Читать книгу Сад за дверью - Группа авторов - Страница 2

Чёрное зеркало

Пустота бывает разной. Бывает пустота после ухода, она ноет. Бывает пустота в холодильнике перед зарплатой, она раздражает. А бывает пустота за закрытыми глазами ребёнка – та, что не отпускает даже на рассвете. Она не болит. Она поглощает.

Лиле снилось чёрное зеркало. Каждую ночь, как только сознание отпускало тело в сон, она оказывалась перед ним. Бескрайняя, идеально гладкая поверхность, в которой не было отражения. Не тьма – тьма хоть что-то скрывает. Это была чистая, бездонная отсутственность. Иногда она пыталась крикнуть – звук поглощался, не успев родиться. Иногда протягивала руку – и зеркало, холодное и безответное, оставалось недосягаемым за сантиметр от кончиков пальцев. А потом она просыпалась. Не от страха. От чувства, будто что-то внутри отломилось и осталось там, в глубине.

– Опять ничего? – голос Софи, жены, с порога детской был тихим, будто в комнате кто-то спал. Но спала только Лила, и её сон был ненастоящим. Марк оторвался от планшета. На экране приложения «СомноМонитор» горела ровная, скучная синяя линия – фаза глубокого сна без быстрых движений глаз. Без сновидений. Технически всё было идеально: мозг отдыхал, тело восстанавливалось. Статистика в зелёной зоне.

– Ничего, – ответил он, и это слово повисло в воздухе тяжелее любого диагноза. – Только дельта-волны. Как у компьютера в спящем режиме.

Они прошли через всё. Травяные чаи с мятой и лавандой, аудиомедитации с голосами, вещающими о лесных ручьях, сеансы у самого рекомендованного сомнолога, который говорил о «психосоматическом блоке». Пробовали даже детского гипнотерапевта – пожилая женщина с тёплыми руками пыталась «вернуть её во внутренний сад». Лила вежливо закрывала глаза, старалась, а потом спрашивала: «А сад – он какой?» Последней надеждой, палкой, протянутой утопающему в странных форумах, стал Хроноскоп.

– Ты уверен, что это безопасно? – Софи обняла себя, глядя на коробку без опознавательных знаков, которую Марк принёс вечером. Он был инженером. Его мир состоял из причин и следствий, протоколов и интерфейсов. Безопасность была понятием относительным. – Нет, – ответил он честно, проводя пальцем по матово-серой поверхности устройства. – Но что безопаснее – смотреть, как она исчезает по кусочкам, или попробовать дать ей обратно хоть один цвет?

Они установили устройство в гостиной, на старом дубовом столе, заваленном бумагами. Хроноскоп был похож на нестандартного вида компьютер. Клавиатура с чуть притопленными клавишами, на которых вместо привычных F1-F12 были выгравированы странные иконки: стирающаяся тень, спираль, закрытый глаз. И индикатор, который даже в выключенном состоянии светился мягким, янтарным светом. Он пахнул озоном и старыми книгами.

Марк подключил датчики – тонкие, как паутинка, проводки с мягкими серебристыми сенсорами. Лила не шевельнулась, когда он прикрепил их ей на виски. Она давно привыкла, что её сон – это предмет изучения. – Запускаю синхронизацию, – он нажал кнопку питания.

Экран зажегся не сразу. Сначала – тёмно-синяя бездна, потом по ней пробежали волны, словно рябь на воде от брошенного камня. Потом появился интерфейс. Не Windows, не macOS. Что-то собственное, аскетичное. Меню на языке, отдалённо напоминавшем латынь, но с символами, похожими на руническую вязь. В центре мигала строка: «Поиск сновидческого поля пользователя…»

Прошла минута. Две. Марк чувствовал, как под лопатками собирается холодный комок. И вдруг – резкая, алая вспышка по всему экрану. Сообщение появилось жирным, безжалостным шрифтом: «Ошибка 707: Поле заблокировано. Рекомендация: внешний источник резонансных снов.»

