Читать книгу Безмятежность - Группа авторов - Страница 3

– Ебаный ты в рот, Лайма!

– Я хочу домой.

– А я уже тысячу раз тебе сказал: это очень важное задание.

– Вообще-то мама сказала тебе сидеть со мной.

– А я и сижу с тобой.

– Ты не здесь должен со мной сидеть, а дома!

– Ебаный ты в рот, Лайма, да какая разница?

– Я расскажу маме, что ты ругался!

– Не расскажешь.

– Нет, расскажу. Мама тебя наругает.

– Не наругает, она меня любит.

– Тогда папе расскажу. Он тебя побьет.

– Твой папа даже себя побить не может.

– Может! Он тебя побьет. Побьет!

– Блядь, Лайма, заткнись, пожалуйста, хоть на минуту. Ты своими криками его спугнешь, понимаешь? Это очень важно.

– Да тут нет никого!

– Лайма, ну в самом деле. Повторяю еще раз. Этот человек – вредитель. Пожалуйста, пойми, Лайма, это очень важно.

– Да он не придет, этот твой человек.

– Придет. Я тебя уверяю, он придет.

– Мне надо дома быть, уроки на завтра делать.

– Успеешь ты сделать свои уроки.

– Не успею!

– Даже если не успеешь, ничего трагического не произойдет.

– Произойдет!

– Ты через несколько лет сама поймешь, что уроки – это пустая трата времени.

– Мама с папой говорят делать уроки.

– Мама просто любит мыслить шаблонами, и у нее нет собственного мнения. А что касается твоего папы… Ладно.

– Ну? Что?

– Да нет, ничего. Он… Он тоже мыслит шаблонами.

– Ты не это хотел сказать!

– Они оба мыслят шаблонами, Лайма, поэтому они и вместе, поэтому они тебя заставляют ходить в эту ебаную школу.

– Если я не буду в нее ходить, то стану такая, как ты. Мне папа сказал.

– Ну и что в этом плохого? Мне лично нравится моя жизнь.

– Фу. Я не хочу такую жизнь, как у тебя.

– Почему это?

– Ты стоишь ночью рядом с закрытым магазином! И караулишь кого-то, кто даже не придет!

– Блядь, Лайма! Я же сказал, что он придет. Просто потерпи немного, не будь такой нетерпеливой мелкой пиздой.

– Я все маме расскажу! Расскажу, как ты меня назвал!

– Да я не специально. Если хочешь, рассказывай.

– Ну зачем ты меня сюда притащил? Я ведь могла остаться дома.

– Потому что не могу я тебя оставить дома одну, понятно? Ты еще маленькая. Что угодно может случиться. Какой-нибудь пожар или короткое замыкание. Крайним потом буду я. Когда ты со мной, с тобой ничего не случится. Так что ради бога! Помолчи хоть пару минут.

– Почему не случится? Ты что, меня спасешь?

– Не буду я тебя спасать, больно надо. Никто тебя просто не станет трогать, когда я рядом, вот и все.

– Скажи, спасешь, да? Ну скажи, скажи, скажи, скажи, скажи.

– Да завались ты нахер, Лайма. Я из-за тебя ничего не слышу. Он уже тысячу раз мог пройти.

– А кто этот, ну кого мы ждем?

– Лайма. Я же сказал. Это опасный человек, который вредит нашему сообществу.

– Ничего не понимаю.

– Один чокнутый мужик, который охотится за вывесками. Наше сообщество…

– Да что за сообщество? Ты постоянно о нем талдычишь.

– Родители тебе разве не рассказывали? Я уверен, твой папа должен был.

– Ну… Он что-то такое говорил, но я не запомнила…

– Лайма, я уже два года состою в обществе Защиты Раритетных Вывесок.

– Защиты чего…

– Защиты Раритетных Вывесок. Это что-то вроде такого маленького «ЮНЕСКО».

– Я ничего не поняла.

– Мы охраняем старые вывески, для нас они… Ну, что-то вроде произведения искусства. Таких вывесок сегодня осталось очень мало, их почти все заменили на новые, безвкусные и крикливые. Это все делается ради денег, понимаешь? Это все происки ебаных капиталистов. Им наплевать на красивые вывески, им главное, чтобы люди видели яркую надпись и заходили к ним в магазин. А о красоте больше никто не заботится. Тем не менее старые вывески еще существуют кое-где, но их очень-очень мало. И мы их охраняем. Реставрируем, когда надо, моем их и защищаем от таких, как этот сумасшедший мужик.

– Кому вообще нужны вывески? На них же даже никто не смотрит.

– Ну, это ты зря. Вообще-то вывески составляют портрет города.

– Будет одной меньше, какая разница?

– Лайма, ты еще мелкая, поэтому тебе простительно пороть подобную хуйню. Это тупая потребительская логика, ясно? Если все будут думать так, как ты, то люди деградируют, а потом вымрут.

– Ну конечно, а спасете всех ты и твое «Любители вывесок», или как там вас зовут!

– Я сделаю вид, что не слышал этого.

– Рассказывай дальше!

– Как я уже сказал, я в обществе два года. У меня пока не очень высокая позиция, но недавно Руководство дало мне важное задание. Они мне поверили, понимаешь? Это шанс проявить себя.

– А что надо делать?

– Слушай. Это долгая история. Недавно, где-то год назад, объявился один псих, который стал мешать нашему обществу. Он начинал как обычный городской активист. Обращал внимание властей на всякие несовершенства вроде разбитых окон, грязных фасадов, открытых люков.

– Ага…

– Оформлял официальные обращения, чиновники их рассматривали, и после этого коммунальные службы все улаживали. Он успел оставить несколько тысяч таких заявлений, и большинство из них рассмотрели.

– И что тут плохого?

– Ничего! Никто этому человеку и слова не говорил, ведь он делал полезное дело. А потом у него в голове что-то перемкнуло, и он обратил свое внимание на старые вывески. Не знаю, чем они ему навредили, но он твердо уверился, что старые вывески вредят городу и их нужно уничтожить. Он стал оставлять заявления на демонтаж таких вывесок…

– Демон… что?

– Демонтаж. Короче, приезжают рабочие и разбирают такую вывеску, а потом ее направляют в программу утилизации.

– Это как?

– Ну, то есть выкидывают.

– А зачем?

– Не знаю, Лайма! И никто не знает. Мы пытаемся понять, но этот человек неуловим. Мы нигде не можем его достать. В общем, он стал просить чиновников уничтожать такие вывески. А им проще удовлетворить его обращения, которые приходят пачками, чем разбирать каждое по отдельности. Отстоять удалось только несколько вывесок – когда вмешались мы и доказали их художественную ценность.

