Читать книгу Танец тьмы и света - Группа авторов - Страница 2

Над Храмом Равновесия Тьмы и Света замерло всё. Даже ветер не шевелил листьями вековых деревьев, звёзды перестали мерцать, заворожённые грядущим.

Каждый вдох звучал оглушительно, каждый шорох отдавался набатом. Не тишина – а сгусток затаённой мощи, спрессованный временем.

Воздух застыл – не росой, а стеклом: прозрачным, хрупким, режущим. Реальность затаила дыхание перед решающим мигом.

Лекарь ощущал, как нездешняя тишина ползёт под кожу, в кости, пока не сгустится в навязчивое жужжание. . Его фигура на вершине стены застыла недвижимо, влитая в ночь, – лишь побелевшие суставы пальцев, вцепившихся в посох, выдавали напряжение, далёкое от человеческого.

Внизу, под стеной, темнел лес, поглощённый мраком. Не просто мрак – а плотная, дышащая плоть. Она сжималась и разжималась, готовая вобрать всё вокруг.

Лекарь обернулся на звук шагов – лёгкий, почти невесомый скрежет песка по камню. Элисетра.

Луна серебрила контур её плеч, делая хрупкой и невесомой. Но он-то знал силу, таившуюся в каждом её движении.

Она стояла, прикрыв ладонью живот – там, где рос их ребёнок. И в глазах, всегда твёрдых и ясных, была та же тревога, что сковывала и его.

– Не спишь? – голос был тихим, но в нём звучала напряжённая нота, от которой немели его собственные пальцы. – Снова тени?

Он крепче обхватил древко посоха; старое дерево тихо застонало под хваткой. Не отрывая взгляда от густой черноты леса, он ответил:

– Это не сны. – Ладонь легла на холодный камень парапета, скользнув по трещине – будто считывая старую боль. – Храм помнит. Камни стонут от её приближения.

Элисетра шагнула ближе. Лбом коснулась его плеча – холодная тяжесть, напоминавшая: он не один.

– Мы побеждали её и прежде.

– И едва выжили, – отрезал он, и его голос, всегда ровный, сорвался на хрип. – А теперь… теперь на кону не две жизни, а три.

Её рука вжалась в ткань платья, будто пытаясь закрыть ребенка от его слов, стать живым щитом.

– Именно поэтому мы не можем отступить, – прошептала она, и в тишине это прозвучало громче крика. – Я не отдам ей нашего ребёнка.

Гул, идущий из самых недр мира, заставил их поднять головы. Не звук, а вибрация, пробежавшая по каменным плитам и впившаяся в подошвы.

Азгар опустился на стену Храма, массивное тело едва умещалось на узком уступе. Лунный свет выхватывал пластины чёрной чешуи, каждая – как осколок ночного неба. В темноте парили два огромных золотых глаза, безразличных и древних.

– Чувствуете? – голос, низкий и густой, заставил дрогнуть камень под ногами. – Не просто возвращение тьмы. Она ищет слабину. Любую трещину в душе, любую забытую боль.

Лекарь сжал кулаки. Тишину разорвал сухой хруст костяшек.

– Должен быть способ… – проговорил он, стиснув зубы. – Мы уже ломали её ритуалы, выжигали гнёзда. А она возвращается. Снова.

Азгар медленно склонил массивную голову, и в глубине огненных глаз отозвались отголоски забытых эпох – не образы, а ощущения: вкус пепла древних битв, холод каменных гробниц.

– Есть… одна возможность. – Голос его стал глубже, обретая тональность, затерянную в веках. – Посох Тёмных Врат… Его создавали не для уничтожения тьмы, а чтобы научиться ходить с ней рука об руку. Но те, кто дерзал им владеть… – Чешуя на загривке со скрежетом приподнялась, словно каменные плиты. – Они либо исчезали, либо их разум не выдерживал.

По спине Лекаря пробежали ледяные мурашки – не от страха, а от предчувствия. Такого же, как перед шагом в жертвенный огонь.

