Читать книгу Атомная эпоха А. Завенягина - Группа авторов - Страница 4

В Скопинском реальном училище Авраамий Завенягин учился в 1912–1919 годах. Именно в этот период жизни активно формировались черты характера, жизненные ориентиры и идеалы будущего видного государственного деятеля и, тоже будущего, уникального государства – Союза Советских Социалистических Республик (СССР).

Каким же встретил уездный Скопин нового учащегося местного реального училища Авраамия Завенягина в начале века? Показательны в этом плане воспоминания о городе Скопине конца 19-го – начала 20-го столетия Анны Васильевны Фогельман (урождённой Надеждиной)[6]:

Реальное училище, г. Скопин, 1900–1917 гг.

«Скопин был маленьким уездным городком, – пишет А.В. Фогельман. – В период моего детства в городе было лишь одно трёхэтажное здание – Реальное училище, основанное тем же Рыковым, прекрасно оборудованное, с огромным панно – образом Александра Невского на срезанном углу здания. В моё время директором училища был Д.К. Гика, тип учёного, автор учебников по математике и исключительно гуманный и прогрессивный для того времени педагог-воспитатель».

Достаточно подробно Анна Васильевна описывает и быт города:

«…Что же ещё хорошего было в нашем старом Скопине? Ну, конечно, городской сад, где по праздникам играл военный оркестр, да в полутора вёрстах – небольшой Троицкий лес, в котором весной хватало ландышей на всех скопинских девчонок…

Проходя по нешироким улицам мимо приземистых трёх- и пятиоконных домиков, можно было иногда увидеть нечто оригинальное: у некоторых домов на вереях по обе стороны ворот красовались диковинные звери, жёлтые или зелёные, хвостатые и клыкастые, со страшными выпученными глазами. Эти звери, сидящие на воротах, – своеобразная вывеска: значит, в доме живёт и работает кустарь-гончар, по-скопински горшечник. Мастерская такого кустаря находится в задних комнатах дома. Обычно это полутёмная закопчённая комнатка, посреди которой стоит вращающийся гончарный круг с ножным приводом. Здесь и печка для обжига.

А у женщин – свой промысел. Летом из раскрытых окон домиков доносятся нежное переливчатое позвякивание деревянных коклюшек. Это наши скопинские кружевницы плетут разнообразные кружева, не уступающие порой знаменитым и за рубежом вологодским…».

В такой патриархальный, со своими традициями и бытовыми устоями рязанский городок и привез отец Павел Устинович Завенягин совсем юного (11 лет) Авраамия для учёбы в реальном училище.

* * *

По воспоминаниям одноклассников и родственников учился Авраамий хорошо, ровно. Но не обошлось и без «прорех». Так, в 5-ом классе он увлёкся ловлей чижей. Стал пропускать занятия, плохо готовить уроки. Появились двойки. Директор училища сообщил об этом родителям. Отец немедленно приехал в Скопин.

«Если бы, – рассказывал после Авраамий, – отец стал меня попрекать своей обычной строгостью, то, возможно, от ловли чижей я не отказался бы. Но он только сказал:

– Нехорошо, Авраня, так относиться к учёбе. Надеюсь, ты и сам поймёшь это и расстанешься с чижами. Доверяюсь твоему благоразумию…

Дал мне денег на мелкие расходы и уехал. А мне после такого призыва к благоразумию стало стыдно перед отцом, и я полностью прекратил своё увлечение чижами и занялся всерьёз учёбой»[7].

Очевидно, что это происшествие оставило глубокий след в душе мальчика на всю оставшуюся жизнь. И во взрослые годы в личном дневнике Авраамий Павлович возвращается к произошедшему:

«…поступив в реальное училище в Скопине и поселившись в качестве «нахлебника» в маленькой комнатушке в семье разорявшегося булочника Еремеева, я блаженствовал в их порядочном саду, с восторгом любовался яблоками, китайками, ягодниками, цветами, ловил с сыновьями Еремеева (Ваней, Петей, Николаем) и другими «нахлебниками» щеглов, чижей и, в конце концов, в первой четверти первого класса «поймал» две двойки.

К чести могу сказать, что после молчаливого посещения расстроенного отца, не сказавшего мне ни слова упрёка, я прекратил свои увлечения птицелова и уже к святкам привёз домой хорошие оценки».

Приведём ещё несколько эпизодов из воспоминаний одноклассников о скопинском периоде жизни А. Завенягина.