– Что? У вывесок?

– Ну да.

– Это же просто вывески! Какая у них может…

– Блядь, ну ты и дура, Лайма! Я всегда знал, что ты ебаная дура.

– Сам ты дурак! Носишься со своими вывесками ночью. Зачем они тебе сдались?

– Так и знал, что ты не врубишься. Старые вывески красивые, Лайма! Красиво и вызывает приятную ностальгию. Это произведение искусства.

– Мама всегда говорила, что ты чокнутый!

– Когда это она так говорила?

– Недавно.

– Не могла она так сказать.

– Говорила, говорила!

– Это твой папаша говорил, я уверен. А она просто повторяла за ним, потому что у нее нет своего мнения.

– Оставь папу в покое!

– Да я твоему папе глаз на жопу натяну, когда увижу, понятно?

– Врешь! Он гораздо сильнее тебя.

– Это он-то сильнее меня?

– Он тебя гораздо сильнее!

– Лайма, позволь я тебе открою один секрет, окей? Твой папа слабак и неудачник. И то, что он женился на нашей маме, лишь тому подтверждение. Просто ему нужна была женщина еще слабее, чем он. Потому что таким слабакам и неудачникам, как он, всегда нужен кто-то слабый рядом, чтобы самоутверждаться.

– Чушь! Чушь! Ты все врешь!

– Вырастешь и поймешь, что я был прав. А пока живи в своих иллюзиях вместе со своим слабаком-отцом.

Лайма плачет.

– Эй, Лайма. Ты чего? Ну, хватит. Я пошутил.

– Ты… говорил… серьезно. Я слышала. Я все… слышала.

– Да нет, просто я хотел, чтобы ты так думала. На самом деле я пошутил. Ты просто меня обидела, когда стала плохо говорить про вывески. Ну, не реви. Не реви, Лайма. Просто я сам обиделся на тебя.

– Из… из… вин… ни.

– Ты не обижайся на меня, ладно? Я забираю все, что сказал, обратно. Ты только не плачь так громко, пожалуйста. А то мы спугнем его.

– Он… не… придет.

– Еще как придет, я тебе говорю. Мы сегодня с тобой вместе поймаем этого похитителя вывесок, обещаю. На, вытрись.

– Спаси… бо.

– Да не за что. Ну чего ты расквасилась?

– Я… Просто… Меня… меня… обижают.

– Что? Кто тебя обижает? Эй, Лайма. Родители? Твой отец? Мама?

– Нет… В школе.

– Почему?

– Из-за… имени.

– Глупости. У тебя красивое имя.

– Нет… Оно… уродливое. Оно… не похоже на другие имена.

– Нет, Лайма! Просто у нашей мамы склонность к экстравагантности. У тебя отличное имя. Я даже так скажу: твое имя даже почти такое же красивое, как и его обладательница.

– Ты так говоришь, чтобы я не плакала.

– Вовсе нет. Мне оно очень нравится.

– Правда?

– Конечно.

– А ребятам в классе не нравится.

– Потому что они маленькие злобные долбоебы. Когда-нибудь они вырастут, и половина из них станет нормальными людьми.

– А другая половина?

– А другая половина так и останется злобными долбоебами.

– Почему ты называешь людей злобными долбоебами?

– Не ругайся. Не знаю.

– Люди не злобные долбоебы.

– Лайма, не ругайся. Вот это да. Такая маленькая, а такая мудрая.

– Просто это правда!

– Да что ты говоришь. Почему же тебя травят одноклассники?

– Не знаю. А ты правда хочешь поймать этого похитителя вывесок?

– Да, очень хочу.

– Больше всего на свете?

– Не знаю даже. А как понять?

– Ну… Есть что-то, чего тебе бы сейчас хотелось больше?

– Наверное, нет. Мне очень нужно его поймать, Лайма. Это тот самый человек, который закончил школу и остался злобным долбоебом. Он только приносит вред.

– А вдруг он не понимает, что делает плохо?

– Может быть, но это не имеет значения. Я должен не дать ему уничтожить еще одну вывеску. Это мое задание.

– А вдруг он на самом деле поступает хорошо?

– Он же только разрушает.

– Ну это ты так думаешь! А вдруг похититель на самом деле делает хорошее дело, просто ты этого не знаешь? И это ты на самом деле…

– Кто? Ну, говори, я не обижусь. Злобный долбоеб?

– Да.

– Не знаю. Мне это не приходило в голову. Думаю, это маловероятно. Что хорошего в том, чтобы уничтожать вывески? Они же красивые.

– Я тоже не знаю… А тебе платят деньги?

– Блядь, Лайма, ну конечно нет! Мы участвуем в жизни организации на добровольных основах. Это не для денег.

– Не кричи на меня! А то опять зареву.

– Ладно-ладно, извини.

– А почему этот человек должен прийти сюда?

– Он не всегда может уничтожать вывески законным путем. Иногда чиновники доказывают, что вывески, которые он просит убрать, имеют художественную ценность. Тогда их не трогают, потому что закон как бы признает, что они произведение искусства. Тупость, конечно, ведь все старые вывески – это произведение искусства. Но чиновникам похеру, им главное, чтобы все было окей и жизнь была без потрясений. Чтобы все у них было ровно. Поэтому они и подчиняются его приказаниям. Был бы там среди них хоть один человек, который стоял за принципы, Лайма! Все было бы по-другому. Все было бы как надо.

– Если чиновники их не трогают… то тогда как?

– О… Тогда… Именно поэтому мы и здесь. Если чиновники все-таки находят основания не сносить, он сам приходит глубокой ночью и ломает вывеску.

– Какой ужас!

– Да. Это чудовищно. Я же говорил: его надо остановить.

– А почему он так ненавидит вывески?

– Я не знаю. Никто не знает. Он просто помешался на вывесках.

– Ха-ха!

– Что?

– Ничего!

– Нет, скажи.

– Прямо как ты!

– В смысле?

– Помешался прямо как ты!

– Я не помешался.

– Еще как помешался! Тоже помешался на вывесках! Носишься со своими вывесками как сумасшедший! Может, ты еще целуешься с ними? Обнимаешься с ними, когда никто не видит.

– Блядь, Лайма! Завались нахер.

– А то что?

– Не то я тебя оставлю здесь одну и уйду домой.

– Не уйдешь. Тебе же надо поймать своего похитителя вывесок.

– Лайма, хватит действовать мне на нервы. Перестань.

– А вот и не перестану! А вот и не перестану!

– Лайма, а ну-ка заткнулась! Он каждую минуту может появиться здесь и услышать, как ты орешь на всю улицу! И тогда все пропало. Я уйду ни с чем.

