно. Послушай, как вижу это я…