Читать книгу Шелкопряд - Группа авторов - Страница 2

Первая синяя нить

В темноте гремела музыка, свет разноцветных прожекторов скользил по извивающимся телам и стойке бара. Володя задумчиво крутил в руках бутылку колы, то и дело прикладываясь к горлышку. Мельком глянул в зеркальную панель бара. Там отражался какой-то подросток в гавайской рубахе. С его ростом 174 см и телом без грамма жира, у него постоянно спрашивали паспорт, а потом придирчиво рассматривали. Не могли поверить, что ему уже 28. Иногда приходилось еще и удостоверение показывать, что он уже вообще-то следователь. Но вот в бар же не пойдешь с удостоверением.

Он с тоской смотрел на Федора, чуть не в три глотка допившего огромную кружку пива и с азартом оглянувшегося вокруг. Огромный орк под два метра ростом с косой саженью в плечах заметил его взгляд. Он шикарно смотрелся в модных зауженных джинсах со множеством молний и стильной футболке, обтягивающей канаты мышц.

– Щас, – заверил он, успокаивающе махнув рукой. – Щас всё будет, – заверил он.

– Что будет? – жалостливо поинтересовался Фролов.

Он всегда неуютно чувствовал себя в подобных местах, как будто он не молодой парень, а чуть ли не инвалид. И не потому, что был он поборником нравственности или любителем провести время за книжкой, а не в клубе. Просто не вписывался он в эту веселую компанию. Не соответствовал ей и, что самое страшное, не знал, как соответствовать. Все попытки оборачивались грандиозной неудачей. Он выглядел жалким и смешным, будто школьник-аутсайдер, а не молодой мужчина с вполне состоявшейся карьерой и четкими жизненными приоритетами. Даже Федя, с его внешностью деревенского простачка и недалеко ушедшим от этого образа интеллектом, вписывался сюда лучше. От этого в сердце пробуждалась зависть. Он вроде бы тоже сюда не в костюме-тройке пришел, и всё равно кажется, что у него поперек спины написано: «Лузер!»

– Федь, пойдем отсюда, а? – попросил он, одновременно ругая себя за то, что не может просто рубануть: «Я ухожу», а всё еще уговаривает друга. Он очень любил и уважал своих родителей. Но, если бы они были чуточку меньше интеллигенты, наверно, ему бы жилось проще. Он, в следователи когда подался, думал, что работа с каторжанами его переделает. А вот хренушки. Характер, видимо, прямо в генах записан. И, где бы, с каким бы контингентом он ни работал, он так и останется мальчиком-одуванчиком с неправдоподобно синими глазами.

– Федя, мне здесь не нравится, – он попытался придать своему голосу твердости. – Я ухожу.

– А чего не нравится? – искренно огорчился друг. – Куревом здесь не пахнет, колу я тебе достал. Ты че хотел? Приятно провести вечер с дамой, чтобы потом никто тебе не звонил и нервы не мотал? Погоди чуток. Я говорю, здесь девки – огонь. Сами на тебя прыгают.

– На тебя, может, и прыгают… – пробурчал Володя, запивая свою реплику колой.

– А чего на меня? А ты чего? – тут же бросился утешать братан. – Да ты вона какой. Я даже как ты и говорить не умею.

– И в этом твое счастье, – вздохнул Фролов.

– Вона-вона, – Федя понизил голос до шепота и зачастил. – Вона. Прямо к тебе идет. Как я говорил. Ты это. Не теряйся. Может, мне свалить пока?

Володя оглянулся, чтобы понять, кто вызвал такую бурную реакцию у водилы, и обреченно уставился на этикетку бутылки.

– Не. Не уходи. Тебе тоже полезно познакомиться, – заявил он.

– А че? – не понял Федор.

Девушка, подошедшая к ним, ростом была ниже чем Фролов, и от этого еще больше походила на подростка. Вызывающе яркий макияж был, возможно, лишь чуть ярче, чем у каждой второй девушки в зале, но в ее движениях, взгляде проскальзывало нечто, приковывающее к ней внимание и вызывающее безотчетное желание. Настоящая жрица любви.

– Мальчики, – она положила руку на плечи Володи, а другой рукой притянула к себе Федора. – Чего тут делаем? Работаем или отдыхаем?

У Фролова в глазах потемнело, Федя стал дышать шумно и быстро.

– Рит, не надо, а? – также жалобно попросил он, снимая с себя ее руку. – Тебе что, поиздеваться не над кем? Отдыхаем мы, – он взглянул на Федора всё еще не пришедшего в себя и представил. – Это вот друг мой, Федор Хороший. Водитель наш.

– Федя – хороший, – пропела Рита, пристально оглядывая сержанта.

Володя указал на девушку:

– Маргарита Княжнина, подполковник полиции, исполнитель наказания.

– Не понял, – Федор всё также глупо хлопал глазами.

– А чего тут понимать? – она приподняла красиво очерченные брови и тряхнула длинными серьгами. – Вы тут отдыхаете, а я, между прочим, работаю. А вы мне всю охоту испортили. Думаете, бандюки ваши рожи не знают?

– Извини. Сейчас уйдем, – Фролов слез с барного стула. – Мы ж не знали. Прям хоть созванивайся заранее.

