Читать книгу Монстр из Арденнского леса. Песнь лабиринта - Группа авторов - Страница 4
Глава 3
Оглавление– Отличная работа, Алис.
Марк на пару мгновений прижал ее к себе и чмокнул в макушку. Украдкой, быстро – все же они были на улице.
Он сказал это искренне, но Алис чувствовала, что он словно бы… был не здесь. Она и сама с трудом вернулась в реальность. Как будто погрузилась в этот страшный сон, который им рассказывала старуха, как будто сама стояла там с ней рядом – в перевернутой вверх дном комнате с разбросанной одеждой, где только что произошло что-то жуткое. Как будто видела вернувшегося из леса Ксавье, хозяина дома, который где-то бродил в ту ночь, когда пропала Беатрис.
Ощущение, что она все еще там, в прошлом, пятьдесят лет назад, не исчезло, даже когда они с Марком вышли из старого дома мадам Верне. Даже когда шли к машине – серый туман, тусклый зимний день, влажная брусчатка тротуара под ногами – все казалось кадрами из фильма, снятого через мрачный фильтр.
Но похвала и прикосновение Марка, этот короткий поцелуй разогнали тьму и холод чужого страшного воспоминания. Алис даже улыбнулась, уже привычным жестом открывая дверь машины. Она и в самом деле была довольна собой, довольна тем, что Марк доверил ей разговор со свидетелем. Они были… командой. Напарниками, которые знают сильные и слабые стороны друг друга. Как такое стало возможно всего за пару недель? Или это просто способность Марка понимать людей, чувствовать их, настраиваться на них, создавая удивительную связь? Сейчас Алис словно новыми глазами посмотрела на случившуюся в его прошлом трагедию – ту самую неудачную операцию, из-за которой погибли люди. Ведь у него была команда. Его команда, его люди, его друзья, с которыми он тоже был в тесной связи. Его… близкие. Наверняка Марк относился к ним как к семье. И вдруг все исчезло. Лопнуло в один миг. Каково это – чувствовать, что потерял семью? А для них каково это было – понимать, что человек, которому ты безоговорочно доверял, на чьи чутье, знания и силу полагался, вдруг стал причиной трагедии? Каково это оказалось и для него – ощущать себя такой причиной, быть виноватым не только в смерти, но и в разрыве отношений? Даже если никто из его команды не погиб, даже если не исчез физически, все те прежние связи разрушились навсегда. И Марк остался тут один – выброшенный из жизни, сосланный в далекий городок, без всякой возможности выбраться, без надежды хоть когда-то снова стать тем, кем он был. Одинокий монстр в Арденнском лесу, все глубже погружающийся во тьму.
Алис, уже сидя на переднем сиденье, смотрела на него через стекло. Он закурил, стоя у машины, глубоко затянулся, глядя в небо, а потом, выпустив струю дыма, тоже сел, пристегнулся.
– Обсудим все в участке? После кофе?
Она кивнула. Мыслей и чувств было так много, что хотелось сначала разобраться с ними в тишине. И Марку, кажется, тоже.
Обшарпанное здание участка, которое тогда, в первый ее день здесь, напоминало что-то из хоррора или киберпанка, вдруг показалось сейчас каким-то уютным. Нет, сложно было найти подходящее слово. Это было их с Марком место. Ее место, где она вдруг почувствовала себя… дома. Алис даже замерла на мгновение, пораженная этой мыслью. Но ведь и в самом деле так. Ее подсобка, кабинет Марка. Кристин и Себастьян там, за стеклом в холле. Запах бумаги, принтера и кофе, гудение старых компьютеров, треск телефона, белый свет люминесцентных ламп. Все это вдруг стало ей родным. Как будто тут у нее появилась семья. Удивительно, что прошло меньше месяца, а она уже чувствовала это так, чувствовала, что полюбила и странный городок, и всех этих людей, привыкла к ним: к ворчливому и саркастичному Лорану, к смешной своднице и выдумщице Эве, к бойкой Кристин и задумчивому Себастьяну. К Марку. Господи, все-то пару недель назад она считала его мудаком и мечтала поскорее уехать отсюда. Семья… Да, которой у нее никогда не было. Которую ей всегда так хотелось. Место, где ты дома, где все родное и твое. Место, где тебя любят. Место, из которого придется уехать…
Алис даже тряхнула головой. Нет! Нет, об этом она точно подумает потом. А пока будет жить настоящим. Вот хлопнула тяжелая входная дверь, когда они с Марком вошли в участок. Вот стол Себастьяна, заставленный кактусами, вот сам Себастьян – говорит по телефону…
Он закрыл рукой трубку и громко прошептал:
– Кадастровая служба! Наконец дозвонился!
Марк кивнул.
– Зайди потом ко мне.
Они прошли в кабинет, и Марк тут же принялся делать кофе. Алис села у окна на подушки, потирая снова занывшую лодыжку. Иногда та еще побаливала. Но мазь, которую выдала мадам Дюпон, все же делала свое дело. Ходить стало намного легче. Еще пара дней, и… Она вспомнила про свой заказ, который должны были доставить сегодня. Помимо обычных одежды и обуви – те самые вещи, атрибуты другой Алис. Настоящей? Или все же…
Больная нога как будто давала еще время… подумать? Привыкнуть? Научиться заходить в холодную воду постепенно, шаг за шагом? Так хотелось, чтобы все эти страхи и болезненные воспоминания уже остались позади, хотелось наконец стать другой, но Алис уже понимала, что ее обычный способ – бежать навстречу опасности – тут не работал. Один раз она уже рискнула прыгнуть с обрыва, не раздумывая, и отголоски той боли до сих пор давали о себе знать. И даже сейчас, с Марком, когда попробовала снова поторопиться… Пусть он и говорил, что это нормально, пусть сам ее утешал, Алис все равно чувствовала себя глупо.
