Читать книгу Синьор Колбаска: История о ёжиках, дедушках и бабушках и об изменении климата - - Страница 4

Эта история началась в ноябре, когда холодно даже на моём родном острове Сардиния. Не настолько холодно, чтобы шёл снег, но чтобы зажечь камин – вполне.

У нас камина никогда не было, потому что ещё за несколько недель до начала этой истории мы жили в квартире в центре Сассари, города на севере острова.

Теперь мы переехали в Кальяри. Точнее, как постоянно говорит мой папа, мы находимся В ПРОЦЕССЕ ПЕРЕЕЗДА. Другими словами, мы ищем дом в Кальяри, а пока живём в Уте, местечке недалеко от Кальяри. Кальяри – это столица Сардинии, а Сардиния – очень большой остров.

Остров Сардиния такой большой, что поездка на машине с севера на юг занимает два часа, даже три, если ехать медленно (три с половиной, если останавливаться на полпути, чтобы пописать и уговорить родителей купить мягкую игрушку с огромными блестящими глазами, как это делала я, когда была маленькой). Сардиния такая большая, что переезд из Сассари в Кальяри – дело серьёзное и для него нужны веские причины. Хотя, если тебе девять лет, тебе эти причины и не объясняют.

Мне девять лет, меня зовут Нора. Мою маму зовут Фиона, и с её слов и началась эта история.

– Cмотрите, что я нашла, – сказала мама однажды ноябрьским днём. Я вошла во двор (папа доставал из багажника машины школьный рюкзак), и она с улыбкой подошла ко мне, показывая у себя на ладони что-то крошечное с иголками и колючками: ёжик!

Не ёжик в смысле каштан, потому что в Уте, местечке на равнине между двумя реками, каштаны не растут. Как мне объяснили, в Уте для каштанов неподходящий климат. И даже не тефтелька-ёжик, иначе с чего бы мама стала мне её показывать? (Может, она и могла бы показать мне тефтельку, если бы приготовила её впервые, а та получилась очень вкусной, но тогда в этой истории всё равно не было бы ничего интересного.)

– Посмотрите, какой чудесный зверёк, – сказала мама.

Это был ноябрьский день, и мой папа, которого зовут Антонио, посмотрел на ёжика и сказал:

– Бедняга, он дрожит.

– Да нет же, он вот-вот уснёт, ему пора в спячку, – возразила мама.

Мне тоже показалось, что ёжик вот-вот уснёт: глазки у него были маленькие-маленькие и почти совсем закрыты.

Тогда папа сказал:

– Пойду поищу, из чего бы сделать ему домик, и положу туда ломтик яблока и солому.

После долгих поисков он нашёл ящик из-под фруктов или овощей, поставил его на кучу листьев, обернул сухой травой и картоном и положил внутрь ломтики яблока. Наконец мама посадила ёжика в этот домик, или гнездо, или в то, что, по мнению папы, могло бы стать его гнездом, или домиком, или норкой.

– Возможно, его мама где-то поблизости, – предположила МОЯ мама.

Об этом я не подумала. «Раз он такой маленький, его наверняка ищет мама», – сообразила я и подошла, чтобы получше его рассмотреть: милый звериный носик, глазки-бусинки и тёмная вытянутая мордочка. Остального тела было не разглядеть, он свернулся клубком. Если подумать, неспроста есть выражение «свернуться как ёж», то есть «сжаться в комочек»: я тоже так делаю в постели, но не настолько хорошо, как он. К тому же у меня нет колючек, хотя, возможно, было бы неплохо их иметь. С другой стороны, если бы мама пришла меня пощекотать, а я бы свернулась как ёжик и у меня были бы колючки, мама не смогла бы ко мне прикоснуться. (Но тогда она тоже была бы мамой-ежихой и у неё тоже были бы колючки, и в таком случае мы бы, наверное, не щекотали друг друга, потому что ежи вряд ли так делают.)

Как бы там ни было, папа сказал:

– Нора, пойдём в дом, приготовим яичную пасту.

– А вдруг мать ищет его и не может найти? – спросила я.

