Читать книгу Кровь Славичей: Голоса утихнут с наказанием - Группа авторов - Страница 3

Вопреки ожиданиям Василисы, что ей придется гнать своего жеребца до самого Петрограда и изредка останавливаться в придорожных трактирах, губернатор распорядился отдать дочери для путешествия одну из своих карет.

Выточенная из дуба, покрытая киноварью и отполированная лаком до блеска, любимица губернатора стояла во дворе, запряженная двойкой вороных. На сбруях сверкали в свете утреннего солнца позолоченные гербы двуглавого орла, а на спину, обоим коням водрузили красные теплые попоны. Крепостные мужики быстро сложили единственный сундук с вещами, которые, Василисе собрали няньки и служанки, после чего она, уже собираясь вскочить на ступеньку, чтобы прыгнуть внутрь кареты, оглянулась.

Отец стоял на крыльце, скрестив руки на груди и смотрел со строгостью на дочь. Хоть он и сам в свое время пристроил Василису в Академию при московском полку, дабы, она обучилась всем приемам боя и отточила свои навыки магии, все – таки ему было непривычно видеть её в синем мундире, с погонами лейтенанта, а также, этими желтыми эполетами с вышивкой в форме золотого орла.

– Папенька?

– Узнаю, что шляешься по кабакам – сто плетей всыплю тут, – пригрозил губернатор, дабы, не пустить слезу, застывшую у него на ресницах.

– Да что вы, папенька, – смутилась Василиса, невольно положив руку на свой меч.

Это был давешний подарок отца, когда она, отчасти с его протекцией, но в основном, по своим навыкам сумела набрать баллы и вступить в ряды солдат. Хоть девушки из знатных семейств нередко шли на военную службу, единицы доживали или добирались до конца обучения: одни гибли на практике, вторые решались уйти добровольно – и тут уж, кого куда повела лихая, – а некоторые и вовсе: соблазняли высших солдат, или уже бывалых вояк, чтобы поскорее выйти замуж, да позабыть обо всех трудностях.

Василисе также пророчили подобные пути. И Муромцев не раз интересовался у дочери, когда та прибывала из Москвы в Купель на каникулы или праздники, не присмотрела ли девица себе какого знатного купчика, иль же доброго солдата. Василиса помнила, как смеялась отцу в лицо. Но за этой улыбкой она прятала не желание отыграться за шутки губернатора, а как раз наоборот – скрыть свое истинное лицо.

Три шрама, оставленные курсантом со старшего курса, были хорошим напоминанием Василисе о безопасности, а также, о том, что всегда необходимо держать язык за зубами, когда это касается ее лично. Свое она отстояла тогда, но только цена оказалась настолько высока, что Муромцеву пришлось давать большие деньги, чтобы Василису не забрали в крепость и не довели до суда. Выиграла же на дуэли она не у кого – нибудь, а у самого сына командира московской части. Ну и параллельно оставила ему на всю жизнь память о себе в виде шрама на половину лица…

– В путь! – крикнул Муромцев, сойдя с лестницы и закрыв за дочерью дверь кареты.

Василиса упала на сиденье, когда жеребцы тронулись – и вытащили карету на оживленную улицу Купели. Дом губернатора стоял на отшибе, отделяясь своим белокаменным строением над всем городом, как дворец короля над трущобами рабов, однако, в то же время, позади особняка Муромцевых покоился непроходимый лес, дорогу через который знали немногие из самой семьи и самые приближенные к самому Илье Станиславовичу. Центральная же улица была посыпана лучшей галькой и чистейшим песком, и сколько бы дождей ни шло, княжна Муромцева могла очистить любую материю от грязи. Оттого её еще называли местной

«Матушкой», однако, самой княгине Анастасии Муромцевой сие не нравилось. А делала она это, лишь для собственного удобства. Василиса не раз видела, как матери не нравилась грязь после дождя, или весенняя слякоть Сибири, а потому, ей было проще все расчистить и прослыть местной матушкой, чем постоянно стирать свои платья с роскошными меховыми накидками в пол.