– А ты бы и позвонил, красавчик, – она лукаво улыбнулась, и Володя быстро отвел глаза. – Пойдем, Федя. Поищем счастья в другом месте.

Хороший уже немного пришел в себя. И сердито пробурчал:

– Антипова на тебя нет.

После громкого расследования дела Лекса, это стало у них дежурным ругательством по отношению к стервозным женщинам. Оказалось на этого красавчика-ругару эльфийка повесила неснимаемое проклятие: каждая женщина, с которой он переспит, умирала до восхода солнца.

– Ишь напугал, – в голосе Риты послышался металл. – Хотела бы я сама с этой с… встретиться. Поплясал бы он у меня, – и растворилась в толпе танцующих.

Когда они уже выбрались из клуба на свежий воздух, Федя, убедившись, что теперь его точно никто не слышит, поинтересовался:

– А чего она?

– Да ничего. Думаешь, все такие добрые, как Стерва наша? Эта вот вряд ли бы обеспокоилась, если нас убивать стали. Еще бы и сама поспособствовала. Блин, никак это дело из головы не идет, и сосредоточиться не могу. Как вспомню Борика в больнице…

– А Стерва чего? Она ничего. В смысле и не стерва вовсе. Вот эта – да. А он как? Ходил к нему?

– Ты чрезвычайно красноречив, мой друг, – криво усмехнулся Фролов. – Плохо Борик. Отец говорит, шансов нет. А ведь единственный выживший свидетель. Вся надежда была, что даст нам какую-нибудь зацепку.

– Тут рядом еще кафешка. Пойдем? – предложил Федор, и как только увидел, что Володя покорно отправился за ним, добавил: – Ты говори, уши свободны.

Он знал, что лучше всего Фролову размышляется, если он беседует с кем-то. Причем главным качеством собеседника должна быть молчаливость. Версий ему не нужно, просто сам факт присутствия. И орк-водитель с милой фамилией Хороший, подходил для этой цели как нельзя лучше. Может, только поэтому и подружились они, такие разные.

– Что тебе сказать, брат? Ты и так всё знаешь. Ничего нового пока не появилось. За последний месяц убито три каторжанина: один болотник, один гном и один тролль. После этого наш преступник переключился на семьи ссыльнопоселенцев – убито два оборотня-подростка. Едва шестнадцать пацанам исполнилось. Потом Борику еле удалось ускрестись. Если это, конечно, можно так назвать. После этого убили убора1 и фею – соответственно каторжанина и ссыльнопоселенку. О чем это нам говорит? Мне лично это говорит лишь о том, что у убийцы нет никакой системы. Зато он чрезвычайно хорошо осведомлен о том, кого и как можно убить и где их лучше искать. Еще он ловок, силен и хитер. И да – это совершенно точно человек. Поэтому ему не присвоили статус маньяка и вообще особо не ищут. Он не представляет угрозы для людей, понимаешь? Но я не о том. Я о том, что искали связь между жертвами, – не нашли. Роемся еще, конечно, но дело гиблое. Все потерпевшие пересекались друг с другом, но близко знакомы не были, не общались. Общих друзей или знакомых не имеют. Это большой висяк мне на шею, понимаешь? Но это пофиг. А вот когда идешь и думаешь, что, может, за углом опять кого-то режут, а я об этом завтра узнаю, но сделать уже ничего не смогу, опять буду тупо смотреть в свои бумажки… Опять я не о том. Извини. Голова совершенно не варит. Я скоро свихнусь.

– А Стерва? – печально поинтересовался Федор.

– А что Стерва? Ей дело не передадут, пока не начнут убивать людей. И что она сделает? Да ничего. Хотя, может, и очень хочет.

– А ты говорил?

– С ней? Нет пока. Думаешь, надо позвонить?

– А чего? Вдруг поможет?

– Ну да. Если у меня тупик, надо посоветоваться. Может, действительно пнет в нужном направлении. Ладно, Федь. Не будем киснуть. Где там твое кафе?

Дальше всё завертелось так стремительно, что зрение муриана2 получало картинки, а тело реагировало быстрее, чем мозг успевал обрабатывать сигналы.

Тонкий свист из темноты, петля, обвившая шею друга. Рубануть по веревке ножом, мгновенно скользнувшим в руку, а потом в темноту, чтобы нарваться на удар такой силы, что искры натурально брызнули из глаз, и угасающим сознанием поймать кажущийся далеким свист патрульно-постовой службы…

Вторая черная нить

Матвей решительно шел прямо по проезжей части. Шел в никуда, просто чтобы идти, чтобы сбросить злость. Машин в четыре утра почти не было, а если и появлялись водители, то, возмущенно погудев и выкрикнув что-нибудь матерное, ехали дальше. Пускай. Не трамвай, объедут. Фонари расцветили город праздничными огнями, так что почти не видно было звезд. В последнюю неделю лета волгоградская жара будто решила напоследок снова задушить всех в своих объятиях, но сейчас на улице хорошо – приятно прохладный ветер остужает еще пылающее от горячки спора лицо. Кажется, ему пощечин надавали.

