Читать книгу Маски Черного Арлекина - Группа авторов - Страница 8

Черный тракт тянулся в безызвестность, рождаясь, словно смоляная река, истекающая из огромной мраморной арки. По бокам этого белого, как полированная кость, сооружения к багровому небу тянулись двадцатифутовые, походящие на человеческие хребты, колонны, на чьих гротескных капителях, выполненных в виде огромных ладоней, возлежал треугольный фронтон, украшенный тонким лепным барельефом. В его центре рукой неведомого мастера была изображена тонущая в тяжелых складках одеяния фигура с оперенными крыльями таких размеров, что казалось, будто они могут поднять в воздух не только своего обладателя, но и, должно быть, какой-нибудь город. Лица у этого существа не было, а вместо него – гладкий, как зеркало, овал. У ног крылатого в различных позах застыли семеро изломанных силуэтов, у каждого из которых четко проглядывала лишь определенная часть тела: у кого-то – рука с когтями, у другого – обтянутая тонкой кожей грудная клетка с провалом на месте сердца, у третьего – нижняя часть лица, где отсутствовали губы, и вместо них грубые десны переходили в загнутые, словно крючья, клыки; четвертый (согбенный в рабском молении) обнажал хребет с выступающими из-под кожи шипами, вырывающимися из позвонков; у пятого был хвост, шестой являлся обладателем длинных, до самых щиколоток, волос, а седьмой – пары могучих перепончатых крыльев.

Все эти семеро отталкивающих своей гротескностью и ужасающих уродствами существ попирали ногами ленту фриза в основании фронтона. Из нее тянулись скульптурные человеческие руки с подагрическими веретенообразными утолщениями на суставах кистей и безобразными пальцами, скрюченными и изломанными так, будто некогда они пытались ухватить податливый и зыбкий край надежды и застыли в этом мгновении извечной неудачи. Как уже говорилось, фронтон лежал на двух огромных мраморных ладонях, служащих своеобразными капителями белых хребтообразных колонн. По сторонам от этих каменных позвоночных столбов, будто бы подпирая их спинами, высились статуи крылатых созданий, облаченных в долгополые плащи с капюшонами. У всех этих фигур было по четыре руки, и в каждой они сжимали по кривому, как усмешка Бансрота, серпу. То были Хакраэны – жнецы смерти. Только не следует путать подлинных Собирателей Жизней и этих их двойников, высеченных из камня, ибо по существу своему они различны, и цели у них иные. Подлинные – это те, что всегда несутся, как чумной ветер, перед телегой-труповозкой Анку, предвосхищая агонию, обрывая человеческие жизни и похищая последний вздох. Питающиеся людской неудовлетворенностью по прожитой жизни и бессмысленными сожалениями, они – Последние Вестники. Мнимые же – лишь облик подлинных, увековеченный в белом мраморе. Но здесь они стояли не просто так, и причиной тому являлись те, кто приходили в Край-Где-Все-Рано-Или-Поздно-Оказываются незваными, невзирая на устоявшиеся законы и запреты. Вот тогда Хакраэны-Из-Камня оживали, и их серпы обрушивались на дерзкого, разрывая его плоть на куски. Все же остальное время они были безжизненны и неподвижны, не имея всех тех привилегий, которыми отличались от них подлинные Собиратели Жизней, вроде дыхания, свободы движений, возможности ощутить земную твердь под ногами и твердь небесную под крыльями. Долгие века они служили лишь украшением Черной Арки, вселяя последний ужас в покойных и наполняя им их души.

Больше в этом сооружении не было ничего, кроме, собственно, его сути – прохода. Сама арка: свод, статуи Хакраэнов, фризовая окантовка фронтона – все это походило на чудовищную раму огромного зеркала. Тонкая смолянистая пленка была жидкой и перетекала сама в себя, постоянно исходя то мелкой рябью, то прекрасно видимыми волнами, а порой в ней проглядывали даже чьи-то судорожные ладони и искаженные мукой лица.

Черная Арка – так назывался этот проем, через который входят, но никогда не возвращаются обратно. Истинное начало Конца, черта, отделяющая этот свет от света того. Это был тонкий Край, за которым начинался Последний Путь – та самая дорога шириной тринадцать футов, вымощенная черным кирпичом.

И именно благодаря этой Арке их называли Ступившими за край. Это были те, от кого каменные Хакраэны как раз и должны были охранять просторы Смерти, те, кто был вне закона по ту сторону, и те, кто утратил последнюю совесть, явившись в этот день сюда в таком количестве.

Статуи мраморных стражей поворачивали к незваным гостям головы, из-под капюшонов лился едва слышный угрожающий шепот, но поделать холодные статуи ничего не могли – чужаки умели обманывать саму смерть – что им были какие-то ее жалкие прислужники.

Черный кирпич дороги ложился под ноги, хотя идти вперед совсем не хотелось. По обеим сторонам Последнего Пути, точно застывшие волны могучего прилива, тянулись вдаль холмы, поросшие бесцветной травой и колючим терновником.

Несколько человек уверенно, но не быстро шагали вперед, и в какой-то момент и сама Арка, да и начало дороги исчезли, и если оглянуться, то можно было бы увидеть лишь те же холмы, что и впереди, тот же горизонт, ту же безрадостную картину.

Впереди всех шел Черный Лорд. Глаза его были закрыты, но он и не думал оступаться на камнях или хоть немного замедлять движение – он вслушивался. На грани сознания в разлившемся кровавом багрянце неба хлопали крылья, в неизмеримой дали по черному кирпичу стучали копыта... и колокол. Погребальный колокол бил в этот час на всех башнях страны Смерти. Деккер Гордем походил на черного дрозда в своем любимом бархатном камзоле, расшитом серебряной нитью; поверх камзола был наброшен Черный Плащ, который с момента перехода через Арку ожил и начал двигаться на плечах своего господина, шурша драпировкой и ежесекундно изменяя очертания складок и течение материи. Подчас в ткани будто бы проглядывали ехидно ухмыляющиеся рты, но проходил всего какой-то миг, и они вновь становились не более чем сгибами на шелке. Перед Черным Лордом в воздухе висел старый железный фонарь, а тонкий огонек свечи в нем походил на бьющегося в агонии крошечного бледного человека, запертого в черной клетке, и действительно – пламя напоминало обнаженную фигуру с ногами, вплавленными в воск. Бедный пленник все рвался и рвался, распаляясь все сильнее и исходя жаром, но на его муки никто не обращал внимания.

Пятеро старших некромантов, шагающих вслед за повелителем, выстроились кольцом и походили на конвой, ведущий в центре заключенного. Тот же, кто шел в окружении темных магов, сегодня должен был либо присоединиться к их числу, либо сгинуть в безызвестности и навеки утратить душу. Довольно завышенная цена за влияние и величие, и мало было тех, кто решился бы ее выплатить, но только не он. Он был готов, лично выдавив из себя все сомнения и страхи, словно яд из раны. И сегодня он станет Ступившим за край и будет первым, кому это удалось из всех тех некромантов, что пытались после Анина, который вошел в число старших более ста лет назад.