Выглянув в окошко на самом выезде, когда конюх выдавал страже необходимые бумаги, чисто для формальности, Василиса вытащила из внутреннего кармана камзола несколько запечатанных отцом писем к неким Троекуровым, Шестяковым и Стрелецкому. Странно, но все они были скреплены печатью черного цвета, что выражало «особую секретность», в отличие от рекомендаций, которые Муромцев написал дочери для почти десятерых полковых командиров Петрограда, а также, для того самого Троекурова. Василиса убрала письма с секретом, после чего, ещё раз проверила свои рекомендации, свернула их в трубочку и скрепила лентой. Завершив с посланиями, стянула с головы треуголку, положив рядом с собой, распустила затянутую ленту в волосах сзади, распуская стянутые служанками для долгой дороги в пучок волосы.

Карета подпрыгивала на дорожных кочках и ухабах, за окном мелькали то густые леса, то бескрайние поля, то редкие лесные пейзажи с озерами в центре. В городах конюх почти не останавливался, а делал

передышку лошадям лишь тогда, когда видел у них белый пот на крупах. Да и Василиса была не против время от времени выйти на свежий воздух, дабы проветриться.

Выехав за пределы Сибири, оказавшись уже вблизи Москвы, Василиса сразу почувствовала суматоху. На каждом полустанке, где брали продовольствие и кормили лошадей, Василиса замечала все больше и больше народу, как только кончились горы, и леса, а начались относительные равнины, крутые серпантины, и относительное тепло, которое, в сентябре еще было доступно жителям центрального округа страны.

Василисе даже стало жарко, отчего, пришлось скинуть теплый кафтан и положить его в карете вместе с треуголкой, оставшись в одном синем камзоле, черных брюках и высоких сапожках, которые доходили ей чуть ли не до колен. Но даже это Василиса не считала минусом: такая обувь позволяла ей в Сибири и в снегу не утонуть, и осенью защититься от попадания воды в обувь. Плюсом ко всему было нежелание, и нелюбовь девушки сушить белоснежные чулки, которые, теперь были обязаны носить все солдаты по уставу.

– И снова, мы с вами встретились…

Василиса чуть не подпрыгнула на месте, когда услышала знакомый голос прямо за спиной. Обернувшись, положив руку на оружие, она столкнулась с тем самым незнакомцем, который навёл шороху в Купели. Только теперь он был одет куда более сдержанно и спокойнее, под стать столице: в кафтан изумрудного цвета, белую рубаху – апаш с волнистым воротником и брошью на нём, в центре коей поблёскивал на солнце тёмный камень, переливами создавая иллюзию, мол, в нём заплетаются клубы дыма. Спускаясь ниже, в глаза бросались строгие приталенные брюки, какие шили лишь где – то на Западе, только по индивидуальному заказу.

Неужто Кощеевы настолько обогатились, что могли себе позволить заграничные платья?

Но добила Василису долгополая черная шляпа, которая, была совсем не под стать такому воину, как Константин Кощеев. Во всем гражданском он был больше похож на какого – то заграничного посла, а не на княжеского сына одного из могущественных захватчиков Сибири.

Да и внешность его немного изменилась. Если, при первой встрече, волосы молодого человека были распущены и даже колыхались на ветру, словно сгусток тьмы, то сейчас, идеально гладкие и ровные иссиня – черные, он убрал назад, скрепив их белой лентой, а боковые локоны приклеил воском, сверкавшим на солнце прозрачной пленкой.

– Неужто такой страшный? – он улыбнулся, но Василисе его улыбка показалась оскалом хищника, готового кинуться на свою жертву. – Бросьте, ваша светлость, все – таки мы равны. И ровно как вы, я стремлюсь в Петроград по поручения моего отца.

