Читать книгу Взрыв на штольне номер 7. Рассказы - - Страница 2

История открытия вольфрамового месторождения в Богутах уходит в дореволюционные времена. Ещё геолог, Мушкетов, сделал предположение о наличии в горах Богуты, богатого месторождения вольфрама. Во время Великой Отечественной войны, в районе месторождения работали старатели, добывая металл из россыпей. После войны, в этот район снаряжалось несколько поисковых партий, проходилось даже несколько штолен, но содержание металла в этих жилах было ничтожным, и работы прекращались. Последнюю геологическую партию возглавил опытный геолог, Салин Борис Евгеньевич, которого давно занимало это месторождение. Он тоже зарезал разведочные канавы по простиранию кварцевых жил, и результаты проб тоже дали мизерные содержания. Работу можно было прекратить, но Салин профессиональным чутьем чувствовал, где-то допускается ошибка. До разведки Богутинского месторождения он работал в Баянкольской ГРП, которая вела детальную разведку касситеритового месторождения. Олово обычно встречается в кварц-турмалиновых жилах вкраплением минерала касситерита, в этих жилах, кстати, единственного минерала на олово. И там носителем касситерита оказались не сами жилы, а вмещающие породы, в которых кварцевые жилы были всего лишь волосовидные. Только массовое опробование всего массива выявило наличие месторождения.

Салин попробовал вначале пройти небольшую канаву поперёк жил, и пробы сразу же показали наличие здесь металла, и тогда он на свой страх и риск зарезал одну длинную канаву вкрест простирания всех кварцевых жил, затратив на это почти все, отпущенные партии деньги. Слух об этом дошёл до управления, до министерства, была назначена комиссия, которая не поняла его благих намерений дать стране месторождение. Его разжаловали в рядовые геологи и рекомендовали отдать под суд за растрату государственных средств. Спасли его результаты анализов отобранных проб. В управлении вначале просто не хотели верить их результатам, так как пробы давали такие содержания металла, какие геологи называют ураганными значениями. Содержания, были слишком высокими даже для вольфрамовых месторождений. Когда же в срочном порядке обработали все пробы, то поняли, что Салин открыл крупнейшее месторождение, а это значило, что его нужно не наказывать, а готовить к награждению. Приказ о наказании исчез незаметно, вроде бы его такого и не было, а вместо него появился список первооткрывателей, в котором, Салин, скромненько числился в конце первой десятки.

На следующий год он возглавил солидную геологоразведочную партию, в задачу которой входила уже детальная разведка с полным подсчётом запасов, что сулило награды, премии и повышения по службе, так как не каждый год делаются такие открытия. В жизни каждого человека случается свой звездный час. Для Салина этим звёздным часом, в пятьдесят лет, стало Богутинское месторождение вольфрама, и он в должности главного геолога, со всей своей страстью и энергией занялся его детальной разведкой. Ближайшим его помощником был тоже опытнейший геолог Ершов Борис Евграфович, который сам себе испортил биографию, чрезмерным преклонением Бахусу. Но к этому времени он уже не пил, а трезвый он знал своё дело на отлично, и был поистине правой рукой Салина, который был хорошим геологом, но никудышным администратором. Администрированием в большом геологическом отделе и занимался Ершов, постоянно держал во рту трубку, которая часто гасла, и он её постоянно раскуривал. Салин разрабатывал методику разведки, Ершов осуществлял ее на практике. Геологи занимали две больших комнаты в конторе, на каждой штольне работал инженер геолог, у которого были в подчинении – техник геолог, и два-три пробщика. Был свой геолог на канавах, был геолог с техником на бурении скважин, работал инженер геолог с техником геологом на дальнем участке, где были выявлены кварцевые жилы, сидели геологи и на камеральных работах, сидел у геологов и маркшейдер, которого за лысую голову за глаза звали Фантомасом.