– Где он? – вырвалось у него хриплым от напряжения голосом.

Дракон медленно развернул крыло, указывая в сторону зловещего горного хребта, что на горизонте впитал в себя все тени ночи.

– Там… В месте, где даже тени замирают в страхе. Но если нам удастся его найти… – Глаза Азгара загорелись ярче, но в этом блеске была не надежда, а холодная решимость. – У нас появится шанс восстановить хрупкое равновесие.

Элисетра сжала руки в кулаки, брови сдвинулись.

– А если Посох окажется проклятым? – голос дрогнул, как ледяной луч. – Что, если за его силу нужно будет… отдать наши жизни?

Азгар тяжело вздохнул, его дыхание пахнуло пеплом и древностью, как воздух из вскрытой гробницы.

– Всё, что связано с тьмой опасно, но, – прорычал он, и в рычании слышался скрежет валунов. – бездействие – верная гибель. Только так у нас остаётся хоть капля надежды.

Лекарь резко поднялся. Вся неуверенность будто обуглилась и осыпалась пеплом, обнажив стальной стержень воли.

– Тогда мы найдём этот Посох, – его голос был ровным и спокойным, как поверхность воды перед водоворотом. – Пусть тьма попробует нас остановить.

––

– Собрались? – Гулкий, как подземный гром, голос Азгара прокатился по округе. Горячее дыхание клубилось паром в холодном воздухе, рисуя призрачные узоры.

Лекарь лишь молча кивнул, не отрывая взгляда от темнеющего горизонта. Сжатые зубы и застывшая поза говорили красноречивее любых слов.

– В путь! – бросил он коротко.

Огромный дракон спрыгнул со стены на землю. Лекарь чувствовал дрожь – не страх, а мощь, пульсирующая внутри, как сжатая пружина.

Он бережно помог Элисетре устроиться между костяными пластинами на спине Азгара. Пальцы на мгновение задержались на её руке – молчаливый вопрос, повисший в воздухе. Ответом было сжатие ладони, холодное и сильное.

– Держитесь крепче, – предупредил Азгар. – Летим… но может быть больно.

Мышцы напряглись для толчка – земля содрогнулась, когда его тело оторвалось от плит. Глухой хлопок кожистых крыльев, огромных, как паруса корабля призраков, ударил по воздуху, отбросив клубы пыли.

С каждым взмахом они набирали высоту. Холодный ветер резал лицо, впиваясь в глаза раскалёнными иглами.

Лекарь вцепился в чешую, чувствуя, как тело напрягается, будто противостоя невидимому давлению, что стремилось размазать его по грубой, покрытой броней спине.

Элисетра сидела, сгорбившись, пальцы судорожно впились в драконью спину.

Лекарь видел, как напряжены её плечи под тонкой тканью плаща – она вела свою бессловесную битву с тьмой, что пульсировала в её венах. Он чувствовал её дрожь сквозь слои одежды.

Когда его ладонь легла на её плечо, вздрогнула, но тут же приникла к теплу руки, словно это прикосновение на миг прогнало внутренний холод.

– Держись, – слова едва пробивались сквозь вой ветра. Тёплые губы коснулись её виска, оставив мимолётное пятно тепла на ледяной коже.

В ответ она лишь сильнее сжала его пальцы – этого было достаточно. В одном этом жесте читалось всё: и страх за нерождённого ребёнка, и решимость сражаться, и благодарность за то, что он рядом.

Азгар мощно взмахнул крыльями, и чешуя заискрилась на солнце. Солнечная энергия впитывалась в него, но была бессильна против ледяного дыхания тьмы, что ползла по миру. Дракон чувствовал её, как чувствуют сквозняк – по внезапному холоду, что просачивается сквозь старые шрамы и заставляет чешую на загривке непроизвольно ёжиться.

– Забытые земли впереди, – глубокий голос, чётко донёсся до них сквозь шум полёта, как будто звучал прямо в костях. – Готовьтесь. Законы реальности там… иные.

