Читать книгу Феминиум (сборник) - Группа авторов - Страница 3

2009 г., Испанская империя, провинция Чили, Нуэва-Вальдивия

«Пресс-секретарь императорской канцелярии изложил официальную позицию по поводу так называемого калифорнийского референдума: «Протекторат Калифорния был и остается испанской территорией. Все претензии России безосновательны».

Высылка очередной партии незаконных мигрантов из Тексаса. Министр труда Анхела де Гусман: «Использование труда мигрантов аморально и, в конечном счете, экономически невыгодно».

Взрыв жилого дома в Лиме (провинция Перу). Полиция исключает возможность теракта.

Информированные источники в МИДе сообщают: визит папского нунция в Испанскую империю не будет отменен. Комментарий нашего обозревателя Диего Тепепуля:

«Итак, в империю прибывает посланник папы римского. Уже известно, что он не будет принят его величеством Фернаном XVIII и ограничится встречами с некоторыми официальными лицами в Араукане. Но и это уже огромный шаг вперед в отношениях между империей и Ватиканом. Через десять лет нас ждет печальный юбилей – четырехсотлетие великого раскола. Может ли случиться так, что юбилей, напротив, будет радостным и после почти половины тысячелетия вражды католическая церковь вновь станет единой? Да, впереди еще десять лет, но и Араукана и Ватикан никогда не отличались поспешностью решений…»

Андрес Эрсилья закрыл новостную ленту. Не было больше сил читать этого псевдоаналитика. Жуткое дело – свобода слова. С другой стороны, с появлением сетевых болтунов спецслужбы наверняка получили возможность экономить средства.

Преподобный Эрсилья не был зависим от глобальной сети, в отличие от многих священнослужителей, даже и старше его возрастом. Но должность епископского викария требовала находиться в курсе последних новостей. Поэтому приходилось регулярно просматривать информацию.

А ведь раньше, в бытность настоятелем церкви Св. Понтия Леонского, он даже газеты едва проглядывал. А книги читал только бумажные. И зачем бы ему иные? Область его исследований – история испанской литературы периода, предшествовавшего Великой Реформе.

Возможно, его подталкивало то обстоятельство, что, по его мнению, самое замечательное произведение этого периода – а уж в области эпической поэзии безусловно самое замечательное – было написано его однофамильцем. Было бы лестно считать, что Алонсо де Эрсилья – его предок, но самомнение преподобного Андреса не простиралось настолько далеко. Он считал, что эпос де Эрсильи в контексте испанской литературы недооценен. Да что там! Спроси кого угодно, даже человека с высшим образованием, что такое «Араукана», на тебя посмотрят как на сумасшедшего и ответят – столица империи, что ж еще? А про поэму и не вспомнит никто.

Разумеется, столица названа не в честь поэмы. И даже поэма написана не в честь города. Эпос де Эрсильи создан за несколько десятилетий до того, как в стране Арауко святая Каталина и святой Понтий Леонский одержали победу над еретиками-крестоносцами. В честь победы был заложен город, куда из Консепсьона сперва перенесли столицу провинции, а затем вообще сделали столицей Новой Испании. Правда, потом выяснилось, что месторасположение города не слишком удобно – далеко от моря. Поэтому, когда полтора столетия спустя король (тогда еще не император) Альфонс XII решил сделать своим местопребыванием Испанию Американскую вместо Испании Европейской, его резиденцией была избрана сначала Лима, а потом, уже после окончания наполеоновских войн и провозглашения империи, – Буэнос-Айрес. Араукана осталась административным центром и городом Святого Престола. Противники империи утверждали, что такое разделение пагубно и губительно, однако оно было безусловно полезно.

Буэнос-Айрес – мировой центр торговли, искусств, туризма, город карнавалов и праздничных шествий, а также средоточие финансовых потоков.

Араукана – город чиновников, священнослужителей и архивных работников.

И это правильно.

А поэма… когда его ученики в школе при колледже Св. Каталины слышат, что она посвящена вовсе не славной победе, а всего лишь войнам конкистадоров с Кауполиканом, то не скрывают разочарования. Пуще того, викарию приходилось слышать, что в наше политкорректное время нехорошо изучать поэму, воспевающую геноцид коренного населения.

Как будто наши самые почитаемые святые не сражались в молодости с теми же мапуче, о чем сейчас тоже как-то не принято вспоминать. Был даже скандал из-за публикации исправленного варианта «Воспоминаний» св. Каталины, где слово «индейцы» везде было заменено словом «враги». Впечатление получилось еще худшее, издание было признано еретическим и изъято из обращения.

А между тем, Алонсо де Эрсилья, хоть и был католиком старого, дореформенного закала, отдавал должное отваге и мужеству противников и признавал, что восстание арауканов было небеспочвенным.

И вообще, в ближайшее время придется забыть о научных штудиях. Потому что из всех прочитанных сегодня новостей на самом деле новостью является только одна. Пререкания с Россией по поводу Калифорнии носят вполне ритуальный характер, поскольку Калифорния если не по закону, то по существу дела давно уже независима. Борьба с нелегальной миграцией – это рутина, а в Лиме, возможно, действительно взорвался баллон с природным газом.

Но вот визит папского посла… Это означает, что в Араукане в ближайшее время состоится чрезвычайный совет епископов. И епископу Нуэва-Вальдивии де Оливейре предстоит там быть, а следовательно, Андресу тоже.

Временами Эрсилья сожалел, что когда-то принял эту должность. Чем ему церковь Св. Понтия была плоха? Нет, захотелось приобщиться к большой церковной политике, насколько это возможно при его положении…

С тех пор Эрсилья достаточно узнал и о церковной политике, и политике вообще, чтоб затосковать по прежнему месту. Порой очень хотелось подать в отставку, но он не мог предать доверие епископа. И что, Господи прости, его тревожит? Нам ничто не может угрожать – ни со стороны Европы, ни со стороны Азии, ни, тем более, северных соседей. Мы – остров стабильности в этом сотрясаемом лихорадкой мире. Да что там остров… континент. В прямом смысле слова. Да еще заморские территории в Европе, да анклав Флорида… наша экономика выдержит любой кризис, наше население благоденствует… спроси любого молодого человека в Европе, Азии, Новой Голландии или там Федерации Великих равнин, где он мечтает жить и делать карьеру, ответ будет – «в Испанской империи», и к шаману не ходи…

Вот именно. Испания велика… настолько велика, что в левых кругах действительно может обсуждаться вопрос о предоставлении независимости Калифорнии. Слишком велика. Последняя империя в мире. Только Китай может сравниться с ней, да и тот уже перестал быть империей. И слишком долго – более полувека – жила в мире и благоденствии.

