Читать книгу Поцелуй под прицелом. Ты под моим наблюдением - Группа авторов - Страница 3

«Это не конец света. Это лишь очередной понедельник, который ведет себя как конец света».

Если я выпью еще одну кружку кофе, то мой мозг не просто взбунтуется – он церебрально дезертирует, выйдет из черепной коробки и начнет кардиотренировку на моём же столе. Но по-другому нельзя – я не могу собраться с мыслями и сложить в единую картину все пазлы этого дела. Лобные доли отказываются синтезировать версии, зато отлично генерируют тревогу.

В дверь осторожно всовывается мятая, небритая физиономия Семёна, нашего дознавателя. Видок не блещет свежестью – видимо, ночь выдалась не менее продуктивной и бессонной, чем у меня.

–Артём, всем сбор у шефа. Срочно.

–Есть что-то новое? – спрашиваю, хотя уже по его лицу понимаю ответ.

–Скорее, нет. Но будем ломать копья над дальнейшим вектором.

Глаза слипаются. Желудок подаёт сигналы бедствия. Кроме ударных доз кофеина и пары дохлых бутербродов он сегодня ничего не видел. Классический завтрак человека, уверенного, что до пенсии он не доживёт. «Понимаю тебя, братан, – мысленно обращаюсь к нему, – но попробуй продержаться до вечера.»

Дело висит на нас гирей уже почти полгода. Серия исчезновений детей. Без следа. Без требований. Без тел. Без логики. Четверо. Двое – наши. Двое – из соседнего района. И в каждом эпизоде – цирк с конями. Камеры наблюдения в радиусе двухсот метров либо «случайно» не работали, либо давали сбой. Последний раз всех детей видели на территории школьных дворов. Телефоны находили позже – выброшенные в разных, абсолютно случайных точках города. По биллингу – тишина. Только пропущенные от родителей. Возраст разный. Пол разный. Характеры – тоже. Ноль зацепок.

Единственный общий знаменатель, который нам удалось вычислить – все дети были из неполных семей. Родители в разводе, и в большинстве случаев ребята оставались с отцами. При этом все эти семьи числились абсолютно благополучными: жалоб от учителей или соседей не поступало, в школе дети успевали хорошо, социализация в норме. Ни тебе звонков на горячую линию, ни следов психологического насилия – идеальная картинка, которая сейчас, под лупой расследования, кажется зловеще-неестественной.

Только в одном деле была трещина— мать одной из пропавших девочек как-то раз писала на бывшего мужа заявление о побоях. Но уже на следующее утро явилась в участок, вся в слезах, и забрала его, уверяя, что это были «обычные семейные неурядицы на почве ревности», и она всё преувеличила. Следователь тогда развёл руками – бывает.

Но вот самый интересный и тревожный факт, который не вписывается ни в одну логическую схему: все матери пропавших детей после развода, но ещё до пропажи детей, уехали жить за границу. В разные, подчеркиваю, государства: кто в Германию, кто в ОАЭ, одна – в Канаду. Они вышли из поля зрения, поддерживали с детьми редкие видеозвонки, как будто ставили галочки в списке «я хорошая мать».

А одна из матерей – Татьяна Веклина, мать пропавшей Светы, – и вовсе через полгода после отъезда была официально объявлена в розыск как без вести пропавшая.

Получается причудливая и жуткая картина: ребёнок остаётся с отцом в России, мать уезжает за рубеж и либо дистанцируется, либо исчезает. Потом исчезает ребёнок. Мы видим часть какой-то гигантской, неясной нам схемы, в которой у каждого игрока своя роль? Этот вопрос сейчас не даёт мне спать больше, чем литры выпитого кофе.

Версия, которая сейчас в топе: координатором выступает кто-то из системы образования. Тот, кто досконально знал расписания и маршруты детей. Кто видит детей каждый день. Кто не вызывает подозрений. Учителя. Педагоги. Социальные работники. Мы проверили всех. По документам – чисто. Слишком чисто. Кроме одной.

В поле зрения попала некая Александра. Вышли мы на нее только потому, что она была репетитором у всех детей, кроме Царькова Савелия из соседнего района. Весьма любопытное совпадение. Также на ее имя было зарегистрировано три разных мобильных номера, через которые она поддерживала связь как с пропавшими детьми, так и с их матерями. Но что самое интересное под разными фамилиями. При опросе женщин каждая утверждала, что никогда никакую Александру в глаза не видела и не имела с ней ничего общего, что противоречило данным детализации звонков. И сегодняшняя планерка была посвящена именно точечному «прогреву» её личности.