Работы по детальной разведке начались года за полтора до взрыва, и коллектив, к этому времени, можно сказать, уже сложился. Разведка начиналась на пустом месте в полупустыне Казахстана, в предгорьях гор Богуты. Примерно в километре к югу от поселка проходила единственная асфальтовая дорога, которая связывала центр района, Чунджу, с районным центром Чиликом, расположенным на трассе Алма-Ата – Чунджа. На этой автомобильной дороге, Чилик, был последним оазисом, дальше на восток дорога шла по полупустыне. Примерно в 30 километрах от Чилика, дорога ныряла в ущелье Кокпек, в конце которого находился микропосёлок такого же названия, который все шофера называли, почему-то Копенгагеном. В этом посёлке, кроме дорожно-эксплуатационного участка был магазинчик и столовая, которая обслуживала транзитных пассажиров, и проезжающих шоферов. Из Кокпека дорога расходилась, одна шла к югу на Кегень, а другая шла прямо на Чунджу. Не доезжая примерно пятнадцати километров до Чунджи, и находилась Богутинская ГРП. Посёлок был на голом и ровном месте, в котором, в описываемый период проживало около 500 жителей. Очень трудно начинать работы на голом месте, трудно обживаться. В верхнем посёлке начинали жить в палатках, в вагончиках, и в землянках. Мастер, Ермек, из казахов, привёз юрту и поставил её чуть в стороне от палаток и вагончиков, привёз семью и жил в этой юрте чуть не год.

Всё, первое время, питались в одной общей столовой из одного котла, причём приезжие питались за наличные, а свои за галочки. Два раза в месяц повара подбивали каждому итоги, данные передавали в бухгалтерию, и та удерживала из зарплат указанные суммы. Мыться ездили на штольню в душевые. Воду для питья брали из небольшого родничка, пока не пробурили три скважины, и не оборудовали их глубинными насосами. Рядом с посёлком поставили дизельную электростанцию, которая за неделю до всеобщего переселения в новый нижний поселок сгорела до основания. Когда начали строить нижний поселок и стали распределить квартиры, то прямо говорили: – Желаете жить с семьями, хотите заехать быстрее, не ждите, строителей, начинайте побыстрее отделывать квартиры сами, так как в первую очередь будут сдаваться общежития и контора, затем дизельная электростанция, магазин со столовой, клуб. Клуб сдали раньше всех объектов, и сразу же начали крутить кино. Ходили в клуб под запись, по 20 копеек за один сеанс с человека. Пока не был открыт магазин, всё можно было взять под запись со склада , можно было взять курево, и по блату даже водку. Но за водкой часто ездили в Кокпек, где скоро с продавцом установили дружеские отношения, и привозили водку в любое время суток. Продавец, как только появились геологи, начал перевыполнять план и кроме этого имел навар, когда отпускал бутылки под запись, поэтому он грозился сжечь в посёлке геологов магазин накануне открытия, чтобы избавиться от конкурента.

Поначалу пили по всякому поводу, пили без повода, пили просто от скуки. Сделали первый взрыв по зарезке 5-й штольни – обмыли. Поставили первую раму крепления – отметили. Аванс – пьянка, получка – большая пьянка и еще большие загулы в дни рождения кого-то из проходки, да и мало ли других праздников: день шахтера, день строителей, …., день открытия своего магазина.

Торжественное открытие магазина состоялось 29 декабря, и за два дня торговли продавщица перевыполнила квартальный план. Она хваталась за голову, так как на февраль ей могли дать невыполнимый план, планы любили давать «от достигнутого». Она 1 января уже пряталась, её искали, находили, брали под белы ручки и вели в магазин, где покупали не меньше ящика водки, угощали продавщицу шоколадом, конфетами и отпускали, но вскоре её искала другая компания и всё повторялось. Бойкая продавщица лет тридцати говорила кладовщице, у которой остановилась:

– Я-то думала, что здесь или женихи, или ходоки, а тут сплошь алкаши, ты только, Валя, подумай, столько выпить, всего за два дня! Что мне с планом-то делать?