– Вы тоже? – вырвалось у Василисы, но она тут же осеклась.

– Тоже что? – уточнил ехидно Кощеев. – Да будет вам известно, что я являюсь таким же хранителем и наследником силы камня моего града. А помимо этого – я отслужил, как и вы, при московском полку, у генерала Демидова, сыночка которого вы так удачно отделали год назад.

– Откуда вы… то есть… как?.. Вы что, правда умеете читать мысли?! – испугалась Василиса.

– Больно нужны мне ваши мысли, – фыркнул Кощеев, – у вас на лице все написано. А, впрочем, предлагаю, присесть. Я знаю одно прекрасное местечко. Всегда там беру…

– Не буду я с вами пить! – крикнула вдруг Василиса, сделав шаг назад. – Пусть вы и такой же князь, а водить с вами дружбы я не намерена.

Несколько секунд Кощеев смотрел на нее с непониманием, а потом вдруг расхохотался.

И Василиса поймала себя на мысли, что смех у Североградского князя был относительно мягким, а не шипящим, как его описывали те, кто хоть раз был в доме Кощеевых. «Их голоса ласковы и ясны, однако, их смех страшнее шипения гадин» – вот так описывали их все, кто побывал в доме Муромцевых после Северограда. Брехали, видимо… Иначе Василиса не могла объяснить, как голос у князя не дрогнул, и он не сорвался на змеиное шипение.

– Боги, помогите мне, – успокоившись, протянул он. – Василиса Ильинична, вы прямо убиваете мою самооценку своей предвзятостью к этим глупым слухам. Право слово, о чем вы там подумали?

– Ни о чем. Прощайте.

– Да погодите ж…

Но Василиса уже забралась в свою карету – и стала ждать конюха, который расплачивался со станционным смотрителем деньгами за корм лошадям, продовольствие до Петрограда «для купеческой дочки», как он сам изъяснился, а также, за починку колеса, сделанное в кратчайшие сроки после неудачного прыжка на кочке.

***

Ворота Петрограда встретили Василису ранним утром, когда карета резко затормозила, а конюх, в очередной раз, начал доставать бумаги, подтверждающие статус и намерение Муромцевой проникнуть в город на

Неве. Василиса протерла глаза, так как, сама не поняла, как под утро отключилась из – за бессонной ночи, а потом, резко из ландшафта леса оказалась в суровых стенах Петрограда.

Она выглянула в окно, и почти сразу раскрыла рот удивления. За пару лет город разросся ещё сильнее, построив себе укрепленную серые стены, которые, защищали от нападения западников, а также, помогали осуществлять пропускной режим. Император Петр делал все, чтобы его строительству нового града на Неве никто и ничто не мешало, а потому, первым делом, он оградился от внешних угроз, которые могли бы разрушить его планы. Из – за стены выглядывали шпили домов и части черепичных крыш, над которыми, своей громадой возвышались тонкие линии мачт вдалеке. Василиса знала, что, проехав центр по Невскому проспекту, мимо Литейного и преодолев Фонтанку через мост, можно оказаться у Зимнего Дворца, а оттуда, с набережной, поглядеть на строящиеся и уже стоявшие на воде корабли. Новый Император так тяготел к флоту, что сотворил невероятное: приказал строить для России свои корабли. Василиса слышала от отца о некоей системе навигации, которую ввел Петр, а также, о новых судах, у которых не нужны несколько гребцов, а достаточно, лишь одного «капитана» и руля в его руках, чтобы махина с парусами плыла четко по курсу.

Уже, приготовившись отправиться после завтрака на набережную, Василиса случайно обнаружила, как к воротам, пока проверяли ее документы и разрешения от Петра, переданные девушке её же отцом, подъехала черная карета с позолоченными двуглавыми орлами на дверцах и колесах, а также, серебристыми лилиями, на лепестках коих держались фонари для ночной езды. Кучер на козлах был закован в кольчугу с чешуйками, а его руки и ноги покрывали черные кожаные перчатки с высокими сапогами. Голова же, была покрыта куфией, благодаря которой, лицо кучера было не видно, зато, его зеленые глаза с узкими прожилками, Василиса запомнила на всю жизнь. Как у кобры – это единственное, что пришло на ум Муромцевой, пока она разглядывала конюха на черной карете.