––

С каждым часом мир терял привычные очертания. Тени ложились под неверным углом, скрывая намерения. А в голове собственные мысли начинали вести себя как чужие голоса.

Время текло неровно: то смолой, то обрывалось короткими, резкими толчками, от которых сводило желудок и подкашивались ноги. Солнце поблекло, превратившись в бледное пятно за пеленой мутных облаков.

Холодные мурашки побежали по спине Лекаря, а в груди защемило, будто невидимая рука сжала сердце. Так вот они каковы, Забытые земли. От каждого камня, от каждого склона веяло немым, враждебным вниманием. Даже воздух был другим на вкус – густым, с привкусом ржавого металла и старой кости.

С громким шорохом крыльев Азгар начал снижаться, пробиваясь сквозь внезапно сгустившийся туман. Вязкая мгла облепила крылья, тянула вниз, как сотни липких рук.

– Здесь, – его голос, всегда ровный, теперь сорвался на хрип, будто прошёл сквозь толщу пепла. – В этом месте всё предаст. И воздух, и земля, даже собственные мысли!

Элисетра резко вжалась в него, пальцы впились в чешую. Взгляд, остекленевший от концентрации, не отрывался от клубящегося впереди тумана.

– Она здесь… – шёпот был едва слышен, но Лекарь видел, как по спине пробежала дрожь. – Кожей чувствую её дыхание. Как тогда… в Храме…

Лекарь крепче обхватил её плечи, прижимая к себе, пытаясь своим телом создать хоть какую-то преграду между ней и невидимой угрозой.

– Мы уже прошли через ад и обратно, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул, хотя холодный ком страха уже сжимал ему горло. – Что бы там ни было, мы встретим это вместе!

С глухим ударом, похожим на падение мешка с камнями, Азгар опустился на край пропасти, когти впились в иссохшую, потрескавшуюся землю. Пыль взметнулась столбом и медленно осела пеплом.

Воздух висел тяжёлой, неподвижной массой, пропитанный запахом тлена и древней пыли. Казалось, они вошли в распечатанную гробницу самого мира.

Лекарь первым соскользнул на землю, и ноги его подкосились – будто сама почва в этом месте тянула вниз с удвоенной, враждебной силой.

Туман вокруг двигался странно, неестественно, вдали мелькали тени – слишком быстрые, чтобы быть игрой света, слишком чёткие, чтобы быть случайностью.

– Где мы? – голос Лекаря стал глухим, растворившись в пустоте, будто звук здесь глох, не долетев до стен.

Азгар склонил голову, и его чешуя издала сухой скрежет древних доспехов, которые не снимали тысячу лет.

– Слышите? – голос приобрёл странный резонанс, став глубже, отдаваясь эхом из-под земли. – Камни… они поют. Шепчут предостережения. – Дракон развернул крылья, складывая их за спиной со звуком рвущегося полотна. – Дальше – только пешком. В этих местах небо лжёт, а ветер сбивает с пути. Один неверный взмах – и мы окажемся в вечности.

Элисетра подошла к самому краю пропасти. Пальцы непроизвольно сжали край плаща, побелев от напряжения.

– А там… внизу? – голос сорвался на полуслове, став тонким, почти детским. Она не отрывала взгляда от клубящегося мрака, где, казалось, двигались смутные очертания – то ли скалы, то ли спящие великаны.

Из ноздрей дракона вырвался клуб дыма, на мгновение принявший в призрачном свете форму черепа, который тут же развеял ветер.

– То, что было до нас, и что останется после, – прорычал он, и в этих словах чувствовалась тяжесть веков, давящая на плечи. – Эти тени помнят наши имена ещё до нашего рождения. И они… не склонны к гостеприимству.

––

Когда последние клочья тумана рассеялись, перед ними возникли исполинские каменные врата. Их поверхность была сплошь покрыта символами; в свете факелов те шевелились, будто живые – древние письмена, не читанные веками, просыпались от долгого сна.

Именно здесь, за этим порогом, должен был находиться легендарный посох.

