Читать книгу Места, где нет никого - Группа авторов - Страница 2

Проснулся от того, что в окно ударило солнце. Оно тут такое, приморское, наглое – встает прямо из воды и сразу слепит. Я зажмурился, потянулся, кости хрустнули. Спал, как всегда, в спальне на втором этаже. Комната большая, с белым потолком и дурацкими обоями в полоску. Раньше тут наверняка какой-нибудь чиновник с семьей жил, судя по размаху. Теперь я тут один.

С кровати встал, прошелся босиком по холодному полу. Подошел к окну. Вид, конечно, шикарный. Море, прямо под обрывом. Синее-синее, спокойное сегодня. Город внизу лежит, как вымерший. Крыши домов, пустые окна, ни дымка, ни движения. Тишина.

Спустился вниз, на кухню. Достал из рюкзака банку тушенки и пачку галет. Позавтракал, запивая теплой водой из фляги. Еда одинаковая каждый день, уже и не замечаю вкуса. Главное – не бурлит в животе.

Потом пошел за биноклем. Он у меня всегда на тумбочке в прихожей лежит, старенький, но работает. Поднялся на балкон второго этажа, уперся локтями в перила и начал осматривать улицу.

Слева – дорога, что ведет в город. Пусто. Справа – соседские виллы, их заборы, заросшие кусты. Тоже пусто. Вглядывался в каждое окно напротив, в каждый переулок. Искал движение. Тень. Что угодно. Но ничего. Только ветер качает верхушки высохших деревьев да чайки над морем кружат.

Иногда кажется, что я один на всей планете. Ну, или почти один. Иногда они попадаются, но редко. Этот район, видимо, был хорошо очищен в начале, а теперь всем просто плевать.

Провозился с осмотром минут сорок. Солнце припекало уже по-настоящему. Пора было идти к лодке.

Моя лодка – это мой главный проект. Нашел ее в гараже того самого чиновника. Не яхта, конечно, но крепкая, беленькая. Название «Ветер» на борту было еле читаемо. Состояние у нее было так себе. Краска не просто облупилась кое-где – она слезала пузырями и пластами, обнажая серую, шершавую древесину. Ржавчина проела леерные стойки, и они шатались, словно зубы.

Весь день я с ней возился. Шкурил старую краску, готовил поверхность под новую. Руки до локтей в белой пыли. Потом взял банку с краской, что нашел в том же гараже, и начал красить. Мазок за мазком. Работа монотонная, но меня это не напрягало. Наоборот, даже нравилось. Видишь сразу результат.

К полудню жара стала невыносимой. Я закинул инструменты в гараж и пошел в дом, в тень. Съел еще банку тушенки, на этот раз с макаронами. Потом просто сидел на диване и смотрел в окно. Ни о чем особо не думал. Просто сидел.

К вечеру, когда жара спала, я полез на крышу. Это моя привычка. Там плоская часть, можно сидеть. Я взял с собой гитару. Старая, акустика, немного потертая, но звук держит.

Сел на теплый бетон, прислонился спиной к трубе вентиляции. Настроил струны. Звук разносится тут далеко, эхо от домов отражается.

Сегодня играл «Outside». Любимый Staind. Я ее еще до всего этого выучил, сейчас играю по памяти. Она не сложная, но с душой. Бренчал, не особо стараясь попасть в ноты. Главное – играть. Чтобы слышать что-то кроме ветра и своих шагов.

Смотрел, как садится солнце. Небо стало розовым, потом фиолетовым. Огромный красный шар медленно опускался в море. Я играл, а звук гитары уходил вниз, в пустые улицы, в молчащие окна. Может, кто-то меня слышит. А может, и нет. Но мне было все равно. В эти минуты я чувствовал себя нормально. Почти как раньше.

Когда стемнело, я спустился вниз, в дом. Поужинал. Запер дверь на щеколду. Лег спать. Завтра снова нужно будет красить лодку.

На следующий день пошел дождь. Не сильный, но противный, морось такая. С утра было серо и тоскливо. А мне как раз надо было красить борта. Открывать ворота гаража для проветривания – внутрь нанесет сырости, а краска в такой влажности ляжет плохо. Я решил заняться тем, до чего давно не доходили руки.

Достал свою рацию. Старая, потрепанная, «Байкал» какой-то. Нашел я ее в машине гаишника на окраине. Батареек к ней я насобирал целую коробку. Сегодня как раз был день, чтобы снова попробовать.

