Читать книгу Медсестра с прерывателем - Группа авторов - Страница 2

Смена закончилась, но Анна не ушла. Формально она сослалась на тяжелое состояние пациента Иванова и необходимость личного контроля. Реально же она ощущала это нутром – тем самым шестым чувством, что не раз спасало ей жизнь в засадах на горных тропах Гиндукуша. Чувством, которое беззвучно кричало: Зашевелишься – умрешь.

Больница погружалась в ночной режим. Шум дня – гул голосов, скрип каталок, звонки телефонов – сменился иным, более глубинным звучанием. Тихое постанывание за стеной, мерный шаг санитара в коридоре, перешептывание медсестер на посту. Воздух, пропитанный запахом антисептика, лекарств и стерильной чистоты, казался гуще, тяжелее. Он был как буфер, поглощающий любые резкие звуки, и одновременно – как усилитель для тех, кто умел слушать.

Анна стояла у панорамного окна на втором этаже, выходившего на главный вход и парковку. Ночные фонари отбрасывали желтоватые, расплывчатые круги света, в которых кружилась мелкая мошкара. Темные внедорожники, «Кадиллак» и два «Тойота Ленд Крузера», все еще стояли там, где она их видела днем. Они расположились полукругом, как повозки в старинном обозе, готовясь к обороне. Иногда в одной из машин зажигался свет от зажигалки или экрана телефона, выхватывая из мрака кусок лица, жест руки.

Они не спали. Они ждали.

– Анна Викторовна, вы всё ещё здесь? – из полумрака коридора возникла фигура ночной медсестры, Галины Петровны, женщины лет пятидесяти с вечно уставшим, но добрым лицом. – Идите отдыхайте, я за ним присмотрю.

– Я посижу ещё немного, Галя, – Анна не отворачивалась от окна. – Беспокойно что-то.

– Да уж, этот ваш Иванов… от него всю больницу колбасит, – Галина Петровна вздохнула, подходя ближе. – Мужики эти по коридорам шляются, как тени. В туалет сходить страшно. Один вчера в процедурную зашел, я так и обмерла. Спросил, где курить можно. Говорю, у нас не положено. Так посмотрел на меня… бррр. Хорошо, милиционеры новые подошли, те его и выпроводили.

– Новые? – Анна насторожилась.

– Да, сменились те двое, что с ним поступили. Эти вроде тоже из милиции. В штатском. Но какие-то… тихие. Сидят у входа в реанимацию, газеты читают.

«Тихие», – мысленно повторила Анна. В её лексиконе это слово было синонимом слова «опасные». Шумные бандиты были угрозой, но предсказуемой. Тихие профессионалы – нет.

– Ладно, Галя, иди, делай свои дела. Я тут.

Медсестра ушла, покачивая головой. Анна ещё минуту смотрела на парковку, затем развернулась и пошла в сторону реанимации. Её шаги были бесшумными, отточенными годами передвижения по земляным полу, где каждый хруст ветки мог стоить жизни.

Пост перед реанимацией. За столом сидели двое. Те самые «тихие». Один, постарше, с лицом битого боксера и короткой стрижкой, листал свежий номер «Комсомольской правды». Второй, помоложе, с хищным, аскетичным лицом, уставился в экран смартфона, но Анна заметила, что его взгляд постоянно скользит по коридору, фиксируя всё: приближающуюся санитарку, открывающуюся дверь лифта, мерцание лампы.

Они подняли на неё глаза. Взгляд был оценивающим, холодным, без тени интереса или приветливости. Взгляд сторожевых псов.

– Можно к пациенту? – спросила Анна, останавливаясь перед ними.

– Вы кто? – спросил старший, откладывая газету.

– Старшая медсестра отделения реанимации. Анна Петрова. Мне нужно проверить дренажи и показатели.

Он кивнул, не утруждая себя улыбкой. – Только быстро.