А потом, её взгляд упал на знакомого жеребца с черным телом и белоснежной гривой. Ахнув от удивления, Василиса тут же посмотрела на дверцу кареты, желая увидеть в окне того самого Кощеева, но обзор внутреннего убранства и его пассажира закрыли две шелковые красные занавески, из – за которых к стражам высунулась лишь рука в элегантной кожаной перчатке, державшая документы и разрешения на въезд.

Василиса отдала свои бумаги страже – и ровно через десять минут обе кареты въехали в открывшиеся чугунные ворота, двери которых,

распахнулись перед приехавшими словно пасть каменного монстра, готового проглотить пришедшую к нему добровольно добычу. Черная карета свернула почти сразу на Литейный, в сторону Южной слободы, и Василиса с удивлением обнаружила, что и ее транспорт был направлен стражей следом. Конюх вёл лошадей строго за черной каретой в сопровождении нескольких гвардейцев в красных кафтанах, и Василиса, сжавшись от неприятного ощущения в груди, вдруг увидела знакомый дом. Черный кирпич, белые окна, позолоченные наличники, а также развевающиеся флаги Петрограда и Российской Империи – все подсказало Василисе, куда их первым делом доставили. Трехкорпусное здание в стиле барокко, с белокаменными лестницами, а также лежащими на постаментах золотыми львами разрезало своим черным шпилем на медном куполе голубое небо с перьевыми облаками над головой Василисы, но девушка не боялась. Она уже была и на пороге этого здания, и внутри, и даже стояла на ковре перед главой данного заведения. И сейчас, она скорее сдерживала свое эго, чтобы не толкнуть ногой двери Тайной Канцелярии при Петрограде и не плюнуть в лицо генералу Демидову, служившему тут

заместителем Тимофея Афанасьевича Аленина.

Карета затормозила так резко, что Василиса, задумавшись, чуть не упала на пол, а после, быстро подобравшись, дождалась, когда её дверцу откроют, выпустят на свежий воздух. Но не успела она сойти на раскаленные камни, которыми, была выстлана дорога к Канцелярии, как по оба плеча возникла стража. Поджарые молодцы с тесаками, которыми, можно было спокойно перерубить худую девушку, не скрещивали перед ней свои лезвия, но Василиса и так поняла, что лучше не двигаться.

Та же участь постигла и вышедшего из кареты Кощеева. Только к нему, уже было приставлено четверо солдат, но, судя по улыбке на лице князя, на него служивые не произвели впечатления, а скорее, насмешили своей попыткой контролировать то, что для Василисы было понятно, но для обычных людей – до сих пор дико.

В этот момент двери Канцелярии распахнулась и на пороге показался Аленин собственной персоной. Его уже седые волосы были уложены назад в прическу, на коже слоем лежали белила, которые скрыли морщины, а сухое и длинное тело оказалось облачено в черный костюм с белыми вставками на боках, а также, лакированные туфли с золотыми пряжками, каблуки коих цокали по белокаменным ступенькам как чеканивший ритм метроном в музыкальном классе. Плечи канцелярского главы покрывал черный плащ с серым орлом, а руки, скрывались под черными перчатками с вышитыми на них двумя якорями – гербом нового

города Петра, ведь сам Император провозгласил, что Петроград станет в будущем морской артерией для международной торговли.

На удивление Василисы, Аленин шёл без сопровождения своего заместителя, однако, за его черным плащом тянулись шлейфом десяток солдат в синих кителях, с эмблемами различных магических академий, которые, они окончили, а также заточенными для боя рапирами.