– Что будет, если ты уйдешь ни с чем? Тебя накажут?

– Нет. Хуже.

– А что тогда?

– Просто эти люди, которые стоят во главе общества… Они поверили в меня, Лайма. Они дали мне это задание. Я не могу подвести их, они ждут, что я поймаю этого психопата, и он больше не будет уничтожать вывески. Никогда.

– А если он сегодня решит остаться дома?

– С чего бы это…

– А если ему захочется посмотреть телевизор.

– Не захочется. Он придет за этой вывеской, вот увидишь. Он же помешанный.

– Я пока только одного помешанного вижу!

– Лайма, не смешно. Это серьезное дело, я уже жалею, что тебя взял. Надо было оставить тебя дома. Сгорела бы в пожаре, ну и хуй с тобой.

– Да не было бы там никакого пожара!

– А вдруг был бы. Это я для примера говорю.

– Просто ты вечно из-за всего беспокоишься!

– Ничего я не беспокоюсь. Я абсолютно спокоен.

– Ага, конечно! Орешь каждые две минуты, чуть что не понравится! Ругаешься как сумасшедший!

– Лайма, заткнись, пожалуйста. Ты слишком громкая.

– Сам ты громкий! Хочу и кричу! А-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а!

– Лайма, закрой рот! Быстро, заткнись, я не шучу! Если не заткнешься, я тебя ударю!

– Попробуй только, мой папа…

Подзатыльник.

– А-а-а-а-а! Больно! Ты чего, совсем с ума сошел!

– Лайма, в следующий раз я тебе ебну по-настоящему. Быстро замолчи, слышишь?

– Папа тебя убьет, понятно? Тебе конец!

– Хорошо, пускай он меня убьет, но это произойдет завтра. А пока завали свой маленький избалованный ебальник и дай мне уже поймать этого помешанного!

– Я не избалованная.

– Да без разницы.

– Почему ты думаешь, что избалованная? Это не правда. Я не избалованная.

– Еще как правда.

– Нет, не правда!

– Родители тебя облизывают, со мной мама никогда так себя не вела.

– Ты что, завидуешь?

– Нет.

– Завидуешь!

– Ладно, чуть-чуть. В любом случае ты не виновата, что ты избалованная. Я тебя в этом не виню.

– Я не избалованная.

– Говорю же, без разницы.

– Ты думаешь, что мне так хорошо живется. А это не так!

– Ха-ха. Не смеши меня. Что у тебя может быть не так?

– В школе…

– Да, я уже слышал. Тебя задирают твои долбоебы-одноклассники. Ну и что? Такое со всеми происходит. Меня тоже обижали, когда я был маленький. И за меня, в отличие от тебя, никто не вступался.

– Никто за меня не вступается.

– Как это?

– Вот так. Мама с папой не вступаются за меня.

– Ты им говорила?

– Да, тысячу раз!

– И что они?

– Папа ничего не говорит и делает вид, что все хорошо.

– Ну, я ничего другого от него и не ожидал.

– А мама говорит мне не придумывать. Один раз она пришла все-таки и разговаривала с учительницей в школе.

– И что?

– Та ей наврала с три короба! Она сказала, что у нас отличные отношения в классе. И еще она сказала, что я все выдумываю, чтобы привлечь внимание родителей и отвлечь их друг от друга… И… Кажется, что я… Как это было… нарциссическая натура.

– Господи, вот старая пизда! Она же старая, да?

– Нет, она молодая.

– Значит, молодая пизда. Без разницы.

– Поэтому мама не верит мне! А я не знаю, что делать.

– Они как те чиновники, Лайма. Мама, твой отец и эта учительница. Каждый боится обосраться из-за своих шкурных интересов и делает какую-то хуйню. А страдаешь из-за этого ты. Ты – вывеска, Лайма!

– Я не вывеска!

– Это метафора.

– В смысле?

– Ну это когда говоришь в переносном смысле. Ты – вывеска, училка – это чиновники, а твои одноклассники – это псих, которого мы ждем. Ты красивая и на самом деле никому не мешаешь. Но люди так устроены, что злятся на все, что красивее их. Завидуют.

– Никакая я не вывеска.

– Лайма, это же метафора.

– Дурацкая метафора! И сам ты дурацкий, если думаешь, что я вывеска!

– Хорошо-хорошо, ты не вывеска. Хотя лучше бы была вывеской, от тебя бы хоть польза была.

– Вот и они так же думают.

– Кто?

– Мама с папой.

– Бред. Они тебя любят. Мама бы не заставила меня сидеть с тобой, если бы не любила тебя.

– Она заставила тебя сидеть со мной, потому что не верит, что я могу что-то сделать сама! А я уже взрослая!

– Какая ты взрослая? Вот я взрослый. А ты нет.

– Ты не взрослый! Ты постоянно ведешь себя как маленький.

– С чего это ты взяла?

– Вывески какие-то охраняешь.

– Так, Лайма, мы это уже обсуждали.

– Тебе даже деньги не заплатят.

– Лайма, ты маленькая тупая пизда-капиталистка! Я презираю людей с логикой как у тебя! Вы все меряете бабками, как будто кроме них ничего нет!

– А ты чем меряешь? Раз умный такой.

– Есть вечные вещи!

– Вывески…

– Да, блядь, вывески! То, что ты этого не понимаешь, только о тебе говорит с плохой стороны. И убери эту тупую улыбку с лица.

– Зачем тебе сдались эти вывески? Их все равно когда-нибудь сломают. Не этот человек, так кто-нибудь другой.

– Не знаю. Я не могу так просто сказать, это сложнее, понимаешь?

– Ну попробуй!

– Да не знаю я, отвали.

– Ну расскажи, расскажи, расскажи, расскажи!

– Лайма, заткнись.

– Расскажи, и я не буду кричать.

– Я не знаю. У меня когда такое спрашивают, то мне сразу нечего сказать. Я много раз это формулировал в своей голове, но сейчас у меня все слова путаются.

– Потому что это важно для тебя!

– Наверное.

– Ну попробуй. Я не буду смеяться, обещаю.

– Ладно. В общем… В мире не так много вещей, которые вызывают восхищение, понимаешь? Что-нибудь, на что ты смотришь, и оно даже никак не относится к тебе, но ты все равно чувствуешь, что не зря живешь. Такие вещи, которые дарят тебе хоть на минуту смысл жить.

– Это у тебя так с вывесками?

– Да.

– Они тебя восхищают?

– Ну да. Они же такие красивые, ты этого не видишь?

– Нет.

– Ну и дура, Лайма!