Анна прошла в палату. Воздух здесь был другим – пахло озоном от аппаратуры, лекарствами и сладковатым, тяжелым запахом крови и человеческого пота. Аркадий Иванов лежал неподвижно. Его мощное тело казалось безжизненным грузом на белой простыне. Лицо под кислородной маской было серым, восковым. Мониторы показывали ту же неустойчивую стабильность: пульс слабый, давление на нижней границе нормы, сатурация держалась.

Она механически провела все необходимые манипуляции: проверила капельницы, дренажные трубки, записала данные с мониторов. Её пальцы, привыкшие к тончайшим манипуляциям, были точны и быстры. Но часть её сознания была здесь, а другая часть – там, за дверью, с двумя «милиционерами». Она чувствовала их спинами. Их безразличие было показным. Они не охраняли пациента. Они охраняли актив. Или, что более вероятно, сторожили добычу.

Вернувшись на пост, она встретилась взглядом со старшим из них.

– Как он? – спросил он. Вопрос прозвучал формально, без участия.

– Стабильно тяжело. Кома. Выход из неё – процесс непредсказуемый.

– То есть очнуться может в любой момент?

– Теоретически – да, – ответила Анна, внимательно изучая его лицо. В его глазах она не увидела надежды. Она увидела лишь расчет. – А могут и не очнуться никогда.

Он ничего не сказал, просто кивнул и снова уткнулся в газету. Молодой даже не поднял головы.

Анна пошла дальше, в ординаторскую. Комната была пуста. На столе стоял остывший чайник, валялись папки с историями болезней. Она присела на стул, закрыла глаза на секунду, давая себе передышку. Но расслабляться было нельзя. Её разум, как высокочувствительный радар, сканировал обстановку.

Они были внутри. Два «тихих» у реанимации. Несколько «кожаных курток» бродили по первому этажу, создавая видимость простых посетителей. И основная группа – снаружи, на парковке. План бандитов угадывался с пугающей простотой. Они ждали одного из двух исходов: либо Иванов умрет, и они уедут, похоронив свои секреты вместе с ним. Либо он начнет приходить в себя. И тогда они попытаются его вывезти. Или ликвидировать прямо здесь.

Второй сценарий означал штурм. И Анна сомневалась, что «тихие» милиционеры будут этому препятствовать. Скорее всего, они были куплены. Их задача – обеспечить бандитам доступ в нужный момент.

Она открыла глаза и потянулась к стопке старых журналов. Под ними лежала больничнааская «тревожная кнопка» – пульт для вызова вневедомственной охраны на случай чрезвычайных происшествий. Она проверила его. Индикатор горел зеленым. Заряд есть. Но вызовет ли он кого-то? Или сигнал упрется в чью-то отключку?

Нужен был запасной план. Всегда нужен был запасной план.

Тихо выйдя из ординаторской, она направилась не в свою сторону, а в противоположный конец коридора, в старое крыло больницы, где располагались архивы и подсобки. Здесь было еще тише, пахло пылью и старыми бумагами. Фонари горели через один, отбрасывая длинные, рваные тени.

Она знала этот лабиринт. Знала его еще со времен своей обычной практики, до всех этих командировок. Знание территории – половина победы.

В конце коридора была дверь с табличкой «Электрощитовая. Вход персоналу». Дверь была заперта, но Анна давно знала, где дежурный сантехник, вечно теряющийся в творческом беспорядке, прячет запасные ключи. Под потрескавшимся от времени плинтусом у стены. Она нащупала холодный металл, вставила ключ в замок. Скрипнув, дверь открылась.

Внутри было тесно, заставлено металлическими шкафами с рубильниками и счетчиками. Воздух пах озоном и металлом. Анна закрыла дверь за собой и, пользуясь светом от своего телефона, подошла к главному щиту. Она нашла то, что искала: ряд автоматических выключателей, отвечающих за освещение в разных крыльях больницы. Она пометила мысленно те, что контролировали коридоры вокруг реанимации и главный вход.

