Читать книгу Медсестра с прерывателем - Группа авторов - Страница 1

Анна Петрова не любила слово «рутина». В её профессии его не существовало. Каждый день был непредсказуемым потоком человеческой боли, страха, надежды и отчаяния. Но были процедуры, повторяющиеся с монотонной частотой сердцебиения: обход, замер давления, раздача лекарств, заполнение бесконечных карт. Эта внешняя оболочка порядка была тем, что держало на плаву и пациентов, и персонал городской больницы номер пятнадцать. И именно эту оболочку сейчас разрывало в клочья.

Дежурство с самого утра выдалось тяжелым. Поступили двое с острым пищевым отравлением после шаурмы с вокзала; старик с гипертоническим кризом, устроивший истерику из-за холодной манной каши; и молодая девушка после попытки суицида, с которой Анна говорила тихим, ровным голосом, пока та не перестала дрожать. Говорила так, как когда-то в палатке полевого госпиталя под Кандагаром с перепуганным новобранцем, у которого оторвало ногу.

Анна двигалась по коридору приемного отделения с энергоэффективностью спецназовца, экономя каждое движение. Высокая, поджарая, с прямой спиной, которую не мог сломить даже двенадцатичасовой беглый шаг. Её русые волосы, собранные в тугой, не допускающий возражений пучок, подчеркивали строгие черты лица. Лица, на котором время и пережитое прочертили не морщины, а что-то вроде карты былых сражений – легкая складка у рта, залом между бровей, внимательный, всевидящий взгляд серых глаз. В них была глубокая, бездонная усталость, но не апатия, а скорее концентрация. Как у сапера, разминирующего мину.

Её руки – длинные пальцы, способные на невероятную нежность при перевязке и на стальную хватку, когда нужно было удержать буйного пациента, – сейчас перекладывали папки с анализами. На левом запястье, чуть выше медицинской цифровой помпы для введения лекарств, виднелась татуировка – стилизованная летучая мышь с расправленными крыльями, эмблема её старого подразделения. «Прерыватели» – так они себя называли. Те, кто прерывал вражеские коммуникации, планы, а иногда и жизни. Теперь её главным оружием был шприц, а целью – не уничтожение, а спасение. Иронии в этом она не находила. Это был просто факт.

– Анна Викторовна, в третий просят! – Санитарка, юная пухленькая девчонка по имени Света, выглянула из-за угла, её глаза были круглыми от испуга. – Там новые… из приемного.

– Успокойся, Света. Дыши. Кто? – голос Анны был ровным, как линия на кардиомониторе.

– Какие-то… страшные. С милицией. Один вообще весь в крови. Пулевое, кажется.

В глазах Анны что-то дрогнуло, едва заметная тень скользнула по зрачкам. «Пулевое». Это слово было как ключ, отпирающий дверь в ту часть её памяти, которую она тщательно замуровала. Пахнущий пылью и гарью воздух, треск раций, крики «Санитара!», и тяжелое, липкое дыхание раненого, в чьём теле застрял осколок чужой войны.

– Пошли, – коротко бросила она, и её шаг стал еще более стремительным.

Приемная была адом, заключенным в стерильные белые стены. Яркий свет люминесцентных ламп выхватывал из полумрака сцену, достойную полотна какого-нибудь мистического реалиста. Двое мужчин в штатском, но с позой и взглядом копов, переговаривались с дежурным врачом. Еще трое, в кожаных куртках и спортивных костюмах, стояли поодаль, их лица были искажены смесью ярости и тревоги. Они излучали такую волну агрессии, что воздух вокруг них казался гуще.

И на каталке, посреди этого хаоса, лежал Он.

Мужчина лет пятидесяти, мощного телосложения, с лицом, которое даже в бессознательном состоянии сохраняло отпечаток привычной власти. Темные, проседью волосы, тяжелая челюсть, густые брови. Он был бледен как полотно, на его темной куртке, расстегнутой на груди, расплывалось багровое, почти черное пятно. Один из «кожаных курток» сжимал его руку, что-то беззвучно шепча.