– Эй! Не обзывайся!

– Люди редко такое видят. Когда ты находишь что-то, что восхищает тебя, для остальных это просто предмет, они не видят его красоту. Поэтому я и состою в обществе Защиты Раритетных Вывесок. Люди, которые состоят в нем вместе со мной, они… Они то же самое чувствуют, что и я.

– Потому ты выполняешь это задание дурацкое?

– Блядь, да оно не дурацкое! Просто, понимаешь… Да кого я обманываю, ничего ты не понимаешь.

– Эй, ну продолжай!

– Я сбился с мысли. Давай лучше просто помолчим. У меня голова болит от того, что ты вечно орешь.

– Ты сам на меня орешь.

– Я ору за дело, а ты нет.

– А я все равно считаю, что вы с этим похитителем очень похожи.

– Лайма, мы совершенно не похожи. Между нами нет ничего общего.

– Есть, есть! Еще как есть! Вы оба ночью бегаете с какими-то вывесками.

– Ну так ты тоже. Ты что теперь, получается, сумасшедшая?

– Нет. Я пострадавшая.

– Да ладно. И от чего ты страдаешь?

– Я… Не знаю. Но я очень страдаю.

– Да и от чего ты можешь страдать? От четверки в четверти?

– Помолчи! Ты глупый и ничего не понимаешь.

– Ну ладно, извини. Я не хотел тебя обидеть.

– Просто ты не понимаешь. И ты, и все твое глупое общество – вы ничего не понимаете!

– Да чего тут понимать! Мы просто делаем правое дело. Тут понимать ничего не надо, нужно просто делать. Мы делаем то, что кто-то должен делать.

– Вы же не знаете, почему этот человек уничтожает вывески.

– А зачем? Ты будешь узнавать у убийцы, зачем он убивает? Нет, конечно, просто посадишь его в тюрьму. Нечего тут понимать, Лайма. Мы просто должны спасти эту вывеску.

– А если он сейчас спиливает какую-то другую вывеску, в этот самый момент? А? Что тогда?

– Я… Э… Я не знаю. Предлагаю не думать об этом и исходить из того, что он сегодня придет сюда. Да придет он как миленький! Мне так сказали в обществе, значит, он придет.

– Вот!

– Что вот?

– А то, что ты тупой! И доверчивый.

– Никакой я не доверчивый. А хотя думай как хочешь, я с тобой спорить не собираюсь. Просто если так жить, как ты говоришь, то можно с ума сойти. Если вечно обо всем беспокоиться и во всем сомневаться. Какое мне дело, почему похититель вывесок крадет вывески? Он ебанат, и это самое главное.

– Да ты сам ебанат!

– Эй! Ну-ка не ругайся, слышишь? Не ругайся. Еще раз что-то такое скажешь, я тебе рот с мылом вымою.

– Почему это, ты ведь сам постоянно ругаешься.

– Мне… Мне можно, я уже взрослый.

– Ну и что? Я тоже взрослая.

– Лайма, ты маленькая приставучая пизда! Тебе далеко еще до взрослой!

– Ты такой же, как они. Ты так не думаешь, но ты совсем такой же.

– Кто они?

– Мама с папой.

– Почему?

– Они тоже мне все запрещают. Говорят, что я маленькая. А маленькие на самом деле они!

– Ну и пускай. В том, что они не разрешают тебе ругаться, они правы.

– Но они сами ругаются, я слышала однажды, как папа сказал плохое слово.

– Лайма, потому что взрослым можно. А детям нельзя. А ты пока не взрослая. Вот вырастешь и станешь взрослой – и тогда ругайся сколько захочешь.

– Но это несправедливо! Почему взрослым можно делать плохие вещи?

– Я… Не знаю. Ругаться не плохо, просто… Блядь, я не знаю. Ты меня отвлекаешь.

– Вы просто обманщики! Вы все.

– Да-да, Лайма, мы все обманщики. Мы все хотим тебя обмануть.

– А ты не только обманщик, но еще и обманутый.

– Да-да, конечно, я еще и обманутый. Обманутый обманщик.

– Ты обманутый обманщик, это правда!

– Ага, я с тобой не спорю. Давай помолчим.

– Не хочу я молчать. Ты меня сюда притащил против воли.

– Я тебя притащил, потому что мама меня заставила. Я вообще не должен был тебя с собой брать. Ты обуза для меня.

– Я обуза?

– Да, ты обуза и заноза в жопе.

– Правда?

– Да, и заткнись уже, блядь, наконец-то.

Лайма плачет.

– Боже, не начинай только снова. Лайма, ну пожалуйста.

Плачет.

– Господи…

Плачет.

– Лайма, ну хватит, в самом деле. Если бы я был похитителем вывесок, я бы тебя услышал издалека и убежал.

– Да нет никакого похитителя, дурак ты, что ли!

– В смысле нет? С чего ты взяла?

– Ты его выдумал просто! Никому в здравом уме не нужны старые вывески! Я, пока ты не сказал, вообще на них внимание не обращала!

– Ну и что, разве все люди такие же, как ты?

– Просто вы там все помешались в своем обществе! Хотя общества тоже никакого не существует! Ты его тоже выдумал!

– Выдумал-выдумал. Лайма, ну пожалуйста, потише. Ну он ведь правда услышит.

Лайма плачет, но тише.

– Вот так, спасибо.

– Я знаю, что я для тебя обуза.

– А?

– Я говорю, я так и знала, что я обуза для тебя тоже.

– А, да забей. Я просто так это сказал. Ты не обуза, я пошутил.

– Нет, ты не просто так это сказал. Ты правда так думаешь.

– Если хочешь знать, я ничего не имею против того, что ты здесь. Если бы я стоял тут один, то мне бы пришлось все время молчать. Может быть, я бы заснул от скуки и пропустил похитителя вывесок. И он бы спилил вывеску, пока я спал. А так ты не даешь мне заснуть. Так что я очень рад, что ты здесь.

– Правда?

– Ну да. Если бы ты еще не орала как ебнутая…

– Я не специально. Просто я все время так громко говорю. Я слышала, как учительница сказала маме, что я очень нервная.

– Слушай, мы же это проходили. Может быть, ты и нервная, но зато ты хотя бы не пизда, как она.

– Что значит пизда?

– Ну… Во-первых, не ругайся. Во-вторых, слово «пизда» имеет много значений. Но я имел в виду, что она, скорее всего, недалекий человек, который спешит обо всем судить. И всех судить. Короче, она просто коптит небо и сама не понимает этого – и думает, что она умнее всех на свете.

– А ты так разве сам не думаешь?

– Про себя?

– Да.

