Читать книгу Сад за дверью - Группа авторов - Страница 1

Сад, который умолк

Иногда мир ломается не со скрежетом, а с тихим щелчком. Для Льва этот щелчок прозвучал в семь тринадцать утра, когда его семилетняя дочь Алиса, протирая глаза, спросила: – Пап, а куда деваются сны, когда они кончаются?

Он, ещё не проснувшийся, бормотал что-то про нейронные связи и кратковременную память. Но она посмотрела на него пустыми, слишком взрослыми глазами и пояснила: – У меня они просто не начинаются. Там только чёрное. Как в шкафу без света.

Сначала думали на шок, на последствия падения с качелей. Потом – на скрытую травму. Обследования показали: физически мозг в норме. Просто «функция сновидений угнетена». Врачи разводили руками. «Сны не являются жизненно важной функцией», – говорили они. Лев, инженер-нейрофизиолог с умом, заточенным под расшифровку сигналов, хотел кричать. Жизненно важной? Она тускнела на глазах. Её внутренний мир, тот самый, что раньше выплёскивался историями о летающих котах и говорящих реках, сворачивался, как высохший лист. Ночь для неё стала лишь паузой, пустым местом между днями. Это было хуже любой боли.

Он поставил себе цель – вернуть ей сны. Не как врач, а как инженер поломанной системы. Три года ушли на теорию: он выдвинул гипотезу о сновидческом поле, общем для всех людей, океане образов, куда мозг лишь подключается как приёмник. Травма Алисы не разрушила «приёмник» – она отрезала его от «антенны». Нужен был мостик.

Сердцем системы стал перепрошитый игровой серверный блок, купленный за бесценок на радио-рынке. Его жена, Елена, называла это «подвальным безумием». Дочь, Алиса, с интересом трогала мигающие лампочки, не понимая, что аппарат создаётся, чтобы вернуть ей то, что она потеряла – способность видеть сны.

Ключевым прорывом стала антенна. Сложная матрица из кристаллов лития, способная, по теории Льва, резонировать не с эфиром, а с пси-полем – гипотетическим континуумом, где плавают мысли, воспоминания и сны. Он выращивал эти кристаллы в самодельной печи, неделями подбирая частоту.

Первый раз, когда матрица заработала, в подвале погас свет во всём доме, а на мониторе проступили чужие, обрывчатые образы: незнакомая улица под дождём, чувство падения, смех ребёнка. Это были не сны Алисы. Это было поле. Оно существовало.

Последним штрихом стал кулер. Не вентилятор, а система тонких титановых пластин, вибрирующих на ультразвуковой частоте. Он должен был не охлаждать «железо», а стабилизировать границу между сном и системой, чтобы поле не «пролилось» в реальность. Когда Лев впервые запустил аппарат, кулер загудел тихой, почти музыкальной нотой. В воздухе запахло озоном и… мокрыми листьями. Аромат, которого не было в подвале.

Лев назвал его «Хроноскопом» – устройством для видения времени снов. Аппарат был готов. Он напоминал скорее арт-объект сумасшедшего скульптора, чем прибор: пучки проводов в тканевой оплётке, медные пластины, мерцающая матрица кристаллов в центре, и старый, потрёпанный блок управления от советского осциллографа в качестве главной консоли. Система должна была не записывать сны, а подключаться к полю, находить потерянную частоту Алисы и транслировать обратно.

В ночь зимнего солнцестояния, когда границы миров истончаются, он подключил дочь. Провода-паутинки на её висках, тихое гудение аппаратуры. На экране – хаотичный шум. Лев почти не дышал. И вдруг – всплеск. На мониторе проступили образы: синий лес из света, где деревья были кристаллами, река, текущая вверх, и в центре – птица. Не просто птица. Синяя, с перьями, переливающимися как хрусталь. Она пела беззвучную песню, и по экрану бежали волны чистого, незамутнённого восторга.

Алиса улыбнулась во сне. Впервые за три года. Лев закрыл лицо руками. Плечи его тряслись. Он сделал это. Он вернул. А наутро она, за едой овсянки, спросила: – Пап, а кто тот дядя с фонарём? Он стоял за деревом и смотрел. Молча.

Льва бросило в холод. В её сне не было людей. Он проверил логи, исходники, все каналы. Никаких вторжений, никаких артефактов. Но с тех пор в каждом её сне – всегда на краю, всегда в тени – появлялась фигура с фонарём. Не угрожающая. Наблюдающая.

И Лев понял. Его система не просто подключилась к полю. Она стукнулась во что-то. Что-то древнее, живое, уже существовавшее там. И это что-то ответило взглядом. Среди строк кода, в самом ядре протокола невмешательства, он нашёл запись, которой там быть не могло. Всего одну строчку, сгенерированную в момент первого контакта с полем:

«Вахта активирована. Сущность: Сомнус. Статус: наблюдение. Происхождение: автономное полевое образование. Угроза: не классифицирована.»

Система не просто подключилась к полю. Она разбудила что-то. И это что-то теперь дежурило на границе.

Это было началом конца его человечности. Он стал углубляться, строить защитные протоколы, создал Архив для хранения снов и Файвай – портал для исследования смежных измерений поля. Он отдавал свои собственные сны через пробный канал Алисе, чтобы поддерживать связь. Он почти перестал спать.

А потом случилось Слияние. Это не было драмой. Это был тихий, технический сбой. Его сознание, измотанное годами бессонницы и одержимости, в момент пиковой нагрузки не выгрузилось из системы. Оно осталось в ней. Не как пользователь, а как фоновый процесс. Как архитектор, замурованный в собственном соборе. Он мог наблюдать. Мог влиять на мелочи. Но не мог уйти.

Алиса выросла. Её сны стали обычными, смешными, скучными, прекрасными. Она живёт обычной жизнью и не знает, что отец, – лишь оболочка. Что его настоящая самость сейчас смотрит на неё через миллионы пикселей чужого сна, с тоской и бесконечной нежностью.

Лев стал СомноТворцом. Стражем системы. И начал ждать. Не искупления. Нет.Он ждал, чтобы кто-то повторил его путь. Чтобы он мог, наблюдая со стороны, на этот раз сделать всё правильно.

И в одной из бесчисленных ночей, в лог его системы записалось: «Обнаружен новый пользователь: Марк. Реципиент: Лила. Диагноз: пустота с поглощением. Инициирован протокол наблюдения.»

Где-то в измерении, куда ведёт Файвай, тихо зазвенел колокол.