В старом посёлке почти все проходчики и ИТР имели в вагончиках лишь одно койко-место. В посёлке не было душевой, не было кинотеатра, и проходчики заявили начальству: – Зачем нам здесь по 18 часов валяться в грязи? Мы будем лучше работать вахтовым методом, работать будем по 12 часов через 12, полмесяца здесь, а на полмесяца уезжать и жить дома. Кто поедет к семьям, кто к родителям, кто куда. Администрация согласилась, и пьянки после этого, почти прекратились.

В послевоенное время у горняков Средней Азии произошла своеобразная специализация. На рудниках, причём на урановых, работали только одни специалисты, на рудниках цветмета другие, в угольной промышленности третьи. Так же были разделены и проходчики, работающие в геологии. Кто работал в Волковской экспедиции, которая работала по разведке урановых месторождений, редко переходил в Южно-Казахстанское геологическое управление. Всех и каждого проходчики знали, и как только, открывалась новая ГРП с горнопроходческими работами, и проходил слух, что там хорошо платят, в проходчиках нужда отпадала. В геологоразведочные партии с удовольствием шли работать алиментщики.

Во-первых, платили 40 % полевого довольствия, с которого, как и с командировочных не производили никаких вычетов, с них не брали даже партвзносы, и временами в некоторых ГРП работало до 100% мужчин, платящих алименты.

Во-вторых, на работу в ГРП принимали с любой пропиской, а иногда и без, и алиментщики могли подолгу скрываться от жён и властей. В начале работ жили без семей. Поначалу на работу брали почти всех, считали, что выгнать гораздо легче, чем, не работая, ждать хороших рабочих. Поэтому на начальной стадии работ пили чаще.

Если бригада подбиралась хорошая и выполняла план каждый месяц, то добавлялось 40 % премии, на которую тоже накручивались кое-какие проценты, что делало заработки высокими. Жилье, хоть и без удобств, ничего не стоило, если брали плату за комнату и электроэнергию, то плата была символическая. Часто шли в геологию знающие специалисты, которым срочно требовалось хоть какое то жилье, чтобы перебиться и подыскать работу с жильем получше.

Когда погибших увезли в морг, а Толяна отправили в больницу, Михаил зашёл к Любашке. У девушек, живших в одной комнате общежития, собралась компания. Сидел геолог Василий, молодой специалист, с подругой, Ниной, с которой он встречался и, по всей видимости, дело, как и у Любашки с Михаилом, шло к свадьбе. Пришли, Жора – буровик, и Махмуд Оскаралиев. Из всех проходчиков, самой колоритной фигурой был Махмуд. Было ему лет 25 не больше, по внешнему облику – это был стопроцентный цыган, но он говорил, что он узбек, воспитанный детдомом. Ростом был не выше 160 сантиметров, а когда его спрашивали: «Сколько же ты, Махмуд, весишь?» Он отвечал: «Это как посмотреть, если в спецуре, да в сапогах, да с перфоратором и колонкой, то килограмм на сто потяну, ну а если без всего этого, то у меня наилегчайший вес». За работой Махмуда наблюдать было одно удовольствие, это был проходчик высокого класса, работал быстро, красиво и приходилось удивляться, как это он управлялся с перфоратором, а не наоборот. Махмуд работал красиво и красиво же пропивал деньги. Когда он получал вместе со всеми получку и ребята звали его выпить водочки, он заходил и спрашивал: «Вы что пьёте, такую мазуту? «Вот что нужно пить», – он, доставал и ставил на стол коньяк. С получки набирал конфет, шоколадок, тогда поселковые детишки бегали за ним, и он их угощал. С шампанским, и с шоколадом он появлялся у Лидии, то есть пить начинал красиво, напившись, одаривал всех женщин конфетами и шоколадом, парней поил коньяком. Скоро пропивался, и когда деньги кончались, ребята его спрашивали: – Махмуд, мазуту пить будешь?