Амбициозный темный маг почти добился своей цели, и для этого ему пришлось изрядно покрутиться, устраняя любую возможную помеху, просчитывая десятки ходов и всерьез обдумывая каждую мыслимую вариацию последующих событий... Осталось лишь одно. Последняя проверка и посвящение. Этот шаг отнюдь не легок, нет – ведь добрую сотню лет ни одному из пытавшихся стать Ступившими некромантов это не удавалось. Что ж, если и он оплошает, запасной план всегда наготове, а душу свою он так просто никому не отдаст. Его звали Магнусом Сероглазом, и до того, как стать некромантом, он был никем – просто тенью, которую все избегают, ненавидят и боятся. И хоть его всегда окружали роскошь и пышная обстановка, он носил дорогие наряды, а семья его была очень влиятельной и богатой, он всю жизнь чувствовал себя лишним и чужим под родной крышей. С самого детства он любил страшные истории о жутких тварях ночи, прислужниках смерти и безжалостных убийцах – этих темных магах, шагающих вокруг него, а сейчас он сам приблизился к ним, сейчас он шествует на расстоянии вытянутой руки от каждого из них. Сказки стали явью, и скоро он сам станет страшной сказкой. Ну и роль он, само собой, примерил на себя соответствующую. Под сводами Умбрельштада его называли Черным Арлекином из-за злобного безжалостного юмора и жестоких насмешек, с которыми он проводил пытки, выпивал души людей, убивал, да и просто поддерживал общение с кем-либо из темного братства. А еще у него был свой особый грим: от белил его лицо превратилось в мертвенную маску, а через глаза проходили две нарисованные алым вертикальные линии, начинаясь от середины лба и достигая низа скул. Вызывая у других насмешку, недоумение или страх, себе Сероглаз таким нравился. Достойный образ для вжившегося в роль актера – так считал Магнус.

Пока же о грядущем посвящаемый старался не задумываться, всецело погрузившись в изучение спутников, их поведения, характеров, но что важнее – отношения друг к другу. Еще никогда ему не приходилось бывать в обществе одновременно всех Ступивших за край. И пусть сейчас один из старших все же отсутствовал, пятеро, да и сам Черный Лорд – это было уже что-то. Серые глаза пристально оглядывали темных магов, подмечая мельчайшие изменения в их лицах, взглядах, движениях.

Больше всего внимания к себе привлекал шедший прямо перед ним Ревелиан. Еще этого некроманта звали Джеком-Неведомо-Кто из-за того, что никто не знал его истинного обличья. Уже двести лет он носил тугую кожаную маску, вросшую в его лицо и ставшую частью шероховатой и сухой, как бумага, кожи. Ревелиан являлся обладателем дико вьющихся огненно-рыжих волос, походящих на гриву, неправильно сросшегося после многочисленных переломов кривого носа и злых темно-карих глаз, которыми тот пытался пронзить Магнуса, время от времени оборачиваясь к нему и косясь с недоверием.

– Ну, позвольте... позвольте же мне это сделать, милорд. – Ревелиан, точно пес, желающий подлизаться к хозяину, увивался вокруг Деккера, кутаясь в свою темно-зеленую, расшитую золотом накидку.

Глядя на его угодливые, льстивые происки, Магнус не мог не скривиться от презрения – Джек-Неведомо-Кто был поистине мерзким существом. Этот злобный выродок, появившийся на свет, должно быть, от бешеной волчицы, а не от человека, выделялся своим по-звериному безумным нравом, неоправданной жестокостью и неуемной жаждой убийства даже в сравнении со всеми остальными маньяками Умбрельштада. Будь воля Магнуса, Ревелиана уже давно посадили бы на цепь, или лучше – просто перерезали бы ему глотку и навсегда забыли о его существовании.

– Мне всего лишь нужно снять маску, милорд, и тогда Белый Паук мне сам все отдаст. Я хочу наконец сорвать ее, взглянуть на мир истинными глазами, вдохнуть воздух настоящими легкими, пришло время мне открыться, вот и повод...

– Нет, – холодно ответил Черный Лорд, по-прежнему не открывая глаз. – Ты не снимешь свою маску, Ревелиан. И только посмей меня ослушаться.

Джек-Неведомо-Кто не унимался:

– Но Черный Патриарх меня уверял, вы сами мне обещали, милорд, я мог бы...

– Я сказал: нет, – отрезал Деккер, резко повернувшись к рыжему некроманту, отчего тот отшатнулся, словно его обдали кипящим варом из котла. Глаза Черного Лорда были закрыты, но ярость, спрятанная за веками, была и так превосходно ощутима. – Это сделает Сероглаз. Мы ведь не зря все это затеяли.

– Милорд, – осторожно начал Дориан Сумеречный. Он шагал за спиной Магнуса, бок о бок с Анином Грешным. Дориан был облачен в вороненые латы, ставшие за долгие годы ему второй кожей; поверх доспехов была надета накидка цвета темнеющего неба. – Белый Паук гораздо хитрее нашего Черного Арлекина, а за каждую его ошибку отвечать нам. На поле битвы.

– В последний раз, когда мы проделывали подобное, едва не рухнула Арка, – поддержал Анин Грешный.

На плечах ссутуленного некроманта громоздился тяжелый черный плащ с оторочкой из вороньих перьев; бледные, по-девичьи изящные руки он держал перед собой, согнув их в локтях и скрючив пальцы так, словно это были птичьи лапки. С каждым шагом темный маг звенел остроносыми латными башмаками по черному камню дороги.

– Я рискну, – усмехнулся Деккер. – А Арка и не такое видала... Главное, чтобы наш юный друг справился.

– Ты боишься смерти, Сероглаз? – отстраненным тоном спросил идущий по левую руку от Магнуса высокий с виду молодой человек с очень красивым лицом и белыми, как свечной воск, длинными волосами. На нем была черная мантия с капюшоном, и он что-то все время неразборчиво бормотал, обращаясь будто бы к самому себе.

Этот пригожий парень с задумчивым выражением лица и ровным бархатистым голосом был самым ужасным из всех некромантов Умбрельштада, быть может, благодаря своему обычному равнодушию к людям, их жизни, смерти, телу и душе, а возможно, и подчас пробуждающейся в нем ярости, что пылающим бураном сметает все на своем пути. Нужно признаться, что Коррин Уитмор, или Белая Смерть, как звали его в королевстве Ронстрад, был единственным, кому симпатизировал Сероглаз. Было между ними что-то общее, возможно – скрытая неприязнь к предводителю, а быть может, и нечто другое. Магнус обещал себе в скором времени в этом разобраться.

– Нет, я не боюсь смерти, Коррин, – ответил Сероглаз. – Иначе, как бы я с бьющимся сердцем и цельной душой оказался здесь?

– Ловко, – скривился идущий по правую руку от Магнуса человек в алом камзоле и таком же бархатном плаще с зубчатой пелериной на плечах. Это был Áрсен Кровавое Веретено, лучший и единственный друг Деккера Гордема. Его русые волосы были собраны в хвост, а на лице застыло недовольство. Сероглаз ему не нравился, он ему не доверял и, признаться, правильно делал. – Но хватит швырять в этот воздух выспренности, прибереги свое красноречие для Белого Паука, тебе оно понадобится.

Так они и шагали по черной дороге меж серых холмов, подчас встречая не осознающих ничего кругом мертвецов, бредущих куда-то без надежды когда-нибудь дойти. А еще зеркала. Десятки больших, в человеческий рост, зеркал в старинных резных рамах, словно чудовищные крылья, тянулись по воздуху за процессией незваных гостей, отражая и лишь преумножая всю ту безысходность и тоску, что выплывала из-за горизонта.

Их было семеро, темных магов: Черный Лорд, Коррин Белая Смерть и Арсен Кровавое Веретено, Ревелиан (он же Джек-Неведомо-Кто) и Анин Грешный, Дориан Сумеречный и он, испытуемый, уже не обычный некромант, но еще не Ступивший за край, Магнус Сероглаз. Но помимо них, здесь был еще кое-кто.

Следуя в кольце темных магов, Сероглаз держал за руку маленькую девочку лет пяти, облаченную в грязное рваное рубище. Бедняжка была бледна, ее кожа походила на сухой лист пергамента, а глаза впали, будто от тяжелой болезни. Морщины, которые должны были появиться в уголках глаз, возле складок рта и на лбу не менее чем через двадцать пять лет, проявились столь четко, словно нарочно нарисованные. С каждым выдохом из легких вырывался хрип, и временами малютка мучительно, надрывно кашляла; на ее губах и подбородке с очередным спазмом оставалась отхарканная кровь. Дышать этим воздухом для живого было очень трудно, ведь с каждым мгновением в ее горло и легкие попадали мельчайшие незримые частицы – пыль пожранного Черными Просторами времени, которые не щадят ничего на своем пути, а в особенности – нежной плоти слабого, хрупкого, как перышко, ребенка. Судя по всему, кроха не понимала, где находится и что с ней сейчас происходит. Она безвольно шла, куда ведут, сжимая крепко, точно последнюю соломинку, ледяную ладонь Сероглаза. Она глядела перед собой, явно не видя ничего кругом, а в ее глазах не осталось ничего, кроме пустоты. Некромант в арлекинском гриме часто поглядывал на нее.