Черт, и так, и так плохо. Форсировать события плохо. Ждать, пока ее глупая голова и тело окажутся наконец готовы… И сколько ей придется ждать? Сколько вообще у нее осталось времени? Проклятая мысль об отъезде снова застучала где-то внутри, как невидимо тикающие часы.
– Держи.
Алис вздрогнула, увидев перед собой чашку кофе, вдохнула аромат и блаженно зажмурилась. Нет, хватит. О своем… заказе она подумает потом. И об отъезде тоже. Сейчас пора возвращаться к работе. И к тому, чтобы, как говорил Марк, просто делать то, что приятно. Жить настоящим – так когда-то учил ее и подростковый кризисный психолог.
– Спасибо, – она улыбнулась.
– Всегда пожалуйста.
Марк сел на подоконник рядом, ровно на таком расстоянии, чтобы с виду оно казалось совершенно приличным – просто начальник, обсуждающий дела в неформальной обстановке, – но в то же время так, что в любой момент мог вытянуть ногу и коснуться ее ноги. Дотронуться рукой, чуть наклонившись. И Алис вдруг поняла, что в этом не было откровенного сексуального подтекста, а было просто желание человеческой близости. После утреннего разговора с мадам Верне, после того, что они с Марком услышали, оба чувствовали себя неуютно. А может быть, он тоже думал о том, что рано или поздно все закончится? Ей вдруг так мучительно захотелось его обнять, прижать к себе, забраться к нему на колени… Нет, нельзя было забываться. Не здесь. Даже с полуприкрытой дверью в кабинет.
– Итак, что у нас есть… – Марк достал блокнот. – Дата. Примерное время преступления. Преступник проник в дом поздним вечером или ночью. Если это сделал не мой дед, который и так должен был быть дома. А потом, допустим, как раз убежал в лес. Хотя мадам Верне уверяла, что не видела его с вечера. Но он мог незаметно вернуться…
– Неожиданная семейная ссора?
– Кто знает… Но это внезапное недомогание горничной все-таки кажется мне подозрительным.
– Думаешь, мадам Верне чем-то опоили? – Алис покачала в руке чашку с кофе. – Мне тоже показался странным этот момент.
– Именно. – Марк вздохнул. – Это, конечно, может быть просто совпадением. Но все-таки… молодая здоровая девушка, которая ничем никогда не болела, и вдруг вечером ей становится плохо настолько, что она замертво падает в постель и спит до самого утра?
– В таком случае получается, что преступник это планировал. Снотворное надо приготовить заранее, плюс он должен был знать, каким образом подмешать отраву горничной. Быть в курсе распорядка дня в доме. Тот самый Антуан, который на самом деле Паскаль Дюмортье? Вряд ли Ксавье, если он и виновен, совершал убийство с холодной головой. Я бы больше поверила в ссору и приступ ревности… с трагическим исходом.
– Да. Но деда тоже нельзя исключать. Они могли быть заодно. Дюмортье мог приготовить для него жертву, а само убийство… совершил Ксавье. – Марк вытащил сигарету, сунул в рот и щелкнул зажигалкой. – То, что преступник явно оглушил Беатрис лампой, может говорить о спонтанности. Дед просто схватился за то, что оказалось рядом.
– А потом убрал разбитую лампу и замел следы? – Алис покачала головой. – Скорее бы выбежал в лес в беспамятстве, а в комнате все бы осталось, как было.
– Или следы замел Дюмортье. Но если это и изначально был Дюмортье… – Он затянулся, выпустил струю дыма. – Возможно, он тоже чем-то опоил Беатрис, но не рассчитал дозу, и она проснулась. Или была настолько напряжена, что лекарство не подействовало так, как рассчитывал Дюмортье?
– Или, учитывая ее осторожность, практически паранойю, которая видна по дневнику, она так и не выпила то, в чем могло быть снотворное. – Алис задумчиво разгладила ткань штанов на своей коленке. – Что-то заподозрила? Она была умной женщиной, а в те дни явно ждала беды. Или вообще случилась драка, и лампа оказалась единственным оружием, которое преступник мог применить, чтобы не вызвать подозрений… Все-таки Беатрис носила с собой нож. Преступник мог об этом не знать. И тут внезапно…
– Да, возможно. Так или иначе, он оглушил ее лампой. И задушил там же? Или в лесу? Если в лесу, то… если предположить, что это все же был мой дед, то его побег в лес на следующий день становится более понятным. Желание вернуться на место преступления.
Марк встал, стряхнул пепел в стоящую на кофейном столике пепельницу, а потом, меряя шагами кабинет, не спеша прошел к доске, где Себастьян уже успел прикрепить несколько фотографий: горящий отель, Винсент Шевалье, снимки следов, которые они обнаружили над обрывом.
– Но если… – начала Алис и запнулась, не зная, как лучше коснуться этой темы, – если у него случился блэкаут? Мадам Верне же сказала, что иногда он убегал в лес и потом ничего не помнил.
– В дневниках Беатрис об этом никаких упоминаний. Вопрос – почему… – Марк глубоко затянулся, задумчиво разглядывая доску. – Мадам Верне просто преувеличила? Слова «не помнит» были случайными, а мы сделали не тот вывод? Впрочем, Беатрис часто использует слова вроде «кризис», «помрачение», «это состояние». Помнишь, после того инцидента с… удушением?
– А что с датами?
– С датами? Ты про последнюю запись в дневнике? – Он снова затянулся.
– Да! Сейчас проверим. – Алис встала, отнесла ему чашку кофе, а сама вытащила папку, где хранились снимки дневника Беатрис. – Так… – Она принялась раскладывать их на столе, Марк тоже подошел, отхлебнул кофе, заглядывая ей через плечо. – Все записи идут почти без перерывов, каждый день или через день. И последняя…
– Одиннадцатое июня. За три недели до исчезновения.
– Почему она перестала писать? Слишком боялась? – Алис еще раз перечитала запись, на которой заканчивался дневник.