– Анна Викторовна, вот, – дежурный врач, Артем, кивнул в её сторону. – Пациент Иванов. Огнестрельное ранение в живот. Давление падает, пульс нитевидный. Срочно в операционную. Милиция сопровождает.

Анна уже не слушала. Её взгляд был прикован к ране. Опытным глазом, наметанным не в учебных аудиториях, а в пылающих пустынях, она оценила входное отверстие, угол, возможные повреждения. Селезенка, печень, аорта… Счет шел на минуты.

– Готовим третью операционную, – её голос прозвучал металлически, разрезая гул голосов. – Быстро! Группу крови, кросс-матч, плазму и эритроцитарную массу наготове. Катетер, инфузия.

Она шагнула к каталке, но путь ей преградил тот самый мужчина в кожаной куртке. От него пахло дорогим парфюмом, перегаром и потом.

– Ты куда, сестра? – его голос был хриплым, низким. – С ним всё будет хорошо?

Анна посмотрела на него так, как смотрела когда-то на не в меру ретивых сержантов, мешавших работать.

– Отойдите. Вы мешаете.

– Ты слушай, кого… – он начал, но встретился с её взглядом и замолчал. В её глазах не было ни страха, ни подобострастия. Был только лед и концентрация. Взгляд хищника, оценивающего добычу, или хирурга, видящего насквозь.

Она обошла его и, схватившись за поручни каталки, вместе с санитарами и сопровождающими милиционерами ринулась по коридору к лифтам. Её мозг уже работал в режиме триажирования, отсекая все лишнее. Пациент. Ранение. Шок. Действие.

Операционная встретила их ярким светом и тихим гудением аппаратуры. Хирург, Виктор Сергеевич, человек с руками боксера и душой виртуоза, уже ждал, натягивая перчатки.

– Что у нас, Анна Викторовна? – его голос был спокоен.

– Иванов. Огнестрельное, живот. Возможно, повреждение паренхиматозных органов, есть риск массивного внутреннего кровотечения. Давление девяносто на шестьдесят, пульс сто сорок.

– Понял. Начинаем.

Анна стала правой рукой Виктора Сергеевича. Её движения были выверены до миллиметра. Подать скальпель, зажим, электрокоагулятор. Отсос. Её взгляд был прикован к ране, которую вскрыл хирург. Внутри был хаос. Пуля, пройдя навылет, оставила за собой дорожку разрушений.

– Печень задела, – пробормотал Виктор Сергеевич. – И селезенка, кажется… Черт. Кровит сильно. Анна, гемостатическую губку, быстро.

Она работала на автомате, но этот автомат был отточен годами в куда более жестких условиях. Она помнила, как приходилось оперировать при свете фонариков, когда над госпиталем пролетали снаряды, и земля содрогалась от взрывов. Здесь было тихо. Слышалось только шипение аппарата ИВЛ, ритмичный писк кардиомонитора и сдержанные команды хирурга.

Операция длилась почти три часа. Они боролись за каждую каплю крови, за каждый удар сердца. В конце концов, Виктор Сергеевич выпрямился, его спина была мокрой от напряжения.

– Ну, вроде… живого вытащили. Теперь как пойдет. Слава Богу, что пуля прошла навылет, искалечила, но не оставила внутри сюрпризов.

Анна кивнула, снимая окровавленные перчатки. Адреналин начал отступать, и на его место приходила знакомая, костная усталость.

– Отправим в реанимацию, – сказала она. – Я сама установлю наблюдение.

Когда каталку с бесчувственным телом Иванова выкатили из операционной, в коридоре снова возникли его «друзья». Тот самый, в кожаной куртке, подошел ближе.

– Ну что? – спросил он, и в его голосе прозвучала не просьба, а требование.

– Операция прошла успешно, – ответил Виктор Сергеевич, устало проводя рукой по лицу. – Но пациент в крайне тяжелом состоянии. Кома. Прогнозы делать рано.

Мужик кивнул, его глаза сузились. Он посмотрел на Анну, изучающе, долго.