Аленин остановился на последней ступеньке, не сойдя на камни дороги, после чего, взглянул сначала на князя Кощеева, который сразу посуровел. Василиса заметила, что ехидство исчезло с его лица так же быстро, как и искры уверенности из глаз.

– Князь Кощеев, – Аленин протянул руку, и Кощеев, как заговоренный, подошёл, пожал её, склонил голову. – Рад видеть, что поколение великих магов продолжается в вас. Вашу силу было слышно аж из Сибири.

– Это был порыв вежливости, – Кощеев говорил сухо, без привычной язвы.

– Я защитил своего коллегу, мага из Купели.

– Раз вы помогли коллеге, значит, он априори слабее вас. А коли, слабее, так…

– Мы не делим на «слабых» и «сильных», – отрезал князь, подняв голову. – Для князей Кощеевых любой, в ком течет кровь славичей, равный.

– И я не смею возражать, – снисходительно заметил Аленин.

После чего повернулся к Василисе.

Стража сразу расступилась, дав возможность девушке подойти, пожать руку и также склонить голову.

Аленин долго молчал, после чего, сам отнял руку, осторожно притронулся к треуголке девушки – и снял ее, оголив золотистые волосы, собранные в пучок. Василиса затаила дыхание, однако, Аленин молча отдал ей треуголку, жестом приказал выпрямиться и указал рукой на князя Кощеева позади. Не желая искушать судьбу, она встала рядом с ним и, вернув треуголку на голову, еще раз поклонилась.

– Однако же… наследие – штука сильная. Но разве ж можно так не уважать традиции? Отправить ко мне даже не своего наместника, а какую

– то… девку в форме солдата. Это уму непостижимо. Как звать тебя?

– Василиса Ильинична Муромцева, – громко проговорила Василиса, выпрямив спину и опустив руки по швам. – Боевой маг второй категории, выпускница первого московского полка при генерале Демидове. В звании

– лейтенант.

Лицо Аленина вытянулось от изумления, и он вновь протянул руку. Василиса не поняла, что от нее хотят, поэтому замялась, но тут ей на ухо дали ответ:

– Рекомендации.

Василиса сразу залезла рукой в карман и, сделав два шага к главе Канцелярии, отдала бумаги. Аленину долго читать не пришлось. Он пробежался взглядом по фамилии, подписи, а также, по трем рекомендациям к полковникам, после чего вернул все Василисе и сказал:

– Верит в тебя твой отец. Что ж, и мне нет смысла не верить. Но учти, – он ткнул в ее грудь пальцем, – Не посмотрю, что женщина. Пороть за дело буду как своих солдат, а награждать, как положено по статусу твоему. Уяснила?

– Так точно, ваша светлость.

– Что ж, – Аленин посмотрел на Кощеева и дал знак следовать за ним во дворец, – предлагаю поговорить внутри. Тем более, вы наверняка голодны. Он развернулся и направился вверх по лестнице, а князь Кощеев,

последовав за ним и пройдя мимо Василисы, тихо ей сказал:

– Жить хочешь – молчи. И следуй за мной.

Убранство возведенного специально для Канцелярии здания оказалось не менее роскошным, чем его представляла себе Василиса по рассказам отца, когда тот возвращался из командировок. Стены темно – зеленого оттенка, испещренные рядами тонки стрельчатых окон, а также бесконечные ряды статуй атлантов, держащих потолки с лепниной и разрисованными от руки таинственными картинка из легенд западников. Василиса слышала, как один скульптор из – за моря прибыл на корабле в Петроград, чтобы лично расписать, как покои Императора, так и дворцы его приближенных. И Василисе это понравилось.

– Нравится? – уточнил вдруг князь Кощеев, пока они шли по коридору.

– Интересно, – уклончиво парировала Василиса.