– Возможно. Не знаю. Слушай, а чего ты все время плачешь чуть что?

– Да потому что ты меня обижаешь, вот почему! Что мне еще остается делать, если мне обидно?

– Ничего я тебя не обижаю.

– Обижаешь, обижаешь! Постоянно обижаешь.

– Чего ты врешь, где я тебя обидел?

– Да ты обзываешься постоянно! Я тебе ничего плохого еще не сказала, а ты постоянно меня плохими словами называешь.

– Слушай, я не специально, правда. Я тебя не хотел обидеть, просто у меня это тоже иногда само собой проскакивает.

– Ты тоже нервный.

– Наверное.

– Зато тебя никто не обижает.

– С чего это ты взяла?

– Потому что ты взрослый.

– Да нет. Совсем все не так. Меня часто кто-то обижает.

– Ну ты можешь ударить по башке в ответ, а я не могу.

– Да не надо никому бить по башке.

– А ты разве не за этим тут стоишь?

– Лайма, ну это же совсем другой случай. Этот человек покусился на святое. За это как раз можно по башке дать.

– Тебя обижает, что он хочет сломать вывеску?

– Не сломать, а уничтожить, это даже хуже. Обижает… Не знаю. Это как война, понимаешь? Люди же воюют, не потому что они обиделись друг на друга.

– А почему?

– Ну, потому что так надо.

– А кто это сказал?

– Кто сказал, кто сказал… Да никто, блядь, не сказал. Просто как-то так получается.

– А зачем? Никому ведь это не нужно.

– Ну, как тебе объяснить, понимаешь…

– И ты тоже стоишь тут, потому что так надо?

– Ну… В каком-то смысле.

– А тебе самому хочется ему по башке дать?

– Наверное. Не знаю.

– А ему хочется тебе дать по башке?

– Я-то откуда знаю. Он же даже не знает, что мы здесь ждем его. Хотя если опять начнешь орать, он может узнать. И тогда захочет дать мне по башке.

– А если он мне по башке даст?

– Да кому ты нужна…

– Ну а вдруг! Если случайно ударит меня. Или специально!

– Лайма, я никому не дам тебя ударить, понятно? Потому что ты моя сестра.

– Ну и что с того, что я твоя сестра, а если бы не была сестра, значит, можно бить, получается?

– Что, нет, я не… Ох, господи, Лайма! Где ты научилась так все с ног на уши ставить?

– Мне просто интересно.

– Нет, даже если бы ты была просто девочка, которая зачем-то стоит тут под старой вывеской ночью, я бы все равно не дал никому тебя ударить!

– А если бы…

– Блядь, Лайма! Все, хватит свои вопросы задавать.

– Ну ты постоянно не даешь мне договорить!

– А ты сделай паузу и просто помолчи для разнообразия. От твоих вопросов мухи дохнут.

Пауза.

– А может быть, не будем ему по башке давать?

– Кому?

– Ну этому человеку, которого ты ждешь.

– Не знаю, Лайма. Как пойдет.

– Мне страшно, когда дерутся.

– А кто при тебе дерется?

– Ну, в школе.

– Парни?

– Ну да. Девочки иногда тоже дерутся.

– С тобой кто-нибудь дрался?

– Не совсем.

– Это как, не совсем?

– Ну, есть один мальчик, он постоянно меня задирает. Но я ему не отвечаю.

– Просто ты ему нравишься. Он же маленький и тупой. Поэтому он так выражает свои чувства.

– Он один раз очень больно ударил меня.

– Ты маме рассказала?

– Нет. Она бы мне не поверила. А если бы поверила, то ничего не сделала бы.

– Ну и что, всегда надо рассказывать. Нельзя такое держать в себе. Маленький мудак должен быть наказан, если позволяет себе бить девчонок.

– А что, девчонок нельзя, а мальчишек можно?

– Да нет! Никого нельзя. Просто девочек в особенности.

– Почему это?

– Не знаю. Просто так сложилось. Я, например, никогда не ударю девочку.

– А мальчика?

– Ударю, если будет надо.

– Чтобы вывеску защитить?

– Ну, например.

– Он мне пригрозил, что если я кому-то расскажу, то мне не поздоровится.

– Какой гад. Хочешь, я с ним поговорю?

– Хочу!

– Заметано. Он тебя больше трогать не будет.

– А ты просто поговоришь? Или по башке дашь?

– Поговорю.

– Ну, можно и по башке.

– А, вот как? То есть ты уже не за мир во всем мире?

– За мир.

– Ладно, все правильно. Если его не нахлобучить, он снова придет тебя обижать.

– А можно как-то? Ну… Ну как-то средне.

– Что? Я не понимаю.

– Ну, не бить. А просто испугать.

– Лайма, ты хочешь, чтобы он тебя оставил в покое или нет?

– Да, хочу.

– Ну тогда все.

– Просто я боюсь, вдруг что-нибудь произойдет…

– Не волнуйся, все будет окей.

– Ну то есть… Не знаю. Бить других – это плохо, но он такой мерзкий…

– Ты имеешь в виду, что он заслужил?

– Да, но… Я не знаю. Я не понимаю. Я просто хочу, чтобы он меня не трогал больше. Но мне все-таки, наверное, не хочется, чтобы ты его дубасил.

– Да отдубасить не проблема.

– Но ведь ты тогда ничем не лучше его.

– Лайма, я тебя не пойму. Мелкий уебок тебя обижает, а ты за него заступаешься?

– Я просто не хочу, чтобы ты из-за меня ввязывался.

– Да не переживай, все будет окей.

– Я все-таки не хочу, чтобы ты его бил. Я просто чувствую, что так не надо.

– Как знаешь. Не буду его бить, просто поговорю.

– Спасибо.

– Да мне не сложно. Я терпеть не могу, когда обижают слабых.

– А если ты дашь ему по башке, то получается, что ты тоже тогда обижаешь слабых. Он ведь слабее тебя.

– Ой, Лайма, давай не начинай. Мы уже решили, что я не буду никого бить. Все, закрыли тему.

– Я знаю, я просто говорю…

– Знаешь, у тебя есть одна хуевая особенность: ты очень любишь говорить.

– Опять обижаешь меня! Обижаешь, обижаешь!

– Лайма, тише…

– Обижаешь, обижаешь, обижаешь!

– Лайма, тише, блядь! Кто-то идет.

– Кто?

– Я пытаюсь понять. Вон, видишь?

– Где?

– Да вон, крадется.

– Не вижу. А нет, вижу… (шепотом) Ты думаешь, это он?

– Не знаю. Надо быть готовым ко всему.

– Он нас заметил?