– Не бойся, малышка, все будет хорошо, – прошептал он сочувственно. – Ты только не бойся ничего и...

– Не смей! – процедил Кровавое Веретено. – Не смей обманывать ее. Должно быть, Черный Лорд плохо объяснил тебе правила, Сероглаз. Я исправлю его упущение. Запомни, Сероглаз, да хорошенько, если хочешь пробыть Ступившим за край дольше одного дня. Мы – темные маги и убийцы. Мы – маньяки, безумцы, полные ненависти. Но мы не лицемеры. Ничего хорошего ее не ждет. Если она выживет после сегодняшнего, то все равно уже никогда не придет в себя. Она никогда не сможет оглянуться кругом и оценить всю прелесть мира, в котором она родилась. Ни запахов, ни звуков, ни цветов. Все станет для нее серым, не останется ни дня, ни ночи, лишь вечный обморок наяву. Она не скажет ни слова и ничего не услышит. Никогда. Ее рассудок навсегда разбит с того самого момента, как она при жизни прошла через Арку, а эмоции... что ж, даже у черной обгоревшей ветки дерева будет больше эмоций. И чтобы избавить ребенка от мучений и бессмысленного существования, по возвращении я не стану оттягивать долго и сразу же проткну ей сердце кинжалом, а ты закопаешь ее труп под каким-нибудь деревом на болотах и никогда о ней больше не вспомнишь. Поэтому ничего у нее не будет хорошо. Не смей лицемерить, Сероглаз, оставь это спесивым воинам господним и лживым церковникам.

Магнус лишь крепче сжал зубы, чтобы ничего не ответить, и сильнее – ладонь девочки, чтобы та хотя бы на далеком горизонте сознания все же почувствовала, что она здесь не одна.

– И зачем все это нужно, Магнус? – недоуменно спросил Дориан Сумеречный. – Я имею в виду твой неуместный шутовской грим. Это выглядит мерзко и отвратительно...

– Именно поэтому. – Сероглаз обернулся; его черные губы искривились в усмешке. – Именно потому, что мерзко. Именно потому, что отвратительно.

Он не сказал того, что в действительности хотел. Вопрос так и не был задан и остался черстветь на дне души посвящаемого. Он так и не узнает никогда, отчего же из всех актеров в балагане Деккера у него грим – самый явный.

– А моим птицам нравится, – дернув головой, точно его ужалил в щеку слепень, проговорил Анин. – Ворóнам нравится Сероглаз, они называют его «наш Печальный Собрат» и «господин Скорбь». По кому же ты скорбишь, Магнус?

– Не твое дело, Грешный, – резко ответил Сероглаз, будто выпад сделал. – Убери подальше свой острый нос от моей души. Не про тебя она!

– Пепел и тьма! – восхищенно сказал Черный Лорд. – Мне нравится, клянусь этими просторами! Вы не можете не признать, братья, что наш новый Ступивший за край – истинная находка. «Моя душа не про тебя», – что бы это могло значить? Пепел и тьма! Чем бы ни закончилось сегодняшнее предприятие, Сероглаз, знай, что ты пришелся мне по нраву. И если твое тело еще до Печального заката пожрут бестии разложения, а душа будет распята на кресте горы Дегре-з’ар, я лично положу на твою могилу две черные розы. Если же ты обставишь саму смерть сегодня, то я предоставлю тебе трех молодых, но что важнее – любящих и ненавидящих людей и их вкусные, словно душистое мясо золоторогого оленя, души для того, чтобы ты поглотил их.

– Вы щедры и милостивы, милорд, – склонил голову Магнус, скрывая ярость и ненависть в глазах.

– Черный Арлекин, который смеется над самой смертью... – Кровавое Веретено усмехнулся Деккеру. – Такого еще не бывало, верно, братец? Только вот нашему почтенному весельчаку стоит поостеречься: повелитель здешних просторов, Карнус, не терпит шуток над собой.

– Всенепременно, – зло проговорил Сероглаз, лелея в душе план убийства собеседника: это должно было бы быть нечто на самой грани мучений, когда душа сама пытается вырваться из тела, чтобы прекратить непереносимую боль.

Арсен, правая рука Деккера, ему никогда не нравился, и он не считал нужным это скрывать.

«И никто из вас, самодовольных глупцов, даже не догадывается, что когда-нибудь я посмеюсь над вами, – подумал Черный Арлекин. – В тот миг, когда вы все будете лежать, обезглавленные, в гробах на глубине шесть футов, посыпанные солью и приготовленные к сожжению, вот тогда я посмеюсь».

Мысли Сероглаза прервало открывшееся взору странное явление. Прямо перед процессией в воздухе появилось нечто вроде огромного рубца, из которого в мир потекла алая кровь и начала будто бы наполнять собой невидимую форму для литья, приобретая облик и фигуру человека.

– Что ты узнал, Багровый? – Деккер вскинул перед собой руку, и фонарь облетел его кругом, зависнув за спиной. Тень, отбрасываемая на дорогу Черным Лордом, перескочила, удлинилась и накрыла собой кровавого человека.

С каждым мгновением чернота наползала на высокую сутулую фигуру, и вскоре стало возможным различить детали облачения: широкие рукава багровой накидки, плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном, сапоги с отворотами и тонкие белые перчатки. Что же касается лица появившегося столь странным образом некроманта, то можно было разглядеть лишь иссеченный старыми шрамами подбородок и зашитый толстыми нитями рот. Новоприбывший отбросил полы плаща, и из-под них вылетели два кривых кинжала. В следующий миг клинки вонзились в саму плоть пространства и начали рвать ее, вырисовывая в воздухе перед Ступившими за край буквы, соединяющиеся в слова.

В черных ранах мира все прочли:

«Их тысячи. Пехота, кавалерия, злобные крылатые твари. Их ведет Седьмой Сын. Скоро они будут здесь».

– Скоро – это когда? – совсем некстати поинтересовался Магнус.

– Скоро – это еще не здесь, но уже и не где-то там, – пространно пояснил Анин. – Заруби на своем клюве, Ступивший, в Печальной стране время течет совсем не так, как по другую сторону Арки. Оно, как и смерть, – такая же неизбежность, для которой не выверен срок. Здесь есть «раньше», «сейчас» и «вскоре», но нет ни привычных тебе минут, ни всяких там «вчера», «сегодня» и «после обеда». Ты просто знаешь, что нечто должно произойти, и ждешь этого. Если хочешь, чтобы скорее, – просто делаешь пару шагов навстречу по черной дороге.

– Все верно. – Деккер повернулся к собратьям, но веки Черного Лорда были по-прежнему закрыты – и как он только сумел прочесть, чтó написал в воздухе его верный последователь, имя которому было Лоргар Багровый, он же Господин Тень? – Каждый помнит, чтó от него требуется? Сероглаз... – Черный Лорд указал рукой на северо-восток. – Запомни важнейший закон страны Смерти: неотступно иди по следу, и тогда след выведет тебя к Последнему следу. Тот след черен, словно обморок, но также и бледен, как удушающее забытье. Тот след холоден, точно озноб при лихорадке, но также и горяч, будто жар при агонии. Ты идешь по следу всего лишь миг, совершая каждый шаг целую вечность. Не забывай об этом. Теперь иди и принеси нам то, что должен.

Магнус кивнул, закрыл глаза и исчез, оставив Ступивших за край одних. Брошенная им девочка едва не упала, утратив опору и поддержку заботливой руки. Арсен схватил ее за плечо.