К. опять не дома. Подозреваю, что он с Л. Медлить больше нельзя. Я приняла решение. Нашла способ. Скоро все закончится. На всякий случай сфотографировала присланную М. М. фотографию Дюмортье с коллегами. Остальные документы должны прислать чуть позже. Не слишком ли часто я бегаю к почтовому ящику? Вдруг он заметит?
Ничего. Я все равно иду на риск.
Может быть, кто-то однажды найдет эту пленку, если все закончится плохо. В любом случае я хочу оставить это свидетельство. Свидетельство того, что монстр реален. И если я исчезну, значит, меня убил Паскаль Дюмортье, называющий себя Антуаном Лебланом.
– Вероятно, боялась. – Марк тоже придвинул к себе снимок с последней записью. – Она решила уничтожить дневник, оставить все это только на непроявленной пленке в фотоаппарате, который считался сломанным. Боялась… Но могло быть и так, что ей стало не до дневника – болели дети или она сама. Совсем не оставалось времени что-то записать. Забывала в суете. Тем более так много сложностей: не просто записать, но и сфотографировать перед уничтожением. Тайком, украдкой пронести фотоаппарат, чтобы никто ничего не заподозрил, не увидел. Или она была занята тем, что готовила свой «ответный удар».
Алис кивнула.
– Может быть, преступник искал именно это. Что-то, что она приготовила. Компромат?
– Или дед – доказательства измены, – задумчиво сказал Марк.
– В любом случае за три недели могло произойти что-то еще. Если предположить… если предположить, что в это время Дюмортье окончательно свел твоего деда с ума, у него могли начаться и блэкауты.
– Но об этом мы уже не узнаем, – вздохнул Марк. – Значит, что у нас остается… Ночью планируется убийство. Кто-то заранее подмешивает снотворное горничной, чтобы та ничего не услышала и не поднялась к хозяйке. Дальше этот кто-то проникает в спальню Беатрис. Возможно, он ждал, что она будет крепко спать. Но она не спала. Происходит драка. Преступник бьет ее лампой по голове и, видимо, связывает. Пытается что-то найти. Какие-то ее записи, планы шантажа, угроз, что-то, что она собиралась сделать, чтобы Антуан Леблан больше не трогал ее семью?
– Но не находит и поэтому решает ее убить? Если Беатрис уничтожила дневник, то и компромат на Леблана она явно не хранила дома. И уж тем более не в своей спальне.
– Тут не сходится… – Марк потер подбородок. – Если бы он хотел забрать компромат любой ценой, он бы, наверное, выбил из нее показания.
Алис задумчиво кивнула:
– С другой стороны, он явно хотел обставить дело так, чтобы никто не подумал о насилии или убийстве. Пытался не оставлять следов. Возможно, заранее подготовил записку, подделав почерк.
– Ты думаешь, именно поэтому он вытащил ее в лес? – Марк допил кофе и поставил на стол пустую чашку. – Или все же планировал, что убивать Беатрис будет Ксавье? В лесу?
– Мне кажется, что убийство точно случилось не дома. Но вот что произошло в лесу…
Алис покусала губу, обдумывая все, о чем они говорили, представила в деталях: тревожную июльскую ночь, грозу, дождь, темный лес. Храбрая женщина, бросившая вызов противнику заведомо сильнее ее, – обездвиженная, оглушенная, связанная, почти раздетая… но не сдавшаяся?
Она подняла на Марка глаза и вдруг увидела, как в его взгляде промелькнуло то же озарение.
– Нож! – воскликнули они одновременно, глядя друг на друга.
Его глаза горели. Так же как, она была уверена, горели ее. Их опять подхватила эта волна сотрудничества, сотворчества, сопричастности, азарта. Подхватила и понесла вперед – куда-то к свету, к жизни за пределами лабиринта, куда-то, где не было ни сложных решений, ни терзаний, ни блужданий во тьме.
– Что, если… что, если она выхватила нож? Просто представь… – Алис вдохновенно взмахнула рукой, – Беатрис умна и осторожна. Допустим, он застал ее врасплох в спальне, сумел оглушить. Но она уже знала, что может надеяться только на себя. Единственный ее шанс – этот нож Берта ван ден Берга, о котором не знает противник. Но противник сильнее… значит, она попробовала бы использовать этот козырь: неожиданность.
– Использовать нож, чего убийца никак не ожидает?
– Да! Сначала притвориться жертвой, растерявшейся и сдавшейся, усыпить бдительность, но потом… в самый отчаянный момент она могла выхватить нож. Она с ним не расставалась, возможно, постоянно держала в кармане. Спала с ним. Что она могла сделать? Попытаться разрезать путы? Чем убийца мог ее связать…
– Чем-то, что нашлось в комнате, – пояс от халата, чулки, – кивнул Марк. – Что первое попалось. Может быть, ремешок от платья… или брюк. Вряд ли он принес с собой веревку, хотя даже если и принес…
– Да, она могла попытаться это разрезать. Если смогла освободить руки. Вряд ли он связал ее намертво и профессионально. Или вообще, ей повезло, она освободилась, но притворилась, что все еще связана, а потом ударила преступника ножом? Как только выбрала удачный момент?
– И если ей удалось его ранить… то он мог обратиться в местную больницу? – Марк вскочил и принялся расхаживать по кабинету. – Теперь, когда мы знаем дату, это можно будет выяснить. Сколько должны храниться архивы?
Он достал из кармана телефон, быстро забил запрос в поисковик.
– Тридцать лет. Н-да, маловато. – Он взъерошил волосы, покусал губу. – Но может, и повезет. Если архивы просто решили оставить в покое, а не возиться с уничтожением… что вполне возможно в нашей дыре.
Марк снова взволнованно прошелся по кабинету и вдруг остановился у приоткрытой двери.
– Себастьян? Что ты там возишься со своими кактусами? Тебе делать нечего? Я же сказал зайти!
Послышались шаги, и в дверь осторожно заглянул Матье.