Испании ничто не может повредить извне, но что, если удар будет нанесен изнутри?

Что может дать успокоение душевной смуте?

Вопрос можно считать риторическим. Как священник, он превосходно знал ответ – только молитва. А как человек, мог признаться, что по-настоящему душевный покой возвращается к нему только в церкви Св. Понтия.

До возвращения епископа остается часа два… еще есть время.

В гараже Эрсилья не стал тревожить положенный ему по штату автомобиль а вывел свою старую «Алмейду». Конечно, не очень солидно секретарю епископа рассекать по городу на мотоцикле, но некоторые привычки изживаются с трудом. В семинарские времена и даже в период учебы в академии Андрес состоял капелланом при «кавалькаде». В последние десятилетия дорожная молодежь завела привычку держать при отряде капеллана из студентов семинарий (или йешив, или медресе). Руководство подобных учебных заведений не только не запрещало, но поощряло это, считая, что институт капелланов способствует смягчению нравов. И хотя все участники «кавалькады» Андреса давно уже стали благонамеренными гражданами и забросили ночные гонки по трассам, он по-прежнему предпочитал мотоцикл иным средствам передвижения. Тем более что пробки на улицах Нуэва-Вальдивии никто не отменял.

Вальдивию старую, Санта-Мария-ла-Бланка-де-Вальдивия – первый город, основанный испанцами в Чили, неоднократно разрушали. Сперва индейцы (об этом как раз и было рассказано в «Араукане»), потом крестоносцы. И сильнее всего – французы; после этого город и был отстроен на новом месте. В последний раз (дай Бог, чтобы в действительно последний) город серьезно пострадал во время великой войны, когда его бомбили немцы. Тогда от большинства городских зданий оставались лишь руины – Андрес видел фотографии и хронику. Для большинства нынешних жителей это уже тоже древняя история, вроде арауканских или наполеоновских войн. Но не для Эрсильи.

Он пересек бульвар Освободителя со стандартным монументом «Альфонс принимает из рук Симона Боливара императорскую корону», миновал проспект Пассионарии Беаты, авениду Лаутаро и припарковался возле церкви.

Это было одно из самых старых зданий в Нуэва-Вальдивии, его заложили в 1832 году, приурочив к двухсотлетию Арауканской победы. И, по правде сказать, его никак нельзя было отнести к шедеврам архитектуры. Церковь неоднократно перестраивали, после бомбежек, когда она чудом (действительно чудом) устояла, но пострадала от пожара, ее отремонтировали, возвели новый придел, не сильно озаботившись, как он сочетается с остальными, – словом, это была воплощенная эклектика. Но верующих это не слишком волновало. Сюда приходили не красотами любоваться, и приходили многие. И сейчас, когда дневная служба уже закончилась, а до вечерней еще оставалось время, внутри было немало народу.

По причине буднего дня створы алтаря были закрыты, стены украшали фрески какого-то средней руки живописца, пытавшего отобразить подвиги второго знаменосца обновленной католической церкви в манере раннего Гойи. Выше располагались медальоны с изображениями духов-хранителей Испании Американской: Кукумаца, Тепев, Майяуэль, Коатликуэ, Хуракана, Шмукане и особо чтимых в этих местах Чинифилу и Ястая – лепта уже прошлого века, когда церковь Христа-Кецалькоатля, до того считавшаяся еретической, была признана официально и слилась с католической.

Андрес не собирался ни исповедоваться (хотя не помешало бы), ни встречаться со своим преемником. Он просто прошел в один приделов, остановившись под фреской «Святой Понтий выводит святую Каталину из темницы».

Сюжет был до некоторой степени апокрифический. Не подлежит сомнению, что святая Каталина не раз побывала в узилище. Также доподлинно известно, что святой Понтий помог ей избегнуть мученической смерти от рук тирана. Но она упоминает, что он организовал побег, а не осуществлял его. Вдобавок она находилась тогда не в темнице, а напротив, в убежище при францисканском монастыре…

Но какое это имеет значение? Изображение дано не для изучения, не для любования, а для сосредоточения. Мы помним, что побег от смертной казни стал для святой Каталины еще большим испытанием, чем пребывание в узилище, но Святая Дева хранила ее, когда при переходе через пустыню и горные хребты Анд ее спутники умерли от голода и холода, позволив достигнуть благословенного Тукумана. И то, что люди замыслили как зло, Господь обратил в добро… Так дай же нам силы во всем полагаться на деву Марию и преславного Иосифа Обручника, как то делали почитаемые святые наши…

Раздался звонок мобильного, и Андрес поспешно достал трубку из кармана.

– Да, ваша эминенция… Служба уже окончилась? Я немедленно выезжаю.

– Не стоит, – отвечал суровый голос. – Я знаю, где ты. Выходи, подхватим тебя по пути. А твою «Алмейду» охранник перегонит в гараж.

Викарий поспешно спрятал телефон – прихожане, находившиеся в приделе, смотрели на него с осуждением – и вышел на паперть.

Через несколько минут у кромки остановился епархиальный «Кугуар», а за ним – машина охраны; при посещении кафедрального собора требовался хотя бы небольшой эскорт.

Не дожидаясь, пока шофер распахнет дверь, викарий приблизился к машине. За оконным стеклом было видно жесткое лицо преподобной Исабель де Оливейры – епископа Нуэва-Вальдивии.

Времена, когда женщины, желавшие сделать церковную карьеру, непременно должны были отслужить в армии, давно миновали. Но донья Исабель отдала армии многие годы и ушла в отставку в звании полковника танковых войск. Порой Андресу казалось, что она в этом звании и остается и для полноты впечатлений не хватает только танка. Трудно себе представить, что эта женщина, словно явившаяся из эпохи церкви воинствующей, в совете епископов являет собою одну из ключевых сторонниц «мирной линии». А это при нынешней ситуации не звук пустой…

Лицо ее, темное, тяжелое, имело характерные черты коренной уроженки Испании Американской. Андрес Эрсилья, по внешности типичный европеец (при том что его предки переселились в метрополию несколько поколений назад), выглядел рядом с ней как бы вылинявшим.