– Иди по следу, Сероглаз, а мы отвлечем их... – Деккер воздел руки к багровому небу и негромко зашептал жуткие слова, от которых каждый из присутствующих ощутил дичайшую боль – словно чьи-то ледяные руки проникли в грудь и крепко сжали сердце:

Деккер разомкнул веки, и пораженным некромантам предстали его пустые глазницы – зловещие черные дыры на мертвенно-белом лице. Где-то на их дне в эти самые мгновения зарождалась чума. Но не тот мор, что сжигает тела людей по обратную сторону жизни, а тот, который превращает в пепел их души на этих просторах.

– Начинается... – сказал Черный Лорд и обернулся к северу. Его тело начало утрачивать четкие очертания, превращаясь в расплывчатое чернильное пятно, исходящее дымом, гарью и жуткими мучительными криками десятков женщин, в этот миг сгорающих заживо где-то далеко, и детей, чьи крохотные тела сейчас облизывает беспощадный огонь, пока еще живых, но ненадолго. – Готовьте зеркала, братья! Арсен – держи девчонку, да покрепче. Без нее нас сметут в один миг.

– А с ней? – Дориан Сумеречный с сомнением посмотрел на зловеще алеющий горизонт. – Нас всего семеро, а там...

– С ней – мы утопим их в их же собственном прахе, – зловеще улыбнулся Черный Лорд. – Тяните из ее души силы, братья. Мы докажем этим невеждам, что темное искусство действует и по эту сторону Арки. Славная будет резня! Пепел и тьма!!!

Из-за далекого холма показались всадники – черные фигуры на сотканных точно из дымной мглы конях. Действительно начиналось...

* * *

Некромант в арлекинском гриме открыл глаза и тут же понял, что оказался в нужном месте. Верно сказал Деккер: след и цель – единственные две вещи, благодаря которым можно за считаные мгновения попасть в нужную точку страны Смерти. Главное – не сойти со следа и точно знать, чего хочешь.

Изначально не предполагалось, что местечко будет радушным, но от открывшейся взору картины даже Сероглаз, бывавший в Печальном краю уже не раз, оцепенел и застыл на месте в нерешительности. Неподалеку расстилало густые на вид и черные, как мысли убийцы, воды озеро Керве-гат. Берега по кругу были столь пологими, что жидкая блестящая агатом гладь казалась продолжением земли. Создавалось ощущение, что в первое же мгновение после того, как дошагаешь по серой каменистой земле до воды и ступишь в нее, провалишься в бездонную пропасть, словно у самого уреза воды начинается отвесный обрыв. Берега походили на огромную глазницу черепа, а само озеро напоминало тягучие чернила, налитые в нее до самых краев и едва не перетекающие за них. Над озером плыли волны тумана, и подчас в них проглядывали фигуры различных существ; порой Сероглаз узнавал зверей, однажды показался человек...

Возле самой кромки воды у южного берега на десятки футов высилось огромное одноименное с озером дерево с иссиня-черной корой и немыслимо разлапистой кроной: сотни скрюченных, пересекающихся и где-то сплетающихся ветвей рисовали на багровом небе сложный рисунок, будто бы вышитый нитью на бархате. Сам по себе жуткий силуэт этого застывшего с неизведанных времен многорукого исполина вызывал трепет, а уж некоторые части его зловещего деревянного тела повергали в состояние на грани панического страха. Меж черных ветвей были растянуты белесые, как седина, нити, удерживающие коконы, которые напоминали человеческие фигуры. Их были десятки, сотни, этих обтянутых липкой сетью паутины мух, развешанных, словно трофеи или скорее – заготовленное на потом угощение.

В этот же миг Магнус отчетливо представил себе, как его ноги, руки, прижатые к телу, плечи, грудь, шею и голову насильно закутывают в липкую и вонючую, точно оставленный на солнце труп, пленку, раз за разом оборачивая очередным слоем паутины, пока он, обездвиженный паучьим ядом, не оказался полностью стянут тугим коконом. Перед глазами все поплыло, утрачивая четкость очертаний и приобретая пурпурный оттенок. Попался... глупец, не успел даже мысли привести в порядок после перехода и оглядеться, как угодил в западню, ловко расставленную мертвым, но оттого не менее хитрым интриганом. А ведь предупреждал его Черный Лорд еще перед самым началом их предприятия:

«Помни, Сероглаз. Ум Старика настолько изворотлив, что обмануть тебя ему не составит ни малейшего труда. Единственное, на что его можно подцепить, – это скука. Если ты покажешься ему интереснее, чем показался в свое время каждый из нас, он отдаст то, что тебе нужно».

Тут словно бы кто-то дернул за длинную нить, и, повинуясь чужому воздействию, Магнус безвольно шагнул вперед. Боль была жуткой, точно из твоего разрезанного брюха дюйм за дюймом вытаскивают кишки или с силой тянут за не отделенную при рождении пуповину. Совершая изломанные марионеточные движения, Сероглаз преодолел почти две сотни ярдов и оказался у основания дерева. Мнимый кокон опал, и боль отступила. Легкие будто открылись в первый раз в жизни, и воздух в них хлынул обильным потоком, отчего на глазах выступили слезы, а в горле даже слегка закололо. Утратив поддержку, Магнус рухнул на землю и захрипел, судорожно кашляя. Таким – коленопреклоненным, с мутным сознанием и закатывающимся взором – он и предстал хозяину дерева.

– И ничего в тебе нет особенного, а жаль, – раздался над головой шипящий с присвистом, как звук прохудившейся флейты, голос. – А я-то грешным делом полагал, что Деккер пришлет кого-то более... выносливого.

Подбородка Магнуса Сероглаза коснулась жгуче холодная рука, тонкие пальцы подняли голову некроманта.

– Я здесь, милый Черный Арлекин, ты видишь меня?

После этих слов перед глазами темного мага все перестало расплываться, взгляд сумел сфокусироваться, а сознание остановило свое лихорадочное мельтешение и смогло проясниться. Первое, что увидел Магнус, это длинные, как спицы, и немногим их толще пальцы, по-прежнему поддерживающие его подбородок. Их было четыре, и каждый имел по семь обтянутых тонкой белесой кожей суставов. По виду своему они напоминали паучьи ноги.

От ужаса Сероглаз отпрянул и вскинул перед собой руку в бессмысленном защитном жесте. Бессмысленном по двум причинам: во-первых, подобное ни в коей степени не смогло бы остановить существо, живущее у корней дерева Керве-гат, во-вторых, на него никто не собирался нападать. И это Магнус понял уже примерно на пятую секунду своего глупого сотрясания и столь потешного для мертвого Белого Паука страха.

– Что, храбрости поубавилось, а, Черный Арлекин? – проговорил хозяин дерева и сел на огромный корень, торчащий из-под земли, точно нить, выбившаяся из пряди гобелена.

Тот, кого звали Элех-Анором Каином, оказался высоким стариком с бледной желтоватой кожей, походящей на яичную скорлупу. У него было заостренное, узкое лицо со сглаженными скулами и длинными, напоминающими паутину волосами. Глаза Белого Паука выглядели как две налитые чернотой немного выпуклые сливы, лишенные зрачков, а нос зиял провалом, как у прокаженного. Но самым пугающим и отталкивающим во всем облике хозяина Керве-гат являлось его облачение. Оно отличалось тем же цветом, что и лицо этого существа, и представляло собой желтоватые свободные одежды очень грубой ткани, казавшиеся продолжением его кожи. Да нет – они и были его кожей! Так мог бы выглядеть невероятно толстый человек, разом похудевший. Складки достигали земли и походили на подол длинной мантии. Тонкие четырехпалые руки выглядывали из широких кожаных рукавов, точно из манжет обычного наряда.

Сероглаз сглотнул вставший было в горле ком и осторожно поднялся на ноги, готовясь в случае чего тут же исчезнуть, благо он держал след, как пес – последнюю в своей жизни кость.