Азгар двинулся к воротам. С каждым шагом его чешуя теряла блеск, словно её заволакивала незримая сажа, поглощающая не только свет, но и суть сияния.

– Они… чувствуют нас, – его голос прозвучал непривычно хрипло, так, словно рождался не в груди, а в глубине веков, проходя сквозь толщу праха. – То, что хранится за этими вратами, не принадлежит ни нашему миру, ни царству теней. Оно старше…

Лекарь с силой сжал древко посоха, ощущая, как оно отзывается – не дружелюбно, а настороженно, зверь, учуявший другого хищника. – Значит, нам пора! – слова прозвучали резко, ударом меча о щит.

Но Элисетра стояла неподвижно, будто вросла в камень.

В расширенных зрачках отражалось больше, чем страх – древнее знание, пробудившееся в глубинах её существа, знание, которое она получила вместе с проклятием. Когда заговорила, голос странно эхом разнёсся по камням, словно говорили не только её уста:

– Нужно переступить порог… Иначе оно выйдет само. И тогда… – её пальцы судорожно сжали подол платья, будто ткань была последней нитью, связывающей её с реальностью, – тогда не останется ни врат, ни нас… ничего, что мы когда-либо знали!

Каменные врата дрогнули и со скрипом начали расходиться, будто невидимые руки раздвигали тысячелетние камни. Глухой скрежет, отдался в костях и заставил сжимать зубы от неприятной, сверлящей вибрации.

За воротами клубилась не просто тьма – живая, пульсирующая масса. Возникало ощущение, что она следит за ними, оценивает, выжидает момент, когда их воля дрогнет.

С каждым шагом атмосфера становилась гуще. Вдыхать было всё труднее— лёгкие наполнялись не кислородом, а ледяной жижей из запахов разложившейся плоти и ржавого металла. Сладковато-гнилостный смрад обволакивал всё, проникал в поры и въедался в одежду, становясь частью них.

Лекарь почувствовал, как по спине скатываются капли холодного пота, а в груди затягивается тугим узлом первобытный страх. Тот самый страх, что заставляет сердце бешено колотиться даже у самых храбрых, когда они понимают, что стоят перед чем-то, что не должно существовать. Он крепче обхватил свой посох, понимая: обратной дороги нет.

Азгар сделал шаг вперёд, массивное тело напряглось тетивой лука. В глазах мерцал тусклый отсвет, будто последний уголь в угасающем костре. Там, где раньше играли блики расплавленного золота, теперь плелась блёклая дымка – будто сама тьма выдыхала на него свою испорченную позолоту.

– Не расслабляйтесь ни на миг… – его голос, обычно громоподобный, теперь звучал как шелест высохших листьев под сапогом, но каждое слово било по нервам ледяным молотом. – Тьма здесь – не отсутствие света. Она дышит. Она хочет… и помнит.

Элисетра молча сжала руку Лекаря. Её пальцы были холодны как лёд, но взгляд горел такой решимостью, что казалось, она одна может отогнать эту тьму. Никаких слов не понадобилось. Мосты были сожжены. За спиной остался только пепел.

И в тот же миг пространство позади них сжалось, заколебалось и свернулось – ровно так, как сворачивается и чернеет пергамент в пламени. Осталась лишь дрожащая, ненадёжная пелена, отделявшая их от всего, что было прежде. Не стена. Занавес. И за ним – ничего.

Глухой удар захлопнувшихся ворот похоронным звоном прокатился по залу, отзываясь в их черепах болезненной пульсацией.

Оказавшись в огромном чертоге, они увидели стены, покрытые странными органическими узорами – не вырезанными, а будто растущими прямо из камня. Узоры медленно пульсировали, переливаясь синевато-багровыми оттенками, временами складываясь в искажённые лики с пустыми глазницами. Те смотрели сквозь них, прежде чем снова расплыться, как кровавые пятна на воде.

Воздух был пропитан шёпотом – не единым голосом, а множеством. Они сливались в жутковатую полифонию. Казалось, бормотали сами стены, перешептываясь на древнем наречии. Смысл слов был недоступен, но в их звучании слышался первобытный ужас – не смерти, а вечного, бесцельного существования.