– Кажется, нет. Только, умоляю, не кричи.

– Я молчу…

Пауза.

– (шепотом) А что ты будешь делать?

– Дадим ему подойти. Посмотрим, что он будет делать с вывеской. Если пройдет мимо, значит, это не наш.

– А если он начнет ее ломать?

– Тогда… Тогда я выбегу и дам ему по башке.

– Не надо!

– (шепотом) Лайма, заткнись нахуй!

– (шепотом) Извини…

– Не буду я его бить, ебаный ты в рот. Просто обездвижу. И вызовем ментов. Только нам надо снять, как он ломает вывеску, чтобы были доказательства. Так. Сейчас мне нужна твоя помощь.

– Я готова!

– Тихо, твою мать…

– (шепотом) Извини… Я готова.

– Смотри, вот телефон, снимай на него. Как только я выбегу, выключай камеру. Чтобы я не попал на видео. Не надо ментам видеть, как я буду бить.

– Хорошо…

– Все поняла?

– Да.

– Точно?

– Да. А ты его все-таки точно будешь бить?

– Ох, Лайма. Нет. Я его приглашу попить с нами чаю.

– Эй!

– Да не буду я его бить по-настоящему. Просто скручу его как-нибудь.

– Как…

– Блядь, да не знаю я, Лайма.

– Хорошо, хорошо…

– Смотри, он остановился. Так, готовность номер один. Включай камеру.

– Включила.

Пауза.

– Че он там стоит? Я не понимаю.

– Он вроде ничего не ломает.

– Это пока. Вот увидишь, он сейчас начнет ее ломать.

– Хорошо…

– Сейчас начнет. Сейчас начнет, я чувствую.

– Что-то не ломает.

– Да погоди ты.

– Я снимаю.

– Вот сейчас… Блядь, он уходит. Куда он уходит?

– Кажется, это не он.

– Да быть такого не может!

– Но у него ничего не было. Чем ломать. Ну там… Молоток.

– Может, он спрятал.

– А может, это просто прохожий…

– Блядь, не знаю. Может быть.

– Так это же хорошо.

– Что хорошо?

– Что он не стал ломать вывеску.

– Что тут хорошего?

– Ну… вывеска цела.

– Да что ты понимаешь вообще! Он пойдет и сломает другую.

– Да это не он. Это был обычный человек.

– Не знаю.

– Ты волнуешься?

– Чего?

– Ты сейчас волнуешься?

– Что за глупый вопрос. Конечно.

– Просто ты нервный.

– Блядь, ты попробуй тут не быть нервной. Я же говорю, это очень важное задание. Ты бы сама волновалась на моем месте.

– А я не волнуюсь.

– Вообще?

– Да. Ни капельки.

– Ну и молодец. Поздравляю тебя с этим. А я волнуюсь.

– Почему?

– Блядь, да в смысле почему? Потому что от этого зависит все.

– Что все?

– Лайма, завались, я тебя прошу. Ты меня раздражаешь.

– Тебе так дорога эта вывеска?

– Да не в вывеске дело.

– А в чем?

– Дело не в этой вывеске. А вообще в вывесках. Ну как ты этого не понимаешь. Я же тебе уже все объяснил.

– Ладно, извини-извини…

– Это как тот парень, который тебя ударил. Так нельзя делать. И поэтому нужно остановить его. Любой ценой.

– Но ведь похититель тебя никогда не бил.

– Бил! Еще как бил, Лайма! Он делает это каждый раз, когда страдает вывеска.

– Разве вывеска может страдать? Она же не живая.

– Это фигура речи. Она страдает от его рук. А вместе с ней страдаю я. Но по-настоящему.

– Но почему? Ведь он тебе ничего не делает. Он даже не знает о том, что ты есть.

– Я… Блядь, как же тебе объяснить. Потому что эти вывески, они… В них что-то большее, чем просто слова или названия старых магазинов, которых давно нет. Я не могу это сформулировать. Но если их не станет, то не станет и меня.

– Но ведь ты человек, а не вывеска!

– Конечно, я человек. Просто эти вывески… Когда я стал членом сообщества, я… Я как будто обрел то, ради чего я встаю по утрам. Раньше этого не было.

– А что было?

– Да все как у других людей. Как у твоего папы или у нашей мамы. Вставал по утрам, делал что-то, что мне не нравится. А потом я стал членом общества Защиты Раритетных Вывесок. И теперь каждое утро я знаю, ради чего встаю.

– Ради чего?

– У меня есть цель.

– Защищать вывески?

– Да.

– А ты…

– Что?

– Вот, если бы… Если бы нужно было убить этого человека, ты бы это сделал?

– Нет, конечно. Зачем его убивать. Он просто городской сумасшедший. Нам не нужно убивать его! Нужно просто показать, что этот человек плохой, и что у него чердак протекает. Чтобы все увидели это. И он так больше никогда не делал.

– Ну все-таки! Если нельзя спасти вывеску по-другому. Только убить его. Ты бы убил?

– Глупости. Не будет такого. Я даже отвечать не хочу.

– Да ведь он не перестанет!

– Почему не перестанет? Перестанет.

– Не перестанет! Даже если ты его остановишь и всем покажешь. В другой раз он придет, когда никого не будет, и разломает эту вывеску. Демон… Демон…

– Демонтирует.

– Да. Ты что, тут каждую ночь будешь стоять?

– Бред. Он испугается и больше так не будет делать.

– А если он такой же, как и ты?

– Боже, опять… Я же тебе сказал, что между нами нет ничего общего. Он ломает. Я спасаю.

– А если он тоже встает по утрам ради этого?

– Чтобы ломать вывески?

– Ну да. Вдруг у него тоже была обычная жизнь. А потом, не знаю… Он вступил в общество! Общество Ломателей Вывесок!

– Ой, не неси хуйню, Лайма. Нет такого общества. Есть только Общество Защиты Вывесок. А те, кто ломает вывески, – они все одиночки.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и все.

Пауза.

– Я хочу писать.

– Ты же пописала перед выходом.

– Я хочу еще. У меня маленький мочевой пузырь.

– Мозги у тебя маленькие, а не мочевой пузырь.

– Я сейчас описаюсь…

– Вот так сразу? До этого не хотела и вдруг захотела?

– Нет, я давно хотела, просто не говорила.

– Пописай на улице.

– Я не буду писать на улице!

– Тогда писай себе в штаны.

– Ты злой.

– Я не злой, просто мы не можем уйти из-за того, что тебе захотелось ссать!

– А вот если бы ты сам захотел писать, ты бы ушел.

– Я бы пописал под дерево и не ебал никому мозги.