Эльф, родившийся на Каторге, это не совсем эльф. Раньше Матвея задевало, когда кто-то из «своих» произносил подобное. Теперь же он убедился, что это правда. От этого стало пусто и тоскливо. Как будто он один такой, убогий на свете.

Все-таки эльфы – совершенно особая раса, более возвышенная, утонченная, мудрая. Может быть, последнее, лишь от того, что живут дольше, кто знает. Понятно, что за шестьсот лет можно научиться лучше разбираться в людях, в ситуации, лучше владеть мечом и боевыми искусствами. Даже стрелять можно лучше научиться. И вот в мирах всех трех классов, где обитают эльфы, как-то так сложилось, что эльфы довольно изолированы от других. Правильнее даже самоизолированы, политика у них такая: ни во что не встревать, никого к себе не приглашать и самим не лезть. Эдакая вещь в себе. Вся культура эльфов создана для них же самих, а вовсе не для того, чтобы поразить людей или оборотней. Им не нужны восхищенные зрители и преклонение. Это даже несколько раздражает: что могут понимать примитивные существа, живущие раз в десять меньше, чем обычный эльф. Ведь для того, чтобы понять их искусство, тоже надо обладать мудростью и жизненным опытом, которые такие вот «однодневки» приобрести просто не успевают. Да, эльфы – снобы, и никуда от этого не денешься. У них просто нет конкурентов, потому что все, кто хоть немного приближен к ним по продолжительности жизни, либо находится на низкой ступени развития, вроде швекю3, либо не заинтересованы в том, чтобы что-то творить, а чаще разрушают, как те, кого люди прозвали зигорра.

Снобизм эльфы впитывают прямо с молоком матери. Все россказни о смешанных браках, о любви эльфа к человеческой женщине или эльфийки к мужчине – миф. Люди могут любить эльфов, ведь они так невыразимо прекрасны, как боги, сошедшие с небес и милостиво поселившиеся среди людей. Но наоборот… Как может человек полюбить таракана настолько, чтобы жениться на нем? Завести у себя дома в аквариуме экстремалы находятся, но ведь каждый понимает, что это лишь прихоть, попытка показать свою необычность. Либо помешательство.

Вот почему на Каторге не так много эльфов среди сотрудников полиции. Таких, которые осели здесь надолго, как родители Матвея, можно сосчитать по пальцам. Почему они это сделали? Они не любят об этом распространяться. Говорят, были какие-то непримиримые разногласия. Настолько сильные, что и через двести лет их не жаждут видеть в Юваэле. И от этого они не могут быть полностью счастливы. Каждый раз, когда Матвей встречался с ними, он видел: они втайне мечтают, что однажды, может, лет через пятьсот, они всё же вернутся, и представят там своего сына Мэлилиндиса. Если что, Мэлилиндис – это он, Матвей. Только человеческое имя стало давно намного привычней, потому что называют так его гораздо чаще.

И вот сегодня выяснилось, что даже родители считают его как бы неполноценным эльфом. Недоэльфом. Почему? Да потому что нормальный эльф в этом возрасте должен думать о том, как найти себе достойную супругу среди своего народа, воспитать сына и дочь, вернуться на родину.

А он вот не мечтает. Ему на хрен эта незнакомая родина не сдалась, как бы восторженно о ней ни отзывались родители. Он родился и вырос здесь, среди каторжан и нелюдей. Ему всё знакомо и привычно, он чувствует здесь себя как рыба в воде.

Конечно, он женится когда-нибудь. И, конечно, на эльфийке. Человеческие женщины ему тоже нравятся, они для него не тараканы, а… бабочки. Такие же хрупкие и недолговечные. Полюбоваться можно. Осторожно потрогать разноцветные крылья. И отпустить, иначе искалечишь.

Вот только отправляться в другой мир на поиски благоверной он совершенно не собирался. И картины, подсунутые родителями, чтобы он полюбовался на очередную кандидатку, его бесили до невозможности. Если уж он женится, то женится здесь, на Каторге. С тем, чтобы остаться на Каторге. Кто она будет – тоже будет работать в полиции или окажется ссыльнопоселенкой, но ему нужна такая, которая не будет оглядываться назад, тоскуя об эльфийских дворцах. Ему нужна та, что будет счастлива здесь.

Это всё он попытался объяснить родителям, нежданно нагрянувшим в гости (соседям пришлось сказать, что приехал брат с женой, потому что по внешности он мало чем отличался от отца). Разразился грандиозный скандал, во время которого родители вели себя как настоящие эльфы: холодно, отстраненно, невозмутимо, ни на один миг не повысив голос. А вот он бесновался. Уже лет шестьдесят почти все его друзья – люди, карсы4, тэнгу5, оборотни и многие другие… Орка только нет – через этот предрассудок он переступить так и не смог. Большинство из них выражают свои эмоции открыто и непосредственно. Как тут не заразишься? Как не выйдешь из себя, особенно если видишь, что самые близкие люди будто стену между тобой и собой воздвигли. Стену, через которую не докричишься, не объяснишь.

В результате отец бросил так же холодно:

– Ты неполноценный эльф. Мне жаль, что ты мой сын.

После этого оставалось только уйти, громко шваркнув металлической дверью о косяк.