Планерка, как водится, напоминала научный диспут с элементами базарной драки. Следователь Иванов настаивал, что у них «ничего нет, одни домыслы», и требовал сосредоточиться на отцах. Петрова, напротив, тыкала пальцем в идеально чистую, как стерильный скальпель, биографию Александры и шептала: «Слишком чисто, не бывает так». В итоге родился план, пахнущий отчаянием и дешёвым сериалом.

Мне предстоит заселиться в соседнюю квартиру через стенку с главной подозреваемой. Перспектива – так себе. Нужно втереться в доверие и вести непрерывное наблюдение. Моя задача —наблюдать, фиксировать, не светиться и не прибить подозреваемую раньше времени. Последнее – особенно сложно, потому что я уже мысленно вынес ей приговор. Исключительно на уровне гипотез и внутреннего раздражения. Но, как говаривал мой университетский преподаватель, «предубеждение – главный враг объективности». Презумпцию невиновности ещё никто не отменял. Даже если очень хочется.

Честно говоря, наша группа уже давно напоминает труппу странного театра, где основную работу совмещаем со шпионством в близлежащих школах. Кто-то похаживает по двору с метлой, изображая дворника, кто-то торчит на проходной в роли охранника. Но больше всех досталось моему другу Максу, за которым прочно закрепилось прозвище Бес. Корни его уходили в его же сокращенный армейский позывной – «Берсерк».

Мы с Максом дружим давно, но на тему его прошлого старались не говорить. Суровая необходимость, породившая это прозвище, витала между нами незримой, но ощутимой гранью. Всё и так было понятно без слов. В историческом контексте Берсерки были воинами, посвятившими себя богу Одину. Легенды гласили, что они славились неистовостью, звериной силой и поразительной нечувствительностью к боли в пылу сражения. Их боевой стиль был воплощением ярости. Порой Бес мог надолго застыть, уставившись в стену пустым, будто выжженным взглядом. В этой пустоте читалась такая бездна, что становилось ясно – видел он за свою жизнь более чем достаточно. И вспоминать, а уж тем более обсуждать это, он не хотел. Некоторые вещи навсегда остаются запечатаны внутри, и наша дружба была тем немногим, что хоть как-то скрашивало эту тишину.

Вот именно Бесу сейчас выпала «счастливая» доля шифроваться под физрука в 13-й школе. Он страдает и ежедневно возмущается, что лучше ловить беглых зеков в тайге, чем управляться с ордой непослушных подростков, которые мяч кидают не туда, куда надо, а куда получается.

Мне вручают ключи, сообщая, что с бабулей-хозяйкой, официально проживающей там, «вопрос улажен». Моя легенда проста: я её дальний родственник, приехавший уладить вопросы с продажей квартиры, так как она намерена доживать свой век у сына – слабое здоровье, все дела. Показали фото бабули. У меня сложилось стойкое впечатление, что она переживёт весь наш отдел.

В жизни каждого оперативника наступает момент, когда он задаёт себе философский вопрос: «И ради этого я учился, сдавал нормативы и пил столько кофе?» В конце измотанного дня я направляюсь в указанный закрытый посёлок. Мои пожитки – пара джинсов, несколько футболок и необходимый минимум – легко уместились в потрёпанную спортивную сумку. О форме на время придется забыть: согласно легенде, я автомеханик.

С виду – мило. Моя будущая резиденция обладает террасой со столиком из искусственного ротанга и парой кресел. На соседней террасе, что вплотную к моей, мигают тёплым светом гирлянды и висит цветной гамак, прицепленный к несущим столбам. Желудок, учуяв из открытого окна соседской гостиной божественный запах жареного лука и мяса, издаёт протяжный, страдальческий вой. Я сглатываю слюну и направляюсь к парадной, мечтая наконец-то снять ботинки и что-нибудь забросить в ненасытную топку организма.

Долго и безуспешно пытаюсь открыть дверь первым ключом. Второй, с биркой «терраса», тоже оказывается бесполезным. Голод, усталость и нервы делают своё дело. Терпение лопается.