Включил. Сразу зашипело, захрипело. Я покрутил частоты. Тишина, переходящая в белый шум. Иногда прорываются какие-то щелчки, обрывки слов, но это, наверное, просто помехи от чего-то. Я уже поймал однажды какую-то передачу, военную, наверное. Диктор говорил что-то про «зоны карантина» и «порядок». Но это было давно.

Я крутил ручку настроек минут двадцать. В динамике ничего, кроме этого ровного шипения, как от неподключенного телевизора. Голосов нет. Ничьих. Я сидел на полу на кухне, прислонившись спиной к шкафу, и слушал эту тишину в шуме. В конце концов, просто выключил ее. Бесполезное железо. Поставил обратно на полку.

Стало как-то совсем тихо. Дождь стучал по стеклу еле слышно.

«Лодку надо зашкурить на бортах получше, – сказал я вслух. – А то краска ляжет криво».

Голос прозвучал громко и странно в этой тишине. Я редко говорил. Не с кем.

«Потом посмотреть тросы. Надо найти тросы покрепче. Старые, наверное, уже истлели».

Я помолчал, прислушиваясь к эху своих слов. Смешно. Говоришь сам с собой, как дурак.

«Паруса нет, но карманы для мачты на палубе есть. На всякий случай найти бы тросы. Если мотор загнется в море, хоть какой-то парус можно будет соорудить из брезента. А так, конечно, с мотором должно хватить. Если он заведется. Надо проверить свечи»

Я встал, подошел к окну. По стеклу стекали капли. Город был затянут серой пеленой. Мне вдруг стало очень одиноко. Не так, как обычно, по-привычному, а остро. Как будто я один во всей вселенной. Как будто все это – этот дом, этот город, это море – существует только в моей голове, а на самом деле ничего нет.

Я постоял так немного, потом махнул рукой и пошел собирать разбросанные инструменты. Лучше делать что-то, чем просто стоять.

Ночью мне приснился сон. Я редко помню сны, но этот был четким.

Я был не здесь. Я был в нашей старой квартире, на кухне. Мама готовила завтрак, пахло кофе и жареной картошкой. По телевизору шли утренние новости. Все было как всегда. Я сидел за столом и что-то рассказывал, а папа смеялся.

Потом картинка начала расплываться. Звуки стали приглушенными. Я обернулся, а они оба – мама и папа – смотрят на меня, но их лица стали серыми и безразличными. Они не узнают меня. А из телевизора вместо диктора послышался тот самый шум. Тихий, настойчивый, ползучий.

Я проснулся резко, как от толчка. Сердце колотилось. В комнате было темно и тихо. Только часы на тумбочке тикали. Я сел на кровати, вытер со лта холодный пот.

Больше спать не хотелось. Я подошел к окну. Дождь кончился, луна светила сквозь разрывы в облаках, освещая пустую улицу. Я стоял и смотрел в эту ночную тишину, и чувствовал, как что-то внутри ноет. Не боль, а просто пустота. Как будто я забыл что-то очень важное и теперь не могу вспомнить.

Простоял так почти до самого утра, пока за окном не начало светлеть.

────────────

Решил прогуляться до старого супермаркета на выезде из города. Там я давно не был, может, что-то полезное завалялось. Шел пешком, не спеша. Дождь кончился, но небо все еще было затянуто тучами.

Дорогу почти не было видно – ее захватил бурьян. Он лез отовсюду: из трещин в асфальте, через разбитые витрины магазинов, оплетал брошенные машины. Какие-то желтые цветы, вроде одуванчиков, только выше меня ростом. Деревья разрослись так, что их ветви сплелись над улицей зеленым туннелем. Город потихоньку растворялся в этом зеленом хаосе. Только кое-где проглядывали белые стены домов, как кости сквозь кожу.

Супермаркет был похож на мертвого великана. Крыша местами провалилась, стеклянные двери выбиты, внутри пахло сыростью и гнилью. Я осторожно шагнул внутрь, прислушиваясь. Тишина. Только капало с потолка где-то в глубине.

Стал осматривать полки. В основном – хлам. Рассыпанные крупы, пустые банки, поваленные стеллажи. Нашел пачку влажных салфеток, запечатанную – закинул в рюкзак. Потом наткнулся на отдел с рыбацкими снастями. Леска, крючки, пару блесен. Это было удачей.