Матвей знал, что сейчас пройдется, успокоится, а как только начнут ходить маршрутки, сядет и поедет обратно. И родители сделают вид, будто ничего не произошло. И еще на год оставят его в покое. А потом, конечно, снова попытаются исправить недостатки своего воспитания. Как бы ему иммунитет приобрести к этим «нашествиям»? Хотя он уже всё перепробовал: и такую же холодную отстраненность, и шутки, и ярость, как сегодня. Видимо, запас прочностей у родителей гораздо больше, чем у него. Надо бы посоветоваться с кем-нибудь, чем их можно пронять. Если вообще можно.

Хватит об этом. Завтра опять на работу. Столько убийств за последние две недели – просто уму непостижимо. Борик в коме. Он тоже заходил к нему. Казалось бы, что Матвею в нем? Вампир. Ничуть не лучше, чем орк. А что-то кольнуло сердце и захотелось носом рыть землю, чтобы добыть для Фролова хоть какую-то зацепку. И еще больше от этого резанул случайно пойманный взгляд. Не должно быть у постели умирающего такого взгляда…

А ведь зацепка есть. Маленькая, даже бредовая, но есть. И он до сих пор не поделился ею со следаком только по одной причине: уж очень некрасиво всё вырисовывается, если он прав. А если не прав, то получится еще некрасивей. Его уже не недоэльфом величать будут, а просто подонком. Поэтому хорошо бы найти что-то побольше взгляда. Потихоньку, не привлекая ненужного внимания. Чтобы если вдруг вышла ошибка, то он вздохнул с облегчением и никто бы его не закидал гнилыми помидорами.

Погруженный в себя, он отмахал пару километров и уже подходил к магазину «Лента», когда одна из проезжающих мимо машин внезапно притормозила, а затем остановилась метрах в пятидесяти впереди. Матвей не обратил на нее внимания. «Лента» вон круглосуточная. Может, туда человек приехал. Хотя он тогда бы не здесь остановился. Да и почему оттуда никто не выходит?

Он замедлил шаг. В это время водительская дверца распахнулась и прежде, чем он обратил внимание на человека, разглядел его лицо, руки, он увидел, уставленный в него арбалет. Матвей не успел ни упасть на землю, ни дернуться в сторону, только вдохнуть, а потом боль взорвалась в области солнечного сплетения, выключая сознание.

Третья желтая нить

– Мааам… мааам… мааам…

Настойчивый монотонный звук пробивался сквозь сон, сверлил мозг, беспокоил и, наконец, сделал свое дело: Варя проснулась. Еле-еле оторвав голову от подушки, она увидела перед собой «самое лучшее в мире привидение с мотором»: закутанный в покрывало с ног до головы перед ней стоял Илюша. Ободренный тем, что мама посмотрела в его сторону, он продолжил свою речь.

– Мам, я описался.

– Колобочек ты мой, – вздохнула она. Взглянула на часы – почти четыре. Стряхнуть остатки сна и перестелить постель? Нет, уж пусть лучше часа три поспит с ней.

– Лезь к стенке, – предложила она.

Илюша мышкой шмыгнул на диван и затих. Везет ему – пять минут и он спит. А ей что теперь делать?

Варя поворочалась, пытаясь вновь погрузиться в сновидение, но мысли уже были взбудоражены. Вспоминалась странная встреча на вокзале, благодаря которой у нее теперь есть новые босоножки, сумка и коллекция странных монет. Еще в поезде Андрей забрал у нее мелочь и стал внимательно ее рассматривать, а потом заявил:

– Мам, а он тебя обманул. Смотри, на этих монетах написано «1991 год».

Он продемонстрировал ей кругляш около пяти сантиметров в диаметре. На одной стороне красовался профиль какого-то Максимилиана Арова (об этом свидетельствовала надпись полукругом под портретом) с гордо вздернутым подбородком и лохматой, неровно постриженной челкой, а на другой – цифры и буквенная надпись: сто рублей (здесь-то и отчеканили год). Имя показалось Варе странным, не слышала она никогда о таком человеке. Но всё же она нимало не расстроилась.

– Я не думаю, что он обманул. В любом случае моя сумка стоила дешевле, чем пять тысяч рублей, а они подлинные. А это наверняка какая-нибудь редкая коллекционная монета. Такие обычно стоят очень дорого. Так что он намного больше дал.

Они обнаружили еще три таких необычных монеты прошлого века. Остальная мелочь оказалась вполне платежеспособной. Приехав домой, они, едва искупавшись и немного разобрав вещи, полезли в Интернет, но поиски их разочаровали. Наверно, это все-таки были фальшивые монеты, потому что ничего подобного монетный двор России никогда не выпускал, и ни о Максимилиане, ни о прочих товарищах, изображенных на монетах, никто не слышал. Они сохранили их в качестве необычного сувенира.

«Всё, спать», – тряхнула она головой. Но в голову полезло другое: когда Женя еще был жив, они приучили детей, что родительская кровать только для родителей, а они спят в своих. И до сих пор это осталось законом для всех. Никто и никогда не просился ночевать к ней. Разве вот такие непредвиденные аварии случались. Она на мгновение замерла, и вдруг показалось, что Женя спит у стенки, а Илюша между ними. И он во сне проверяет, не раскрылся ли маленький, не холодно ли ему.

