Читать книгу Девочка в бурном море - Зоя Ивановна Воскресенская - Страница 10

В большой просторной комнате пылал камин. Яркие отсветы пламени плясали по ковру, стенам, молодили и красили лица женщин, сидевших в низеньких креслах, оживляли портреты важных мужчин с оплывшими подбородками и женщин с немыслимо тонкими талиями. Белый пудель, лежавший на подушке, выглядел фарфоровой розовой игрушкой.

Фру Седерблюм ввела в гостиную Елизавету Карповну с дочкой и включила электричество. Волшебство исчезло. Женщины оказались вовсе не молодыми, портреты – тусклыми, и пудель – серовато-белым.

Антошка поежилась от яркого света и смущения. Мама сказала, что они пойдут на чашку чая к маминой знакомой – врачу, а здесь оказалось так много незнакомых женщин.

И мама была озадачена: фру Седерблюм не предупредила, что у нее будут гости.

Хозяйка провела Елизавету Карповну с Антошкой вдоль кресел и представила их, затем пригласила всех к чаепитию.

На низеньком длинном столе стояли чашки, тарелочки, ваза с нарезанным кексом и посредине торт. Стульев вокруг стола не было. Хозяйка разливала по чашкам чай. Каждый брал в одну руку чашку, в другую тарелку с кусочком торта и пристраивался где кто мог. Антошка в растерянности посмотрела на Елизавету Карповну. Мама пришла на выручку: поставила тарелочку с тортом на угол цветочного столика и шепнула Антошке, чтобы она пила чай стоя. А вот дома всегда выговаривает, если Антошка пытается проглотить чашку чая, не присаживаясь за стол.

Рядом высокая полная дама рассказывала обступившим ее женщинам об английском характере.

– Представьте себе большой прием в американском посольстве. Жена английского дипломата, назовем ее миссис Икс, в числе почетных гостей. Конечно, первой леди на этом вечере была мадам Коллонтай. Подают жаркое. Лакей разносит на горячем блюде куропаток. И вдруг – неловкое движение, и горячая куропатка падает на колени миссис Икс. И что же вы думаете? Миссис Икс смахивает куропатку со своего атласного белого платья под стол и как ни в чем не бывало продолжает рассказывать какую-то милую историю. Лакей обмер и побледнел, а она даже бровью не повела. Вот что такое английский характер.

«Вот здорово! – подумала Антошка. – Если бы мне на колени свалился кусок горячего мяса, я, наверно, взвизгнула бы и вскочила». Ей очень хотелось знать, что было потом, когда все встали из-за стола, ведь пятно-то на белом платье осталось. Но дамы стали вспоминать похожие случаи и уже позабыли о миссис Икс, а Антошка все еще ощущала на коленях обжигающий жар куропатки.

В комнате равномерно жужжал разговор. Одинаково вежливо и равнодушно говорили о погоде и войне, о модах и дороговизне. Хозяйка положила Антошке на тарелочку два кусочка кекса и спросила, в каком классе она учится и какие отметки получает.

Антошка вежливо ответила, что занимается по программе 7‑го класса и является первой ученицей. Мама, наверно, слышала ответ, потому что Антошка уловила в ее глазах искорку упрека. Но ведь это правда: Антошка была первой ученицей, так как в 7‑м классе училась одна.

«Почему взрослые всегда задают один и тот же вопрос: в каком классе учишься, какие отметки получаешь? Несправедливо это, – вздохнула Антошка. – Ведь не спрашивают взрослые при первом знакомстве: где вы работаете, какую зарплату получаете, имеете ли поощрения и взыскания?»

Антошка чувствовала себя неудобно среди этих разряженных женщин. От нечего делать она съела все, что ей положила хозяйка на тарелочку.

Рядом с Антошкой сидела красивая, с ярко накрашенными щеками и глазами женщина. Она курила длинную голубую сигарету. Ее руки, шея и уши были украшены драгоценностями, модное платье плотно облегало фигуру, сквозь тончайший чулок проглядывали накрашенные ногти, а туфли были на высоком каблуке и с тоненькой перекладиной. Антошка заметила, что дама забыла накрасить губы.

Фру Седерблюм с коробкой конфет обходила гостей и угощала их.

Антошка осторожно взяла самую маленькую конфетку, чтобы мама не упрекнула, что она не умеет вести себя, а красивая дама горестно покачала головой.

– Помилуйте, фру Седерблюм, я – полька; как я могу есть шоколад, когда мой народ страдает!

Антошка заметила, что слезы очень шли даме, они блестели на щеках, как камешки в серьгах.

– Этим вы, пани Вержбицкая, не поможете, – резонно заметила хозяйка.

– Я дала себе обет, – сказала громко пани, чтобы все слышали, – до тех пор, пока доблестные английские войска не освободят мою страну, не красить губы и не есть шоколада. Мы тоже должны страдать.

Антошка поняла, что пани Вержбицкая – притвора: ногти на ногах красить можно, а не красить губы – значит страдать? Антошка представила себе, где находится Польша и где Англия, и удивилась: почему эта пани ждет помощи англичан, а не Красной армии?

К Антошке подошла женщина с блокнотом в руках. Сперва Антошка приняла ее за мужчину: одета она была в черный мужской костюм и белую блузку с черным бантиком, но фигура женская и голова в кудрях. «Какая-то дядететя», – отметила Антошка.

– Ты из России? – спросила дядететя и нацелилась карандашом в блокнот.