И вот, когда я нагнулся, чтобы подобрать моток лески, я услышал.

Тихий, прерывистый звук. Почти жалобный. Не похоже на скрип металла или ветра. Я замер, затаив дыхание.

Послышалось снова. Слабый, хриплый скулеж. Откуда-то справа, из-за груды обвалившейся штукатурки и полок.

Я медленно, стараясь не шуметь, обошел завал. В углу, под упавшей на бок витриной для хлеба, шевелилось что-то темное. Я насторожился, пальцы сами потянулись к ножу за поясом.

Присмотрелся. Это был пес. Не щенок, но еще молодой, худой до костей. Помесь овчарки с кем-то, со светлой шерстью на груди. Его придавило тяжелой деревянной полкой, и он не мог выбраться. Он лежал, уткнув морду в пол, и тихо скулил. От безысходности.

Увидев меня, он замолк. Его уши прижались, а глаза, умные и полные животного страха, уставились на меня. Он не рычал, не пытался огрызнуться. Просто смотрел и тяжело дышал.

«Вот черт…» – пробормотал я себе под нос.

Первая мысль была простой и жестокой: уйти. Собака – это проблемы. Шум. Лишний рот. Очередная обуза в этом и так нелегком мире. Я уже почти развернулся.

Но ноги не шли. Я снова посмотрел на него. Он был так жалко прижат этой дурацкой полкой. Я представил, как он тут лежит, день, два, пока не сдохнет от жажды. Один.

«Идиот, – громко сказал я в тишину супермаркета. – Нашел себе проблему».

Я плюнул, сунул нож назад в ножны и подошел к завалу. Полка была тяжеленной, пришлось упереться ногами и тянуть изо всех сил. Дерево скрипело, с него сыпалась пыль. Пес испуганно дернулся, но не пытался укусить, словно понимал, что я пытаюсь помочь.

С третьей попытки мне удалось сдвинуть полку достаточно, чтобы он мог вылезти. Он сделал это неуверенно, пошатываясь, на тонких, дрожащих ногах. Выбрался и сразу отполз от меня в угол, съежившись в комок.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Он – испуганный, я – раздраженный и не знающий, что делать дальше.

«Все, – сказал я ему. – Выбрался и ладно. Свободен».

Я порылся в рюкзаке, нашел небольшой кусок вяленого мяса, который припас для себя. Бросил ему на пол, в паре метров от себя.

Он не бросился к еде. Сначала осторожно потянул носом воздух, потом, не сводя с меня глаз, подобрал мясо и быстро его сжевал.

Я вздохнул, повернулся и пошел прочь. Не оглядываясь. Слышал только, как он тихо поскуливает у меня за спиной. Но я не обернулся. Просто шагал по разбитому стеклу к выходу, ругаясь на свою глупую, ненужную мягкость.

Вернулся к своему дому ближе к вечеру. Усталый и не в духе. Тащить на себе рыбацкие снасти – то еще удовольствие. Подходя к калитке, я сразу заметил что-то не то. На влажной земле, рядом с моими следами, были другие – поменьше, с отпечатками когтей.

«Неужели…» – мелькнула у меня мысль.

Я вошел во двор и увидел его. Тот самый пес. Он сидел под большим кипарисом, метрах в десяти от крыльца, свернувшись калачиком. Увидев меня, он насторожился, приподнял голову, но не убежал. Просто смотрел.

«Ну ты и наглый», – проворчал я и прошел в дом, хлопнув дверью.

Через окно кухни я видел, как он все так же сидит под деревом и смотрит на дом. Я попытался его игнорировать. Разложил снасти на столе, начал их перебирать. Но чувствовал себя немного дураком, который делает вид, что не замечает слона в комнате. Точнее, пса в саду.

Стемнело. Я разжег газовую горелку, чтобы вскипятить воду для макарон. Вышел на крыльцо – пес все так же сидел на своем месте, словно вкопанный. Только голова поворачивалась, следила за моими движениями.

Я поел, сидя на ступеньках. Он наблюдал. И я видел, как он глотает слюну. В глазах у него был не страх, а какое-то терпеливое ожидание.