Она вздрогнула и села на кровати, всматриваясь в темноту. Илюша спал, безмятежно раскинув руки и сладко посапывая. Привидится же такое. Варя решительно откинула простынь и пошлепала босиком в ванную, прихватив полотенце. Всё равно не уснуть, так чего мучиться?

Приведя себя в порядок, Варя села за комп. Вчера ей позвонили, попросили отредактировать и сверстать книгу. Надо начинать. Зачем время терять? Она всматривалась в электронный текст, иногда хмыкала, иногда нещадно правила, иногда помечала отрывок, чтобы обсудить это место с автором. У нее было особое языковое чутье, поэтому знакомые часто спрашивали: «Почему сама не пишешь?» Почти так же часто спрашивали, как и о детях. И она всегда отвечала: «Чем больше читаю плохих книг, тем больше понимаю, что не стоит мне увеличивать их число». Но эту заготовку она придумала, чтобы не говорить о настоящей причине. О настоящей нельзя говорить, подумают, что у нее на нервной почве крыша потекла.

В коридоре оглушительно хлопнула туалетная дверь. Варя машинально взглянула на часы. 6.30. Как время-то летит. Не успела она что-то предпринять, как Сергей горячо прошептал ей на ухо:

– Good morning, мамочка. Скажи, Андрюхе, чё он на весь диван разлегся? Мне приткнуться негде.

– Доброе утро, принц, – она чмокнула сына в колючую щеку – уже бреется! – Опять раздел территорий? – усмехнувшись, поинтересовалась она. – Если спать негде, предлагаю встать. Всё равно через полчаса будить буду.

– Не, я еще полежу, – он тут же исчез и быстро нашел место, где приткнуться. Не так всё страшно, оказывается.

До семи она успела отредактировать одну главу. А потом, хочешь не хочешь, надо вставать.

– Принцы и принцессы! Королевы и королевичи! – Варя заговорила громким, хорошо поставленным голосом. – Бьют барабаны! Подъем. Умываемся, одеваемся и завтракать!

В комнатах началось вялое шевеление. Потом вопли:

– Опять колобок мой ремень утащил!

– Я не брал! Вот он валяется.

– Где мои носки?

– Ты мой портфель не видел?

– Я первый в ванную!

– Опять ты? Сегодня моя очередь!

– Ты иди постель заправляй.

Варя в это время быстро разогревала кашу, жарила яичницу-глазунью и резала бутерброды. Первым на кухне появился Илюша – чистенький, отглаженный с еще влажными волосами, следом Андрей – одетый, но неумытый и не расчесанный, за ним Полина – умытая, но не одетая и лохматая, а затем и Сергей при полном параде, даже побриться успел.

– Галя, завтракать! – крикнула Варя в комнату.

– Мам, я на диете! Сегодня не завтракаю.

– Лучше бы ты не ужинала, – укорила мама. – А еще лучше, завтракать, обедать и ужинать, но чуть меньше, чем обычно. Иди, я положу тебе только яичницу.

– Я тоже хочу только яичницу! – вскинулся младший.

– А ты будешь есть всё, если хочешь вырасти таким большим и красивым, как старший брат. Андрей, ты почему без носок?

– Я не знаю, где они! – сонно пробормотал он.

– Круто! – восхитилась Варя. – В панаме без штанов.

– Я в штанах!

– Да, в твоем случае это – в пиджаке, но босиком. Иди умывайся. Сергей, найди ему носки, пожалуйста. Илюша, а ты зубы чистил? Быстро в ванную, – мальчики со стоном и кряхтением покинули кухню. – Поля, принеси мне расческу, заплету тебе пока косички.

Уже заканчивая, бросила быстрый взгляд на часы – уже половина восьмого. Куда все запропастились?

Отправилась на поиски. Галя красилась перед зеркалом.

– Мам, я заканчиваю и бегу за яичницей.

– Давай. Илюша, ты что делаешь? – колобок увлеченно доедал зубную пасту.

– Зубы чищу, – он поднял на нее взгляд, незамутненный чувством вины.

– Зубы чистишь? А я-то все голову ломаю, почему зубная паста так быстро заканчивается. И что мне с тобой делать?

Чувство вины всё же пробило себе дорогу. Малыш немного постоял, опустив голову, а потом бросился к ней и обхватил ее колени:

– Прости меня, я больше так не буду!

– Ну смотри! Если еще раз увижу, то на выходных всем куплю конфеты, а тебе – зубную пасту. Устроит?

– Я больше не буду! – повторил он.

– Надеюсь. Сергей, Андрей, вы куда пропали?

Братья на спор подтягивались на турнике. Андрей даже пиджак не снял, тонкие голые щиколотки смешно торчали из штанин.

– Боже мой! – Варя не знала, смеяться или плакать. – Я чувствую себя мамой-обезьянкой из мультфильма. Вы завтракать идете или нет?

Несколько минут все ожесточенно стучали ложками по тарелкам. Потом Андрей остановился и тоже промямлил:

– Мам, прости меня.

