Читать книгу Сборник редакторских анонсов литературного портала Изба-читальня. Том первый. Поэзия и песня - - Страница 72

Полынь – трава печали.

Мы будем целый год

Иные помнить дали

И золотой восход,

Искрящиеся башни,

Чужие города.

Как будто день вчерашний

Промчатся

поезда.

Полынь – трава разлуки.

Не будут до поры

Измученные руки

Просить иной игры.

Натянутые струны,

Срывается аккорд.

И огненные руны

Нас

позовут

вперед.

Полынь – трава потери.

Уже в который раз

Нежданные метели

Укутывают нас.

И в танце их холодном

Теряются следы.

Бездомным и свободным

Сегодня

станешь

ты.

Полынь – трава беды.

Деревенская школа моя,

Ты была мне надеждой, отрадой!

Здесь высокие тополя

с трёх сторон подпирали ограду.

И невиданной красоты

Ярким пламенем полыхали

На пришкольном участке цветы,

О которых в селе не слыхали.

И казалось в то время нам,

Что просторнее здания нету!

И была нам та школа как храм

Из тепла, доброты и света!

Ах, как хочется в те края

Убежать порой без оглядки,

Где стояла бы школа моя,

Где лежат мои книжки, тетрадки…

Когда с обветренной землёй простится осень поцелуем

и, растянувшись, облака повеют – холод неминуем,

я сяду в кресло у окна вязать для нас с тобою небо,

взамен хандрящего пока. Надеюсь, справиться до снега,

до вьюг, что путают следы и кружат окоём в бесцветии,

до стужи, ранящей умы в столь молодом ещё столетии,

до странных ледяных дождей, что кроны превращают в люстры,

а город наш родной в музей, шаги где раздаются хрустом.

Я постараюсь всё связать – мечты, надежды, ожидания:

надежду – младший даст поспать, а старший, без напоминания

уроки сделает один и уберёт свои игрушки;

мечту – здоров чтоб каждый был всегда от пяток до макушки;

удачу – получился торт и старые мне впору платья;

и радость – кончился ремонт и всё смогу теперь убрать я;

любовь – конечно, без любви становится иное тусклым.

Как хорошо, что вместе мы так часто сходимся во вкусном –

мы ожидаем от судьбы одних и тех же вдохновений.

Я справлюсь, справилась почти. Но, если вдруг мороз сомнений

начнёт заковывать всё в лёд – расправлю вязаное небо.

Под нашим небом хворь пройдёт, а из подтаявшего снега

с детьми налепим снежных баб, снеговиков и куклу Зину.

И грея своё счастье так, переживём любую зиму.

Площадь вокзальная. Крики… плети…

Хаос. Смятенье. Смрад.

Тихо, под знаменем, входят дети:

Строем – четыре в ряд.

Полдень. Последняя перекличка:

Сто девяносто два.

…Что говорил им? Там будут птички…

Кролики… и трава…

«Доктор, послушайте, вот бумага:

Вас оставляют здесь».

(…и до свободы – всего полшага…)

«Вместе с приютом?» «Без».

Дети еврейские… дети Польши…

Разум теряет нить…

«Пан Януш…» «Герр офицер, нам больше

Не о чем говорить».

Вкус как предчувствие – дымно-горький…

Мы не пришлем вестей.

…Чрева вагонов дохнули хлоркой.

Небо в глазах детей.

Ещё дождь за горою всхлипывал,

но росла тишина неистово.

плыл орёл, как раскрытая Библия,

Бог страницы её перелистывал.

переплёт обветшал от времени.

после ливня, как после крещения,

мир очистился от сомнения,

мир, опять, попросил прощения.

но зависла Книга над речкою,

над упавшими с клёнов коронами,

как послание мира вечного,

миру (яростно) бестолковому,

мигу: краткому до отчаянья,

крику: первому и последнему,

миру: видимо не случайному,

только вечно несовершеннолетнему.

как его уберечь от гибели?

кто укажет ему дорогу?

плыл орёл, как раскрытая Библия…

почему-то буквами к Богу…

Несовершенство. Перебор всего.

Всего, всего, особенно деталей.

Прими луны таблетку перорально –

от головы.

Тебя не держит Бог за своего.

Уже. Чёрт! облака устраивают ралли,

агонизирует закат, ненатуральный,

двусмысленный, ходульный. Каково!