– Не спеши, ты ведь только пришел... – проворчало существо у корней дерева, показывая, что оно с легкостью читает мысли. Магнус знал об этой его способности, ведь Деккер и Черный Патриарх предупредили Сероглаза. – Что-то все торопятся, никто не хочет поболтать со стариком Каином. Всем куда-то нужно, всех зовут войны и женщины, мечи да постель... Что там еще интересует живых? А я тут один... совсем один... Где же вы, мои верные ученики? Ты – Ненфилис, разорванный на куски и растасканный по всей стране Смерти! Ты – Невергрин, чьи оторванные руки были зашиты тебе же в живот! И ты – проныра Невермор, столь ловко сумевший ускользнуть от смерти и от меня, обитающий там где-то, под живыми небесами в мире дышащих и теплых!

Хранн Великий, сколько же наигранности и фальши было во всех этих сожалениях – старик явно заранее подготовил речь, и в каждое из произнесенных им слов он вкладывал не больше чувства, нежели в сухие камни, разбросанные то тут, то там у корней Керве-гат. Сероглаз даже прищурился от презрения. А еще говорили, что Элех-Анор Каин – мастер обмана...

Попытавшись привести мысли в порядок, Магнус начал оглядывать дерево и вздрогнул: уж лучше было не видеть. На поверку Керве-гат оказался дубом, но при этом вблизи его мало что объединяло с этими гордыми и величественными исполинами из мира живых. В черной коре проглядывали очертания изогнутых, растянутых и переплетенных между собой тел: мужских, женских и детских. Их лица, одеревеневшие и искаженные, застыли в мгновении немого крика и ужасного мышечного спазма. Их руки обнимали друг друга за плечи, а ноги прижимались к ногам других несчастных. Все они слились воедино, и именно из них был составлен этот жуткий, омерзительный, но не отпускающий взор дуб. Изломанные плечи были развилками, руки – ветвями, а разорванные воплем рты – дуплами и трещинами в коре. Даже мысли не возникло, что все это просто резьба и дерево иссечено ею от корней и до самой кроны, скорее создавалось ощущение, что десятки людей собрали и поставили вместе, одних на головы другим, третьих заставили обхватить ногами тела четвертых, а потом все это чудовищное сооружение заживо залили кипящим воском, в конце покрыв угольной краской.

– Ты не прав в своих выводах, мой впечатлительный гость, – проговорило существо у корней. – Никто никого не высекал из коры, никто никого не заливал воском. Это дерево так и растет испокон веков. Когда-то, говорят, здесь из земли появился прекрасный статный юноша, порожденный эманациями боли и кошмарами этих мест, пропитавшими грунт насквозь. Его ноги были корнями, а тело произрастало из почвы – он никогда не был человеком, будучи рожден деревом. Шли годы, и он ширился, тянулся к небу, а от него начали ответвляться другие. И так продолжалось пять тысяч лет, пока этот дуб не стал таким, каким ты видишь его сейчас. Дерево, взращенное болью, или Керве-гат.

– Ты давно здесь живешь? – отчего-то именно это спросил Сероглаз, тем самым нарушив изначальный план ведения беседы с этим покойником.

– Я нахожусь – так будет вернее – здесь полторы тысячи лет, с самого момента своей... смерти. Что тебе рассказали обо мне, мальчик? Должно быть, много интересных и ужасных историй... Люблю подобные сказки.

– Мне сказали, что ты – первый из некромантов. Элех-Анор Каин, Белый Паук, легендарный мастер темного искусства, с которым не мог совладать даже сам бог смерти Карнус. И когда ты устал от жизни, то заключил договор с ним и по доброй воле ушел сюда.

– Все так, все так... Но я не был первым. Я просто провел грани, а если точнее – первым сумел проникнуть на эти благодатные равнины, – он совершил широкий жест рукой, – и научил своих последователей. Согласно твоему пониманию, я разграничил Ступивших за край и всех прочих. Вот так-то, мой милый Черный Арлекин. Но раз уж ты пришел ко мне, давай все же я сперва объясню тебе правила и кое-какие причины, о которых ты имел до этого лишь смутное представление по скупому описанию Семайлина Лайсема, вашего Черного Патриарха. Итак, Деккер сказал тебе, что мною движет скука и что я готов говорить с любым могильным червем, что подползет ко мне на сотню футов? Не спорь, не нужно... Я ведь все знаю. Но, смею тебя заверить, это не так. Мною движет лишь стремление по достоинству оценить свое Наследие, выражающееся в вас, нынешнем поколении Ступивших, продолжающих мое дело.

– Твое дело в достойных руках, – горделиво заявил Магнус. – Я могу говорить с мертвыми и управлять страхами. А я всего лишь пять лет в ордене...

Ответом ему стал мерзкий гортанный хохот, эхом разлетевшийся над озером.

– Крысеныш... Твоя наивность не делает тебе чести. Деккер в первое свое появление в стране Смерти похитил Списки Мертвых у Кузнеца Душ. Во второе появление украл у Карнуса тринадцать легионов тех, кого ты знаешь под именем Прóклятые. А в какой раз ты здесь уже? В восьмой?

– В девятый, – скрипнул зубами Магнус. Ярость в его душе слилась с унижением.

– Не стоит так убиваться, мой дышащий друг, – проскрипел-расхохотался собеседник, перебирая изогнутыми серыми пальцами натянутые, словно струны, нити паутины, отдававшиеся легким перезвоном от его прикосновений. – В здешних краях так не принято – вокруг все и без того... хе-хе... мертвей не бывает, – омерзительный смех оборвался столь же неожиданно, как и начался, обернувшись холодным безразличием. – Меня нисколько не волнует твое тщеславие. Ты не удивишь старика своими познаниями, способностями и прочей пылью. Мне интересна только твоя история. Жизнь, стремления, мечты. Лишь это способно насытить мою изголодавшуюся душу.

– Моя жизнь? – Сероглаз оторопел. – Но я полагал...

– Ты в очередной раз ошибся, Черный Арлекин. Но твоя неопытность нынче сыграет тебе на пользу – я пощажу тебя. Я не стану подвешивать тебя на дереве и даже не съем, хотя ты вроде очень сочный... Вместо этого я дам тебе возможность забрать свой трофей. Сумеешь честно ответить на мои вопросы – получишь то, за чем пришел сюда. Как в старой и не слишком-то правдивой сказке, а? И заметь – я не сказал «верно ответить», я сказал – «честно». И хорошенько запомни: нескольких ответов быть не может, так же как у любой личности не может быть больше одного лица. Только одно – подлинное, остальные – лишь маски, призванные вводить в заблуждение, тебе ведь это прекрасно знакомо, не так ли? Смотри, не вздумай солгать. А еще – и это важно – я знаю о тебе все.

– Тогда зачем нужен этот цирк? Если ты и так все знаешь...

– Вот именно потому, что яó знаю, но хочу, чтобы узнал и ты! – Элех-Анор Каин резко подался вперед и угрожающе клацнул зубами, точно паук жвалами, прямо перед лицом некроманта – напрасно, Магнус прекрасно почувствовал фальшь в этой якобы вспышке гнева. В сидящем перед ним существе, казалось, вообще не осталось ни капли искренности, как и правдоподобия в его напускной человечности. Но самым страшным здесь было непонимание – Сероглаз никак не мог взять в толк, почему же он до сих пор жив и все еще способен связно мыслить и говорить. Несомненно, монстр имел свои причины не убивать его, но движущие им мотивы невозможно было разгадать.

– Но раз уж мы договорились по-честному... – паук решил сменить деланый гнев на столь же искусственную милость. – Неужели ты до сих пор не понял, что это твое так называемое посвящение – лишь спектакль, устроенный специально для тебя и по моему желанию?

Твой хозяин считает, что придумал хитроумный план, но я лучше него знаю здешние законы. Сейчас он отвлек на себя все внимание Чернокрылого Бога, пока ты, незамеченный, явился ко мне в гости. Смею тебя уверить, Черный Арлекин, долго он не продержится.