– Я… да… я просто подумал… вы тут… вдвоем и…
У Алис вспыхнули щеки. Черт!
– А не надо думать, я уже сто раз тебе говорил, что надо просто делать! – рявкнул Марк.
Себастьян на мгновение зажмурился – как всегда, с видом подвижника-миссионера, терпящего поношения от язычников, – но было видно, что он все равно остался при своем мнении. Алис хотелось закрыть лицо руками и куда-то спрятаться. Ну да, глупо было думать, что никто ничего не заметит, особенно после того, как Марк буквально унес ее на руках с пожара.
– Что там у тебя, давай. Дозвонился до кадастровой? – спросил он уже спокойнее.
– Я… кхм, – пробормотал Себастьян, переминаясь с ноги на ногу, – выяснил, кому принадлежал тот дом. Который в лесу. Вы велели узнать. – Он вытащил бумажку, словно боялся перепутать. – Вот, записал. Дом и небольшая прилегающая территория принадлежали некоему Паскалю Дюмортье. Кадастровый план вышлют, я договорился.
Алис вздрогнула, и они с Марком одновременно посмотрели друг на друга.
– Что, если убийство…
– …произошло именно там?
Боже, как это было прекрасно, звучать вот так, в унисон!
– Отлично. Где Шмитт?
– Поехала за вещами Одри Ламбер, как раз недавно звонила. – Себастьян смотрел на них, явно чувствуя, что что-то происходит, но не понимая, что именно. – Там много коробок… Я повешу фотографию этого дома на доску?
Марк кивнул.
– Потом повесишь. Узнай о Дюмортье все, что можно. Особенно про его отстранение от врачебной практики. Я запрошу ордер прямо сейчас.
– От врачебной практики?
Марк вздохнул.
– Вот в этой папке. Дневник моей бабушки. Мы… я нашел его дома. Она упоминает некоего Дюмортье, психиатра. Его фото у нас есть. В той же папке.
Он взялся было за телефон, но тут грохнула входная дверь.
– Это Кристин! – оживился Себастьян, хватая папку. – Я же говорил…
– Принимайте вещи Ламбер, шеф! – раздался ее голос из холла. – Там еще в машине пара коробок, не знаю, куда все ставить.
– Отнесите их к подсобке Янссенс! – Марк снова принялся набирать номер.
Алис тут же встала:
– Я сейчас всем займусь.
– Потом, – сказал он. – Сначала к Лорану, надо с ним поговорить. И перекусить бы не помешало. Матье, Шмитт, вы займетесь Паскалем Дюмортье. Почитаете дневник вместе. Да, и проверьте, не было ли обращений в клинику с ножевым ранением в тот год, в районе третьего июля.
* * *
Лоран, увидев их, расплылся в улыбке и, кажется, еще и игриво и с намеком подмигнул Алис, старый хрен.
Марк едва не заскрипел зубами. Вчера Кристин, сегодня Себастьян, теперь Лоран… может, им с Алис вообще пора перестать скрываться? Сообщить наверх о завязавшихся отношениях и… Но одна эта мысль бесила. Выводила из себя. Вызывала гнев и желание испепелить все вокруг. Почему он должен перед кем-то отчитываться, почему должен давать какое-то название вот этому всему, что происходит между ним и Алис? Это было его дело, и только его, и Алис тоже была его, они как-нибудь сами разберутся, а все остальные могут катиться ко всем чертям! Он не собирался ни с кем это обсуждать, не собирался терпеть эти намеки, смешки, улыбочки и… и вообще!
– Два кофе, как обычно, – буркнул Марк. – У тебя найдется пара минут? Есть кое-какие вопросы.
А может быть, ему просто было страшно назвать это даже для самого себя. Пока все это не обрело слова, пока оставалось неясным и неопределенным, ему казалось, что он справится. Сможет не пойти той дорогой, по которой пошел его дед. Отношения. Свадьба. Семья. Даже просто любая форма совместной жизни, неважно, закреплена ли она юридически или нет. Эта обозначенность и ясность связи пугала тем, что провоцировала его открыто проявлять собственнические желания.
А ведь «хороший Марк» должен был этого хотеть. Определенности и ясности. Потому что знал – Алис нужны «отношения», которых у нее никогда не было. Именно долгие и безопасные. Но он боялся: не суметь остановиться, не суметь отпустить. Не заметить границ, смять их в одном желании, и задушить – собой, своей тьмой, которую он уже не сможет удержать внутри. Своими руками…
Марк горько усмехнулся про себя, вдруг подумав, что даже рад, что Алис пока не решалась на полную и безоговорочную близость. Ему и самому нужно было привыкнуть. Перестроиться. «Постепенная экспозиция», как ему говорили тогда в клинике, прежде чем отправить в эту дыру. Привыкание к стимулам. В его случае – к работе в полиции, которая точно не вызовет стресса. Не будет напряженной. Обязательно высыпаться, бегать по утрам, дышать свежим воздухом, да-да, тут же как раз кругом лес. И он ведь и в самом деле привык? Или просто провалился в сонное болото, застрял в бесконечном лимбе. Впрочем, были ли у него еще какие-то варианты?
И если привыкать к Алис постепенно, то, может быть, у них получится. У него получится. Быть нормальным. Быть просто мужчиной, способным наконец получить обычное человеческое счастье, получить женщину, которую он так хотел, и не слететь с катушек. Наконец взять ее, обладать ей, сделать ее своей…
Марк тряхнул головой, прогоняя беспокойные мысли. Ощутил рядом присутствие Алис. Запах старого прокуренного бистро с потемневшими от времени деревянными панелями на стенах. Барную стойку, длинную полку с бутылками на стене, мигающую новогоднюю гирлянду.
– Кофе? – после паузы переспросил Лоран, неспешно протирая стакан. – Оставайтесь уж и на обед тогда. А то все кофе да кофе…
– Останемся! – радостно согласилась Алис. – У вас невозможно вкусный горчичный суп да и вообще вся еда… Я тот обед до сих пор вспоминаю.