И не только по внешности, подумал он. Преподобная Исабель – сильная личность, именно такие и должны служить делу мира.

– Ты уже в курсе?

– Относительно приезда нунция? – осторожно уточнил Эрсилья.

– Хотя что я спрашиваю… сегодня это будет обсуждаться во всех таблоидах.

– Но ведь император посла не примет? – Эрсилья видел, что донье Исабель известно больше, чем ему. Естественно – у нее источники информации на самом верху.

– Это даже не обсуждается. Будет ряд консультаций. Как с представителями светской власти, так и духовной.

Однако она ни словом не обмолвилась, примет ли посланника матриарх, подумал он.

И как бы в ответ донья Исабель сказала:

– Многое зависит от личности посланника и того, как он себя поведет.

Разговор продолжился в кабинете епископа. Перед этим викарий приказал принести кофе. Донье Исабель заваривали отдельно – она пила кофе такой крепости, что у кого иного случился бы сердечный приступ. Андрес как-то сострил, что это крепость – ее единственная слабость, но преподобная даже не улыбнулась.

– Вы говорите так, будто вам уже известно, кого пришлет к нам Ватикан, – сказал он.

– Верно. Его имя – Владислав Йорек.

Это имя Эрсилье ничего не говорило.

– Немец? – он ничего не мог с собой поделать – как и большинство жителей империи, не любил немцев. Хотя и сознавал, что нынешние немцы – отнюдь не те, кто бомбил мирные города и высаживал десант на побережье.

– Поляк. До того как перейти на работу в Ватикан, был профессором духовной академии в Познани. – После короткой паузы донья Исабель добавила: – Кое-кто в МИДе считает это обстоятельство обнадеживающим.

– То, что он – бывший профессор духовной академии?

– Нет, то, что он поляк.

– Простите, ваше преосвященство, но я не совсем понимаю… я плохо разбираюсь в проблемах Восточной Европы.

– У нас сейчас напряженность в отношениях с Россией – по калифорнийскому вопросу. А у Польши с Россией постоянные трения, они же соседи. Поэтому кое-кто из наших политиков считает, что это даст при переговорах определенные точки соприкосновения.

Уловив в тоне преподобной определенный скептицизм, Эрсилья заметил:

– А вы так не считаете.

– Нет. Кем бы ни был этот Йорек, здесь он будет представлять не Польшу. И тут мы можем с Россией хоть воевать, хоть одним фронтом выступать – они православные и в сферу влияния Ватикана не входят.

– Значит, проблема не в национальности, а как вы выразились ранее, в личности. У матриархата есть какие-нибудь данные о Йореке?

– Разумеется. Там есть свои «кондоры» и «кецали»… хотя в Европе предпочитают термины «ястребы» и «голуби». Так вот, Владислав Йорек – ярко выраженный «ястреб». Убежденный сторонник старого католицизма. Неоднократно критиковал нынешнюю политику Ватикана за излишний либерализм. В своих интервью цитировал буллу папы Юлия против католиков Откровения.

– «И поступайте с ними хуже, чем с язычниками, ибо они и хуже их»? Насколько я помню, это Юлий у кого-то из своих предшественников позаимствовал. Времен первых крестовых походов.

– Неважно. Важно то, что Клавдий III присылает к нам человека именно таких взглядов. Это уже свидетельствует о многом. А теперь представь встречу его с преподобной Росальбой.

Эрсилья представил, хотя и без всякого желания. Картина получалась малоутешительная. Росальба Веласкес, архиепископ Парагвая, последовательно отстаивала в совете жесткую линию. Настолько, что добивалась восстановления упраздненной еще в позапрошлом веке должности знаменосца святой церкви. И у нее было немало последователей. Она утверждала, что является наследницей взглядов матриарха Долорес, пламенной защитницы независимости церкви Испанской империи и ярой противницы всяких контактов с Ватиканом. Во время войны, когда Ватикан поддерживал вражескую сторону, подобная позиция была более чем оправдана и нашла дружный отклик в сердцах подданных империи. Неудивительно, что после смерти Пламенная Долорес была беатифицирована. Нынешняя глава церкви, Инес V, придерживалась более взвешенной политики, что далеко не всем нравилось. И риторика преподобной Росальбы при подобном раскладе выглядела чистейшей воды популизмом, а учитывая преклонный возраст святейшей Инес – подготовкой кампании к выборам следующего матриарха.

– Получается, что пресловутая добрая воля Ватикана, сделавшего шаг навстречу Араукане, – не более чем провокация? И приведет только к худшему?

– Возможно. А может быть, и нет. Мы не узнаем, пока не встретимся с преподобным Йореком. Проведем разведку, так сказать. И в этом я надеюсь на тебя.

– Всегда рад быть полезен вашей эминенции… только пока не понимаю чем.

– Я упомянула, что он – в прошлом преподаватель академии. Сфера его исследований – история литературы. Того же периода, что интересует тебя. Так что, возможно, точки соприкосновения все же имеются, и вы найдете общий язык.

– Разве что латынь, – пробормотал Эрсилья.

При всей своей мудрости и жизненном опыте преподобная Исабель бывает удивительно наивна. Ну чего общего между испанской литературой XVI века и литературой польской, которой наверняка занимался Йорек? И в которой Эрсилья ничего не смыслит? А если даже что-то общее и найдется, мир гуманитариев – это такой гадюшник… Впрочем, ревнители точных наук наверняка могут сказать о себе то же самое.

Ладно, разведка так разведка…

– Будем полагаться во всем на промысел Божий, – сказал он.

– А сначала на лошадей, холодное и огнестрельное оружие, как учила нас святая Каталина, – ответила преподобная Исабель. – Именно в таком порядке.