Авраамий Завенягин, ученик V класса реального училища, г. Скопин, весна 1916 г.

Леонид Рассказов учился с Авраамом в одном классе. Они были дружны и хорошо относились друг к другу. Леонид Петрович описывает один характерный эпизод.

В перемену они резвились, играли в догонялки. Авраамию наскучило однообразие, и он, перестав преследовать товарища, вошёл в гардероб. Рассказов, увидев, что его никто не преследует, тоже последовал в помещение.

«Через несколько минут, – пишет Рассказов, – вошёл к нам инспектор и возвёл на меня напраслину, обвинив, будто я курил в гардеробе. Я объяснил ему: только что вошёл сюда. Завенягин, присутствующий при этом разговоре, вступился за меня. В это время звонок оповестил, что перемена окончена и начинается последний урок. Инспектор предложил мне остаться после занятий.

После уроков Авраамий добровольно остался, надеясь убедить инспектора в его заблуждениях относительно товарища. Разубедить инспектора, конечно, не удалось. Но строгий блюститель порядка наложил на Завенягина дисциплинарное взыскание…

Авраамий знал упрямство инспектора, но ради объективной истины, он сознательно шёл на то, чтобы оправдать невиновного товарища. Таким он был в свои юные годы, таким же принципиальным остался на всю жизнь».

В дальнейшем учился А. Завенягин прилежно. Особенно увлекался математикой, физикой и литературой. Его успехи отмечались руководством училища.

Юность и молодость – это годы становления личности, гражданской зрелости человека, годы становления характера, воспитания воли, формирования мировоззрения, годы приобретения практических навыков в жизни. Известно, что в эту пору у человека значительно повышена восприимчивость, активно пробуждаются и развиваются чувство собственного достоинства, элементы осознания собственной независимости, стремление к самодеятельности, поиску, творчеству, героизму, романтике.

Похвальный лист

Педагогический совет Скопинского Реального Училища, на основании Правила об испытаниях учеников реальных училищь, утверждённых Г. Министром Народного Просвещения 22 апреля 1895 года, наградили этим листом ученика второго класса Завенягина Авраамия за примерное поведение и хорошие успехи, показанные им в течение учебного года.

г. Скопин, Рязанская губерния, 16 августа 1914 г.

Подросткам обычно кажется, что они – главные люди, что они выше и чище этого мира. Разумеется, данной проблеме посвящено огромное количество научных и публицистических трудов, и, думается, нет необходимости подробно рассматривать особенности молодых людей в масштабах страны.

Моя цель другая, – найти примеры из жизни А. Завенягина, которые тем или иным образом отразились на формировании его личности, определили дальнейшую его жизнь и деятельность.

Мне, можно сказать, очень повезло. В моих в руках оказался рукописный журнал «Рассвет»[8] (хранится в Скопинском краеведческом музее Рязанской области), который издавался в Скопинском реальном училище, где учился А. Завенягин.

Во-первых, следует отметить, что в дореволюционный период эти рукописные журналы носили кружковый характер. Они объединяли представителей провинциальной интеллигенции, либо по групповому признаку (классные гимназические журналы). Таким был и журнал «Рассвет».

Постараюсь не утомить уважаемого читателя некоторыми, на первый взгляд излишними, подробностями прочтения данного рукописного исторического источника, но от этого зависит достоверность приводимых примеров.

Во-вторых, изданию рукописного журнала способствовало то, что учебная подготовка гимназистов старших классов позволяла им претендовать на создание рукописных органов (в одной из публикаций журнал «Рассвет» назван нелегальным органом, это в корне неверно).

В-третьих, рукописные издательские проекты были направлены на самоутверждение их авторов. Тем не менее, многие рукописные издания (в т. ч. и «Рассвет») не сохранили сведений об авторах и членах редакционных коллегий. Большинство публикаций подписывались псевдонимами, что объясняется не только скромностью авторов, но и кружковым характером изданий (особенно провинциальных) и нежеланием давать повод для насмешек над первыми, не всегда отточенными, школьно-гимназическими литературными опытами.

Например, в журнале «Рассвет» помещены следующие публикации: «Стон», «Лебединая песня «Маяку», «Туманная характеристика математику», «Атака», «Неудача», «Долго ли так будет», «Реалисты», «Разговор двух гимназисток», «Картинки жизни», «Как прививать яблони», «Беспроволочный телеграф из двух эликтрических звонков», «Ответы на анкету», «Сильному полу – женщинам». Все они подписаны псевдонимами: Старичок, Крыса, Октава, Лютиков, Оптик, Узник, Дедушка Митрич и др.