Сознание Лекаря теряло чёткость. Мысли мутнели, будто кто-то подливал в них чернила, поднимая со дна давно забытые кошмары. Он судорожно сжал посох – и слабый золотистый свет, едва пробивавшийся сквозь тьму, стал его единственным якорем в этом безумии. Точкой отсчёта, которая говорила: «Ты ещё здесь».

– Не вслушивайтесь! – голос Азгара прозвучал резко, нарушая гипнотический шёпот. Дракон казался меньше, будто тьма сжимала его, впитывая пространство вокруг. – Эти голоса – всего лишь отражения былых кошмаров. Они цепляются за ваши слабости, как пиявки, высасывая волю!

Лекарь с трудом кивнул, голова налилась свинцовой тяжестью. Кивок вышел резким, почти судорожным.

Внезапно он ощутил противное прикосновение – что-то холодное и вязкое обвивало его сапоги. Опустив взгляд, он увидел: весь пол покрыла чёрная маслянистая масса, которая, пульсируя, медленно поднималась. Тёплая, почти живая, она уже обволакивала его икры, пытаясь затянуть глубже.

– Не смотри! – Элисетра схватила его за руку, её пальцы дрожали, но хватка была стальной, как тиски. – Это мираж… только мираж…

Но видение казалось чересчур реальным. Лекарь почувствовал, как липкие волны добрались до пояса, их мерзкие щупальца ползли выше, к груди, угрожая заполнить лёгкие. Сжав веки, он изо всех сил сосредоточился на посохе – на его весе, на шершавости дерева, на слабом тепле, что шло изнутри. И свет внезапно загорелся ярче, отбрасывая жадную тьму назад с тихим шипением.

––

Кожа Лекаря заныла, будто её пронзили сотнями ледяных игл. Перед ним возникла фигура. Отец. Но не тот, каким он его помнил – уставшим, но добрым. Лицо искажала гримаса боли и предательства, а глаза полыхали ненавистью, которую он никогда не видел в живом взгляде.

Отец дышал хрипло, и с каждым выдохом из его рта вырывались чёрные лепестки, словно он выкашливал цветы адского растения. Они падали на пол, шевелились, а затем раскрывались, обнажая крошечные зубастые рты, которые тут же начинали щёлкать, пытаясь укусить воздух.

– Предатель! – завопил призрак, и голос звенел, как разбитое стекло, царапая слух. – Ты распахнул двери для тьмы! Как ты смеешь называть себя Лекарем?

Уверенность уходила из него, как вода сквозь пальцы, унося с собой почву под ногами. Но перед глазами всплыл образ – не мысленный, а ощущаемый всеми органами чувств. Тёплая улыбка Элисетры. Дрожащие ресницы, когда она смеялась. Округлившийся живот под его ладонью, в котором билась их новая жизнь. Это было не воспоминание. Это был факт.

– Я сделал свой выбор! —выговорил он ровно и холодно, и каждый звук был выкован из этой мысли. – Ради них. И тебе меня не сломить…

Призрак издал животный рык, его фигура поплыла, превращаясь в клубящийся чёрный дым, который обвил Лекаря мёртвыми объятиями. Страх сжал сердце ледяной перчаткой, а в ушах звучал знакомый, его собственный, но изменённый голос: – Слабак! Никчёмный! Всегда был таким!

Посох в руках Лекаря вспыхнул яростью защитника – ослепительной, чистой, белой. Призрак завизжал и рассыпался, как пепел на ветру. Но на его месте возникли другие – десятки, сотни теней. Лица тех, кого он не сумел защитить. Их рты искривились в беззвучных криках, пальцы-когти тянулись к нему, жаждая утащить в свою бездну.

– Ты ничего не значишь! – их голоса слились в оглушительный хор, рвущий сознание на клочья. – Ты не спасёшь никого!