Папа ответил, что если ёжик добрался сюда, то сумеет и вернуться к своей матери, а может быть, мать сама его найдёт, а когда увидит, что мы сделали для него красивый домик, тоже решит остаться, и они впадут в спячку вместе, в обнимку.

– Представь, как было бы здорово, если бы мы тоже могли впадать в спячку, – сказал папа.

Это я слышала от папы уже раз сто. Обычно папа остроумен, отпускает всякие шуточки и даже не боится называть их дурацкими.

Например, в его дурацких шуточках часто присутствуют:

– пуканье (или бздение, или пердёж);

– какашки;

– огненный пердёж (когда пукают на зажигалку);

– сопли и козявки;

– ругательства (одно или несколько).

Ещё несколько лет назад эти глупости ужасно смешили меня и моих друзей, а теперь нет. Думаю, он тоже это знает, но продолжает так шутить, потому что ему неприятно признавать, что то время прошло и его комический талант больше не действует. И всё-таки в целом папа довольно остроумен, если не считать шуток про пердёж. Проблема в том, что время от времени папа повторяется даже с шутками или рассказами, которые иначе были бы смешными или интересными. Может быть, в его возрасте люди плохо помнят, что уже рассказывали, а что – нет, а может, взрослые думают, будто если говорить что-то интересное или остроумное, то можно повторять много раз и всегда будет приятно слушать. Ну не знаю.

В общем, папа ненавидит холод, и мама тоже, поэтому в холодную погоду папа иногда говорит, что было бы здорово засыпать в конце осени, а просыпаться весной, чтобы не приходилось страдать от дождя, мороза и града. А мне, наоборот, нравится холод, я обожаю туман, не имею ничего против града и радуюсь дождю, а если бы пошёл снег, обрадовалась бы ещё больше.

Особенно сильно я полюбила холод с тех пор, как мы поселились в этом деревенском доме. Мы живём на втором этаже, но у нас отдельный вход со стороны сада, который целиком в нашем распоряжении. Это не столько сад, сколько маленький, но совершенно дикий лес: в нём есть полуразрушенный гараж, где хранятся дрова и можно развесить бельё, когда идёт дождь, всюду валяются старые кирпичи, по которым ползают и оставляют следы улитки, в тёмных уголках растут грибы, птички прилетают туда в поисках пищи и щебечут, а самое главное – там можно прятаться в огромных кучах листьев. К тому же в этом доме, где мы будем жить, пока не купим жильё в Кальяри, есть камин, и я научилась разжигать огонь вместе с папой. У папы целая система разведения огня. На дно, под несколько слоёв хвороста, кладутся газетные листы (не слишком много, иначе камин задымит и огонь потухнет), потом нужно положить веточки потоньше и посуше, а потом – большие поленья. Когда всё готово, я поджигаю бумагу зажигалкой таким образом, чтобы пламя потихоньку тянулось вверх.

Я уже очень опытная и всегда поджигаю её с первого раза. Когда дрова загораются, я сажусь в кресло, вытягиваю ноги к огню и читаю комиксы, и это так здорово.

Короче говоря, нет, я бы не хотела впадать в спячку, тем более что зимой я учусь: в четвёртый класс я пошла в новой школе в Кальяри, и у меня новые одноклассники и новые учительницы, и это тоже здорово, хоть мне и сложно.

Но к ёжику это сейчас не имеет никакого отношения.

Проснувшись на следующий день, я побыстрее умылась, оделась и, даже не позавтракав, побежала во двор посмотреть, там ли ёжик. Его там не оказалось, и яблоко он не съел. «Жалко, что он ушёл!» – огорчилась я. Но потом подумала, что он наверняка нашёл своё гнездо и теперь вместе с мамой готовится к спячке, так что это даже к лучшему. Я вернулась в дом, позавтракала печеньем и травяным чаем, которые приготовила мне мама, и папа отвёз меня в школу в Кальяри. Днём, когда он за мной приехал, чтобы отвезти на еженедельный урок английского, я сразу спросила, вернулся ли ёжик, и он ответил, что нет. Тогда я окончательно убедилась, что ёжик со своей мамой и всё хорошо, и пошла на английский со спокойной душой.