Разумеется, меня в первую очередь интересовало, имел ли какое-то отношение к изданию журнала А. Завенягин, написал ли что-нибудь для него лично? Казалось бы, в данном случае установить это было невозможно. И все же мой поиск завершился удачей.

Вот какие факты приводит в своих воспоминаниях тот же Л.П. Рассказов:

Под руководством А. Завенягина учащиеся организовали литературный кружок (следовательно, литературно-общественная жизнь в училище проходила при активном участии юного Авраамия – А.А.).

Далее Л.П. Рассказов уточняет:

«И.И. Батраков учился классом старше Авраамия Павловича, они были неразлучными друзьями. Вместе с Завенягиным они пропагандировали большевистские идеи среди сверстников, начали издавать рукописные ученические журналы «Рассвет», «Пробуждение». Завенягин был одним из более активных авторов этих журналов».

Прослеживаются и некоторые, наиболее интересовавшие юного автора темы. Одна из них красной нитью проходит через всю жизнь А. Завенягина. В фондах МВК «Музей Норильска» бережно хранится рукописный дневник А.П. Завенягина, переданный несколько десятилетий назад его дочерью Евгенией. На страницах этого уникального свидетельства времени, в сделанных 18 марта 1954 г. собственной рукой записях, А.П. Завенягин признаётся, что в течение всей жизни он увлекался садоводством:

«Всю жизнь меня привлекали плодовые деревья, сад, его рост, созревание, плоды, выведение новых сортов – тайна жизни и рождения яблока, ягоды. Но почти никогда мне не удавалось заняться этим увлекательным и благодарным делом. В детстве в Узловой сад станового пристава или буфетчика Шишкина в моем сознании лежал по ту сторону отведённого мне круга жизни. Навсегда осталось у меня в памяти, как подученный более старшим товарищем К. Кожевниковым, в обмен за полученные от него улитки («ракушки») в расчёте, что из них выведутся раки, я вместе с моим сверстником Морозовым забрался к становому в сад за яблоками и был там пойман вместе с моим приятелем.

Мне удалось изловчиться и вырваться из рук работника. Тем временем сестрёнка, которая оставалась за забором и наблюдала за моим «предприятием», успела поднять тревогу, и в защиту к становому двинулся мой отец. Однако эта выручка не потребовалась, и я, успокоившись, вернулся домой. Отец, видимо, поволновался за меня и, увидев, даже не побранил меня».

Далее Авраамий Павлович отмечает:

«В Скопине затем я жил ещё на двух квартирах, где располагались небольшие сады. В Скопине вообще находилось много садов – почти в каждом доме. Росло в них немало прекрасных сортов яблок и китаек, которых я не нахожу в описаниях Мичурина и его учеников, ни в других книгах. В годы революции мне как-то не приходилось попадать в дома с садами. Хороший сад я видел перед своими окнами в 1918 году в Смоленске, где перед учёбой недели две гостил у брата Ивана Павловича.

Страница из дневника А.П. Завенягина «Сад. Деревья. Наблюдения. Заметки» от 18 марта 1954 г.

Только в 1919 году, когда в качестве уполномоченного губисполкома я собирал рожь и просо в Сапожковском уезде Рязанской губернии, мне пришлось побывать и даже ночевать в большом хорошем саду, где росло много плодовых деревьев и цветов. Это было в с. Борец, где жил мой школьный товарищ Н. Зеленин, в доме которого я остановился, приехав в Борец по делам сбора развёрстки.

Отец Зеленина, местный купец, видно, был порядочный шкуродёр, судя по нелестным отзывам в селе. Ребята (его дети), правда, были неплохие. Конечно, не следовало мне останавливаться у Зелениных в течение тех нескольких дней, которые я прожил в Борце. Однако саду них был хорош. И до сих пор стоит в моей памяти – яблони и стена флоксов у колодца.

Возвращаясь назад, вспоминаю 1914 год в деревне в Тульском уезде, где я провёл лето с матерью и сестрой у брата моего отца и их небольшой неважный сад с деревьями, среди которых и знаменитое бабушкино, яблоко с которого не показалось мне особенно вкусным. Больше в памяти у меня остались пчелы, которые здорово родились. 1914 год – объявление Первой мировой войны и год смерти моего 18-летнего брата Шуры.