Они отправились обычным рейсом «Всеиспанских авиалиний», и Эрсилья был рад, что в качестве «лошадей» донья Исабель избрала этот вид транспорта. Для экстренных случаев у епархии имелся геликоптер, и Андрес подобных полетов не любил. Высоты он не боялся, но в геликоптере его укачивало. Иное дело – комфортабельный пассажирский «Флорес».

Он забронировал четыре места. Первые два сиденья заняли сама донья Исабель и охранница Мария (орден Св. Франсиско Лойолы, в прошлом полицейский спецназ), сзади поместились Эрсилья и Карлос – шофер и второй охранник (в прошлом – морской пехотинец, собирается поступать в семинарию в Веракрусе).

За высокой спинкой кресла Эрсилье не было видно, что делает епископ, но он не сомневался, что дремлет. Армейское прошлое приучило донью Исабель засыпать в любой остановке, и ни гудение двигателей, ни болтовня пассажиров ей не мешали. Викария это, наоборот, крайне раздражало, и он вздремнуть даже не пытался. Марии и Карлосу спать не полагалось по должности. Карлос читал газету (футбольный еженедельник, как обычно) и пил минеральную воду, впрочем, это нисколько не мешало ему бдить. Андрес решил отвлечься, благо над креслом располагался плоский телевизионный экран. Некоторое время он нажимал на кнопки пульта, переключаясь с канала на канал. Развлекательные программы его не интересовали, в новостях не было ничего достойного внимания (перуанская радикальная группировка «Инкарри» отрицает свою причастность к взрыву в Лиме… национальная премия имени Борхеса присуждена, по итогам голосования, роману Марианы Гонсалес «Последнее танго в Буэнос-Айресе», посвященному некоторым аспектам тукуманской музыкальной культуры… его высочество принц Луис присутствовал на открытии нового стадиона в Монтевидео…), пока случайно не наткнулся на канал «Евроньюс» – некоторые испанские телестанции его транслировали. Передача шла на английском языке, который Андрес знал довольно прилично, правда, лучше воспринимал при чтении, чем на слух, и разобрал, что комментатор поминает Испанскую автокефальную церковь.

– Напомним, – бубнил этот деятель (молодой, круглое лицо, темные прилизанные волосы – и темный же костюм с узким галстуком), – что новые католики, предпочитающие именовать себя католиками Откровения, ведут отсчет основания своей церкви от события, которое они приравнивают к сошествию Святого Духа на апостолов. Это так называемое откровение, природу которого ученые и богословы объясняют по-разному, привело к трагическому событию в истории христианской церкви, сравнимому лишь с Великой Схизмой. Сейчас мы можем лишь констатировать, что политические и экономические разногласия в начале XVII века между Святым Престолом и испанской короной и, главным образом, испанскими колониальными владениями привели испанское духовенство к желанию получить независимость от Рима. В качестве предлога был использован сон, который в 1619 году якобы увидело большинство священнослужителей в колониях и некоторые в метрополии, каковой тогда еще была собственно Испания. В наше время, – комментатор позволил себе усмехнуться, – их следовало бы направить к психоаналитикам или хотя бы сказать: «Бывают сны, просто сны…» Но в те мрачные времена к подобным материями относились по-другому. Впрочем, неизвестно еще, как бы повернулись дела, если бы в одной из колониальных тюрем не дожидался тогда казни некто Алонсо Диас…

Эрсилья нажал на кнопку, не дожидаясь, пока прилизанный тип начнет смаковать эту историю. Господи, прости мне гневливость, недопустимую для священнослужителя. Ну почему они все лезут рассуждать о делах, в которых ничего не смыслят? Уж лучше наш Тепепуль… впрочем, сетевые комментаторы кажутся лучше, потому что их лиц не видно.

Он откинулся в кресле. Лучше посидеть спокойно и привести мысли в порядок. Все равно остается не так много времени, пока самолет не начнет снижаться и не станет видна подсвеченная прожекторами статуя святой Каталины, вздымающей над Арауканой меч. Хотя, если следовать правде жизни, это должна быть кавалерийская шпага…

Не было никаких противоречий между Испанией и Святым Престолом, напротив, испанские короли были главной опорой Рима. И никто ни от кого не хотел отделяться. Даже после Откровения… ну почему этим мерзавцам непременно надо опошлить самое святое?

Да, в 1619 году испанские священнослужители оказались в сложнейшей ситуации. Многих из них посетило видение, из которого – если перевести образы на язык богословской терминологии – непреложно следовало: женщины, служащие церкви, должны получить право на священство и право на епископство. Что полностью противоречило учению, завещанному отцами церкви.

О том, что Откровение не было колдовским наваждением, насланными злокозненными особами женского пола, свидетельствовало то, что ни одна монахиня подобного видения не получила – и, следовательно, не могла выступить в его защиту.

Священнослужители пребывали в ужасе и растерянности. Ведь апостол Павел определенно выразился: «В церкви жена да молчит».

Сторонники Откровения тут же заявили, что Писание, однако, указывает на определенный прецедент. Среди судей израильских, каковые были как военными, так и духовными вождями своего народа, то есть никак не уступали в положении епископам, названа и женщина – Дебора из колена Ефремова.

Противники их возражали, что Книга Судей относится к Ветхому Завету и многое из того, что там сказано, утратило силу с приходом Спасителя.

Оппоненты отвечали, что ни в одном из четырех Евангелий ни единым словом не сказано, что женщина не может быть рукоположена в священники. Апостол Павел, на учении которого базируется это утверждение, не принадлежал к ученикам Спасителя и не мог ведать Его замыслов во всей полноте.

Полагать так – чудовищная ересь, следовал ответ. Послания Павла признаны каноническими, подвергать их сомнению – все равно что подвергать сомнению Святое Благовествование. Наши священнослужители получили откровение, иные из них верят, что от ангелов – тот же Павел рек: «И даже если ангелы с неба будут благовествовать вам не то, что мы благовествуем, – да будет анафема». И ведь сам апостол познал истину путем откровения!

Что ж, отвечали им, если фарисей Савл, жестокий гонитель христиан, мог удостоиться откровения, почему не могут быть достойны того же праведные епископы и кураты?