Черт возьми. Я не выдержал. Сходил в дом, отломил еще один кусок вяленого мяса – уже сознательно, не остатки, а именно его долю. Вышел и бросил ему. На этот раз ближе.

Он медленно подошел, все еще опасаясь, схватил мясо и быстро отступил на свою позицию под деревом. Сжевал, не сводя с меня глаз.

«Ну что, будем так каждый вечер?» – спросил я его. В ответ он лишь почесал за ухом задней лапой.

Сидели так в тишине. Потом он, видимо, осмелел. Подошел чуть ближе и сел, уже на краю света от моей горелки. Я мог разглядеть его получше. Шерсть грязная, в колтунах, но в целом, не считая худобы, крепкий парень. И этот его хриплый, низкий рык, который я слышал в супермаркете…

«Ладно, – сказал я. – Раз уж ты тут, нужно как-то тебя звать. Будешь Басей. Из-за твоего баса».

Он на это никак не отреагировал. Как сидел, так и сидел.

После ужина я, как обычно, полез на крышу с гитарой. Бася остался внизу, во дворе. Я играл что-то простое, перебирал старые аккорды. Играл и смотрел на темный силуэт города внизу. На море, которое сливалось с ночным небом.

Вдруг Бася, который лежал, свернувшись у ступенек, резко поднял голову. Он не залаял. Он издал тот самый, глубокий, предупреждающий рык. Тихий, но очень напряженный. Шерсть на его загривке встала дыбом.

Я сразу замолк, положив руку на гриф. Посмотрел в ту сторону, куда он смотрел – вглубь улицы, ведущей к центру. Ничего. Только луна немного подсвечивала крыши.

Я быстро спустился в дом, взял бинокль и вернулся. Навел на то место. Долго водил стеклами по темным силуэтам домов. И почти уже решил, что Бася облаял кошку или ветку, как вдруг заметил движение.

В тени одного из домов, метрах в трехстах, что-то медленно и неуклюже прошествовало через дорогу. Шаркающей походкой. Один из тех… «бродяг». Самый простой и медленный тип. Он вышел из тени на лунный свет на секунду и скрылся в переулке.

Я опустил бинокль и посмотрел на Басю. Он все еще сидел, уставившись в темноту, и тихо рычал.

«Черт… – выдохнул я. – Так ты еще и сигнализация».

Спустился, потрепал его по загривку – сначала неловко, потом чуть увереннее. Шерсть оказалась колючей и жесткой. Он перестал рычать, посмотрел на меня, вильнул хвостом один раз и снова улегся, положив голову на лапы.

Я поднялся на крышу, но играть уже не хотелось. Сидел и смотрел в ночь. Теперь не один. А с «системой оповещения». И как-то спокойнее стало.

────────────

На следующее утро я решил сходить на заброшенный рынок. Консервы там вряд ли остались, но иногда в разваленных ларьках можно найти что-то полезное – соль, спички, банки. Я собрал рюкзак, взял карабин. Бася, увидев приготовления, встал и потянулся, явно ожидая.

«Что, думаешь, я тебя с собой возьму?» – спросил я его.

Он просто вильнул обрубком хвоста.

Ладно. Если уж он решил прибиться, пусть будет полезен. «Только слушайся, понял? Никакого лая».

Мы вышли. Бася шел рядом, то чуть впереди, то немного отставая. Он постоянно вертел головой, уши были насторожены, нос вздрагивал, ловя запахи. Я такого раньше не замечал – я обычно полагался на глаза. А он… он как будто читал улицу другим способом.

Рынок представлял собой жалкое зрелище. Длинные ряды с провалившимися навесами, везде груды мусора, опрокинутые прилавки. Пахло затхлостью и разложившейся органикой. Мы осторожно зашли между рядами. Я начал осматривать уцелевшие ящики под прилавками, а Бася замер у моего ботинка, уставившись вглубь прохода.

Вдруг он издал короткий, глухой звук – не лай, а скорее предупреждающий рык, едва слышный. Я сразу обернулся. Он стоял, как вкопанный, все его тело было напряжено, а шерсть на загривке снова поднялась дыбом. Его взгляд был прикован к повороту в конце ряда.

Я не видел и не слышал ничего. Но доверился ему. Мгновенно присел за ближайший прилавок, затаив дыхание, и потянул его за ошейник. Бася послушно, бесшумно подался ко мне.