«Да чтоб тебя!» – рычу я себе под нос и, с лёгкостью, переваливаюсь через перила террасы, приземляясь на деревянный настил с глухим стуком. Теперь нужно разобраться с замком стеклянной двери в гостиную. Я достаю ключи, вновь начинаю возиться, мысленно посылая проклятия всем ключникам мира.

Но едва скважина сдалась мне с характерным щелчком, сзади донесся яростный, девчачий возглас: «Ах ты ж, ворюга!» – и следом раздался мягкий, шлепок по моей спине. Скорее унизительный, чем болезненный.

Голод и усталость сделали свое дело. Я резко выпрямился, вырвав из замка ключ. «Твою ж медь!» Мгновение – и я уже развернулся к источнику нападения.

Сначала мне показалось, что передо мной стоит рассерженный ребенок. Но этот обман зрения тут же развеялся, когда мой взгляд скользнул по влажной от недавнего душа футболке, липнувшей к ее стройному телу. Под тонкой тканью старой футболки с загадочной надписью «У меня тролем» четко проступали контуры красивой, упругой груди. Мозг, отвыкший от всего, кроме протоколов и кофе, завис, пытаясь расшифровать послание: «Какой тролем? Что тролем»?

Передо мной стояла хрупкая девушка с мокрыми, растрепанными волосами, которая сжимала в руках пластмассовую швабру – видимо, орудие моего усмирения. На лице было такое выражение, будто она искренне готова меня прикопать здесь же, между террасами.

– Руки вверх, буду стрелять, ворюга! – выпалила она, стараясь придать голосу угрозы. – Я сразу предупреждаю! Сюда уже едут несколько экипажей полиции, МЧС и скорая! Так что в твоих же интересах бежать, сверкая пятками!

Угрожающая поза и эта наивная попытка запугать были до того нелепы, что я не сдержал хриплого смешка.

– Чем стрелять-то будешь? – уточнил я, наклоняя голову.

Взгляд сам по себе скользнул вниз, задержавшись на округлостях, проступающих сквозь мокрую ткань. И тут в паху предательски ёкнуло, ясно давая понять: голоден я был не только по еде.

Увидев куда именно впечатались мои глаза девушка вся вспыхнула, смутилась, но не сдавалась. Молниеносно скинув один тапок, она замахнулась им на меня, как метательным диском.

– Щас как дам! Не смотри на мой рост, я тебя в миг на лопатки уложу!

От ее резкого движения в воздухе повис сладкий, аппетитный запах, как от моего любимого печенья с карамелью. Мой желудок, утратив остатки воспитания, отозвался громким, предательским урчанием.

– Тихо, тише, Печенька, успокойся, – рассмеялся я снова. – Я не вор.

–Какая я тебе Печенька?!

– С карамелью, – не удержался я.

Она сверкнула глазами так, будто сейчас всё-таки метнёт тапок. Я медленно, демонстративно поднял руки – жест полной капитуляции, одобренный международным комитетом по выживанию рядом с разгневанными женщинами.

– Ладно-ладно. Родственник я. Дальний. Очень дальний. Местной святой старушки.

И начал посвящать ее в нашу с шефом легенду: мол, дальний родственник местной святой старушки, приехавший уладить дела с квартирой. Для пущей убедительности предъявил ключи и липовую доверенность, благо, наши ребята постарались на славу.

Она окинула документы взглядом, не опуская швабру, и ехидно протянула:

– Ну что ж… добро пожаловать в наш клубный посёлок. Здесь все невероятно радушны и гостеприимны.

– Ага, – хмыкнул я. – Вижу. Гостеприимство у вас с доставкой по спине.

Она фыркнула, вызывающе вздёрнула подбородок и быстрым шагом, слегка прихрамывая на одну тапочку, направилась к своей двери. Вид сзади оказался ещё притягательнее, чем спереди. Мысленно подбираю слюни с пола.

Так. Всё. Хватит. Соберись, Калашников. Ты на работе.

– Эй! – крикнул я ей вдогонку. – А извиняться за побои не будем?

Она высунула голову из своей стеклянной двери, глаза ее сверкали торжеством.

– Какие побои? Я у вас на спине комара убила! Размером с мой кулак был! Малярийный еще, наверное, так что не благодарите!

– Благодарю! – не сдавался я, чувствуя, как на губы снова наплывает улыбка.

– Обращайтесь! – бросила она и с грохотом захлопнула дверь.