И взгляды всех были обращены к епископу Лимскому Агустину де Карвахалю, ибо он был самым значительным лицом из всех, получившим откровение, обладая всей полнотой духовной власти в Новой Испании. И архиепископ пребывал в тягостной задумчивости, не зная, как ему поступить, и ждал знака, пока не поучил письма от собрата своего по служению, епископа города Гуахаманги, где в местной тюрьме дожидался смертной казни за убийство на поединке некий альферес Алонсо Диас.

Подобное убийство было в биографии Диаса далеко не первым, и он многократно привлекал к себе внимание властей, но либо бежал из-под стражи, либо на его действия закрывали глаза, ибо Диас был известен безоглядной храбростью и боевыми заслугами, на войне всегда сражаясь в первых рядах и побивая врагов без счета.

Однако пробил час, когда список прегрешений Диаса превысил список его подвигов, и его приговорили к повешению. И в ожидании неминуемой смерти он сообщил, что желает сделать признание – но лишь епископу города, поскольку предпочитает подвергнуться суду церковному, а не светскому и тем передает себя в руки Божии.

Епископ Гуахаманги не остался глух к просьбе грешника. Он посетил Диаса в камере и услышал то, что повергло его в смятение. Алонсо Диас заявил, что настоящее имя его – Каталина де Эраусо и в действительности он – женщина, более того, девица, более того, послушница францисканского ордена. Младшая дочь бедных дворян из Сан-Себастьяна, что в провинции Гипускоа, она в четырехлетнем возрасте была отправлена родителями в монастырь, где и пробыла десять лет, но затем, накануне принятия окончательных обетов, бежала оттуда, повинуясь желанию посмотреть мир. И с тех пор странствовала, меняя имена, перебравшись из Старого Света в Новый, служа во флоте и в армии, но неизменно скрывая свой пол.

Епископ поначалу Диасу не поверил. Может ли быть, чтоб солдат, а впоследствии офицер, проводивший свою жизнь в сражениях, весь в боевых шрамах, да еще с такой репутацией, какая была у Диаса, оказался женщиной? Не есть ли это хитрая уловка, придуманная для того, чтоб отсрочить казнь, а затем снова сбежать?

Но не принять во внимание признание, сделанное перед казнью, он тоже не мог. Потому по некоторому размышлению епископ призвал нескольких женщин, почтенных годами и умудренных жизненным опытом настолько, что их уже ничто по определению не могло удивить, и послал их к заключенному, дабы они подвергли Диаса разоблачению – во всех смыслах слова. Почтенные матроны провели тщательное обследование и, вернувшись, доложили: Алонсо Диас, а точнее говоря, донья Каталина является девицей, непорочной, как в день своего появления на свет. И епископ Гуахаманги, впавший вследствие сего открытия в полную растерянность, спрашивал у примаса Новой Испании – что делать с этой особой?

Агустин де Карвахаль велел доставить донью Каталину в Лиму и, побеседовав с ней, отменил решение светского суда о смертной казни, но убедил донью во искупление прежних провинностей принести монашеские обеты, после чего она постриглась в монастыре Святой Троицы. Но Карвахаль не уставал задавать себе вопрос: не есть ли появление доньи Каталины – тот знак, которого он ждал? Не она ли – прямое доказательство того, что женщина способна служить на мужском поприще и добиться на нем успехов? И не чудо ли, что никто не распознал ее принадлежности к женскому полу, хотя она неоднократно была ранена в боях? Только когда она заявила, что отдает себя в руки Божии, спала пелена с глаз окружающих.

В этом мнении поддержал архиепископа проживавший в то время в Лиме дон Франсиско де Оталора. Он в свое время предоставил убежище в монастыре Алонсо Диасу, когда губернатор Чили объявил награду за его голову, и успел неплохо узнать характер доньи Каталины – пусть он и не знал тогда, что это она. Теперь, когда выяснилось, что они принадлежат к одному монашескому ордену, он не раз беседовал с нею и сказал архиепископу, что, возможно, сестра Каталина сумеет убедить сомневающихся высоких лиц в Европе. Де Карвахаль отписал его католическому величеству, и со следующей почтой пришел ответ, что король Фелипе желает видеть сеньору де Эраусо.

Сестра Каталина вновь сменила рясу на мужскую одежду и перепоясалась шпагой, ибо так путешествовать через океан было удобнее, и направилась в тогдашнюю метрополию. На родине ее встретили как героиню, а король принял ее благосклонно. К тому времени дебаты об Откровении захватили Испанию Европейскую, тогда именуемую просто Испанией, и не могли остаться без внимания Святого Престола. Его величество решил, что сестра Каталина лучше, чем кто-либо, объяснит его святейшеству, в чем состоит суть вопроса, и направил ее в Рим.

Противу всяких ожиданий, папа Урбан VIII не только принял ее, но и отнесся к ней весьма милостиво, хотя курия, как правило, питала к испанцам чувства, далекие от нежности, в силу множества причин. Не помешало даже то обстоятельство, что несколько человек, насмехавшихся над таким необычным послом, быстро окончили век свой от ударов клинка. В Риме к таким вещам относились просто – дело-то житейское. Его святейшество лишь мягко пожурил донью Каталину, напомнив ей о заповеди «Не убий».

Чем объяснялась его мягкость?

Европу с прошлого века терзала протестантская ересь, и хотя множество католических владык объединились в борьбе с ней, конца расколу было не видно. Британия, север континента и даже часть германских княжеств не признавали более власти папы. В таких условиях Ватикан вовсе не хотел дробить силы, ссорясь с Испанией. Уж испанцы-то составили себе репутацию самых непримиримых борцов с еретиками, больших католиков, чем папа римский (с какой горечью потом будут вспоминать эту поговорку!)

А донью Каталину его святейшество Урбан, скорее всего, принял за потенциальную основательницу религиозного ордена или сестринского сообщества – таких немало было в то время, как в Старом Свете, так и в Новом.

Ирония судьбы заключалась в том, что глобальные религиозные перемены действительно не волновали донью Каталину – по крайней мере, на тот момент. Она просто хотела, чтоб ей разрешили то, что она любила и умела делать, – воевать и при этом оставили в монашеском звании.

Убедившись, что его собеседница вовсе не одержима зудом религиозного реформаторства, папа благословил ее и особой буллой дозволил ношение мужской одежды, оружия и участие в военных действиях – но лишь против еретиков и врагов церкви. Эта оговорка впоследствии сыграла немаловажную роль в грядущих событиях.