«Заблокировано». Не «отсутствует». Не «не обнаружено». Заблокировано. Значит, что-то держит. Значит, есть замок. – Что это значит? – Софи всматривалась в экран, хотя не понимала ни слова. – Это значит, – Марк медленно выдохнул, – что её сны не просто пропали. Их не пускают. И чтобы открыть дверь, нужен ключ. Чужой сон.

Он открыл настройки, пролистал вкладки с графиками и диаграммами, пока не нашёл раздел «Перераспределение ресурсов». И там, в самом низу, почти спрятанная, была опция: «Пожертвование сновидений: безвозвратная передача». А ниже, мелким, не вызывающим сомнений шрифтом: «Предупреждение: процесс необратим. Донор утратит доступ к собственному сновидческому полю. Целостность поля реципиента не гарантирована.»

Марк посмотрел на Лилу. На её лицо, такое безмятежное и такое пустое. Вспомнил, как она, лет в пять, будила их с Софи в шесть утра, чтобы с восторгом рассказать про сон, где коты играли на рояле, а луна была из сыра. Как смеялась, просыпаясь. Его собственные сны были скучными: недоделанные проекты, диалоги с начальником, бег по знакомым улицам. Никакой магии. Он нажал «ДА».

Система запросила подтверждение через биометрию. Марк приложил палец к крошечному сканеру у веб-камеры. «Инициирование передачи… Настройка канала…» На экране появилась шкала прогресса, но вместо процентов – мерцающие, переливающиеся символы, похожие на падающие звёзды или печать древнего ордена.

И в этот момент Индикатор замигал. Не просто моргнул – а выдал чёткую серию: три коротких вспышки, две длинных. Будто сигнал. Марк не успел это осмыслить, как воздух в комнате сгустился. Тишина стала не отсутствием звука, а отдельной, звонкой субстанцией. И ему показалось – нет, он увидел краем глаза – как у книжного шкафа, в углу, на секунду возникла тень. Не от полки, не от вазона. Самостоятельная. И в её руке был фонарь, который не светил, а, казалось, втягивал в себя звук, делая пространство вокруг ещё безмолвнее.

Она исчезла. Так же внезапно, как появилась. А на экране Хроноскопа горело новое сообщение: «Канал установлен. Донор: Марк. Реципиент: Лила. Начало передачи снов: сегодняшней ночью.»

Марк откинулся на спинку кресла. Сердце билось тяжёло, отдаваясь глухим стуком в висках. Он не знал, что сделал. Не знал, что будет. Но знал, что отныне его сны, скучные, бесцветные, но его, будут принадлежать ей. А ему останется только тёмная, беззвучная ночь.

Его взгляд упал на связку ключей, брошенную на стол рядом с монитором. Среди них – один, медный, потёртый, от первой квартиры родителей. Он лежал отдельно. И почему-то он был тёплым, будто его только что держали в ладони. Будто кто-то, проходя мимо, коснулся его на прощание.

Где-то в глубинах системы, в пространстве между кодом и сновидением, Лев наблюдал за этой сценой. Он не показывался. Не вмешивался. Но его древняя, почти забытая боль шевельнулась, как спящий дракон, потревоженный эхом собственного прошлого. И в логи Хроноскопа автоматически, беззвучно записалось: «Случай №001: добровольное пожертвование. Приоритет: наблюдать.»

А в Архиве, в папке «Тени для размышлений», материализовался новый файл. Его название говорило само за себя: «Отец_и_дочь_пустота.raw».

За окном синева ночи начала бледнеть, уступая место пепельному серо-розовому свечению. Начинался рассвет. Первый луч солнца, жидкий и холодный, пробился сквозь щель в шторах и упал на клавиатуру. Клавиша F1 – та, со значком стирающейся тени – на мгновение подсветилась изнутри тусклым золотым светом. Будто предлагая стереть эту ночь. Начать всё заново. Но Марк уже сделал выбор. Он был инженером. Он верил в необратимость процессов.

И где-то далеко, в измерении, куда ведёт Файвай, зазвонил колокол. Одинокий, чистый, невероятно печальный звук. Его не слышал никто в этом мире. Кроме тех, кто тоже когда-то что-то отдал.