И тут из-за угла, откуда смотрел пес, послышался шорох. Медленный, шаркающий. Потом показалась фигура. Один из «бродяг». Одет в лохмотья, кожа серого, землистого оттенка. Он шел, почти не поднимая ног, волоча их по земле. Его голова была опущена, из полуоткрытого рта доносилось тихое, булькающее дыхание.

Он был всего в двадцати метрах от нас и шел прямо в нашу сторону.

Я сжал карабин. Мысленно прикинул – можно стрелять, но выстрел разнесется по всему району. Кто знает, сколько их тут еще бродит.

Бася сидел у моей ноги, не шелохнувшись, только низко рычал, будто моторчик у него внутри работал.

Я огляделся. Слева был проход между палатками, заваленный ящиками, но, похоже, проходимый. Я тронул Басю за бок и жестом показал туда. Он тут же рванул в узкий проход, а я пополз за ним, пятясь и не спуская глаз с бродяги.

Мы просочились в соседний ряд. Я встал, чуть пригибаясь. Через щели между досками я видел, как тот медленно прошел мимо нашего укрытия, даже не повернув головы. Он ничего не заметил.

Мы просидели в укрытии еще минут пять, пока звуки его шагов не затихли вдали. Я выдохнул, напряжение начало понемногу отпускать.

Бася тоже расслабился, сел и начал вылизывать свою лапу, как будто ничего особенного не произошло.

Я глянул на него. «Ну что, сигнализация… Спасибо, братан».

Он поднял на меня взгляд, и мне показалось, что в его глазах промелькнуло что-то вроде понимания. Потом он ткнулся носом в мою руку, требуя продолжения банкета.

Мы обшарили еще пару рядов. Я нашел ящик с закатками – огурцы и кабачковая икра. Не золото, конечно, но приятное разнообразие. Басе досталась найденная мной жевательная палочка для собак, еще в упаковке. Он с ней возился всю дорогу домой.

Шли обратно уже по другой улице. Я шел и думал, что с собакой как-то… спокойнее. Не так одиноко. И тишина уже не казалась такой гнетущей. Потому что теперь в ней был слышен еще и топот его лап по асфальту.

Прошло пару дней. Я наконец-то закончил красить лодку. Она стояла в гараже, почти сияя свежей белой краской. Я обошел ее кругом, провел рукой по борту. Вроде бы все ровно. Выглядела она теперь почти как новая, если не считать пары царапин, которые я решил не трогать.

«Ну, почти готово», – сказал я ей.

Но на палубе лежало то, что портило всю картину – старый, ржавый и местами перетертый такелаж. Я дернул один трос – он хрустнул, и несколько ржавых проволочек осыпалось мне в ладонь. Полная дрянь.

Я пошел в дом, раздобыл свою замызганную карту города. Разложил ее на кухонном столе, прижав края банкой с гвоздями. Нашел наш район, провел пальцем на восток, к промзоне. Там, среди кучи цехов, был один с названием «Фабрика СпортИнвентарь». Если уж где и искать хорошие тросы, так это там. Всякие альпинистские веревки, снаряжение для яхт. По крайней мере, была надежда.

Но район тот был далековато. И незнакомый. Я там бывал всего пару раз в самом начале, и то проездом. Улицы там узкие, цеха темные, с кучей укрытий. Идеальное место для засад. Плюс, чтобы добраться туда, нужно было пройти через почти весь спящий город.

Я вздохнул и начал готовить снаряжение. Не просто на один день, а с расчетом на непредвиденное. Зарядил все обоймы к карабину. Набил рюкзак банками, водой, аптечкой. Положил побольше бинтов и антисептика. Мысль о том, что меня некому будет тащить обратно, если что, стала вдруг очень острой.

Пока я собирался, Бася мирно спал на своем коврике у дивана, свернувшись калачиком. Он посапывал во сне, и его лапа иногда дергалась, как будто он за кем-то гнался.

Я остановился и посмотрел на него. Раньше я собирался так, думая только о себе. Прорвусь – хорошо. Не прорвусь… ну, что ж, бывает. Теперь все было иначе. Если я не вернусь, он останется здесь один. Сначала он будет ждать, потом начнет голодать. И в конце концов, либо сдохнет с голоду, либо его загрызут те, кого он так чутко чует.

Мысль об этом была неприятной и тяжелой. Я не мог его просто так оставить. Я стал отвечать за него. Как за самого себя. Даже больше.