Кощеев промолчал, после чего, посмотрел в спину Аленину, и Василиса увидела, как его рука дрогнула, словно хотела сама совершить движение, но разум остановил. Пальцы Кощеева сжались в кулаки, а Василиса почувствовала кисло – сладкий аромат. И тут же насторожилась: неужели князь использует свою силу?

Василиса прислушалась к себе, а также, ещё раз принюхалась, чтобы уточнить свои догадки. Аромат стал в несколько раз тише, но исходил по – прежнему от Кощеева. И в ту самую минуту, когда в нос девушке вновь ударило амбре винограда с чем – то сладким, она увидела, как глаза князя полыхнули ядовито – зеленым огнем.

– Не советую вам играть со мной, князь, – заметил Аленин, не обернувшись. – Ваша сила могущественна, но не безгранична. Поэтому…

Аленин щелкнул пальцами, и Василиса увидела, как Кощеев зажмурился, отвернул на пару секунд голову – и зашипел. Муромцева пристально посмотрела на Константина, увидела, как адский огонек в

радужках потух, оставив на всеобщее обозрение обычный зеленый омут двух изумрудов.

В этот же момент коридор с зелеными обоями кончился – и начался более светлый, похожий на домашний, по которому ходит лишь сам хозяин и его верные слуги. Тут было меньше стражи, окна выходили на Литейный и были занавешены легким тюлем из Вологды и портьерами – с запада. Полы покрывал не гранит, сложенный под идеальным углом, а обычный паркет из дубовых досок, стены выкрасили в персиковые оттенки, в то время, как потолки оставили темными, чтобы свисающие с крюков люстры с позолотой и множеством зажженных свечей сияли своей роскошью и заставляли завистников прикусывать языки. Венчали коридор деревянные массивные двери с мордами львов, в пасти у которых висели золотые кольца, а выгнутые передние лапы служили как раз ручками, за которые, можно было потянуть.

Как только Аленин приблизился ко входу в свой кабинет, двое сопровождавших его стражников распахнули дверцы и впустили внутрь не только своего господина, но и его гостей.

Внутри кабинет ничем не отличался от тех, что видела Василиса у генералов в полку: красные обои с золотыми узорами, черными паркетными досками на полу и обставленной скромной по выделке, но дорогой по цене мебелью из красного дуба. Потолок венчали все же те же позолоченные люстры с вырезанными из золота и серебра цветами и лепестками, а рабочий стол Аленина украшали причудливые вещицы из – за моря.

Двое панов из фарфора взирали на гостей с насмешкой, словно, уже все знали: и тайные мысли своего хозяина, и то, что случится с теми, кто переступил порог сего кабинета. По краям стола расположились подсвечники в железной огранке, папки с делами, а также, две разные чернильницы. В одной было перо с красным оттенком на кончике, а в другой – с черным. Но венчал образ главы Канцелярии, конечно, портрет в полный рот за спиной у Аленина. Петр Первый взирал на пришедших и своего покорного слугу с полотна строгим и немигающим взглядом, а за его спиной простиралось бескрайнее пространство Финского залива.

Аленин, войдя в свои покои, первым делом скинул плащ, бросив его на кресло, стоявшее у окна, а после – посмотрел на портрет Императора. И от Василисы не укрылось, как на лице Тимофея Афанасьевича расцвела зловещая ухмылка, словно Петр с полотна отдал ему неуслышанный никем приказ.

Аленин, вскоре, сел за свой стол и, выудив из ящика папку с нужными материалами, положил перед собой. На наместников он глядел с

опаской, всё же девица, приехавшая вместо губернатора, и наследник Кощеевского рода, не внушали сильного доверия, однако, глава явно осознавал: деваться некуда. Они прошли обучение, имели при себе разрешение на ношение оружия, бумаги об окончании Академий, а также, о завершении обязательной службы в полку.