В Испании буллу его святейшества восприняли как выражение одобрения новым веяниям. Многие монахини обратились к главам своих епархий с просьбой о рукоположении в священство, и оно было им дано. Характерно, что сама донья Каталина этого не сделала. Лишь много позже, когда вера в Откровение была признана явной ересью, преемник Урбана – папа Юлий объявил против ее сторонников крестовый поход, а новые католики, отложившись от Рима, ее призвали, чтобы возглавить верующих. Тогда она испросила, чтоб в память об офицерском звании альфереса, которое она долго носила, ей было даровано звание знаменосца церкви Откровении, ибо таковой знаменосец есть у Римской церкви. Епископы, признавшие Откровение, это звание даровали.

Так церковь Откровения стала церковью воинствующей.

И все же неизвестно, как бы в дальнейшем повернулись события, если бы крестоносцы выступили против Испании Европейской, а не Новой Испании. На то, конечно, были причины. Слишком многих владык манили заморские владения Испании с их огромными запасами золота и серебра. Европейская армия испанского короля представлялась слишком сильной – тем более что к тому моменту он вывел войска из Фландрии, чтоб укрепить собственные границы. И корабли, заполненные «защитниками веры», отплыли за океан.

Они не учли, что испанские отряды там, пусть и уступавшие в численности армии метрополии, были гораздо лучше приспособлены к войне в условиях Нового Света. К тому же под знамена церкви Откровения встали коренные жители Новой Испании, у которых со старыми католиками были свои счеты…

Война длилась с 1630 по 1632 год и, как всякому известно, закончилась впечатляющей победой сторонников церкви Откровения в стране Арауко. Причем донья Каталина и ее соратники вовсе не считали себя в состоянии войны со Святым Престолом. Ведь папа сам уполномочил ее на борьбу с еретиками, не так ли? А крестоносцы, по понятиям церкви воинствующей, были именно еретиками.

Лишь десятилетие спустя, когда стало ясно, что противоречия непримиримы, и появилось новое поколение духовенства, сформировавшееся в среде, где папа римский не считался наместником Бога на земле, испанская церковь официально отложилась от Рима. Первым матриархом, как и следовало ожидать, избрали донью Каталину. Несколько лет она сохраняла за собой и звание знаменосца церкви, но затем передала этот пост своему давнему соратнику по оружию дону Хуану Понсе де Леону.

Дальнейшая история есть история Испанской империи и должна быть известна каждому образованному человеку, а не претендующему на образованность, как этот обозреватель. Хочется верить, что Владислав Йорек, несмотря на всю свою предубежденность, лучше владеет материалом – ведь он историк. Хотя данное обстоятельство может послужить и препятствием.

И вообще, действительно, стоило бы лучше ознакомиться с польской литературой эпохи барокко…

– Они еще будут нам про демократию объяснять! Это нам-то! Да мы рабство первыми в мире отменили, когда у них в Европах и колониях их за одно такое помышление в тюрьму сажали!

При чем тут демократия – непонятно. И вряд ли преподобный Йорек прибыл сюда, чтоб нам её проповедовать. Хотя патио для журналистов – не лучшее место для изучения формальной логики. Лучше достать таблакалькулу и вернуться к файлам о польской литературе.

Насчет латыни Андрес оказался прав – многие пииты указанной эпохи творили на этом языке. В том числе Иоанн Кохановский, почитавшийся средь них первейшим стихотворцем. Хотя Эрсилья подозревал, что латинские вирши – не лучшее, что есть в его наследии. Что делать – оценить стихи на польском Эрсилья был не в состоянии, а машинному переводу он не доверял.

По крайней мере, будет о чем спросить преподобного Йорека при личной встрече. Если она состоится, конечно. А пока – донья Исабель права – разведка так разведка.

Среди журналистов было немало новых лиц, и на этих лицах явственно читалось удивление, чтоб не сказать недоумение. Почему-то у иностранцев слово «матриархат» вызывает совсем иные ассоциации, чем департамент управления делами матриарха. И упрекать приезжих за это трудно – их же СМИ упорно рисуют, из поколения в поколение, образ империи, где граждане ходят строем и бряцая оружием, а всем заправляют злобные бабы, терроризирующие забитых мужчин. Самый распространенный и самый дурацкий вопрос: «Что, у вас и мужчина может быть священником?»

Мысленно осеняешь себя крестом, считаешь до трех и отвечаешь: «Да, причем их большинство».

Что же до злобных… э-э-э… дам при власти, ну да, есть, трудно отрицать, когда преподобная Росальба каждый день вещает по ТВ. Так они везде есть. Вспомнили бы лучше эту свою… гран-прокуратора всеевропейского.

Было бы трудно упрекать… если бы на смену удивлению приходило понимание. Нет, обычно удивление сменяется завистью: «Слишком хорошо вы живете, с чего бы это?» Как ответил однажды Андрес особо настырному представителю Российского агентства новостей: «И вы бы так жили, если бы ваше правительство хоть немного делилось с народом доходами от продажи нефти и газа». Тот, несомненно, ожидал другого ответа – о преимуществах церкви Откровения над старым католицизмом. Не дождался, обиделся.

Йореку, безусловно, тоже будут задавать глупые вопросы. Причем не только иностранные журналисты, но и наши, прости, Господи, их прегрешения. Что ж, нигде так не проявляется человек, как при общении с дураками.

При первом же взгляде на Йорека стало ясно, что дуракам сладко не придется. Ясно всем, кроме тех дураков. В молодости он, вероятно, занимался спортом – футболом или тяжелой атлетикой. С возрастом несколько погрузнел, но все равно производил впечатление человека сильного. И решительного – об этом свидетельствовали черты лица: резко очерченные скулы, хищный нос, треугольный выдающийся подбородок. Почему-то по университетским занятиями по антропологии Андресу помнилось, что у славян более мягкие, округленные лица. Наверное, это предрассудок. Считают же иностранцы, что жители Испанской империи – поголовно жгучие брюнеты, а потом удивляются, что у нас тут всякие водятся… А вот этот уж не брюнет и не блондин – он полностью седой. Серые волосы, стриженные ежиком. Напоминает скорее военного, чем бывшего университетского профессора. Так ведь и предупредили, что он – «кондор»… то есть «ястреб».