– Слышал, Деккер? Вот что значит отличный вкус.
– Или просто вежливость, – фыркнул Марк.
– Тоже неплохое качество, тебе бы поучиться. Присаживайтесь, сейчас принесу.
Марк закатил глаза. Продолжать эти взаимные подклолки не хотелось, он был не в том настроении, чтобы даже язвить, – тут не убить бы Лорана. Он подсадил Алис на высокую барную табуретку, заметив, как ей неудобно было запрыгивать с все еще беспокоящей ногой, и сел рядом сам. Лоран удалился на кухню и быстро вернулся с двумя тарелками супа.
– Угощайтесь.
– Спасибо! – Алис тут же с аппетитом принялась за еду.
Марк, вздохнув, достал снимок – увеличенную фотографию Паскаля Дюмортье, сделанную с пленки, на которую Беатрис снимала свой дневник. Придвинул ее Лорану через стойку.
– Тебе знаком этот человек?
Тот взял фото, поднес ближе к свету и подслеповато прищурился, разглядывая.
– Да, я его видел… как его звали… такое имя, что не запомнишь. Тот самый друг, про которого я говорил тогда. С которым Тесс была на ножах.
– Антуан Леблан?
– Вроде да, не помню. Звали его бесцветно так, обычно… Он вообще был такой – в тени вечно. Не отсвечивал. Словно он и есть, и нет его одновременно. Так его помнишь, когда видишь, а не видишь – уже и забудешь… Загадка. Как так получалось?
– Ты говорил, он в ваших собрания участия не принимал? – Марк тоже принялся за суп. Да, черт возьми, вкусный, это надо было признать. – Но в лес ходил? Где-то ты его встречал?
– На собраниях – нет. – Лоран продолжал вглядываться в фото, которое все так же держал в руке. – Он Берта ван ден Берга не выносил. Ну, я вообще редко его видел. Пару раз в доме у них, в бистро… Не тут, в другом месте, оно закрыто давно. Ну, мимо проходил, а они там сидят. А так они явно часто встречались. Вообще, он как будто Ксавье пас все время. А Ксавье ему прям в рот смотрел. Такие вот дружки неразлучные, сейчас бы все уже решили, что у них там… отношения какие-то. – Лоран фыркнул. – Неудвительно, что и Беатрис, и Тесс его не выносили.
– То есть они просто встречались и тесно общались? И ничего больше? – уточнил Марк. – И зачем-то ходили в тот охотничий домик в лесу?
Лоран замолчал, уставившись в пустоту. Марк выругался про себя. Не хватало только еще одного свидетеля в маразме! Гребаное дело пятидесятилетней давности, когда все участники либо в старческом слабоумии, либо уже в могиле.
– Не знаю. Я… в общем, всю жизнь был уверен, что это сон или бред, я в тот год болел корью. Неделю какие-то глюки ловил от жара. А теперь вот сижу и думаю, может, и нет… Как будто со временем голова прояснилась, не знаю. А, ладно, глупости это все. – Лоран вздохнул и отложил снимок. – Сейчас принесу еще хлеба.
– Давай, выкладывай, – подбодрил его Марк. – Не скромничай.
– Пожалуйста, – поддержала Алис. – На самом деле, важны любые детали, даже самые невероятные, на первый взгляд. А воспоминания часто маскируются под сны.
– Ну, смотрите. Сразу скажу, не уверен, что и в самом деле это было. И помню так смутно, совсем как в дымке все… В общем, я как-то, кажется, перепутал время. А может, еще что. Не помню. Пришел, а никого из наших нет. И тут меня толкнуло будто что-то. Сам не знаю. Пошел в тот дом.
– Где обычно проводили встречи Ксавье с Лебланом?
– Да. Зачем пошел – так и не понял. Ноги словно сами несли. Ну, и, если честно… любопытно было. Тесс еще накручивала всех, дескать, темная энергия в этом месте, не просто так Леблан там трется. В общем, дошел. И как неладное почувствовал. Заглянул в окно. А там они и есть – Леблан и дружок его. Ле Моль его звали. Вот, вспомнил, надо же! Скользкий тип. Этот совсем редко бывал, может, пару раз я его встречал.
Марк, отложив ложку, вытащил блокнот, записал.
– И что? Они что-то делали? Что-то тебе сказали?
– Они меня сначала не увидели. – Лоран вздохнул. – А я… вот не знаю. Все-таки это чересчур даже для моей веры в паранормальное. В общем, там был Ксваье еще… я его не сразу заметил. Но как будто почувствовал, уж не знаю, как объяснить. Нехорошее почувствовал. И как к месту примерз. Стою и смотрю. Он в углу сидел, кутался в куртку, капюшон на лицо надвинул. А эти двое… – Лоран нервно усмехнулся, будто сам себе не верил, – Леблан с Ле Молем, они… над полом поднялись.
Марк с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть вслух. Черт, вот этого только не хватало! Но надо было дослушать до конца, раз уж удалось раскрутить Лорана на разговор. Он быстро глянул на Алис. Та была невозмутима, словно не услышала ничего странного, и спросила спокойно:
– И что потом? Они вас заметили?
– Да. Ксавье выскочил и сказал… Вот прямо лицо его сейчас как будто вижу! Лицо темное, и глаза такие безумные, красные. Смотрит на меня и говорит: «Ты ничего не видел». Дальше и не помню. В общем, я очнулся, кажется, уже в городе. А вот как из леса вышел, не помню. Как будто во сне. Или словно выплыл из болота. И долго про это вообще не помнил. Даже и мысли не мелькнуло. А потом уже… Ксавье давно в живых не было, а я вдруг вспомнил. Кажется, как раз у того дома и был. Удивился еще, что тот не заброшен. Словно кто-то приходил туда…
Марк закусил губу. И из глубин памяти всплыл давний кошмар – собственное отражение в зеркале, красные глаза с лопнувшими сосудами, словно уже не выдерживающие то, что рвалось изнутри. Тогда, когда ничего не помогало, когда стало ясно, что это не лечится никакой фармой, когда Жан отвел его поговорить… с тем человеком. Когда нашел этот спасительный вариант. Облегчение – хотя бы на время.