Затем её взгляд упал на небольшой ящик с надписью «Пожарная сигнализация. Ручной пуск». Это была грубая сила, козырь, который можно было разыграть в крайнем случае. Эвакуация больницы создала бы неразбериху, в которой можно было бы либо спрятать Иванова, либо, наоборот, потерять его.

Она вышла из щитовой, заперла дверь и вернула ключ на место. Теперь у неё была карта отступления и пара козырей в рукаве.

Ближе к четырем утра её нашел хирург Виктор Сергеевич. Он выглядел измотанным, его лицо покрывала щетина.

– Анна, ты чего не спишь? Я тебя в графике на ночь не видел.

– Не могла уйти, Виктор Сергеевич. Чую недоброе.

Он тяжело вздохнул, прислонившись к косяку двери ординаторской. – Я тоже. Звонил начальству, говорил про этих… визитеров. Мне сказали не нагнетать. Мол, милиция на месте, всё под контролем.

– А вы верите, что всё под контролем? – спросила Анна, глядя на него прямо.

Он помолчал, потом покачал головой. – Нет. Эти мусора… они не на пациентов смотрят, а на нас. Как будто мы им угрожаем.

– Потому что угрожаем, – тихо сказала Анна. – Мы – свидетели. Мы – те, кто может либо спасти их босса, либо отправить его прямиком на скамью подсудимых, если он заговорит. А если он умрет… мёртвые молчат. Но и свидетели им не нужны.

Виктор Сергеевич побледнел. – Ты что такое говоришь? Это же больница. Цивилизованная страна.

Анна ничего не ответила. Она давно перестала верить в цивилизованность стран. Она верила в закон джунглей, который действовал везде, где сталкивались интересы и власть.

– Ладно, – он потер виски. – Что делать-то?

– Пока – ничего. Работать. Следить за пациентами. И быть наготове.

– Наготове к чему? – в его голосе прозвучала тревога.

– К тому, что тишина скоро закончится, – сказала Анна и снова подошла к окну.

Рассвет приближался. Черное небо на востоке стало мягче, приобретая оттенки темного индиго. Контуры машин на парковке стали четче. В одной из «Тойот» задвигались тени. Двери открылись, и наружу вышли трое мужчин. Они потянулись, закурили. Один из них что-то сказал, и другие коротко, беззвучно рассмеялись. Их позы были расслабленными, но Анна видела – они смотрят на больницу как на цель. Как на объект.

Один из них, высокий, в темной куртке с поднятым воротником, отделился от группы и медленно пошел к главному входу. Его походка была плавной, кошачьей. Он не спешил. Он шел как хозяин, проверяющий свои владения.

Анна не двигалась, следя за ним взглядом. Он подошел к стеклянным дверям, заглянул внутрь, потом его взгляд поднялся и встретился с её взглядом через два этажа. Он не испугался, не отвел глаз. Он смотрел на нее с холодным, почти академическим интересом. Потом уголок его рта дрогнул в подобии улыбки. Он поднял руку и медленно, очень медленно, провел пальцем по горлу.

Угроза была настолько откровенной, настолько театральной, что от этого стало еще страшнее. Это была не эмоция. Это была демонстрация.

Анна не моргнув, держала его взгляд. Она не отвела глаз. Она просто смотрела, и в её взгляде не было ни страха, ни вызова. Был лишь холодный анализ. Цель. Рост около ста девяносто. Хорошая физическая форма. Лидер или один из старших. Психопат.

Мужчина удержал её взгляд еще несколько секунд, затем развернулся и так же медленно пошел обратно к машинам. Представление было окончено.

Анна отступила от окна. Сердце её билось ровно и спокойно. Адреналин, впрыснутый в кровь этим немым диалогом, не вызвал паники. Он вызвал гиперфокус. Мозг работал с ясностью алмаза.