– Ну я не могу на улице, правда. Тут холодно.

– Лайма, даже если ты обделаешься в штаны, я никуда не уйду. Поверь. Я буду стоять и ждать здесь.

– А если он еще несколько часов не придет? Вдруг он их рано утром ломает.

– Значит, ждем до утра.

– Эй!

– Возражения не принимаются.

– Тебе наплевать, что чувствуют другие люди!

– Лайма, иногда приходится жертвовать чувствами других. Ради общего блага.

– Да не нужно никем жертвовать, ты что, дурак?

– Нужно, Лайма. Поверь мне. Вот вырастешь и поймешь.

– Ты дебил!

– Сама такая. Я тебя не виню, ты не можешь понять, потому что ты мелкая. А я взрослый мужчина. И у меня есть ответственность. Поэтому ты меня понять не сможешь.

– Какая ответственность, перед выдуманными людьми?

– Лайма, они не выдуманные!!

– А чем докажешь?

– Не буду я ничего тебе доказывать, больно надо.

– Просто ты жестокий человек. И глупый.

– Думай как хочешь.

– Ты эгоист!

– Я не эгоист. Я здесь стою не по своей воле.

– А еще ты дурак! У тебя никакой жизни нет!

– В смысле? Не понял.

– Парни в твоем возрасте обычно развлекаются и гуляют с девчонками! А ты сидишь здесь. Как… Как какой-то старпер.

– Лайма, я не старпер. Я просто ответственный человек.

– Да зачем нужна такая ответственность?

– Потому что так появляется смысл.

– Да в чем тут смысл? Объясни мне!

– В том, чтобы навести порядок.

– А что, разве сейчас беспорядок?

– Нет, но может возникнуть.

– Ну а даже если возникнет, ну и что с того?

– Нет, Лайма, так нельзя. Если все будут так говорить, как ты, если все будут эгоистами…

– Ну? Что тогда?

– Все будет плохо у нас, вот что!

– А вот и нет! Все будет точно так же! Просто ты сможешь выдохнуть. А я смогу пописать.

– Да ты и сейчас можешь. Просто ты мокрощелишься.

– Я что?

– Забей, это такое выражение. Оно означает, что ты без причины моросишь. Наверно, я его сейчас не удачно употребил, появилась двусмысленность. Короче, ты можешь поссать в любую минуту. Я отвернусь, и никто не увидит.

– Разве можно писать на улице? Ты же у нас за порядок.

– Можно. Ну то есть нельзя, наверное… Но разок можно. Все равно все в землю впитается… Или высохнет, я не знаю. Это же круговорот воды в природе.

– Врун!! Врун!! Когда тебе удобно, то все можно! А если не удобно, то ты находишь оправдание! Прикрываешься каким-то обществом! Ты чихать хотел на все свои правила, про которые тут рассказывал. Они для тебя существуют, только когда удобно, и ты сам только тогда в них веришь!! А когда неудобно, ты просто забываешь про них!!

– Лайма, потише, пожалуйста. Ты ведь можешь его спугнуть.

– Да я уже жду, когда он спилит твою дурацкую вывеску! Что ты тогда делать будешь?

– Лайма, тише. Этого я не допущу.

– Тогда я сама приду и сломаю ее! Просто чтобы посмотреть на твою дурацкую рожу! Что ты тогда сделаешь? А? А?

– Лайма, завали. Я даже пальцем не дам тебе тронуть эту вывеску.

– А что? Ударишь меня?

– Нет, просто я тебя… Просто я тебя отведу домой и отдам твоим маме с папой. Они отведут тебя в твою школу, где над тобой дальше будут издеваться одноклассники. И никто не будет тебе верить. И я ни с кем не буду говорить. Сиди себе в своей злобе одна.

– Ну и дурак ты, вот кто!

– Ты меня постоянно называешь дураком.

– Да потому что ты дурак!! Потому что тебе вывеска дороже сестры!

– Лайма, она мне не дороже сестры. Ты мне гораздо дороже.

– Врешь!! Врешь!! Ты постоянно врешь!!

– Нет, я не вру, это правда. Ты мне очень дорога. Но портить вывеску я тебе не дам.

– Если бы я тебе была дорога, ты бы отвел меня пописать домой.

– Я же тебе предложил решение проблемы…

– Да я НЕ МОГУ писать на улице!!

– Почему…

– Потому что я ДЕВОЧКА, а девочки писают в туалете!

– Что за бред, многие девочки писают на улицах.

– Да что ты знаешь вообще о девочках! Ни одна девочка моего возраста не будет писать на улице, мне не пять лет!

– Лайма, да тут никого нет. Тут же, блядь, никого нет. Чего ты так орешь? Да нассы ты под забор. Что у тебя за принципы?

– Потому что я НЕ ХОЧУ ссать под забор!

– Лайма, ну-ка не ругайся, пожалуйста.

– Ты что, совсем тупой что ли? Я просто хочу домой, что я плохого…

– Лайма, просто потерпи еще чуть-чуть. Я не могу все бросить на полпути. Вот мы его поймаем, скрутим, и тогда я тебя отвезу домой. Куплю тебе что-нибудь, хочешь?

– Да не надо мне ничего от тебя, оставь меня в покое, ты жалкий идиот, ничтожный дурак, я знать тебя не хочу…

– Лайма, я выше того, чтобы реагировать на твои оскорбления…

– Ты жалкий, глупый, придурковатый идиот, я с тобой не буду… Ой.

– Что?

– Ой.

– Что такое?

– Я, кажется, описалась. Я описалась…

– Блядь…

– А-а-а-а-а…

– Так, Лайма, предупреждаю, не кричи…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Кто-то идет!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, завались! Ну пожалуйста!

– Это все из-за тебя-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а

– (шепотом) Тихо, заткнись, блядь!

– А-а-а-а-а-а…

– Он нас увидел, все пропало. Эй!! Да, вы!! Что-то потеряли тут? Просто спрашиваю! Вы что тут делаете так поздно?

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– (шепотом) Лайма, заткнись нахрен. (кричит) Что? Не расслышал! Что в сумке?

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Что в сумке, спрашиваю? А, что? Показывай, что в сумке, говорю!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Просто сумку покажи! Да все в порядке! Я просто посмотрю!

– А-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, умоляю, завались… Что? Так, стой где стоишь! Эй, куда? Стоять!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Лайма, за мной! Он убегает!!

– Я не могу…

– Беги как можешь! Он убегает, я за ним!

– Я не успеваю… А-а-а-а-а-а-а…

– Догонишь потом!

– Стой! Не оставляй меня!

– Я должен догнать его!

– Пожалуйста, не оставляй меня!!