Я нагнулся и потрепал его по загривку. Он проснулся, лениво зевнул и лизнул мне руку.

«Завтра, братан, нам предстоит долгий путь, – сказал я ему тихо. – Весь город идти. Будь готов».

Он, кажется, ничего не понял, но вильнул хвостом. А я снова взглянул на карту, на этот отдаленный квартал, отмеченный крестиком, и почувствовал, как внутри зашевелилась знакомая тревога. Но теперь к ней прибавилось еще и чувство долга. Нельзя подвести. Ни лодку. Ни его.

────────────

Мы вышли на рассвете. Я надеялся, что утренний туман и прохлада скроют наше движение. Бася шел впереди, его голова постоянно поворачивалась, уши ловили каждый звук. Мы двигались по длинной центральной улице, которая, как артерия, вела через полгорода. По бокам тянулись молчаливые дома с темными провалами окон.

Я шел, стараясь держаться теневой стороны, каждый нерв был натянут как струна. Бася внезапно замер, его тело напряглось. Он не рычал, только слегка ощетинился и уставился на подъезд одного из домов. Дверь в нем была приоткрыта, внутри – кромешная тьма.

Я замедлил шаг, поднял карабин. И вовремя. Из подъезда, с тихим шуршащим звуком, выскользнули двое. Не медленные «бродяги», а «бегуны». Их движения были резкими, порывистыми, словно сломанная кукла пыталась бежать. Они еще не видели нас, но были всего в полусотне метров и двигались в нашу сторону.

«Назад», – сипло прошипел я, хватая Басю за ошейник.

Мы бесшумно отступили в ближайший арочный проход между домами. Я прижался к стене, слушая, как их частые, шлепающие шаги проносятся по улице мимо нашего укрытия. Бася притих у моей ноги, лишь его нос вздрагивал, улавливая запах. Мы переждали, пока звуки не затихли вдали.

«Хороший пес», – выдохнул я, и мы снова вышли на улицу.

Шли дальше, уже обходя каждый подъезд и каждый переулок. Солнце поднялось выше, туман рассеялся. Мы приближались к площади, заваленной брошенными машинами. Это было идеальное место для засады.

И снова Бася среагировал первым. Он резко остановился, припав к земле, и издал тот самый, низкий, предупреждающий рык. Его взгляд был прикован к старому внедорожнику с пробитыми стеклами.

Я не видел ничего. Только ржавый металл и тени внутри салона. Но я доверял ему больше, чем своим глазам. Я медленно поднял карабин, целясь в сторону машины.

И тут одна из теней в салоне шевельнулась. Быстро и бесшумно. Это был «сталкер». Они редко нападают в лоб, предпочитая прятаться и ждать. Из-за капота внедорожника показалась его голова, с серой, облезлой кожей и пустыми глазами. Он шипел, обнажая почерневшие зубы, и начал медленно, как краб, выползать из-за укрытия, чтобы зайти сбоку.

Стрелять было рискованно – звук мог призвать других. Но отступать было некуда.

«Бася, да», – бросил я, и сам не понял, жду ли я от него действий или просто поддерживаю его.

Но пес рванул вперед. Не на сталкера, а в сторону, отвлекая его внимание. Сталкер рыкнул и развернулся к нему, на мгновение открыв свой бок.

Этой секунды мне хватило. Я не целился, просто выстрелил навскидку, почти в упор. Выстрел грохнул, оглушая тишину площади. Пуля ударила сталкера в плечо, сбив его с ног. Он забился на асфальте, издавая хриплые, булькающие звуки.

Я не стал добивать. Не было времени. «Бася, ко мне!» – крикнул я и рванул через площадь, не оглядываясь, только слыша за спиной его быстрые лапы.

Мы пронеслись через площадь и нырнули в узкий проулок, заваленный мусорными баками. Остановились, тяжело дыша. Я прислонился к стене, сердце колотилось как бешеное. Бася сел рядом, его язык свисал, он тоже тяжело дышал, но смотрел на меня и вилял хвостом.

Я посмотрел на него, на его умные, преданные глаза, и впервые за долгое время не просто увидел, а почувствовал это всей душой. Мы были командой. И мы прорвались.