Повисла тяжелая пауза, которую прервал Лоран.
– Ладно, даже вспоминать это лишний раз не хочется. Черт с ними со всеми. Давно было, сгинуло и сгинуло.
Он вытащил чистый рожок из кофемашины, протер его салфеткой и принялся насыпать кофе.
– Вам же с собой?
– Да, – сказал Марк. – Уходим. Еще много дел.
– И спасибо за суп, он невероятный! – добавила Алис.
* * *
– Поедем туда? – спросила она, когда дверь бистро, звякнув колокольчиком, закрылась за ними.
На улице было зябко, особенно после теплого помещения; во влажном стылом воздухе, казалось, обострились все запахи: и аромат кофе из стаканчика, который Алис держала в руке, и дым из каминных труб, чадящих сейчас над каждой крышей.
– Тоже подумала, что стоит проведать еще раз этот дом?
– Да. Не знаю, конечно, ведь мы там уже были, но…
– Почему-то сейчас захотелось снова, – закончил за нее Марк и, перехватив поудобнее свой стаканчик с кофе, выбил сигарету из пачки. – Дом Дюмортье… не думаю, что Лорану все померещилось. Не то чтобы прямо левитация, пентаграмма и кровь девственниц, конечно, но что-то там определенно случилось.
– Вот и мне так кажется, – кивнула Алис и со вздохом нырнула на переднее сиденье машины.
Марк, щелкнув зажигалкой и затянувшись, сел на водительское место, завел мотор.
Они ехали молча, прихлебывая каждый свой кофе под тихое пение радио. И почему-то не было нужды в словах. В какой-то момент Алис подумала, что это глупо – отправиться сейчас в лес. Зачем? В участке ждала куча вещей Одри, возможность найти новые улики; дом они уже видели и ничего особенного не нашли, кроме доказательств того, что, похоже, Ксавье там бывал и даже оставил запись на стене. К тому же солнце уже садилось, короткий и тусклый зимний день стремительно догорал, а в лесу сумерки наступят еще быстрее.
Но что-то иррациональное как будто толкало их обоих поехать туда снова. Звало. Тянуло. Алис поймала себя на мысли, что словно бы научилась у Марка – пусть и не в той мере, в какой умел он, – чувствовать своего партнера. И сейчас она отчетливо ощущала в нем то же, что и в себе: тревогу, неуверенность, всплески страха перед будущим, страха перед принятием окончательных решений и желание куда-то излить это, разрешить этот надрывный аккорд. Как будто лес мог им помочь? Как будто их настойчиво тянуло в чащу, как будто эта поездка сейчас была созвучна им обоим?
Марк, сверяясь по карте в навигаторе, свернул на просеку, откуда к дому надо было идти через лес пешком. Припарковался, заглушил мотор. Устало положил руки на руль, глядя прямо перед собой, вздохнул.
Неожиданно опустившаяся тишина – такая, какая бывает только в лесу, далеко от людского шума, – укутала, словно толстое одеяло. Стало так уютно и спокойно, и Алис вдруг поняла, что Марку, как и ей, совершенно не хочется никуда идти. Им обоим хочется совсем другого. Остаться здесь, вдвоем, посреди сумеречного леса в теплой машине, словно на космическом корабле, дрейфующем в черном бездонном космосе, – вдали от всей этой суеты, от чужих взглядов, необходимости что-то перед кем-то изображать, притворяться, следить, чтобы не выдать себя. Вдали от странных смертей, необъяснимых исчезновений, сплетен, опасностей, подозрений, неразгаданных тайн и жутких сюрпризов.
Просто побыть вдвоем, где их никто не видит, потому что им обоим это сейчас необходимо. Потому что они оба устали. Потому что… потому что им вдруг захотелось остановиться и почувствовать друг друга. Послушать свое звучание в унисон, помогая друг другу, и взаимно напитаться силой. Только они вдвоем и тишина, и ничего больше.
Улыбнувшись, Алис протянула руку, коснулась его колена.
– Крокодил.
Марк слабо улыбнулся в ответ, накрыл ее пальцы своей ладонью, снова вздохнул, все так же глядя прямо перед собой куда-то сквозь лобовое стекло. Он словно обдумывал какой-то мучительный вопрос и потому был не здесь, не с ней, но Алис не собиралась сдаваться. Потянувшись ближе к нему через коробку передач, она потерлась щекой о его плечо, сплела его пальцы со своими, а другой рукой прокралась к воротнику его рубашки, пробралась под волосы. Взъерошила их легко и нежно.
– Марк…
Он наконец взглянул на нее, Губы у него дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но так и не смог себя заставить. А Алис просто потянулась еще ближе и поцеловала его. Один раз, другой, третий. В краешек рта, и чуть ниже, в линию челюсти, и в шею. И…
С каким-то гортанным выдохом он вдруг обхватил ее, едва не выдернув с сиденья, так что Алис уперлась коленом в мешающую коробку передач и зацепила локтем руль. Но Марк уже целовал ее – так отчаянно, словно не мог без нее дышать, и она всхлипнула, тут же поймав эту волну, мощный, сносящий все поток: желание, потребность, необходимость…
– Давай… сядем назад… – невнятно выдохнула она, когда смогла чуть отстраниться.
– Ты точно?..
Глаза у него были совсем черные, а дыхание сбилось.
– Я хочу.
Словно не давая передумать – ни себе, ни ему, Алис быстро перелезла на заднее сиденье, протиснувшись в проем между передних кресел, и даже не заметила, как Марк, дважды хлопнув дверьми, уже пересел тоже – к ней назад. Она в одно мгновение оказалась верхом у него на коленях, запустила руки ему под рубашку.