– Что ж, полагаю, это не самое плохое место для последнего боя.

– Не ценишь принесенные ради тебя жертвы? Похвально, мой милый Черный Арлекин. Но знай, что мой дневник, который вы зовете «Книгой Каина», – всего лишь наживка, простая приманка для нашей встречи. Но вот ты здесь и... ты теперь мой, милый Черный Арлекин.

Что бы там ни говорил себе Магнус, как бы ни храбрился, при этих словах он почувствовал, как земля стремительно ускользает у него из-под ног.

«Ты мой», – прошипел нависающий над ним белый, истекающий ядом монстр. Эта фраза прозвучала бы куда точнее, если бы мертвец при этом еще и почавкал, пережевывая кусок его плоти: «Ты мое любимое блюдо, дорогой Сероглаз, ты мой изысканнейший десерт». Попался! Попался, болван! След! Где же он, Бансрот подери?! Исчез, как и следовало ожидать, в самый нужный момент...

– Ну-ну. Куда это ты собрался? Не торопись, я ведь еще не успел даже начать... – Каин явно забавлялся с ним, смерть и муки тысячи лет были его любимой игрой, наподобие той, что паук ведет со своей запутавшейся в тенетах, парализованной ядом и страхом жертвой. – Как ты понимаешь, я не мог упустить возможности увидеть нового члена братства. Я просил у Деккера амбициозного мальчишку с бунтующей душой, в котором заложен потенциал истинного убийцы и некроманта. Мне хотелось живой истории, полной боли, непонимания и страхов. Что ж, глядя на тебя, признаюсь: твои тайны, помыслы и грезы превзошли мои самые смелые ожидания. Давно я не получал подобного удовольствия от чтения чьей-то души – еще со времен Анина с его птичьей судьбой. Ты, мой милый, стал мне настоящим подарком, уж прости.

«Нет! Нет! Нет! – рыдал и бился кто-то внутри, затравленный и напуганный. – Я не хочу, нет! Я здесь не останусь!»

Магнус лишь ухмыльнулся в ответ собственным мыслям, этой презренной первой реакции, и словно взглянул на себя глазами своего неживого собеседника – жутким, клубящимся тьмой взглядом, пронзающим душу. Что это там за падаль скорчилась в жалких стенаниях на земле? И это Черный Арлекин? Нет, это неумеха-клоун, вымазавший себе лицо белой краской. Где твоя злость, где веселость, где презрение к окружающим, к самому себе и собственной смерти? Ты ли там, брат Сероглаз, или же в паучьих ногах валяется никчемная тварь, годная лишь на то, чтобы трусливо бежать и раболепно молить? И тут же пришло понимание – нет, это совсем не он. Черный Арлекин не боится ни здешних унылых просторов, ни их не менее скучных хозяев. Когда-нибудь потом – может быть, но сейчас нет. Сейчас он посмеется вдоволь и сыграет так, что его единственный зритель надолго запомнит их встречу.

– Давай свое испытание, Белый Паук, – с вызовом вскинул голову Черный Арлекин, – и хватит болтать, с моих ушей уже свисает столько твоей липкой паутины, что они устали.

– Дуб Керве-гат еще не успел состариться, пока ты решал, – довольно ухмыльнулся Каин. – Итак, сперва ответь мне, чего ты хочешь добиться? Чего достичь?

В этот миг кто-то негромко всхлипнул позади некроманта. Сероглаз резко обернулся, готовясь обороняться, но увидел в нескольких шагах от себя лишь серую фигуру, точно сплетенную из озерного тумана. Это была высокая стройная женщина, стоявшая к нему спиной и не замечавшая ни Сероглаза, ни Каина. Она склонилась к кому-то незримому и совершала тонкой полупрозрачной ладонью плавные движения, точно гладила по лбу ребенка или больного... Призрак всего лишь, успокоился Магнус, но тут вдруг туманный образ повел себя очень странно: вскинулся, обернулся – лица у него не было, лишь мглистый провал, – и закричал на кого-то, глядя мимо Черного Арлекина:

– Нет!!! Этого не может быть!!! – ее голос походил на порыв ветра. – Он ведь еще полчаса назад был в сознании! Он не дышит! Он холодеет! И сердце... оно перестало биться!

– Я ничего не знаю, миледи, – попытался оправдаться сплетшийся тут же из тумана другой призрак – немолодой толстой женщины, судя по одеяниям – служанки. – Я отлучалась по зову камергера. Госпожа, я думала, он просто спит! Простите меня!

– Я же тебе велела не отходить от него ни на шаг! – Призрак леди кричал в гневе и отчаянии.

– Быть может, целебные травы...

– Нет! Никаких трав! Поздно уже! Вóрона мне!

– Простите, миледи, какого ворона?

– Того, что вернул его к жизни! Отлови мне всех воронов в округе! Только быстрее! Спеши! Иначе прикажу высечь!

Призраки, судя по всему, жили своей собственной жизнью, и больше их ничего не волновало, даже внимание некроманта. Они, должно быть, решили посмеяться над ним, ничего – он тоже умеет шутить.

– Шумновато здесь, не так ли? – скривился Магнус.

– О чем ты? – не понял Каин.

– Да призраки разные никак не угомонятся...

– Что? Здесь нет никаких призраков. В стране Смерти – лишь мертвые и подобные тебе, пора бы уже знать об этом, Черный Арлекин, но не думай, что при помощи подобных глупых выдумок тебе удастся ускользнуть от ответа. Говори!

– Я хочу стать Ступившим за край, – медленно и осторожно, точно не говоря, а проверяя на зыбкость почву под ногами, поведал Сероглаз. – А после, когда Деккера не станет, если когда-нибудь судьба сподобится сделать мне такой подарок, я сам встану во главе Умбрельштада.

– Не лги мне, – прошипел Белый Паук. – Но, быть может, ты не понял, мой милый? Я имел в виду, отчего ты хочешь убить всех из ордена?

Магнус отшатнулся и театрально всплеснул руками, выразив на лице скорбный ужас. Рот его округлился, и казалось, серые глаза, перечеркнутые алыми росчерками, вот-вот заплачут.

– О Боги! Мои несчастные братья... Неужели и им уготована дорога в эти края? Тем более они уже столько раз тут бывали...

– Прекрати кривляться, иначе отравлю ядом и замотаю в кокон. Тебе нравятся мои бедненькие друзья?

Магнус поднял взгляд к ветвям. Паутина, словно тугие облегающие одежды, облепляла подвешенные тела. Фигуры без кожи, головы без лиц. Нет, они ему не нравились.

– Я – единственный, кто может что-то сделать, – начал он, в первое мгновение даже не задумываясь, о чем говорит. – Никто не справится с тем, что я пытаюсь воплотить в действительность, им просто не хватит духу, не достанет безумной искры в душе, чтобы воткнуть нож в то, что любишь больше, чем жизнь. Они не то что не решатся – не смогут даже измыслить подобный план, все эти умненькие-разумненькие советники, маги и рыцари. Только я один знаю, как спасти людей от ужасов Умбрельштада.

– Считаешь себя умнее всех, Черный Арлекин? Не слишком ли... неоправданно?

– Не умнее. Всего лишь чуточку беспечнее. Меня ничто не держит, я свободен от опостылевших моральных норм, не чту никаких законов и правил и плевать хотел на то, как на меня посмотрят другие. Я презираю весь этот ненужный хлам, называемый жизненными принципами. Достижение поставленной цели – вот то единственное, что имеет смысл.