– Ты, я смотрю, стреляная птица. Спасибо.

Она ничего не ответила, просто развернулась и пошла за каталкой. Эта благодарность прозвучала как угроза.

Иванова разместили в палате реанимации, за стеклянной стеной, где за ним могло вестись круглосуточное наблюдение. Анна подключила его к мониторам, выставила капельницы с обезболивающим и антибиотиками, проверила дренажи. Цифры на экранах были плохими, но стабильными. Он был жив. Пока.

Оставшись одна в полумраке поста медсестры, она позволила себе на минуту закрыть глаза. Перед ними всплыли образы. Не Иванов, а другой мужчина, молодой солдат с ясными глазами, умирающий у неё на руках где-то под Пальмирой. Она тогда не смогла его спасти. Пуля прошла совсем рядом с аортой. Так же, как сегодня.

Она встряхнула головой, отгоняя призраков. Здесь и сейчас. Это был её принцип. Единственный способ выжить.

Дежурство подходило к концу, когда в отделение влетел один из милиционеров, тот, что был в приемной. Его лицо было бледным.

– Сестра, – обратился он к Анне. – У нас проблема.

– Какая? – она отложила карту.

– Это Иванов. Аркадий Иванов. Его… ребята не уйдут. Они здесь, в больнице. И, похоже, они не собираются просто ждать.

– Что это значит? – голос Анны оставался спокойным, но внутри всё насторожилось.

– Это значит, что они могут попытаться его вывезти. Или убрать, если решат, что он слишком слаб и может заговорить. У нас с напарником смена заканчивается, придут другие. Но их люди никуда не денутся. Они уже обнесли больницу, как свой участок. Будьте осторожны.

Он посмотрел на неё с странной смесью сочувствия и беспокойства и вышел.

Анна осталась одна. Тишина в отделении была звенящей. Только монотонный писк аппаратов нарушал её. Она подошла к окну. На парковке, вдалеке, она разглядела несколько темных внедорожников с тонированными стеклами. Возле одного из них стояли те самые фигуры в кожаных куртках, курили, о чем-то переговаривались.

Ощущение было знакомым, как ноющая старая рана. Ощущение приближающейся бури. Ощущение осады.

Она повернулась и медленным, целенаправленным шагом направилась в подсобку. Открыла шкаф с медицинским инструментом. Её взгляд скользнул по блестящим хромированным предметам: зажимы, скальпели, ножницы, пилы для гипса, толстые иглы для пункций…

Она взяла в руки тяжелый хирургический зажим. Он был длиной с её предплечье, с массивными, рифлеными браншами, способными перекусить проволоку или… кость. Он лежал в её ладони холодный, твердый, почти живой. Идеальное оружие в умелых руках. Оружие прерывателя.

Потом её взгляд упал на шприц с длинной иглой и флакон с мидазоламом – мощным седативным средством. Одна доза – и взрослый мужчина отключается за секунды. Другая – и его сердце может остановиться навсегда.

Она положила зажим обратно, но флакон с мидазоламом аккуратно переложила в карман своего халата. Просто на всякий случай.

Вернувшись к своему посту, она села перед мониторами. На экране билось сердце Аркадия Иванова. Ритм был неровным, слабым. Он боролся за жизнь. А она… она готовилась к бою. К бою за эту жизнь и за жизни всех, кто был в этой больнице.

Она посмотрела на спящие палаты, на фигуру другой медсестры, мирно заполняющей бумаги, на санитарку Свету, разносившую чай. Они были здесь, в своем мирном, рутинном хаосе, даже не подозревая, что стены их больницы превращаются в передовую.

Анна Петрова выпрямила спину. Усталость как рукой сняло. Её лицо стало каменным. В глазах зажегся тот самый огонь, который она давно думала потушила. Огонь прерывателя.

«Хорошо, – подумала она, глядя на темные окна, за которыми таилась угроза. – Игра началась».

Она была готова. Готова снова стать тем, кем была. Медсестрой с прерывателем. И пусть они попробуют прийти.