– Я из Советского Союза, – вежливо ответила Антошка, поняв, что перед ней журналистка и что нужно держать ухо востро, чтобы не испортить советско-шведских отношений.

– Значит, из России, – сказала журналистка и что-то записала в блокнот. – Скажи, девочка, ты давно живешь с мамой?

Антошка пожала плечами – что за вопрос? – и оглянулась на маму. Елизавета Карповна помешивала ложечкой чай и разговаривала с обступившими ее женщинами, едва успевая отвечать на вопросы.

– Тебя выдали для поездки за границу? – допытывалась журналистка.

Антошке стало жутковато.

– Я вас не понимаю, – робко призналась она. Журналистка громко и раздельно, придвинув свое лицо к Антошке, сказала:

– Меня интересует вопрос о социализации.

Антошка стала быстро соображать, что означает это слово. «Социализм» – это понятно, «социальный» – это слово Антошка тоже знает, но вот что такое «социализация»?..

Но мама уже спешила на помощь.

– Я вижу, моя дочка чем-то озадачена? – спросила она.

– Наш женский журнал, в котором я сотрудничаю, абсолютно беспристрастный. Мы одинаково интересуемся прогрессом в Германии и жизнью в России. Никому не отдаем предпочтения. Вы понимаете меня? – громко спросила журналистка.

– Да, я понимаю.

Мама умела так улыбнуться, что никогда не узнаешь, о чем она думает, а вот у Антошки на лице всегда все написано, и она вовсе не умеет заставить себя быть любезной, если ей что-то не нравится.

– Наших читательниц интересует, как организована у вас социализация детей, – продолжала журналистка.

Вот тут и мама растерялась. Антошка поняла, что мама тоже не знает, что такое социализация.

– А что это такое? – не постеснялась спросить Елизавета Карповна. Брови у нее высоко поднялись вверх, и где-то внутри глаз дрожали смешинки.

– Мы-то знаем, что такое социализация, – значительно сказала журналистка, словно мама хотела схитрить. – Нам известно, что когда у вас рождаются дети, они переходят в собственность государства. Нам неизвестны только некоторые детали. Ну, например, мы не знаем – имеют ли право родители давать детям имена по своему выбору, могут ли они навещать их? Знают ли дети своих родителей?

Антошка перевела недоумевающий взгляд с журналистки на маму. У мамы собрались веером смешинки у глаз, и она еле сдерживала их, чтобы они не разбежались по всему лицу.

– Вы понимаете меня? – спросила журналистка.

– Я понимаю, что вы говорите, но только у вас странное представление о нашей жизни. – Мама обняла Антошку за плечи, словно эта дядететя хотела отнять ее. – У нас никакой социализации нет.

– Отменили?

– Нет, у нас никогда ее не было.

– Странно, – передернула плечами журналистка. – Мы располагаем точными данными.

– Вероятно, из ненадежного источника, – высказала предположение мама.

– Из немецкого женского журнала.

– Я так и полагала.

Чтобы переменить разговор, журналистка спросила:

– Вы, как видно, интеллигентный человек. У вас есть профессия?

– Да, я врач, – ответила Елизавета Карповна.

– Врач? – удивилась дядететя. – Значит, у вас есть капиталы?

– Нет, – улыбнулась мама. – Когда я училась – получала от государства стипендию, немного зарабатывала уроками.

Дядететя прищурилась.

– Вы хотите сказать: за то, что вы учились, платили не вы, а платили вам?

– Вот именно. Я знаю, это удивляет многих иностранцев. В некоторых странах на врача нужно учиться десять лет и платить профессорам за лекции, за сдачу экзаменов, за пользование лабораториями, анатомичкой. Для этого надо быть состоятельным человеком.

– Благонадежный человек может получить ссуду в банке, – добавила журналистка.

– Я это знаю, – спокойно ответила мама. – За эту ссуду врачи расплачиваются всю жизнь и поэтому вынуждены брать большие деньги с пациентов.

– Вы хотите сказать, что берете с ваших пациентов меньше?

– Нет, в нашей стране лечение бесплатное.

Журналистка иронически улыбнулась.

– Я хотела вас спросить, что вы думаете об исходе войны, кто победит, но едва ли я получу от вас беспристрастный ответ, – заметила журналистка и сердито перечеркнула в блокноте все, что успела записать. – Так со мюккет! [1] – с трудом раздвинула она в улыбке губы.

– Вар со гуд! [2] – весело ответила мама.

Фру Седерблюм, видя, что гости собираются расходиться, взяла маленький поднос и стала обходить дам. Женщины раскрыли сумочки, достали конверты.

– За каждый кусочек торта или кекса прошу оторвать сто граммов хлеба, – сказала хозяйка.

Все стали отрывать крохотные талончики на хлеб.

Антошка показала маме три пальца.

Одна дама забыла свои карточки дома и была очень смущена.

– Завтра мы увидимся с вами на выставке, – сказала она хозяйке, – и я непременно принесу. Фру Седерблюм кивнула.

– И кстати, – обернулась к гостям дама, которая забыла карточки, – на выставке, говорят, будут представлены последние работы Его Величества. Каждое рюэ, которое выткал Его Величество, – это настоящее произведение искусства. Очень рекомендую посетить выставку. Вы будете очарованы.

Елизавета Карповна и Антошка распрощались и вышли на улицу.

Антошка глотнула свежего воздуха.

– Мама, что такое рюэ, которые делает король?

– Это яркие пушистые коврики из шерсти.