Потерянности не было предела,

пока над ухом не прошелестела

смерть-стрекоза. На край, на край, на край

стола бокал пустой подвинула. Игра.

Игра воображения, без правил. Пора.

Непоправимо небо зажелтело,

подсолнухами, пижмой, чистотелом.

Есть повод отпустить седой рассвет…

И я иду по сонному перрону,

А мимо мчат обрывки прошлых лет,

Набитые ненужностью вагоны.

Смотрю вослед ушедшему. Вдали

Восходит солнце, кровью запекаясь…

Я знаю: луч, коснувшийся земли,

Замрёт, в моей душе не отзеркалясь.

Я знаю, надо всё себе простить:

Года, что впились жёсткою верёвкой,

Ошибки, запрещающие жить,

Иллюзии, разбитые в осколки…

Я знаю, надо всю себя собрать

В кулак железный прямо на перроне…

Уехать хоть куда-нибудь… Сбежать…

– Места имеются в прицепленном вагоне?

Мой сад зацвёл. И я стараюсь проще

Писать. Пишу: «Мой сад зацвёл».

Звенит, как колокольчик, в майской роще

Весёлый соловей – весенний новосёл.

Стараюсь нынче проще одеваться,

Простую песню петь, простую пищу есть.

Стараюсь незамеченной остаться

Среди весны, что принеслась, как весть.

Что мне в той простоте? Особая свобода

От всех чужих, навязанных идей.

Хотя б весной, на этом пике года

Жить в простоте на должной высоте.

Достаточно и без меня артистов,

Что выскочили смело на помост.

Побуду созерцателем. Тернистый

Путь мысли я не выставлю, как холст.

Доброжелательно, но не подобострастно

Я в зеркало небес с отвагой погляжу.

Про жизни путь, тревожный и опасный,

Я никому весной не расскажу.

Препирался дед Пахом

С бородатым лопухом:

«Приставучка! Возле гряд?!

Это бабкин недогляд!»

Взял лопату дед Пахом

И – копать под лопухом.

Влево, вправо, тут разок

Рубану наискосок…

Бабку после побраню,

А лопух предам огню…

…Бородою шебарша,

Лопушок качнулся: «Ша!»

И колючками трясёт:

«Дед копает – дед спасёт!

Хочешь, дедушка, войны?

НА – колючек на штаны!»

Дед обходит огород…

Оглянулся:

«В оборот

Взял тебя я, мой дружок» –

Это он про лопушок.

И – к старухе: «Всё! Пустяк!

Я исправил твой косяк!»

И добавил свысока:

«Истребил до корешка!»

Бабкин взгляд – и дед потух:

«Эх, ты, деда… сам Лопух!»

…А весной, полны забот,

Деда с бабой – в огород…

СТО ЗЕЛЁНЫХ ЛОПУШАТ

ИХ ПРИВЕТСТВОВАТЬ СПЕШАТ!

Нежно-зелены жёлуди,

Гравий мясного цвета.

Стук за грудиной голоден

Неполнотой ответов.

То, что опять случайно, –

Вычтется на весах?..

То, что опять кончается, –

Это всегда я сам?..

Кто здесь метёт аллеи

Затемно и вотще?

Кто-нибудь нас жалеет,

Кто-нибудь вообще?

Галки слетаются, голуби –

Белый хлеб, белый полдник.

Скоро и утки в проруби…

Будет же, будет, полно.

А мне говорили всё это бросить,

А я оставалась, стуча зубами.

Что ты оставишь, подруга-осень,

Кроме рваных страниц Мураками?

Чужое счастье застряло в горле,

Его запиваешь – а не проглотишь.

Обидно – да, но обидней вдвое,

Когда не знаешь, чего ты хочешь.

Чужие всхлипы за стенкой тонкой

Слышать – слышишь, как помочь – не знаешь.

Худеют тонкие перепонки:

Всё тише, тише – не разбираешь.

Кошмары ночью – ножом за ухом.

Во сне руками воздух хватаешь,

Вскочишь, очнёшься – ни сном, ни духом.

О чём там было? И вспоминаешь.

Побег от тени и волчья поступь.

Просыпем сахар, смешаем с солью,

А торговаться с собою просто:

За ломтик ночи заплатишь кровью.

Чужой грешок, а своя расплата,

А волки ближе, а волки близко.