– Хм. Это уже интереснее, друг мой. Но неужели ты не понимаешь, что в этом мире все не делится на жертв и убийц? Тебе некого спасать, не от кого защищать. Позволь открыть тебе глаза, наивный слепец. Если хочешь чего-то достичь, не лги самому себе и не считай, что познал непреложную изначальную истину. Тебе нужно научиться принимать правду, какой она есть. Сказать, что вижу я? Отвратительную, гнилую еду, пришедшуюся по вкусу, и голодного ребенка, который поглощает ее с жадностью, не замечая того, что уже не может оторваться, раз за разом продолжая заталкивать в рот заплесневелые, черствые куски. Тебе нравится то, что ты делаешь, Черный Арлекин, уж я-то знаю: ты получаешь истинное удовольствие. Я знаю, насколько это будоражит сердце и горячит кровь – ощущение власти не над жизнями, а над душами. Осознание того, что нет никого могущественнее тебя, сводит с ума. И поверь мне, от меня не скроешь: ты затеял все это лишь потому, что это плохо, отвратительно, мерзко, но что важнее – потому, что так нельзя делать. Дух противоречия, бунт юности, взлелеянный с детства и давший всходы. Я видел подобное не раз, ничего в этом нет нового.

– Что ты пытаешься мне доказать, старик? – с вызовом бросил Магнус. – Хочешь лишний раз ткнуть меня носом в мою гниющую и разлагающуюся душу? Так просто посмотри вокруг – смею заверить, ты легко отыщешь здесь и гораздо более дикие вещи. В Печальной стране даже господин ученый ректор таласского университета будет выглядеть сущим недоразумением. – Белый Паук нес какой-то несусветный, бессмысленный бред, и Сероглаза просто подмывало ответить ему тем же.

– Чего же хочешь ты теперь? Иль мало дал тебе я, женщина? – пророкотал очередной призрак за спиной.

Магнус вздрогнул и обернулся. Туман выплеснул из себя большую, длиной в два фута, крылатую птичью фигуру. Призрак ворона нахохлился, сцепив лапки на чем-то, напоминающем спинку большой кровати. Он склонил голову набок и будто бы глянул на кого-то, судя по всему, лежащего под ним.

– Погляди же на него! – Призрак леди убивался от горя – должно быть, она потеряла кого-то близкого ее сердцу, но крошечной частичкой души до сих пор надеялась, что все еще можно вернуть. – Он умер, да?! Почему он умер?! Ты ведь дал ему Живой воды, ты ведь исцелил его.

– Не мертв он, женщина, – недовольно ответил ворон. – Довольно каркать, клюв закрой скорей – твой крик меня в уныние вгоняет.

– Он же приходил в себя... Почему же снова?!

– Заснул он, видя лишь кошмар. И сон тот стал ему тюрьмою. Что было и чего не будет, все видит он, но знает мало. Ничтожно мало. И не выбраться ему. Еще немного, смерть его поглотит пастью, своею глоткою бездонной... и сгинет тело, а душа истлеет. Ужасна участь, в том нет спору. Не в силах я развеять сон. Не в силах пробудить, хоть впал мне в душу этот человек. Хоть полюбил его, как брата, в тот самый миг, как увидал его. Поверь мне, женщина, дотоле не бывало, чтоб человек меня заботил... Печально мне...

– Но как же?..

Призраки продолжали говорить за спиной Магнуса, но он старался не замечать их и не слушать.

– Другой вопрос, – проигнорировал откровения Сероглаза Каин. – Почему, когда у тебя было все, ты бросил это меж жерновами и перемолол в муку?

– Может, я просто люблю печь из вашего «всего» пироги? – хитро прищурился Магнус. На этот раз он отлично понял скрытый меж слов смысл, но серьезно отвечать не торопился, прекрасно чувствуя, что старику это совсем не нужно.

– Странный у нас разговор выходит, – признал Каин. – Что ж, я, с твоего позволения, милый Черный Арлекин, примерю на себя маску заботливого дядюшки с большим жизненным опытом и заботой о твоей пропащей душонке. Представь, что я лорд Уильям де Нот, который тебя воспитал, или Тиан, вот уж из кого вышел бы достойный некромант... Слушай и внимай. Я вижу, что ты один из тех глупцов, которые не ценят того, что имеют, собственной рукой швыряя все в огонь, а после горько сожалеют, рыдая и сокрушаясь. Когда-нибудь ты поймешь меня, я и не надеюсь, что сейчас, – молодым свойственно спорить и быть каменно уверенными в своей правоте. Пока что тебе нравится то, что ты делаешь. Чувство опасности, жаркого риска и азарта, небывалая власть и способность творить чудеса – и все это подкреплено обманчивой мыслью о том, что ты поступаешь так ради всеобщего блага. Это и есть сущность Магнуса Сероглаза. Скольких ты уже убил? Скольких запытал? Сколько душ поглотил? Только чтобы доказать Деккеру свою верность?

– Твои слова тогда иными были, – прокаркал призрачный ворон за спиной. – Слыхал я это, сидя за окном. Бранила ты его и проклинала жутко. Не ты ли молвила, что все равно тебе?

– Мне не все равно! – закричала леди-призрак, и ее голос походил на звук разрываемой на клочки бумаги. – Мне никогда не было все равно! Ты, треклятая птица, виновата во всем! Сперва вернул мне его, лживый ворон, а ныне отбираешь! Злодей! Коварный мучитель! Что я тебе сделала?! За что мне эти муки?!

– Не в центре мира ты, поверь мне, женщина. – Ворон сделал выпад клювом. – Хоть каждый мнит себя всемирным сердцем. Не я виной тому, что ныне претворится, но и не ты, я знаю то. Законов множество нарушил человек сей, теперь же ждет его расплата за грехи...

– Неважно... – Сероглаз дернул головой, отгоняя наваждение. – Почто мне считать их?

– А скольких ты спас? Что предотвратил? То, что ты делаешь, не стоит того, что получишь впоследствии, но, заметь, я тебя не осуждаю, мой милый Черный Арлекин. Я поддерживаю твои стремления и радуюсь твоим успехам. Я считаю: почему не убить, когда можно убить? Зачем человеку душа, наличие которой он даже не замечает? Почему чье-то тело закопано, когда оно может служить и исполнять различные прихоти? Позволь открыть тебе одну истину. Несмотря на бесчисленные злодеяния тех, кто сейчас дерется с армией Карнуса ради нашего с тобой разговора, ты, именно ты, Черный Арлекин, станешь самым кровавым из всех.

– Не будет такого.

– Поверь мне, будет. Ты попытаешься предотвратить войну и тем самым начнешь ее. Ты попытаешься защитить людей, и из-за этого погибнут тысячи. Твои интриги приведут к таким последствиям, которых ты даже не в силах представить. И знаешь, мне нравится то, что я вижу в паутине будущего. Крики, боль, огонь, мертвая плоть, стаи ворон. Многие будут спрашивать у богов, кто же всему виной. Но никто так и не узнает, что ты. А уж чему я в действительности рад, так это тому, что ты никогда не раскаешься в своих поступках. Ты до самого могильного камня и после него будешь считать, что поступал верно, что ты – на стороне правды. И эта твоя фанатичная уверенность сделает из тебя истинного маньяка. Сделает? Прости... ты уже таков. Ты – достоин стать Ступившим за край, мой милый Черный Арлекин.

Магнус огрызнулся в ответ:

– Мне безразличны твои пророчества. Выслушивать нравоучения бывшего некроманта и состоявшегося мертвеца – что может быть более бессмысленным? Не думай, что я хоть на мгновение поверил хотя бы единому услышанному здесь слову...

Белый Паук даже не моргнул – ему явно была безразлична реакция жертвы. Свою порцию яда та уже получила, и всходы непременно взойдут, когда придет нужное время. Каин зевнул, демонстрируя вернувшуюся к нему его извечную скуку:

– Я знаю. Ты честен сейчас, и это приятно. Не так уж часто можно встретить того, кто столь твердо верит в свои убеждения (или правильнее будет сказать – заблуждения), тем более когда сами они, эти твои идеалы, не стоят ни единой пропащей душонки. И... да, на мои вопросы ты так и не ответил, Сероглаз. Это я отвечал за тебя, читая в твоей голове.

– Значит, книги мне не видать? – зачем-то решил уточнить Черный Арлекин.

– Отнюдь, – проскрипел Белый Паук. – Можешь забрать ее прямо сейчас.