– За что? – удивилась Варя.

– Я вчера взял монету… Ну ту, которая сто рублей странная.

– И потерял? – догадалась Варя. – Ну что с тобой сделать? Ведь я же знала, что потеряешь, поэтому и предупреждала, чтобы не брал в школу. Лучше бы к нам друзей пригласил посмотреть. Так, оставшиеся монеты отдайте мне. Сергей, принеси.

Старший исчез в комнате и вскоре провозгласил из зала:

– Ну ты пенек, Андрей!

– Что там случилось? – поинтересовалась Варя.

Сергей вернулся на кухню и выложил монеты перед матерью:

– Один, два, три, четыре. Вот она, сторублевая. Дома забыл, а думал, что потерял. Пенек! – он потрепал вихры заметно повеселевшего брата.

– Всё равно я их положу у себя, – заявила Варя.

Первой вскочила Галя, поцеловала маму в щеку.

– Я побежала! – немного подумала и еще раз поцеловала ее, добавив с придыханием: – «Ее губы пахли свежим хлебом и жареным яйцом…»

– Это из твоего нового романа? – рассмеялась Варя.

– Нет, – хохотнула девушка, – но я всерьез думаю о том, чтобы включить туда эту фразу. А то почему-то почти всегда героиня пахнет какой-нибудь корицей или лавандой. Да кто сейчас знает эти запахи? Вот жареное яйцо – это да.

– Мам, я тоже пошел, – следующий поцелуй от Сергея.

– Ключи не забыл?

– Нет, – он звякнул карманом в подтверждение.

– Остальные ждут меня!

Уже перед школой, она поцеловала младших.

– Всем удачи. Возвращайтесь с пятерками.

Они побежали по ступенькам, а Варя, выждав небольшую паузу, поднялась следом. Это так удобно, когда работа рядом. А если и дети рядом – вообще красота. А если еще тебе не приходится вести уроки в классах, где почему-то большинство детей и близко не похожи на твоих собственных, вообще красота. Чужие дети привыкли, что на них кричат, их бьют и обзывают, поэтому нормального человеческого обращения почти не воспринимают. Вернее, не сразу воспринимают, потому что считают это слабостью. Так что хорошо, что у нее работа в школьной библиотеке. Особенно хорошо, что и подработать можно индивидуальными уроками, репетиторством, редактурой. Не так это страшно – пятеро детей, как некоторым представляется. Даже наоборот.

Варя еще не открыла дверь библиотеки, а ученики уже мчались за ней:

– А книгу взять можно?

– А сдать?

– А вы сегодня работаете?

– На следующей перемене подходите, – ответила Варя сразу всем.

– А сейчас нельзя?

– Ребята, – она постучала пальчиком по расписанию на двери. – Библиотека работает с восьми часов.

– Но в восемь начнется урок!

– Поэтому я и сказала, чтобы вы подошли на следующей перемене.

Закрыв дверь за собой на замок, она облегченно выдохнула. Каждое утро такое: она объясняет, что в библиотеку идти рано и показывает расписание, но на следующий день они снова ждут ее.

Варя стала готовиться к рабочему дню: достать карточки, поправить книги на стеллажах, чтобы стояли аккуратно. Скоро прозвенит звонок. Надо заранее открыть дверь…

Окно тонко тренькнуло, что-то просвистело мимо и порвало картину, возле двери. Женщина недоуменно обернулась, разглядывая аккуратную дырочку в стекле. Это еще что такое?

Нет, она, конечно, много раз видела такие дырочки в сериалах и читала о них в детективах. Там с первого взгляда герой или героиня догадывались, что это след от снайперской пули и даже калибр по ее величине определяли. Но так это в сериалах и в книгах, а здесь что такое?

И снова звон стекла, Варя закричала и упала. Зацепилась юбкой за острый край металлической полки, поцапалась до крови. Шипя, сквозь стиснутые зубы, схватилась за порванную юбку, приглаживая ее, будто та могла срастись от этого. Затем перевела взгляд в окно и на этот раз очень четко увидела на крыше противоположного крыла школы человека с оружием. Он снова прицелился, склонив голову к винтовке, и она с ужасом поняла: в третий раз промаха не будет.

Вторая красная нить

– Почему именно эльф?

А действительно, почему? Дело ведь не в Кукле. Или?..

Несмотря на обещание и даже заполненное требование допроса таинственного зигорра, кочующего по тюрьмам пятое столетие, Регина не отправилась в камеру с золотыми прутьями на следующий день после встречи с Гришей Чистяковым. И через день тоже не пошла. Потом состоялась очередная встреча с Радиславом, эльфом-спецназовцем, и он даже остался у нее ночевать. Когда позвонил Захар, чтобы сказать, что тело Матвея нашли на проезжей части возле «Ленты», Кукла уже открыл глаза и мертвым взглядом, за который ему и дали прозвище, смотрел в потолок. Она вяло кивала, забыв, что говорит по телефону. Опомнилась, только когда Захар позвал:

– Регина Юрьевна, вы меня слышите?

– Да, – безжизненно ответила она.

– Вы придете проститься? – поинтересовался он тише.