– Сними!
– Ты тоже? – Марк ухмыльнулся этой своей волчьей ухмылкой, и Алис снова подумала, что она сейчас, как девочка-подросток, собирается совершенно непристойно тискаться со своим парнем на заднем сиденье, наполовину раздевшись. Да, вот так. Вот так, как всегда хотела! И как никогда раньше не могла…
Вместо ответа она смело и гордо стянула через голову свитер вместе с футболкой разом и вздрогнула от восторга, вдруг так остро ощутив сладкое смущение: оказаться раздетой перед Марком, почувствовать, как от прохлады и возбуждения тут же сжались и приподнялись соски, как вся кожа покрылась мурашками под его взглядом.
– Умница.
Марк прижал ее к себе обеими руками. Потянулся и поцеловал в шею, прикрыв глаза, шумно вздохнул, скользнув ниже, к груди, а потом, по очереди коснувшись языком каждого соска, отчего Алис едва не вскрикнула, чуть отстранился, чтобы тоже снять с себя рубашку.
Он был такой горячий. И огромный. Обхватив его за шею, Алис закрыла глаза; все происходило само собой – она двигалась на нем бездумно, чувствуя сквозь ткань между разведенных бедер его до предела напряженный член. Марк направлял ее, придерживая за талию, одержимо целуя ее грудь, шею, ключицы, а она втиралась в его пах, с восторгом ощущая, как нарастает ее собственное возбуждение. Этого ей было мало для оргазма – ну и пусть, у нее кружилась голова от одной только мысли, что она может подобное делать с ним, на нем, что она больше не боится, что может вот так раздвинуть ноги, обхватить его бедра и чувствовать не страх, а растущее сладкое напряжение. Еще, еще и еще и…
– Алис… – вдруг выдохнул Марк ей в шею. – Секунду. Подожди.
Она остановилась и вдруг вспыхнула, сообразив, что он имел в виду. Резко скатившись с его колен, села рядом на сиденье. И не могла удержаться от торжествующей улыбки. Инспектор Деккер, подумать только! Сам инспектор Деккер из-за нее чуть было не…
– Могла бы не слезать, – сказал он, переводя дыхание. – Просто чуть медленнее. Залезай обратно.
– Я… Я слезла, потому что хочу кое-что еще, – внутренне зажмурившись от собственной смелости, выпалила Алис.
– Еще? – заинтересованно переспросил Марк.
Она кивнула и, прикусив губу, положила ладонь ему на живот. Провела пальцами чуть ниже, к пряжке ремня, легко дотронулась до вздувшейся огромным бугром ширинки.
– Я хочу… я хочу… увидеть, – призналась она. И почувствовала, как он вздрогнул, как коротко выдохнул с усилием. – Увидеть все, Марк, я…
– Мы можем все так закончить, ничего страшного… – начал он, но Алис перебила:
– Я правда хочу. Узнать, какой ты… целиком. Я не хочу больше бояться. Если только для тебя это не…
Алис вдруг испугалась, что это может быть слишком для него, что она поступала эгоистично, требуя для себя такого и не думая, что чувствует Марк, но он улыбнулся:
– Сама расстегнешь?
Она кивнула. Пальцы у нее дрожали, когда она вытащила конец ремня из пряжки, отжала звякнувший железный язычок, когда расстегнула пуговицу, а потом осторожно потянула молнию вниз. Та застряла – член под ширинкой был настолько напряжен, что никак не получалось дернуть замок дальше, – и Марк, чуть приподнявшись, чтобы помочь, наконец расстегнул молнию сам.
Алис едва понимала, что делает. Сердце у нее так отчаянно колотилось, и в то же время где-то краем сознания она едва не смеялась над собой: господи, и в самом деле как девочка-подросток, которая в первый раз… В голове тут же вспыхнуло воспоминание: стиснувшие горло страх и неожиданное отвращение, когда она увидела чужой кривоватый член с красной напряженной головкой, когда поняла, что это сейчас будет толкаться куда-то ей между ног…
Алис зажмурилась и тряхнула головой. Нет. Так не будет. Не с ним. Это не кто-то чужой, не кто-то случайный, не просто… Это Марк.
– Дальше… хочешь? – спросил он.
– Хочу.
Но заставить себя открыть глаза не получилось. Алис слышала шорох ткани, поняла, что Марк стянул и белье, что сейчас она увидит, и… не могла. Черт, что за глупость!
Все так же зажмурившись, она наугад протянула руку, наткнувшись сначала на грубую ткань джинсов, а потом вздрогнула и выдохнула, вдруг ощутив под ладонью жесткие волоски и горячую и твердую плоть. Живую и напряженную. И такую нежную бархатистую кожу. Ее было так приятно трогать. Алис провела рукой чуть выше, чувствуя даже на ощупь, как этого… много. Очень. У нее вспыхнули щеки – шеф XXL. Такой огромный и тяжелый. И этот рельеф…
Она решительно попыталась обхватить его пальцами, и Марк резко выдохнул.
– Черт, Алис…
– Я… слишком сильно? Неправильно?
– Нет… слишком хорошо. – В голосе у него звучали одновременно смешок и стон, и Алис с удивлением поняла, что Марк, кажется, волнуется не меньше.
– Покажешь мне, как надо? – попросила она.
Он взял ее руку в свою, раскрыл ей ладонь, а потом положил как-то так, что ее рука оказалась снизу.
– Теперь обхвати.
Алис послушалась, с удовольствием подумав, как ей нравится учиться. С Марком, да. Когда он так ее направляет.
– Чуть сильнее, не бойся. Умница. И теперь проведи вверх, а потом вниз…
Она двинула рукой, теряясь от новых ощущений: теплая бархатистая кожа, толщина – такая, что пальцы практически не смыкались, и живая упругая тяжесть, а еще… удовольствие. Ни с чем не сравнимое удовольствие оттого, что ей вдруг стало понятно: она тоже может дарить наслаждение.