– Итак, кратко, – Аленин открыл папку, – утопленною в Неве нашли дочь местного князя Туранова – владельца здешней мануфактурой по производству бумаги. Человек солидный, в меру даже воспитанный и тихий. Врагов не имел, а его дочь славилась своей красотой и готовилась к свадьбе через три месяца.

– Ну платье белое пригодится априори, – вырвалось у Константина, но Аленин не разделил его ехидства.

– Сия шутка неуместна, князь. Мария Туранова была замечательной девушкой: окончила академию при Пермском полку, считалась лучшей в создании иллюзий и масок для лица. У нее был прекрасный жених,

Владимир Турчинский…

– Был? Он тоже того…

– Князь! – Аленин стукнул рукой по столу, да так, что чернильницы подпрыгнули. – Правду говорят о вас: силы много, а вот ума… Умерьте свою гордыню, иначе, в Канцелярии для вас приготовится одна из свободных камер. А уж палачей, поверьте, я найду.

– Прошу прощение, – он еле склонил головы и убрал руки за спину.

И Василиса, посмотрев на пальцы, увидела, как Кощеев потер драгоценный камень в своем перстне на правой руке. И как он неярко вспыхнул на секунду зеленой искрой, а затем потух.

– Я знаю Владимира, – дополнил Кощеев, – служили вместе. Но только не припомню, чтобы он собирался так быстро жениться. Пропагандировал мне свободный образ жития.

– Видимо, были причины. – пожал плечами Аленин, но потом резко посмотрел на Василису и кивнул в её сторону. – Вот одна из причин стоит рядом с вами. Вроде и девушка, а по погонам – боевой маг в запасе. Такими не разбрасываются сейчас, учитывая резкий отток девиц за границу.

Василиса одновременно и оскорбилась, и обрадовалась. Значит, верны слухи о том, что девушек со способностями к магии и потомков древних родов все – таки стали выпускать за море, на Запад, чтобы они проходили учебу или оставались за границей, дабы наладить свою жизнь, а параллельно – шпионить для Канцелярии за высшими чинами.

И у Василисы появились смешанные чувства: с одной стороны, девушки стали более самостоятельны, несмотря на русские нравы и

порядки, а с другой, остались такими же невольницами и обычным товаром, который, просто легализовали, обернули в красивый пергамент да отправили ко врагам на землю.

– Так вот, – продолжил Аленин, – Туранову нашли позавчера на берегу Невы ровно в полдень, когда строители пришли облицовывать набережную камнем. На ней было парадное платье, в каких, не каждая покажется на балах, дабы, не получить порцию яда в вино от зависти, а на груди сверкало это.

Аленин выудил из – под бумаг в папке тонкое ожерелье с агатовыми вставками, а также, сверкающими на солнце мелкими янтарями. Василиса сразу узнала огранку: такую делали мастера в округах Купели, а Кощеев, сделав шаг к столу и присмотревшись к украшению, вдруг поднял кончиком пальца один край цепочки и указала Аленину на мелкую бирку:

– Это с наших ювелирных заводов. Вот клеймо. Наши кузнецы всегда метят свои творения, а почерк своих ювелиров я узнаю хоть во тьме, имея при себе, лишь тусклую керосинку, – заметил гордо Кощеев.

– Может, вы подскажете, как оно попало в Петроград? Насколько я помню, ваших предприятий тут нет пока что.

– Подскажу. Данное ожерелье мы получили на заказ полгода назад как раз не от Турановых, а от Турчинских. От их младшего сына, Алексея. Он просил выполнить данный заказ к шестому августа, но мы уложились до второго. И отправили украшению гонцами в Петроград. А через пару дней к нам уже пришли его ассигнации.

– То есть, ничего такого не было? – удивился Аленин.

– Нет. Если вы, конечно, о браке.

– Отнюдь не о нем, князь. Отнюдь, – он откинулся в кресле и задумался. – А вы знакомы с Алексеем Турчинским?