С этими словами дерево Керве-гат пришло в движение – составляющие его кору руки, ноги и головы зашевелились, рты исказились в невыносимых муках, отовсюду послышались стоны, крики и плач. Магнус невольно отшатнулся, когда прямо перед ним в кошмарном переплетении изувеченных тел разверзлось дупло, смолянисто-черное и пахнущее мертвечиной. Там, внутри, шевелилось и негромко посапывало нечто бледное, словно плоть покойника, и столь же мерзкое. Заметив пытливый, выжидающий взгляд старого некроманта, Сероглаз резонно задумался, а не в ловушку ли заманивает его коварное чудовище.

– И ты вот так запросто отдаешь мне свое главное сокровище, Элех-Анор Каин? – Черный Арлекин ехидно прищурился. – Может, мне стоит сплясать, рассказать сонетик, исполнить пантомиму?

– Не утруждайся, – прошипел Каин. Выходки Сероглаза уже начали его утомлять – даже у древних некромантов есть предел терпения и холодного безразличия. – Отдам за так – почто она мне? Тем более мне требуется, чтобы книга была там, я уже говорил: здесь от нее никакого проку. И не тяни резко, а то будет очень больно...

Черный Арлекин закрыл глаза и осторожно просунул левую руку в исходящее смрадом отверстие – рисковать правой он не желал: для нее у него еще были планы... Пальцы коснулись чего-то влажного, холодного и мягкого... чего-то живого... Магнус не смог скрыть омерзение, и его лицо исказилось. В животе началась истинная демонская пляска – мнившего себя устойчивым к подобного рода ощущениям некроманта затошнило. А еще и трупная вонь, льющаяся из черного дупла, проникала в ноздри, от нее начала кружиться голова. Зажав свободной рукой нос и рот, он заставил себя продолжать нашаривать в дереве свое сокровище. Скользкая тварь зашевелилась – видимо, проснулась и начала извиваться вокруг запястья некроманта. На коже Сероглаз ощутил потоки слизи и присоски, как на щупальцах спрута. Из дупла раздалось ворчание и бульканье, неведомое существо стало извергать из своей пасти что-то липкое и жгучее. Некромант почувствовал, как его пальцы покрываются ожогами, но не мог прекратить своего поиска, а Каину его мучения, кажется, доставляли непередаваемое удовольствие. Черный Арлекин уже готов был потерять сознание от вони, тошноты и отвращения, но тут его пальцы наконец отвернули последнюю складку тела белесой твари и нащупали твердый край книжного корешка. Но существо не собиралось так просто отдавать свое насиженное место, оно начало оплетать пальцы, ладонь и запястье Магнуса, впиваясь в его кожу своими присосками. Было ощущение, будто десятки пиявок одновременно вдруг решили полакомиться его кровью.

– Что это за мерзость? – протянул Сероглаз.

У него от боли выступили слезы, но он помнил, что просто вырвать книгу из дупла не может, и поэтому придется терпеть, пока он аккуратно не высвободит всю обложку и переплет из хватки скользкого отвратительного создания.

– Это всего лишь червь-шелкопряд, сотворенный из мертвой плоти висельников. Я выращиваю его, – просто объяснил хозяин дерева Керве-гат с таким видом, будто паук с питомцем в качестве шелкопряда – это нечто, отнюдь не выходящее за рамки обыденного положения вещей. – Пока что это еще, конечно, не полноценная шелковичная гусеница, а комок плоти, из которой я ее творю, поэтому она несколько, должно быть, неприятна на ощупь, имеет присоски, жала и восемь глаз. Все это в будущем превратится в плоть личинки, а после – и в куколку. Потом же наступит имаго, и мой любимец станет бабочкой. Но сперва я хочу, чтобы он достаточно окреп, и тогда проверим, чья нить крепче: моя или его.

Черный Арлекин не слушал, все его мысли были сосредоточены на том, чтобы аккуратно вытянуть книгу из-под извивающегося скользкого тела червя. И в какой-то миг его мучения прекратились. С влажным сосущим всхлипом тварь сдалась и выпустила свое сокровище.

– Да! Я достал ее! – радостно, точно нищий ребенок, раздобывший серебряный тенрий, закричал Магнус, вскинув вверх черную книгу, всю покрытую тошнотворной желтоватой слизью.

– Не забудь отдать ее Черному Патриарху по прибытии, – напомнил Каин.

– Уж не думаешь ли ты, что я хочу оставить это Писание Ужаса себе и читать его перед сном?

– Неисповедимы пути безумного разума и нездоровой души, – многозначительно заметил Белый Паук.

– Но не моя вина в том, женщина! – каркнула призрачная птица. Туманные облики, судя по всему, никак не желали заткнуться и отправиться восвояси, продолжая спорить и переругиваться. – Не раз уж мимо Арки и обратно он путь свой роковой держал, и воды Жизни ныне над ним не возымели власти! Не в силах я... Иль нет... Постой-ка... О рода птиц пророчество! О перья черчены углем! Неужто...

– Сделай что-нибудь, ворон! Молю тебя, молю!

– Попробуй воду Смерти дать ему, быть может, в том спасенье, женщина.

– О Хранн Великий! Что это такое?! – Магнус попятился на несколько шагов. Его застывший взгляд был устремлен куда-то на другую сторону озера.

Каин усмехнулся. Он прекрасно знал, что так испугало его собеседника, – он почувствовал ее приближение еще за сотню миль: этот запах, который она испускала, предназначался ему, и только ему. Признаться, мертвый некромант и сам немного побаивался того, что углядел Сероглаз. Даже в стране Смерти это представляло для него реальную угрозу.

Глазам Черного Арлекина предстала огромная фигура, показавшаяся из-за холма. Титанических размеров тело походило на антрацитово-черную тучу с покатыми боками, опустившуюся на землю. Вода в озере пошла рябью, а земля под ногами заметно задрожала – то ступал своими восемью длинными суставчатыми ногами монстр, и целью его, судя по всему, было дерево Керве-гат.

– Тебе пора, Сероглаз.

Каин сполз с корня на землю и начал менять обличье. Растопырил руки, так что локти торчали кверху, и его тело стало чудовищно преображаться. Голова вросла в грудь, а руки изломались на новые суставы и покрылись белоснежными волосками. Распростершаяся складками по камням кожа, словно чудовищный белесый ковер, начала наполняться плотью, точно огромный бурдюк – водой.

– Прочь! – заревел Каин. – Ты что, не понимаешь, глупец?! Это черная вдова!

– Ну же! – в отчаянии молил призрак за спиной, пытаясь обхватить Сероглаза своими бесплотными руками за плечи. Теперь Леди-из-Мглы глядела прямо на него, будто впервые обратив внимание на его присутствие, но при этом она словно бы раздвоилась, и вторая ее часть по-прежнему наклонялась над незримым ложем. – Вернись ко мне. Ворон, ты ведь заверял! Ты обещал мне! Вернись, Клэр! Вернись ко мне!

И Сероглаз не стал больше медлить. Он схватил бледную туманную руку, и она в тот же миг обрела твердость и налилась теплом. Длинные женские пальцы сжались на его кисти. Призрак закричал и с силой дернул его к себе. И в тот миг, когда они полностью слились воедино, Кларенс Лоран, принц крови Ронстрада, открыл глаза, а там, в его кошмарном воспоминании, остался полностью изменивший облик Белый Паук, бросившийся к невероятно огромной паучихе, пришедшей из-за озера Керве-гат. Вскоре они закружили в смертельном танце, опасном, но в то же время и страстном.

Лишь убедившись, что он открыл глаза, здесь, в настоящем, леди Агрейна Аландская вырвала свою ладошку из его холодной дрожащей руки и бросилась прочь.

– Рейн! – слабо прохрипел он. – Рейн, прошу тебя! Не оставляй меня...

Ответом ему стала хлопнувшая дверь, пустая комната и то ли понимающий, то ли равнодушный к его терзаниям желтый взгляд ворона.