Сердце: заплата, ещё заплата.

А совесть – выстрел, а совесть – искры.

Кофейный яд – до дна, скорей!

С ядом обычно люди не медлят.

Горит улица линией фонарей,

Иду гореть в ярко-красных кедах.

Медаль нам, скорее! За отвагу психов,

За совесть волчью, за душевный скрип…

А снилось… вспомнила: море, рифы,

Русалка, ночь, гусеница, гриб.

Облака проплывают остатками лета,

Там, за тучами где-то, бескрайняя синь.

Я так долго живу, но не знаю ответа,

Отчего Бабьим летом такая теплынь.

Ярко солнце горит над зелёной землёю,

Много красок ещё в кладовой сентября.

Вот и вётлы шумят не опавшей листвою,

О печальном со мной по душам говоря.

Ясень кроткий несёт в серебре эполеты,

Надо мною лопух до двух метров дорос.

И видны вдалеке стильных лип силуэты,

Да рябины полно – на морозы прогноз.

Жемчугами по травам просыпались росы,

Синий вечер прохладой луга окропил.

Здесь высоким берёзам в зелёные косы

Золотые серёжки сентябрь подцепил.

Под ногами наряд отшумевшего лета,

На студёной воде каплей жёлтый листок.

А шиповника куст ярко красного цвета,

Распустился в красивый осенний цветок.

Не надо чувств соломенных. Не надо листопада.

Сегодня вечер огненно расчувствовался – рада.

И…катит апельсиново закат зорю по крышам…

Ах, милый, милый, сильный мой! Вчера ты был – да вышел!

А я, задравши голову, чумею на природе!

И, вроде – не влюблённая? Иль влюблена я вроде…

И, как-то так случайною я песней на подхвате.

Всегда была – отчаянной. Вот даже на закате

деньков червонных золото срываю я рукою…

Горох мой – счастье… колотый! отчаялась – не скрою

В отраженьи реки небо синью дрожит облаками

едким маревом зной растекается пылью дорог

лето, платье примерив, из пожухлой листвы на гербарий

в ожиданьи дождя… впустит ветер к себе на порог.

В этом жарком… пропитанном пекле – как в масле

и деревья и люди, ждут дождя, словно манны волшебной с небес

и застывшее солнце в воде, жёлтым плавленым огненным шаром

закипит. Полдень. Лето. Средина июля. И скоро конец.

Ветер лёгким пером воробьиным своё обозначит присутствие. Сразу,

всё вокруг оживёт, то, что раньше исчезло…таилось… спало

и наполнится мир ожиданьем иллюзии… ветром

и желанной грозы. Настежь открою окно…

Как предвестник дождя, как надежду, пришедшую в полдень,

я впущу этот ветер, словно странника радостных дней

и перо воробьиное, к дате, оставлю как должно – на память

и вдохну полной грудью… – улыбнусь…

…где ты, мой воробей…

От пыльной, проселочной, узкой тропы

Направо уходит асфальт темно-серый,

Привыкший к капризным дождям атмосферы,

Весь в тонких тату от ударов судьбы…

Бордюр. Тротуар. Рядом знак – «переход»,

Поспешно ступаем на белые «зебры»,

По ним попадаем в бетонные дебри,

В живой лабиринт – поворот, разворот…

Там любят, страдают, рожают, живут,

А кто-то о светлом под вечер мечтает,

Но помнят, что тут не живут – выживают!..

И утром опять по асфальту бегут…

В бетонной пустыне замкнулись в себе…

Как хочется крикнуть: – Послушайте, люди,

Неужто нам души никто не разбудит?

Зову смельчаков, непокорных судьбе!

В чашу озера свесилось небо,

И разлился туман молоком.

Если в связке с романтикой не был,

Никогда не дружил с рюкзаком,

Не увидишь ты озеро это,

Самоцветы игривой воды,

Не проводишь цветущее лето

За цепочку уральской гряды.

Но, поставив палатку на взгорок

Под раскидистой кровлей лесной,

Веришь: хуже сорок-тараторок

Надоедливый дождь проливной.

Ловишь щупальца солнца к полудню,

Слышишь писк комарья ввечеру.

Забывая про серые будни,

Поклоняешься батьке-костру.

И ночами из темной кудели

Видишь, как в предвкушении сна

Тихо вертится в колыбели

Беззаботная лялька-луна.