– Лайма!!

– Не уходи! Мне страшно!

– Просто беги!

– Не оставляй меня!

Пауза. Лайма остается одна.

Проходит несколько минут.

– Лайма, я здесь.

– (вытирает слезы, шмыгает носом, всхлипывает) Ты его поймал?

– Я… Нет. Он убежал. Я его упустил.

– Понятно.

– Прости, пожалуйста. Ты… Ты описалась, да?

– Да.

– Сильно?

– Да.

– Ох. Досадно.

– Не смотри.

– Хорошо, не смотрю.

Небольшая пауза.

– Он бегал быстрее тебя, да?

– Он? Ну да. Я споткнулся, как и ты. И поэтому он смог убежать.

– Как думаешь, он вернется?

– Да кто его знает. Думаю, нет. Я его с концами упустил. Ну, по крайней мере, я бы не вернулся на его месте.

– Ясно.

– Слушай, извини меня пожалуйста, что я тебя не отвел пописать. Мне очень стыдно.

– Хорошо.

– Нет, правда, прости. Я пока шел назад… Ну как бы понимаешь… Осознавал.

– Что осознавал?

– Ну, что я дурак. Что я тебя не слушал. Не знаю почему, но я это понял, только когда он сбежал.

– Ладно. Надеюсь, ты искренне говоришь.

– Искренне.

– Ладно.

– Просто я такой человек, понимаешь… Мной когда что-то овладевает, я ничего не вижу вокруг. А теперь меня отпустило, и я вижу.

– Можешь не оправдываться. Я знаю.

– Знаешь что?

– Что ты сумасшедший.

– Я не сумасшедший, перестань.

– Помешанный… Что? Это правда.

– Ну ладно, правда так правда. Пошли домой.

– Я не могу. Мне мокро ходить. У меня все вымокло.

– Не можешь идти?

– Нет.

Небольшая пауза.

– Знаешь что? Залезай на спину, я понесу тебя.

– Что-о… Не надо!

– Почему?

– Ты же промокнешь.

– Ну и что? В конце концов, я же сам виноват. Я заслужил. Если бы я отвел тебя пописать, то ничего не было бы. Поэтому будет честно, если обратно ты поедешь на мне. Я считаю, это справедливо.

– Пожалуй.

– Залезай.

– Ну… Я не знаю. У тебя пятно будет на спине.

– Да, обязательно. Без этого никак.

– Я стесняюсь.

– Лайма, завались. Ты ведь моя сестра в конце концов. Когда ты была маленькая, я постоянно видел, как ты обоссываешься. Неужели ты думаешь, что сейчас для меня произошло что-то новое?

– Эй!

– Залезай.

– Ну хорошо.

– Если хочешь… Я могу тебе что-нибудь купить.

– Да. Я хочу шоколадок.

– Каких?

– Молочных.

– А горькие ты не любишь?

– Нет.

– Ну и дура, горькие лучше всего.

– Сам дурак! Горькие невкусные.

– Зато это настоящий шоколад.

– Молочный тоже настоящий!

– Нет, не настоящий. Ты еще скажи, что белый шоколад настоящий.

– Настоящий…

– А вот и нет. Лайма, вот ты ни черта не знаешь, а бросаешься обо всем судить.

– Не нужно мне от тебя никаких шоколадок.

– Ладно-ладно, я молчу. Молочные так молочные.

– Сегодня приказываю я!

– Как скажешь.

– Приказываю отвести меня завтра в школу.

– Но мне для этого придется рано встать и прийти к вам домой. А твой папа меня не пустит.

– Пустит. Я все устрою.

– Ты правда хочешь, чтобы я проводил тебя в школу?

– Да.

– Это из-за того дурачка, да? Хочешь, чтобы я ему немного вломил?

– Не надо никому вламливать. Просто хочу, чтобы все видели.

– Меня?

– Да.

– Ну ладно. Хорошо. Во сколько мне тебя забрать?

– В половину восьмого.

– Ох. Значит, чтобы успеть к вам, мне придется вставать в половину седьмого.

– Ты сам виноват!

– Ну да, не поспоришь.

– Именно так!

– Будет исполнено.

– А еще приказываю, чтобы ты мне купил…

– Лайма, тебе жирно не будет? Не наглей.

– Эй!

– Шоколадки и школа, всё. На этом твои королевские полномочия заканчиваются.

– Вот и цена твоего раскаяния. Жадина.

– Я не жадина. Ты просто берега не путай.

– Мог бы и не жлобиться. Жук.

– Я не жук. Я просто стараюсь рационально подходить к вещам.

– Нет, просто ты жлоб и зануда.

– Эй, Лайма.

– Чего?

– А знаешь, что он мне сказал?

– Кто?

– Похититель.

– Что? Так ты его догнал все-таки?

– Ну… Практически. Я почти его догнал. Он уже совсем рядом был. Я ему крикнул: зачем ты это делаешь?

– А он?

– А он все не отвечал и не отвечал. Мы долго бежали. Он меня, кажется, страшно испугался. Я его разглядел. Совсем чуть-чуть. Он обычный мужик, среднего возраста. Лет за сорок, с небольшой лысиной. Обычный мужик, таких видишь каждый день. В общем, он меня испугался и рвал когти так, что я не мог успеть за ним.

– У него же была сумка!

– Сумку он бросил. Я ее нашел на обратном пути. Там и правда лежали инструменты.

– То есть это точно был он?

– Я уверен в этом. Так вот, я ему кричу: зачем ты это делаешь? А он убегает и убегает, и на лице его страх. И вот я его почти догнал в какой-то момент, уже руку протягиваю. Но он все-таки быстрее оказался. Еще сильнее припустил, вырвался. А я упал, споткнулся и вывихнул ногу. Орал потом как сумасшедший от злости, когда он слинял.

– Бедный.

– Но перед тем как убежать, он обернулся и посмотрел на меня. Я валяюсь на земле, до него уже далеко. И он почувствовал безнаказанность, наверное. Или ему любопытно стало, захотел меня рассмотреть, остановился.

– И что?

– Разворачивается, смотрит на меня. Лицо такое, знаешь, истерическое какое-то. Как будто сейчас заплачет. Как у животного, на которого охотятся. И перед тем, как скрыться за поворотом, он мне ответил.

– А что он сказал?

– Я ему снова кричу из последних сил: сука проклятая, ты зачем это делаешь, что тобой движет? Кричу как бешеный, от бессилия. А он смотрит на меня своим загнанным лицом и визгливо так кричит в ответ.

– И что он крикнул?

– Всего одну фразу. «Да я просто ненавижу эти ебаные вывески!»