Она посмотрела на часы. Пять утра. Скоро начнется утренний подъем, придет новая смена, больница начнет просыпаться. Суета будет им на руку.

Она вернулась в ординаторскую, села за компьютер и открыла план эвакуации больницы. Он был стандартным, рассчитанным на пожар или техногенную аварию. Но он давал понимание основных и запасных выходов.

Главный вход. Запасные выходы в торцах коридоров. Через пищеблок. Через морг.

Морг… Идея, отталкивающая и циничная, мелькнула в её голове. Но в войне цинизм был нормой.

Она встала и пошла проверять палаты. Нужно было видеть лица. Понимать, кто из пациентов в состоянии передвигаться, кто нет. Кто из персонала не растеряется.

В палате напротив реанимации лежал молодой парень, Андрей, с аппендицитом. Ходит сам. Рядом – пожилая женщина, Вера Степановна, с переломом шейки бедра. Лежачая. В следующей палате – двое детей с пневмонией, их матери ночевали тут же, на раскладушках.

Обычные люди. Мирные. Они не были готовы к войне. Их мир ограничивался болью, страхом за здоровье, мыслями о доме. Они не знали, что стали заложниками в игре, правила которой им неведомы.

Чувство ответственности сдавило Анну горьким комом. Она была здесь не просто медсестрой. Она была единственным человеком, который понимал истинное положение вещей. Единственным, у кого был боевой опыт. Она стала их невольным командиром, их щитом.

Вернувшись к своему посту, она увидела, что «тихие» милиционеры куда-то исчезли. На их месте сидела Галина Петровна и пила чай.

– Где наши охранники? – спросила Анна.

– А их сменили, – обрадовалась Галя. – Пришли другие. Пошли, наверное, отдыхать.

Анна замерла. – Сменили? Кто пришел?

– Да вроде такие же. Другие. Один вообще в очках, интеллигентный такой.

Холодная струя пробежала по спине. Смена – это нормально. Но нормально ли это сейчас? Или это часть плана? Подмена своих «тихих» на чужих «тихих»? Или просто ротация?

Она подошла к уголку коридора, откуда был виден пост у реанимации. Там действительно сидели двое новых людей. Один в очках, с книгой в руках. Второй – коренастый, с бычьей шеей, играл на телефоне. Они выглядели так же спокойно и отстраненно.

Но что-то было не так. Анна не могла объяснить что. Шестое чувство снова подавало сигнал.

Она отошла назад и набрала номер своего старого друга, Максима, который работал в городском УВД. Они иногда переписывались. Он знал о её прошлом отчасти.

Трубка была занята. Она попробовала еще раз – снова гудки, потом обрыв. «Абонент временно недоступен».

Случайность? Или уже началось глушение связи?

Она посмотрела на телефон. Одна полоска сигнала. В городской больнице. В центре города.

Буря приближалась. Не физически, а информационно. Их начали отрезать от внешнего мира.

Анна глубоко вдохнула и выдохнула, заставляя себя успокоиться. Паника – главный враг. Она вспомнила слова своего старого командира: «Когда всё дерьмо, главное – контролировать дыхание. Контролируешь дыхание – контролируешь ситуацию».

Она контролировала дыхание. Она контролировала ситуацию. Пока.

Подойдя к Галине Петровне, она сказала спокойным, ровным голосом: – Галя, собери, пожалуйста, весь ночной персонал. Медсестер, санитаров. В процедурной. Срочно, но без паники.

– Что случилось, Анна Викторовна?

– Просто собрание. Надо обсудить тяжелых пациентов на утро. Быстро.

В глазах Галины мелькнуло недоумение, но авторитет Анны был непререкаем. Она кивнула и пошла будить дежурных.

Анна осталась одна в коридоре. Она посмотрела на спящую больницу. На тихие палаты. На огонек в палате Иванова.

Тишина подходила к концу. И она знала – когда она лопнет, это будет оглушительно.