А вот голос вполне профессорский. Глубокий, с богатыми интонациями. Определенно, студенты его внимательно слушали.

И этим голосом профессионального оратора он предупредил, что приехал в Араукану не для того, чтобы вести богословские споры, и просит присутствующих не забывать об этом.

– Все, что можно было сказать за и против, было уже высказано столетия назад, – произнес он. По-испански Владислав Йорек говорил свободно, пусть и слышался в его речи некий отголосок акцента.

И в этом его перед нами преимущество, подумал Андрес. А может быть, и нет. Он считает, что понимает нас, а мы его – нет… но понимает ли в действительности?

– Тогда в чем ваша цель?

Ну, пошли вопросы, надеюсь журналисты-газетчики ничего сверх отмеренной обычному человеку дозы глупости не ляпнут…

– Я исполняю здесь дипломатические обязанности и должен провести определенные консультации с официальными лицами.

– Стоит ли это понимать как подготовку к установлению дипломатических отношений между государствами?

– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы. Могу лишь сказать, что в последние десятилетия Испанская империя предприняла некоторые шаги к выходу из самоизоляции.

«Это мы-то находились в самоизоляции? – внутренне возмутился Андрес. – Йорек и вправду так думает или нарочно стремится перевернуть все с ног на голову?» По хищной физиономии прелата определить это не было возможности.

– Примет ли вас матриарх?

– Я пока не получал подобных предложений.

– Почему вы избрали для визита Араукану, а не Буэнос-Айрес?

– Странный вопрос. Очевидно, задавший его – не гражданин империи. Буэнос-Айрес – резиденция императора, но столицей страны является Араукана, если вы до сих пор этого не знаете.

Кого он хотел поставить на место? Журналиста – безусловно. Но не был ли это и скрытый посыл: Араукана сама по себе столь незначительна, что никто не помнит о ее столичном статусе?

Но в целом к ответам Йорека придраться было невозможно. Дипломат, настоящий дипломат. Андрес привык, что священнослужители изъясняются более прямо и открыто, но, очевидно, у старых католиков было не так. И пресс-конференция проходила на диво гладко, пока тот самый, не к ночи будь помянутый тип из Российского агентства не спросил:

– Господин нунций, в бытность свою профессором вы отзывались о святой Каталине как об адреналиновой наркоманке и гендерном недоразумении. Изменили ли вы сейчас свое мнение?

Вопрос был явно из разряда «это провокация», а для граждан империи еще и звучал как прямое обвинение в кощунстве. Если русский журналист хотел настроить своих испанских коллег против посланца Ватикана, то ему это удалось.

Несмотря на охвативший его гнев, Эрсилья постарался не давать волю чувствам. Сведения о подобных высказываниях Йорека не проникали в СМИ, следовательно, у вопрошавшего есть какие-то другие источники. Либо фразу он высказал как частное лицо, а перейдя на работу в Ватикан, воздерживался от чего-либо подобного. Либо это и впрямь провокация, следствие национальной нетерпимости в данном регионе Европы, о чем упоминала донья Исабель.

Или… если он действительно придерживается таких взглядов, а папа Клавдий об этом знает, то провокация готовилась гораздо худшего толка…

Многое зависит от того, что он ответит. Конечно, все разрешится просто, если он скажет: «Ничего подобного, вас ввели в заблуждение». Или: «Да, в молодости я говорил нечто подобное, но сейчас изменил свои взгляды».

А если не изменил?

Пойдет ли он на открытый конфликт, находясь в Араукане? Или нынешним римским священникам разрешено лгать в благих целях, как это делалось и раньше?

– Очевидно, вы плохо расслышали, – хладнокровно отвечал Йорек. Его светло-карие глаза не отражали ни гнева, ни раздражения. – В начале нашей беседы я предупредил, что прибыл сюда не для того, чтоб обсуждать вопросы доктрины. И вам не советую.

Вывернулся-таки. Не сказал ни да, ни нет… хотя как раз это противоречит заповеданному в Евангелии. Ватиканская школа? Или особенность личного характера? По крайней мере, Эрсилья может теперь высказать епископу свое мнение.

– Еще его спрашивали, почему папа римский не принес империи извинения за Американский крестовый поход, хотя еще в прошлом веке Ватикан извинился перед мусульманскими странами за крестовые походы в Святую землю. Он ответил: «Мы пока не дождались от глав мусульманских государств ответных извинений за зверства в отношении христиан, причиненные как до крестовых походов, так и за многие века после них».

Донья Исабель рассказывала о встрече нунция с министром иностранных дел. На приеме были некоторые представители матриархата и епископы.

– То есть он опять ушел от прямого ответа. Что определенным образом его характеризует.

– Но и о взглядах его свидетельствует в должной мере. Хотя, – заметила в задумчивости преподобная Исабель, – в чем-то он прав. Рим не обязан проявлять добрую волю в одностороннем порядке. И вообще, самой большой катастрофой времен крестовых походов было разрушение крестоносцами Константинополя. И впоследствии никто из пап не приносил за это извинения православным. Однако иерархи восточной церкви и не поднимают эту тему. И Ватикан поддерживает постоянные контакты с православным миром.

– То есть, по-вашему, мы должны поступить так же? Проявить добрую волю в одностороннем порядке, хотя Рим этого не делает?

– Вот и посмотрим, кто из нас лучшие католики, способные явить великодушие к противнику…

Они ехали по проспекту Хуаны Инес де ла Крус. Святая Хуана Инес была третьим матриархом церкви Откровения и первым, чья резиденция располагалась непосредственно в Араукане. С тех пор резиденция и вся администрация матриарха давно перебрались в другую часть города. Но несколько старых зданий, принадлежащих матриархату, в прежнем районе остались. Там и отвели местопребывание для нунция – в одном из особняков про которых европейцы говорили «в колониальном стиле», что в очередной раз озадачивало Андреса нелогичностью. Какая же здесь колония? Здесь метрополия.