– Да, – повторила она и добавила чуть громче: – Позвонишь, скажешь когда.

Потом легла рядом с любовником и осторожно поцеловала его в плечо. Она-то думала, что эльфы сильные, ловкие, бессмертные. А на самом деле они такие же хрупкие, как и все остальные. Их можно расстрелять из арбалета, и они даже пикнуть не успеют. Может, завтра и Куклы не станет.

Нет, она не любила его. Просто впервые появилось ощущение чего-то исчезающего в ее жизни. Борик в коме – бывает. Такая работа у них. Володька чудом ускребся – повезло. Матвей уже четвертая жертва из ее знакомых. Так не успеешь оглянуться и окажешься одна-одинешенька. И ведь не застрахуешься.

Потом Радислав ушел, а она позвонила на работу и предупредила, что задержится: едет в тюрьму для допроса. На лестничной клетке столкнулась с соседом снизу, жалким алкашом, который ел так редко, что у него уже начиналась дистрофия. Пока его мать была жива, она его кормила, терпела пьянки. Жена вон не выдержала, сбежала сразу. А теперь мужику еще пятидесяти нет, а выглядит на все семьдесят. Жалкий, как побитая собачка:

– Регина Юрьевна, – он робко протягивает руку, – подайте на опохмелку. Голова трещит – сейчас сдохну.

– На алкоголь не подаю, – она решительно сбегает вниз по лестнице, не слушая жалобные оправдания, несущиеся вслед. Были бы с собой какие-нибудь продукты – отдала бы без колебаний. Деньги она принципиально давала только инвалидам.

И вот теперь она вновь сидит в тюремной камере, без окон, отделанной особым пластиком. В камере, из которой перед ее приходом откачали ядовитый газ. Сидит перед толстенными золотыми прутьями, за которыми лишь непроницаемая тьма, потому что лампочки освещают лишь Регину. В свою клетку зигорра свет не пускает. Она слушает приятный баритон и, вместо того чтобы заниматься делом, занимается самоанализом. Почему эльф. Бред какой-то. Как у этого зигорра получается всегда завладеть беседой так, что она чувствует себя не представителем власти, а кем-то вроде жалкого алкаша Цолова – просителем с дрожащей рукой.

– Дело не в расе, а в количестве, – сообщила Регина сухо. – Круг моих знакомых очень резко начал сужаться.

– Вы говорите правду, – усмехнулись из тьмы. – По крайней мере, вы верите в то, что говорите.

– Вам хочется обсудить мою личную жизнь? – почему-то Нарутова была убеждена, что зигорра прекрасно знает о ее любовнике и спросил об эльфе не просто так. – Вам не хватает подробностей с перчинкой, пока вы коротаете время в камере? – голос звенел льдом от ярости. – Если вы не желаете или не можете помочь, так и скажите.

– Не надо сердиться, – он сказал это так примирительно, что гнев мигом улетучился. – Я вовсе не хотел вас задеть, простите.

Они помолчали, пережидая, когда уйдет чувство неловкости, а потом Элгон продолжил.

– Вы говорите, что преступник расстреливал уже мертвого эльфа?

– Да, Матвей был убит первым же выстрелом, но затем человек подошел и еще трижды выстрелил в упор.

Спасибо хоть Элгон не стал переспрашивать, точно ли это был человек. Чем больше было жертв, тем больше было уверенности в том, что убил всех именно человек и никто иной. В нем даже магической искры нет.

– Убирает свидетелей, – категорически раздалось из-за решетки.

– Что? – не поверила ушам Регина.

– Все убитые и раненые должны быть связаны с кем-то, кому они мешали или могли помешать. Поэтому их убрали.

– Получается и каторжане связаны с ним? – Нарутова всё еще не могла осмыслить это.

– Непременно. По-хорошему вам бы повторно опросить выживших. Кроме следователя, на кого еще напали?

– Водитель-орк.

– Он ведь тоже выжил?

– Да.

– Пусть даст показания еще раз.

– Элгон… Это орк! – она сделала многозначительную паузу.

За решеткой хмыкнули.

– Значит, вся надежда, что Борис Жангожин очнется и сможет что-то внятное сказать, а Борис не очнется и даже, скорее всего, умрет, если вы не узнаете, каким хитрым ядом, его пытались убить. Да уж, положеньице у вас неважнецкое. Могу еще одну ложку дегтя добавить. Как только будут убиты все, кто хоть чем-то угрожал таинственному злоумышленнику, убийства прекратятся. Он заляжет на дно, и вы не вычислите его никогда.

– Это еще почему? – ревниво поинтересовалась Нарутова.

– Потому что тот, кто убивает, даже не подозревает, что он кого-то убивает.

– Что это значит?

– Регина Юрьевна, вы же умная женщина. Вы бы справились с этой головоломкой и без меня, если бы еще немного поразмышляли. Некий человек обладает сверхъестественными силой, быстротой и знаниями, так что даже самым могущественным существам не удается от него спастись. Задайте себе первый вопрос: может ли вообще существовать подобный человек? Не маг, самый обычный человек.

– Не может, конечно! Либо он маг, который научился оставлять «обычный» след, либо…

Она умолкла. Догадка так и не приходила, напрасно Элгон сделал ей комплимент.