Секс всегда был для нее чем-то, что собирались делать с ней: чужим вторжением, использованием, а сейчас Алис вспыхивала от наслаждения, понимая, что может… сама. Вести, направлять, задавать темп, и от этого осознания просто кружилась голова.
Ему нравилось! Она это чувствовала: Марк тяжело дышал и вздрагивал, а потом, словно тоже потерявшись в ощущениях, вдруг положил руку ей на спину, провел пальцами выше, потянул за волосы, придерживая – так властно и собственнически.
Алис уже с силой двигала рукой, с восторгом ощущая всю длину и тяжесть его члена, всю его каменную твердость, чувствуя, как и у нее самой сладко ноет между бедер. И совсем осмелев, наконец открыла глаза.
Черт. Это было так откровенно, бесстыдно и… красиво. Очень. Длинный, ровный и толстый ствол, набухшие вены, тяжелая головка, из которой сочилась крупная блестящая капелька влаги. Такой большой, такой совершенный, словно воплощение его мужской сути, и весь ее, здесь, в ее руках. Алис подняла взгляд на Марка, как в тумане вглядываясь в его лицо: глаза у него были закрыты, он закусил губу, тяжело и прерывисто дыша.
Она сделала с ним такое. Она могла. В ней снова вспыхнуло уже знакомое сладкое темное чувство, ощущение себя той девушкой из сна, раскованной и свободной, которая брала все, что хочет, которая не боялась соблазнять, играть, дразнить. И вдруг, больше не чувствуя никакого стеснения, делая только то, что было так естественно сейчас, Алис быстро наклонилась и слизнула блестящую капельку солоноватой влаги.
Марк вздрогнул так сильно, что его рука непроизвольно дернулась в ее волосах, а Алис нырнула ниже и, замирая от азартного восторга, обхватила губами набухшую головку, втянула в рот, чуть отпустила, снова втянула – еще, и еще, и еще…
Он выдохнул то ли со стоном, то ли со всхрипом, но она и не думала останавливаться, она хотела, чтобы он…
– Алис… стой.
Марк боролся с собой, она это чувствовала, он пытался держаться изо всех сил, говорить с ней трезво, но его рука в ее волосах словно действовала против его воли – подталкивая наклониться и взять еще.
– Я хочу, – твердо ответила Алис, на мгновение оторвавшись и бросив на него быстрый взгляд
Глаза у него были совсем черные, взгляд вспыхнул, и она почувствовала, как нарастающая в ней сладостная манящая тьма вдруг зазвучала и в нем – тяжелыми, глубокими вибрирующими нотами.
– Тогда возьми.
Это прозвучало одновременно словно властный приказ и приглашение, отчего у нее внутри все дрогнуло так сладко; Алис наклонилась снова, вобрала головку в рот так, как уже делала с его пальцами, старательно обводя рельеф языком, посасывая…
– Давай, умница. Еще…
Она взяла глубже, помогая себе снизу рукой, продолжая движения вверх и вниз, сильнее, быстрее. Ее уже несло этой волной, ничего больше не осталось, кроме обжигающего восторга: чувствовать свою власть над ним и одновременно – чувствовать, как он владеет ей, как сжимает и оттягивает ее волосы, как направляет, да, вот так.
– Сейчас… – выдохнул Марк.
Азарт и возбуждение охватили еще сильнее – да, Алис понимала, о чем он говорит, понимала, что сейчас будет. Но и не думала отстраняться – она хотела почувствовать все до конца и сделала несколько последних движений, сама не зная как, следуя только за ощущениями: втянуть еще сильнее, провести языком, быстро-быстро выглаживая набухшую венку…
Марк вздрогнул всем телом; сквозь шум крови в ушах она услышала короткий хриплый стон и почувствовала, как резко дернулась напряженная головка, а потом во рту стало солоно и горячо. Сильными толчками – еще, еще, еще.
Алис не отстранилась, пока не стихли последние вздрагивания члена. А потом, зажмурившись, отпустила и сглотнула. Солоно, вязко, странно и… хорошо.
Марк обхватил ее и прижал к себе. Дышал он тяжело, и кожа была влажной; Алис уткнулась ему в плечо, все так же закрыв глаза. Странное смущение вернулось, а вместе с ним пришли озноб и звенящая легкость во всем теле.
– Что ты со мной делаешь, – выдохнул Марк с нервным смешком, голос у него дрожал.
И руки тоже дрожали. Он взял сброшенный комом свитер, кое-как, не вытащив из него даже футболку, укутал Алис и снова прижал к себе.
– Тебе не понравилось? – лукаво уточнила она.
– Я вообще-то собирался первым заставить тебя кончить.
– Я тебя обставила.
– Да. – Он улыбнулся и поцеловал ее в нос. – Хулиганка.
Алис тоже довольно улыбнулась и вздохнула. Хулиганка, кто бы мог подумать! Это она-то, правильная девочка Алис Янссенс! Но с ним, здесь, сейчас, – да, эта ее часть словно окончательно высвободилась, как бабочка из кокона. И оказалось, что в ней нет ничего ужасного, ничего грязного и отвратительного, как постоянно повторял ее монстр и как Алис потом внушала сама себе. Она была прекрасна. Гармонична. Неповторима. И звучала с Марком в унисон – как будто была создана специально для него.
На лес уже окончательно опустилась тьма, в окно машины ничего нельзя было разглядеть, но Алис казалось, будто они с Марком окутаны каким-то теплым светлым облаком. Он протиснулся в пространство между передними креслами, повернул ключ зажигания – загорелись приборы, тихо заиграло радио. Вернувшись на сиденье, Марк усадил Алис к себе на колени, обнял. Она обхватила его за шею, положила голову ему на плечо и слушала, как он шепчет, поглаживая ее по спине:
– Моя умница. Моя…