Читать книгу Войдя в море… - Группа авторов - Страница 2

«Есть три ловушки, ворующие счастье: сожаление о прошлом, тревога за будущее и неблагодарность за настоящее». Ошо

Энтони дописал письмо единственной оставшейся подруге – Николь – и поспешил открыть дверь. На пороге стояли мужчина лет сорока и женщина чуть моложе.

Мужчина не был классическим красавцем, но его внешность притягивала: изумрудные глаза, яркие, как мох в солнечном лесу, и смоляные волосы, отливающие синевой в свете уличного фонаря. От него слегка пахло табаком и кожаным портфелем – будто он только что вышел из кабинета, где долго курил у окна.

Женщина выглядела измученной. Под глазами – тени, словно кто‑то небрежно мазнул углём по фарфоровой коже. Её тонкие, но выразительные губы дрожали, будто пытались сложить слово, но забывали, как это делается. Она разглядывала Энтони с нескрываемым интересом, и с каждой минутой её взгляд менялся: то вспыхивал любопытством, то гас, утопая в какой‑то давней боли. В руках она сжимала потрёпанную сумочку – кожа на ней потрескалась, а замок заедал, будто эта вещь пережила не один переезд и не одну бессонную ночь.

Но Энтони заметил совсем иное. В ту же секунду, как он увидел незнакомку, в его сознании вспыхнул образ старшей сестры – Лилит. Перед глазами пронеслось прошлое, и в голове эхом отдалась горькая мысль: «Какие бесчувственные люди способны легко отпустить прошлое и раздавать советы, будто это так просто?»

Энтони вырос в небогатой семье. Отец, школьный учитель, пропадал за проверкой тетрадей и подготовкой к защите докторской. В его кабинете всегда пахло чернилами и старой бумагой, а на столе вечно громоздились стопки исписанных от руки листов. Мать, медсестра, почти жила в больнице – её форма всегда хранила запах антисептика и кофе из автомата, а руки были сухими от постоянного мытья.

Большую часть детства Энтони воспитывала старшая сестра. Он обожал Лилит. Любил наблюдать, как она готовит его любимое блюдо – лагман с курицей. В кухне тогда царил хаос: на плите булькало, в воздухе витал аромат тмина и жареного лука, а пар оседал на окнах, рисуя причудливые узоры. Лилит двигалась плавно, будто танцевала: помешивала суп деревянной ложкой, поправляла выбившуюся прядь, улыбалась, когда Энтони забирался на стул, чтобы заглянуть в кастрюлю.

В детстве он не отличался общительностью. Лишь двое друзей – Марк и Арчи – разделяли его увлечения: футбол, велосипедные прогулки, дерзкие набеги на соседские огороды. Он помнил, как в жару они пили воду из шланга – ледяная, с металлическим привкусом, – и смеялись, когда капли падали на раскалённый асфальт, мгновенно превращаясь в пар. Но после того как ребята разъехались по колледжам, их связь постепенно сошла на нет.

Когда Энтони нашёл работу и вернулся в родной город, из близких у него осталась только Лилит. Он поселился в её доме – вместе с сестрой и её мужем. Энтони постоянно чувствовал себя обузой. Особенно когда замечал, как Лилит тайком откладывает деньги: он видел эти мелкие купюры в жестяной банке из‑под печенья, спрятанной за кастрюлями.

Сестра была воплощением доброты. Каждое утро она пекла яблочный пирог – кухня наполнялась сладким ароматом карамелизированных яблок и корицы, а по дому разносился стук её старых деревянных бус, которые она носила не снимая. Но муж ворчал, что она рискует растолстеть. Энтони никогда не скрывал неприязни к нему: тот говорил сквозь зубы, хлопал дверьми, а его ботинки всегда оставляли грязные следы на чистом полу.

Энтони дорожил субботними прогулками с племянником и Лилит. Они ходили в парк, где дети строили замки из песка, а Лилит раскладывала на пледе бутерброды с маслом и зеленью. Ветер приносил запах солёной воды и жареных орешков с лотка неподалёку, а смех племянника звенел, как колокольчик. Но однажды, когда старшему мальчику было четыре, а младшей девочке – всего восемь месяцев, они вернулись домой и обнаружили на столе записку.

Она лежала на том самом месте, где утром Лилит поставила вазу с полевыми цветами – теперь цветы увяли, лепестки осыпались на бумагу, будто пытались скрыть написанное. Энтони взял листок. Пальцы сразу стали влажными, а буквы расплывались перед глазами:

«Я ушёл. Люблю тебя и всегда буду любить. Жду тебя в Валлетте. Здесь я больше не могу оставаться».

Лилит молча подошла к шкафу. Её бусы тихо постукивали, словно отсчитывали последние секунды прежней жизни. Она достала два чемодана – те самые, с потёртыми углами, которые они с Энтони когда‑то тащили из магазина, смеясь над их неповоротливостью.

Для Энтони это стало ударом. Он умолял её остаться, повторял, что не сможет без неё – ведь она и её дети были его семьёй. Он не понимал, как она может бросить всё и отправиться на другой конец света с двумя малышами ради человека, который оставил её одну.

Лилит взяла его за руку. Её пальцы были холодными, но сухими – она всегда так делала, когда волновалась: вытирала ладони о юбку, прежде чем что‑то взять.

– Я люблю тебя, но и тебе нужно строить свою жизнь, свою семью. Я справлюсь, не переживай. Если что – вернусь. Милый мой брат, я не могу его оставить, ты же знаешь.

Она крепко поцеловала его в щёку – её губы были тёплыми, а на ресницах дрожала капля, которую она так и не позволила упасть. Потом развернулась, подхватила чемоданы. Скрипнула входная дверь, за окном проехала машина, и всё стихло.

Энтони остался стоять в пустой кухне. На столе – остывший чай в её любимой кружке, на ручке которой скол, заклеенный прозрачным лаком. Он так и не выпил тот чай. И не убрал кружку. Она стояла там годами – молчаливый памятник тому дню, когда время для него остановилось.