– Наливай, чего спрашивать, тогда он мог пить и одеколон. Пропитых денег не жалел. До следующей получки или занимал, или питался в столовой под карандаш. Свои долги он отдавал в первую очередь, поэтому буфетчица его кормила без лишних разговоров, имея выгоду, так как Махмуд не мелочился и платил ей всё, сколько она ни называла. Давала ему продукты под запись и продавщица.

Maxмуд сидел за столом, а на столе, кроме шампанского, стоял и его любимый напиток – коньяк. Выпили за погибших товарищей, потом за христианский праздник Троицу, а потом за Махмудом пришли друзья и увели его, за ним разошлись и парочки. Михаил с Любашкой пошли на своё место, в старый, брошенный посёлок. Шли, молча, Люба вспоминала, как и с чего они начали с ним встречаться.

Для стажировки, её осенью прошлого года, прикрепили к супругам-Грачёвым, к Геннадию Васильевичу и Надежде Иосифовне, которые должны были обучить ее документированию и зарисовке подземных горных выработок. В тот день предыдущая смена провозилась с настилкой путей, и поэтому поздно обурила забой. К приходу геологов была откатана примерно половина породы, и геологи стали ждать конца работ в бытовке. После откатки они обычно сами промывали стенки выработки, гасили свет, и отсвечивали выработку люминесцентным светом от портативного люма, так они на называли свои люминесцентные приборы. Кристаллы шеелита от люминесцентного освещения начинали светиться голубым цветом, и были хорошо видны, их наносили на планы-развертки в полевые журналы, а все остальные подробности рисовали уже при обычном электрическом свете, делая привязку всех кварцевых жил и прожилков, к ближайшей маркшейдерской точке. Примерно через час в бытовку заглянул Михаил, с которым Люба уже была немножечко знакома, и, улыбнувшись, объявил: – Любаша, забой чист, вымыт и такси вас ждёт.

– Какое такси? – удивилась она.

– Обычное такси, мотор работает, счетчик включён.

– Вы серьёзно, спросила она у Михаила и посмотрела на своих наставников, но те были невозмутимо спокойны.

– Вы серьёзно? – повторила она свой вопрос.

– Конечно же, серьёзно, специально, Люба, для вас.

– Ты, Надя, смотри! – смеясь, обратился геолог к жене, – сколько мы здесь с тобой работаем и ведь ни разу нам не подавали такси, и ни разу не подвозили к забою, сразу видно, на что способен холостой парень для симпатичной девушки!

– Ну, уж скажите, Геннадий Васильевич! – застеснялась Люба.

– Люба! Счётчик работает, водитель ждёт. Когда они вышли, Геннадий Васильевич уточнил: – Гордись, Люба, не такси, а целый состав подан.

Михаил широким жестом пригласил Любу сесть в кабину электровоза на доску, которую он специально положил. Люба улыбнулась и на удивление самой себе пошла и села на эту дощечку. Михаил громко позвонил, и они поехали в тёмный и длинный коридор штольни.

– А это что такое? – спросила девушка, указывал на колесо, которое было в кабине.

– Обычно новичкам, чтобы их обмануть, я говорю, что это руль, но это не руль, а ручной тормоз. Сказал и покрутил, отчего электровоз сбавил скорость. А вот это так называемый рычаг реверса.

– А это ручка для чего?

– А вот этот, за который я держусь – это рычаг хода, если точнее, то это рычаг скоростей, чем больше я его вывожу от этой нулевой точки, тем скорость больше. Сказал и вывел рычаг в самое крайнее положение, от чего электровоз поехал быстрее, громче застучали вагонетки на стыках, а Анатолий зазвонил часто и громко.

– Как ты звонишь?

– А вот педаль, – показал он и сбавил скорость перед поворотом. Скоро Михаил объявил: – Станция конечная, поезд дальше не идёт.

Длинный подземный коридор штольни упирался в тупик, который на языке проходчиков зовётся забоем или грудью забоя выработки. Напарник Михаила готовился к бурению. Минут через десять подошли и геологи.