Наконец-то я вошел в свою новую, временную резиденцию. И с удивлением поймал себя на том, что улыбка не сходит с моего лица. Чего-то этого в себе – простой, почти дурацкой радости – я не замечал очень, очень давно. Возможно, эта командировка окажется куда интереснее, чем я предполагал. И не только с профессиональной точки зрения – хотя это уже тревожный звоночек.

Несмотря на то, что здесь обитала старушка, обстановка была вполне себе современная и, что удивительно, даже уютная. В моей профессии роскошь требований сводится к священной троице: возможность помыться, поесть и рухнуть в бессознанку на горизонтальную поверхность. Остальные блага цивилизации – мне, в общем-то, как коту пятая лапа.

Единственное, что выдавало жизнь пенсионерки, – это целый иконостас из семейных фото в рамках, где она сияла в окружении каких-то родственников, и кипа зачитанных до дыр кроссвордов. Свою комнату она закрыла на ключ и для уверенности на двери повесила записку «Не входить». «Ну, здрасьте, бабуля, шибко то и не хотелось», – мысленно хмыкнул я, швырнув сумку у порога. Судя по всему, большинство вещей и свои драгоценные пожитки она замуровала именно в той тайной комнате.

Первым делом, не удосужившись вымыть руки, я ринулся к холодильнику – инстинкт голода был сильнее гигиены. Ревизия показала: тотальный продуктовый вакуум. В шкафах пустота, даже вилки с ложками отсутствовали. Решение пришло само: пока моюсь в душе, заряжу телефон, севший в ноль, чтобы заказать еду с доставкой на дом.

Я как раз вытирался в ванной, когда услышал робкий, но настойчивый стук. Не глядя в глазок – а зря, между прочим, – распахнул дверь.

Печенька! Уже укутанная в длинную, вязанную, но от этого не менее милую кофту. Она стояла на пороге, сжимая в руках огромный противень, от которого исходил божественный, сводящий с ума аромат. Пахло жареной картошечкой с луком, специями и чем-то мясным, настолько вкусным, что мой желудок издал победный рёв, от которого, казалось, содрогнулись стены.

Сама Печенька переминалась с ноги на ногу, глядя куда-то мне в грудь.

– Я хотела бы извиниться, – прошептала она, и её голос был едва слышен. – Мне очень стыдно. Но сейчас такое время… всем надо быть бдительными. В качестве извинения… примите ужин.

Вот же… Саша, если ты действительно опасная преступница, то действуешь ты крайне изощрённо.

Я не удержался и ехидно ухмыльнулся.

– Отравлен?

– Чего? Нет! Я… – она вспыхнула, как маков цвет, и резко развернулась. – Как хотите!

В этот момент каждая клетка моего организма дружно закричала: «НЕЕЕЕТ!»

– Стой-стой-стой! – выпалил я, едва не хватая её за рукав. – Прости, дурак. Шучу. От ужина, конечно, не откажусь. Я уже, кажется, готов съесть и этот противень.

Она нехотя протянула мне тяжёлое блюдо.

– Может, познакомимся? – предложил я, чувствуя, как возвращается лёгкость. – Соседями всё-таки будем.

– Саша, – выдохнула она. – Александра.

И протянула свою маленькую ладонь.

В тот же миг в моём мозгу, будто по тревоге, завыла сирена. Её образ в моей голове мгновенно перекрасился из «милой чудаковатой соседки» в «потенциальную похитительницу детей». Всё её очарование, вся хрупкость – всё это растворилось, уступив место холодной, липкой настороженности.

– Артём, – сказал я сухо, твёрдо, намеренно игнорируя её протянутую руку. – Спасибо за ужин.

И, не давая себе ни секунды на сомнения, захлопнул дверь прямо перед её носом. К горлу вместо аппетита подкатил ком тошноты. Усталость, отступившая было, накатила с новой, удвоенной силой. «Ладно, – сурово сказал я сам себе. – Надо поесть. И всё обдумать».

Еда, надо признать, оказалась на удивление вкусной. Или я был настолько оголодавшим, что сожрал бы и сырую картошку, лишь бы заткнуть дыру в желудке.

Сытый и морально опустошённый, я рухнул на диван, который был очень мал и жесткий – «Бабуля знала толк в роскоши». Я закрыл глаза и почти мгновенно провалился в сон, в котором мне сто процентов снилась эта самая Печенька, с которой мы боролись на татами. И, кажется, она меня победила.