– Либо он одержим, – подсказали наконец из темноты.

– Одержим? – оторопела Регина.

– Ну да. Почему вам в голову это не пришло? Если в человеке живет злой дух, он придает ему те самые суперспособности, которые мы перечислили. Это вообще первое, что приходит в голову.

– На Каторге уже лет сто одержимых не было!

– Это еще ни о чем не говорит. Не было, потому что убили всех, кто знал необходимое заклинание, а книги, которые могли помочь, – сожгли. Но если появился некто, владеющий магией и необходимой информацией, то провести обряд не проблема.

– Я правильно понимаю: есть некто, условно назовем его не-человек, кто знает, как вселить духа в человека. Он проводит обряд и после этого человек выполняет его волю?

– Примерно так. Я подозреваю, что между этим не-человеком и злым духом есть некий договор, поэтому он и повинуется. Но в таком случае он должен регулярно с этим человеком встречаться, для того чтобы дать указания по поводу новой жертвы. В принципе, это всё мало вам поможет в расследовании.

– Да уж. Договор с демоном…

– Ой, ну только демонов сюда не приплетайте, – Регина по-прежнему не видела лица собеседника, но, казалось, он скривился как от зубной боли.

– А вы, Элгон, разве не то же самое сказали?

– Я сказал: злой дух.

– В чем разница?

– Регина Юрьевна, вы меня удивляете, – доброжелательно посмеялись в темноте. – Вам что, на лекциях, когда проходили переквалификацию, не объясняли разницу?

– Злые духи и демоны, относятся к классу зигорра, о которых нам известно не так много, к сожалению, – Нарутова произнесла это не так сурово, как хотелось бы. Наоборот, как будто оправдывалась.

– Хорошо, проведу ликбез. Только злой дух может вселиться в человека, поскольку только злой дух не обладает собственной плотью и ищет кого-то, кто дал бы ему почувствовать реальный мир. Демоны же вполне себе реальны и ощутимы, а значит, вселиться ни в кого не могут по определению.

– Так значит, слухи о том, что демоны заключают сделки с людьми и подобная сделка чревата большими проблемами, не более чем слухи? – ехидно уточнила Регина.

– Почему же. Демоны почти всемогущи. Они могут исполнить любое желание. Другое дело, что любой договор подразумевает обязательства с обеих сторон. И если демон их выполнил, а человек выполнять не желает, возникают серьезные недоразумения, доходящие до смертоубийства. Но учтите, что тут всё по-честному. Например, мы бы с вами заключили договор: я нахожу вам убийцу, а вы меня отпускаете. Я точно знаю, что, если бы я выполнил свою часть сделки, вы бы выполнили свою, потому что вы никогда не лжете. А со злым духом всё иначе. Предположим, что я и есть тот самый бесплотный злой дух. Вы совершаете обряд, вызывая меня и говорите: исполни мою волю, и я подарю тебе тело, в котором ты можешь жить довольно долго, если, конечно, аккуратно с ним обращаться будешь. Понимаете разницу? Договариваемся мы с вами, а страдает третья сторона, которая даже не подозревает, что ее принесли в жертву. Поэтому я и сказал, что убийца понятия не имеет, что он убивает. Обычно дело обстоит так. Человек будто теряет память. Когда приходит в себя, он не помнит, где был, что делал, куда делись пять часов его жизни. А в это время просто дух взял власть в свои руки и управлял им по своему разумению, согласно договору. Убийца может быть вашим соседом или любовником, но вы об этом не догадаетесь, пока он не выстрелит в вас из арбалета. Понимаете? Дух умело заметает следы. Готов поспорить, вы не знаете ни роста, ни внешности нападавшего. Ничего не знаете, кроме того, что он совершенно точно человек. Магия, всегда успешно справлявшаяся с подобной задачей, на этот раз бессильна. Так?

Регина закрыла глаза руками и тут же сцепила пальцы в замок на коленях.

– То есть у нас нет шансов?

– Шанс всегда есть, – ободрили ее. – Один из них я вам даже предложил. Если мне позволят покинуть сию темницу… – Нарутова так вскинулась, что он заторопился с добродушной усмешкой. – Но я понимаю, что это невозможно. Тогда есть еще один путь. Не совсем законный. Некто, владеющий магией, может вызвать другого духа и тоже его в кого-нибудь подселить. Заключить с ним договор: он должен найти своего «товарища».

– Вы вообще понимаете, что предлагаете?

– Я так и сказал: путь не совсем законный. Но это сработает всенепременно. С одним маленьким уточнением: вы найдете исполнителя, но не того, кто задумал эту интригу. Истинного виновника так не достать.

– Нет, это бред. Это совершенно невозможно.

– Это единственное, чем я могу вам помочь.

– Предложить принести в жертву еще одного человека?

– Ну, во-первых, это вовсе необязательно должен быть человек. Во-вторых, никто не говорит, что вы так же должны сделать это, не спрашивая разрешения. И в-третьих, я предлагаю вам не «принести в жертву еще одного человека», я предлагаю обряд, который утерян сотрудниками Каторги. Обряд, который может помочь в расследовании. Вот моя помощь.