– Миша, – выключи переноску, – попросил Геннадий Васильевич, доставая из полевой сумки свой люм.

Михаил знал, что делать и по знаку геолога повернул выключатель. В свете люминископа кристаллы шеелита засветились голубым цветом.

– Надя, – обратился Геннадий к жене, – вот целое гнездо, покажи-ка, Любе, как красиво оно переливается.

– Надя набрала в руки шеелита и начала пересыпать из руки в руку, Люба увидела, как голубая струя стала стекать сверху вниз. Зрелище было фантастическое. Рук не было видно, а голубые искры, струясь, сами собой лились сверху вниз, собирались внизу и, поднимаясь вверх, вновь падали вниз.

– Ну и как? Красиво? – спросил Геннадий Любу. Фантастика какая-то, – ответила Люба, – мне показалось, что волшебник начал переливать голубое пламя, рассыпал это пламя и собирал в пылающий голубой сгусток.

Тот день ей запомнился. Осмотрев выработку в люминесцентном свете, включили освещение начали зарисовку и описание выработки, как оказалось, не боков, а бортов выработки и не потолка, а кровли. Мастером на смене был Иван Барабанов мужчина лет 40, низкого роста, шустрый, когда это нужно и неторопливый, и рассудительный в остальное время, причём не лишённый чувства юмора. Работал в управлении давно, его все знали, и он всех знал, был он старым холостяком и единственным его недостатком, который ему мешал, было его пристрастие к алкоголю. Может быть из-за этого, чтобы не стать кому-то обузой, он и не женился, так как если запивал, то пил по-черному. А славился он тем, что мог из ничего так закрыть наряды, что рабочие на его штольне получали больше, чем на соседней. При равных объемах работ.

Иван подошёл к Любашке и дал ей кусок ваты: – Заткни уши, Люба, а то оглохнешь и действительно, когда заработали два перфоратора, она оглохла и с ватой, а когда попробовала вытащить вату из одного уха, то ухо, с непривычки, заболело и заложило. А между тем проходчики бурили, а геологи – супруги преспокойно рисовали выработку, протянув вдоль борта матерчатую рулетку.

Вечером она смотрела кино и почему-то оказалось, что сидит она рядом с Михаилом, и с того дня они начали встречаться.

Геологи, сделав свою работу, уходили в поселок пешком, если не было попутного транспорта. Дорога петляла между невысоких горок, которые, скорее всего можно было назвать холмами. Дорога петляла часто и круто.

– Здесь, Люба, весной у нас растут целые плантации дикого лука, не то порея, не то батуна, одно перо, головок у него нет, он многолетний. Пока молодой, то очень сочный, почти такой же, как растёт на огороде, жена у меня из него пирожки печет, добавляя яиц, в окрошку добавляет. Наши витамины, я его накопал и у дома насадил, растет хорошо, я его поливаю, и такой зелёный стоит! – рассказывал Геннадий Васильевич.

– Лук? – удивилась Люба, я думала, что здесь кроме колючек ничего нет!

– Здесь есть арча, дикая вишня. Арча – между прочим, целебна. Но, в основном-то здесь растительность скудная, да и появляется она здесь весной, вернее, – не появляется, Люба, а оживает. Ты весной обрати внимание на всю нашу растительность, каждая травинка только вылезет чуть-чуть из земли и сразу зацветает, спешит дать цвет, семя, потомство. Очень много здесь, Люба, фаланг, скорпионов, давай посмотрим, – предложил он, свернул с дороги и начал переворачивать камни.

– Вот, Люба, тебе и скорпиончик, – показал Геннадий Васильевич. А скорпион, уже подняв свой ядовитый, хвост, старался спрятаться, на конце хвоста можно было хорошо разглядеть кривой острый шип, и коричневое каплеобразное утолщение. Капля эта – ядовитая капсула, а этим кривым шипом он делает прокол тела жертвы, впрыскивает яд и еда для скорпиона готова.