Фабрика была огромным, серым коробом с выбитыми окнами. Ворота в главный цех были приоткрыты, словно кто-то уходил в спешке. Мы с Басей проскользнули внутрь, и меня ударил в нос спертый воздух – пыль и ржавчина.

Внутри было почти темно. Свет пробивался только сверху, через запыленные стеклянные панели в крыше, рисуя в густой темноте бледные, пыльные столбы. Цех уходил в черноту, и эхо наших шагов разносилось под высокими сводами. Бася прижался к моей ноге, тихо рыча. Ему тут явно не нравилось.

Я щелкнул фонарем. Луч прорезал мрак, выхватывая из тьмы гигантские станки, застывшие конвейеры и груды непонятного хлама. Мы двинулись вперед, я светил под ноги и по сторонам, Бася постоянно вертел головой, прислушиваясь к звукам, которые были недоступны мне.

«И где тут у них склад?» – пробормотал я, пытаясь сориентироваться.

Мы шли, казалось, бесконечно, петляя между цеховым оборудованием. И вдруг в конце одного из проходов я увидел то, что искал. Полки. Много полок. И на них – аккуратные мотки, бухты, катушки. Веревки, тросы, канаты.

«Победа», – выдохнул я, и чувство такого облегчения и радости ударило в грусть, что на секунду даже забыл, где нахожусь.

Я подошел ближе, водя лучом по полкам. Да, это было оно. Я потрогал один из тросов – прочный, гибкий, совсем не похожий на ту ржавую дрянь, что была на лодке. Я уже мысленно представлял, как буду его ставить, и улыбка сама по себе растянула мои губы.

И в этот самый момент Бася издал звук, от которого у меня кровь застыла в жилах. Это был не его привычный низкий рык, а высокий, испуганный, почти панический визг.

Я рванулся к нему, направляя луч фонаря в ту сторону, куда он смотрел. Из-за ближайшего станка, из-под конвейерной ленты, из тенистых углов – отовсюду появлялись они.

Шакалы. Худые, жилистые, с острыми мордами и голодными глазами. Их было, наверное, штук шесть или восемь. Они выходили молча, без рыка, только слышно было их тяжелое дыхание. Они обходили нас, медленно, цепким полукругом. Их взгляды были прикованы не ко мне, а к Басе. Чужак на их территории. Добыча.

Я поднял карабин, но понял, что это почти бесполезно. Их слишком много, они быстры, а в темноте я могу попасть в своего же пса. Сердце заколотилось где-то в горле.

«Ко мне, Бась!» – крикнул я, отступая к стене, чтобы прикрыть спину.

Пес пятился ко мне, не спуская глаз с стаи. Он ощетинился и наконец зарычал – громко, яростно, пытаясь казаться больше и страшнее. Но шакалы только обнажили клыки. Они уже чувствовали легкую победу. А мы с Басей оказались в ловушке, в самом сердце этого проклятого логова.

────────────

Все закрутилось в одно мгновение. Первый шакал прыгнул молча, как серая тень. Я инстинктивно рванул карабин на себя, ударив прикладом по зубастой пасти. Раздался отвратительный хруст, и зверь с визгом откатился в сторону.

Но их было слишком много. Я развернул карабин, вцепился в ствол, и начал работать им как дубиной. Это было тяжело, неудобно, но другого выхода не было.

Бася метнулся вперед. Он не отбегал, а рванул навстречу самой крупной особи, которая пыталась зайти мне сбоку. Он вцепился ей в горло, не обращая внимания на когти, которые рвали ему бока. Это был не бой, а какая-то первобытная, дикая резня. Визг, рык, хлюпающие звуки.

Я видел, как еще один шакал впился Басе в холку. Без мысли, чистым адреналином, я бросился туда, орудуя прикладом. Удар пришелся по ребрам, зверь отлетел, но тут же другой вцепился мне в руку, прокусив рукав до крови. Боль была острой и горячей.

Я рванул руку на себя, сбрасывая его, и в этот момент увидел, как Бася, весь в крови, валит того, самого крупного. Но сам он уже еле стоял на ногах.

Последнего я встретил ножом. Он прыгнул, а я просто подставил клинок. Тушка с размаху наткнулась на сталь, дернулась и затихла.

И вдруг все кончилось. Выжившие шакалы, огрызаясь и поджимая хвосты, отступили в темноту. Мы остались стоять среди тел, тяжело дыша. Воздух был густой от запаха крови и звериной падали.