Лекарь посмотрел на Элисетру – не глазами, а всем существом. И вспомнил, как она тогда, разрывая оковы проклятия, провозгласила своё имя. Теперь он понял, что значила её ярость. И что значило её спокойствие потом. Это была одна клятва, разорванная на две части, – оставаться собой. Любой ценой.

– Я не слаб, – прошептал он, и в этом шёпоте была сила урагана, сконцентрированная в точке. – Я – Лекарь! И буду стоять до конца!

Яркая вспышка озарила зал, не молнией, а тихим и безжалостным рассветом в подземелье. Тени закричали и начали таять, растворяясь с шипением. Но их проклятия, как чёрный дым, ещё долго висели в воздухе и звучали в его сознании, пытаясь найти трещину.

––

Азгар стоял, окружённый тенями былых побратимов. Их чешуя, некогда золотая, как рассвет, теперь была испещрена трещинами, из которых сочилось нечто большее, чем кровь – тьма между мирами, густая и липкая. Крылья висели клочьями, будто их рвал не бой, а сам холод небытия, вымораживающий жизнь до хрупкой оболочки.

– Ты отрёкся от Света! – рёв старшего дракона сотряс воздух, но звук был пустым, как эхо в пещере. Его глаза, два угасающих солнца, отражали лишь пепел былого величия.

– Мы пали, чтобы сжечь тьму! А ты? Ты стал её Тенью!

Древний гнев вскипел в груди Азгара – не пламя, а лава, холодная и тяжёлая. Его когти сомкнулись – в этом жесте читалась клятва, высеченная в камне задолго до появления этих теней, клятва не победить, а держать.

– Я верен долгу! – лапа дрогнула у груди, где под чешуёй билось сердце, отмерявшее века стража. – Вы сражаетесь за победу. Я защищаю Равновесие! Ваш огонь может угаснуть. Мой – вечен!

Тени ринулись вперёд единой массой, беззвучным чёрным приливом. Азгар не стал уклоняться. Расправил крылья – и его чешуя вспыхнула не светом, а пустотой. Абсолютной. Поглощающей даже память о тьме, даже сам принцип противостояния.

– Равновесие? – зашипели тени, уже распадаясь, растворяясь в этой пустоте, как сахар в воде. – Ты – всего лишь Условие Договора…

Голоса растворились, но стены вздрогнули, и с потолка посыпалась каменная пыль. Азгар знал: малейшая его слабость, малейшая уступка жалости или сомнению – и древние стены этого места, этого узла реальности, рухнут, похоронив не их, а равновесие. Тогда исчезнет всё. Останется лишь хаос, который даже тьме не будет домом.

––

Элисетра шагнула в самую гущу тьмы, туда, где тени были плотнее всего. Перед ней стояло её отражение – такое, каким оно было до проклятия. Призрак сиял неземной красотой, но глаза пылали холодной, безличной ненавистью, которую не может испытывать живое существо.

– Ты отреклась от всего, что мы защищали, – голос двойника звенел, как ледяной осколок, вонзаясь в сознание. – Добровольно стала рабой тьмы. Разве достойна носить имя жрицы Храма?

Боль, острая и жгучая, сжала грудь Элисетры, пытаясь вырвать из неё последние сомнения. Но в этот миг она почувствовала лёгкий, уверенный толчок внутри – их ребёнок. Не испуганный. Настойчивый. По всему её телу разлилась тёплая, успокаивающая волна, исходившая из самой глубины, где жизнь была сильнее любого проклятия.

– Я не отреклась от света в себе! – голос звучал твёрдо, и в нём звенела та сталь, что когда-то резала путы. – И буду бороться, пока есть что защищать!

Призрак закатился леденящим смехом – от которого по коже побежали мурашки.

– Жалкое по…

– Замолчи! – Элисетра вскипела. Не гневом, а холодной яростью отвержения. Её глаза вспыхнули двойным светом – ледяной синевой усмиренной тьмы и тёплым золотом былой, но не забытой веры. – Я знаю, кто я! И мне не нужно твоего одобрения!