– Видел дважды в жизни, – честно признался Кощеев. – Первый раз – при построении в Московском корпусе, а второй – при оформлении заказа. Дружбы не водил, пить в кабаке рядом – не пил, да и за девку не стрелялись. С чего бы мне быть с ним знакомым?

– Ну что же…

Аленин закрыл папку, вернув ожерелье в специальный мешочек для хранения улик. После чего передал папку Кощееву, а затем, вновь взглянул на стоявшую без дела Василису, которая буравила его своими голубыми, как ясное небо, глазами.

– Надеюсь, обойдёмся без новых инцидентов, князь Кощеев. – Аленин кивнул на Василису, и у девушки сразу приподнялась правая бровь, а вопросительный взгляд скользнул по фигуре Константина.

Но он, обернувшись к Муромцевой, еле повертел головой, мол, не сейчас, а после заметил:

– Если на них не будет причины, опасаться будет нечего. Хранители не используют свои камни без надобности, – он прижал папку к животу, давая понять, что не отдаст ни листка назад. – А наши, с княгиней Муромцевой силы слишком ценны, чтобы ими просто так разбрасываться налево и направо.

– Что же, остаётся положиться на ваши слова.

Далее Аленин сообщил оставшиеся подробности о деле, а после, задал вполне логичный вопрос, который крутился на языке у Василисы, но проговорить его лично, девушка не решалась.

– Если вас не затруднит, выделите нам какое – то временное пристанище. Я был в пути почти пять суток, а моя… коллега… моя коллега и вовсе отправилась в опасную дорогу в одиночку. Даже без охраны. Я не представляю, какой это стресс для женского сознания.

– Ваша светлость, – Василиса буквально выплюнула каждую букву, – не стоит судить меня по моим достоинствам, – она демонстративно поправила кафтан на груди, – однако вы правы. Я очень устала с дороги. Но могу выехать прямо сейчас на осмотр места преступления.

Аленин с гневом взглянул на Василису, однако, в этот момент князь Кощеев, подойдя к столу и преградив Тимофею Афанасьевичу обзор на девушку своим корпусом, заметил:

– Молодой нрав неукротим даже железным прутом. Так что, простите ей данную дерзость. Так что там у нас с временным пристанищем?

– Я уже договорился, – вновь Аленин скользнул рукой в верхний ящик стола, выудил оттуда свиток, перетянутый черной лентой, после чего отдал его Кощееву. – Вас готов принять у себя как дорогих гостей князь Троекуров Александр Михайлович. Тем более, что он давно хотел бы вас видеть в своём доме.

– Меня? – удивился искренне князь. – С чего бы?

– Ну как же…

Аленин уже хотел, что – то сказать, как вдруг вновь взглянул за спину Кощеева – и, посмотрев на ничего не понимающую Василису, усмехнулся и похлопал молодого человека по плечу.

– Жаль мне вас, батенька. Ой как жаль… Но закон. Ничего не сделать.

– О чем вы, в конце концов? – уже злее уточнил Кощеев.

– Ну как же… напарник вам в этот раз выпал…

– Хороший, – отрезал строго Константин. – И из девки будет толк, коли не вышла замуж в полку, да по рукам генеральским не пошла там же. Стержень, значит, точно есть.

– Ох не ошибитесь, князь… Мы – то уже обожглись и излечились, а вот вы…

– А я обожгусь – и оставлю себе красивый шрам на всю жизнь.

– И то верно, – Аленин встал и, подозвав к себе жестом Василису, посмотрел ей в глаза, – давай, дитя, бумаги. Наверняка же отец снарядил ими тебя. Те, что с черной печатью.

Василиса сразу отсортировала нужные письма и отдала в тонкие пальцы Аленина. Он взял нож для бумаги, вскрыл секретные документы и, прочитав что – то, с ехидством посмотрел на девушку, а затем, проставив печать на каждое письмо, вновь вложил в распечатанные конверты и вернул Василисе.

– Надеюсь, что вам понравится тут.