Там посланник папы принимал посетителей – как официальных лиц, пусть и неофициально, учитывая отсутствие дипломатических отношений между государствами, так и представителей общественных организаций. За особняком, разумеется, ненавязчиво приглядывала полиция. В интересах безопасности самого же нунция. Конечно, Испания успешно боролась с терроризмом, но, увы, нельзя было утверждать, что это зло изжито полностью. Кроме того, высказывания Йорека о святой Каталине стали известны широкой публике и вызвали волну возмущения. Так что охранять преподобного Владислава следовало не только от террористов, но и от радикалов из среды вполне благонамеренных католиков, прежде в преступных деяниях не замеченных. А они могли проникнуть в дом под видом тех самых представителей общественности. Если Йорек и заметил слежку за домом, то никак не протестовал, чем, по мнению доньи Исабель, доказал свое благоразумие. Вообще после бесед с епископом у Андреса сложилось впечатление, что враждебности к Йореку она не испытывает. «Его, безусловно, нельзя назвать нашим другом, – говорила она, – но, возможно, он способен на сотрудничество. Пусть он убежденный католик старой формации, иного папа к нам не послал бы, но прежде всего он рационален». Эрсилья отнюдь не был в этом уверен, но не имел пока оснований возражать донье Исабель.

Чтобы выяснить это обстоятельство, они и ехали сейчас к Йореку. О встрече было условлено на приеме у министра. И если поход Андреса на пресс-конференцию был разведывательным, то сегодня, как он предполагал, должна была состояться разведка боем.

Рационален Йорек или нет, но голова у него работает хорошо, не приходится сомневаться, что информацию об епископе де Оливейре ему также предоставили. И кто кого будет склонять к сотрудничеству, это вопрос. Однако донья Исабель рациональна безусловно и, несомненно, это понимает. Потому ей и нужен Андрес при этой встрече. Отвлекать, изыскивать слабые места… что ж, он сделает, что сумеет.

Примыкавшая к проспекту улица Рамиреса де Варгаса (знаменосец церкви во времена святой Хуаны Инес) была тихой и спокойной, пробок здесь опасаться не приходилось. Впрочем, Араукана была почти избавлена от них, хотя город был побольше Нуэва-Вальдивии. Но здесь умели лучше организовать транспортные развязки. Припарковаться удалось без труда.

Мария выбралась из машины, чтобы сопровождать епископа де Оливейру, но донья Исабель сделала предупредительный знак.

– Пусть идет Карлос. – Она усмехнулась. – Не стоит раздражать старых католиков обилием женщин.

– Женщина-епископ в любом случае будет его раздражать, – заметил Андрес.

– Ну, превратиться в мужчину специально ради этого визита я не могу.

Шутка, пожалуй, была грубовата для священнослужительницы, хотя вполне изящна для отставного полковника. Что-то, однако, Андресу в ней не понравилось. Донья Исабель рациональна, сказал он себе, а я иррационален. Это никуда не годится.

Охранник у ворот, проверив документы, пропустил их, и Карлос прошел вперед, чтобы позвонить в дверь особняка.

Никто не ответил.

– Это, однако, уже свинство, – пробормотал Андрес.

Пусть встреча и частная, донья Исабель – уважаемый иерарх церкви, а Йорек – дипломат. Выказывать неуважение подобным способом недопустимо.

Карлос позвонил снова, затем забарабанил в дверь.

– Что они там, уснули, что ли?

– Андрес, набери номер Йорека, – распорядилась преподобная.

– Но, донья Исабель…

При подобном отношении епископу не следовало делать первого шага.

Словно прочитав его мысли, донья Исабель сказала:

– Йорек может спать, заболеть, удрать через окно. Но в доме должна быть обслуга. Если они не отвечают…

Эрсилья поспешно принялся нажимать кнопки мобильного. И снова безответно. А уж от грохота в дверь всякий бы проснулся.

– Карлос, – начал Эрсилья, – надо звать охрану…

Но в этот миг дверь открылась. Сама по себе.

– Донья Исабель, дон Андрес, подождите, я пойду, проверю. – Карлос извлек армейский «ларго», осторожно шагнул за порог. За дверью никого не было. Очевидно, старый замок не выдержал титанических ударов Карлоса. Но это не отменяло вопроса – почему в назначенное время никто не отозвался.

Осмотревшись, шофер двинулся дальше. Андрес, выдержав паузу, последовал за ним. Донья Исабель не останавливала его. Было тихо… очень тихо… но это еще ничего не значило.

Они пересекли прихожую, полутемную, с мраморным полом в черно-белую клетку. Наверх вела лестница, широкая, с резными перилами. Резными были и деревянные панели на стенах – по ним вверх, к открытым окнам, скользнул взгляд Эрсильи. Но окрик Карлоса заставил его опустить глаза. Смотреть следовало не вверх, а вниз. На площадке лежал человек в темном костюме. И на шахматных квадратах растеклась кровь.

Карлос бросился вверх по лестнице, откуда, несомненно, свалилась жертва, Эрсилья – к лежавшему. Это был не Йорек. Похоже, что дворецкий или кто-то еще из обслуги. К счастью, он был еще жив, но разве что чудом. На горле у него зияла рваная рана.

– Донья Исабель! Мария! Зовите охрану!

Сам Андрес снова схватился за телефон. Пока он вызывал «скорую», снова взглянул на раненого. У Эрсильи не было медицинского образования, но всех семинаристов учили оказывать неотложную помощь.

Но эта рана… ее характер…

Несчастному не перерезали горло. Его рвали зубами.

Сверху не доносилось ни звука, и Андрес, насколько хватило сил, рванул по лестнице. Пробежал по коридору. Заглянул за ближайшую открытую дверь.

Среди раскиданной мебели (звуков падения не было слышно, следовательно, разбросали ее раньше) застыли двое.

Карлос, слегка пригнувшись, опустил руку с «ларго». И уставился в угол, где на четвереньках замер Владислав Йорек. Его седые волосы были всклокочены, зубы оскалены, а глаза, прежде казавшиеся карими, теперь отсвечивали желтизной.

Глаза!

Взгляд!

– Карлос, не смотри ему в глаза! Нельзя!

Из глотки Йорека вырвалось глухое рычание, и он прыгнул вперед. Но в этот миг Карлос успел выйти из ступора, и рукоятка армейского пистолета опустилась на голову прелата.