Читать книгу Богу на тебя плевать - - Страница 2
2
ОглавлениеВынув из-под койки, на котором сидел, свой потайной саквояж – нечто вроде миниатюрного сундучка, – Арсен осторожно достал из него старые, потрёпанные фотографии. Когда-то они принадлежали его деду, а тому – его собственному деду. Так что этот раритет хранил в себе память сразу нескольких поколений. Арсен всюду возил с собой эту «волшебную коробку» с секретным содержимым, ведь она была для него единственным по-настоящему дорогим воспоминанием о семье. Без неё он бы, наверное, и не согласился на очередную вахту.
Сегодня он разложил на соседней койке, с которой заранее убрал матрас, ровно пять фотографий – все небольшие, не больше десяти на пятнадцать сантиметров. Дед всегда говорил, что именно такой формат когда-то был самым привычным на Земле. Арсен знал эти снимки почти наизусть, но каждый раз его душу затапливала смесь тоски и тихой радости, когда он брал их в руки.
Первая – одна из самых любимых. На фотографии видно, как в руках у молодого мужчины лежат два крошечных свёртка, плотно закутанных в мягкую, чуть грубоватую ткань – словно в простые одеяла или тёплые пелёнки. Видны лишь крошечные личики младенцев: розовые, чуть сморщенные, с тонкими линиями сомкнутых век и почти незаметными носиками. Один из малышей будто прижимает крошечные кулачки к подбородку, а второй лежит спокойнее, только кончик его носика чуть выглядывает из складок ткани. Фактура одеял, хоть и неразличимая на первый взгляд, кажется шероховатой; её тёплый сероватый оттенок подчёркивает хрупкость и беззащитность новорождённых. Дед объяснял: один из младенцев – это он, а другой – его близнец, который прожил совсем недолго. В те времена медицина не была столь развитой, и детская смертность считалась чем-то привычным. Каждый раз, глядя на этот снимок, Арсен невольно ощущал холодок под кожей, вспоминая слова деда – но старался долго над этим не думать. На фотографии вокруг лежат сугробы, а мужчина в тёплом свитере улыбается вопреки морозу, румяный от холода, но счастливый. Это был прадед Арсена – он никогда не знал его лично, но дед рассказывал о нём с таким теплом, что Арсен невольно начал уважать его и бережно хранить эту память, мысленно «улыбаясь» вместе с ним на старом фото.
Вторая фотография сделана позже: на ней отец Арсена ещё ребёнок лет семи или восьми – стоит в парке рядом с дедушкой, который носит пышную бороду, будто настоящий первооткрыватель неизведанных земель. И правда, на этом снимке они оба напоминают героев из приключенческих книг, которые так нравились Арсену.
Третья – совсем простая: озеро, а у берега – двое тонких прутиков, которые дед называл «удочками». Когда-то в таких водоёмах ловили рыбу, и это считалось прекрасным отдыхом. Арсен, улыбнувшись, представил всю странность этого занятия, но бережно положил фотографию рядом с остальными. По краям она уже начала чуть коробиться, и он не хотел повредить её ещё сильнее.
Четвёртая фотография, пожалуй, самая загадочная. На ней – комната, в которой рос его отец. Видимо, он сам тайком взял у дедушки «фотоаппарат» и сделал снимок. Слева виднеется двухъярусная кровать, видимо, сделанная вручную, а не купленная; рядом письменный стол и окно. В конце комнаты – кладовка с чуть приоткрытой дверью; на её внешней стороне висело зеркало, в котором отражается контур фигуры – вероятно, это сам отец, прижав к лицу непонятное устройство со вспышкой. Но кое-что в затемнённом проёме кажется Арсену дополнительным силуэтом, словно там кто-то стоит. Дед всегда уверял, что это просто висит пальто, а все разговоры о втором силуэте – лишь игра воображения. Но отец никогда не рассказывал про эту фотографию: стоило Арсену спросить, тот лишь отшучивался, говорил, что всё это выдумки да и не помнить он уже, зачем он тогда фотографировал пустую комнату. Тем сильнее Арсена притягивала эта таинственная тень, прятавшаяся в глубине кладовой.
Пятая – особенно важная: она почти стёрлась по краям, но Арсен бережно хранил её в одном конверте с остальными. На снимке запечатлена его мама в возрасте восемнадцати лет, на выпускном. Белые банты, строгая форма, сероватый фон, а сама она не улыбается – смотрит в сторону с серьёзным, почти суровым выражением лица. Он почти не помнил её взрослой: она умерла, когда он был ещё совсем маленьким. И эта фотография – единственное, что связывало его с матерью. «Самая-самая», – шёпотом называл он её, разглядывая по несколько минут, а иногда и часами. Он воображал, как однажды смог бы поговорить с ней, засмеяться вместе или просто обнять и никогда не отпускать.