Тридцатые… Страшные, гордые годы, когда ужасы гражданской войны и революции были уже пройдены, а Великая Отечественная еще не началась. То, что происходило в стране, трудно поддается описанию. Тем удивительнее те истории любви, ревности, предательства и благородства, которые случались вопреки всему. Лев Ландау и Кора Дробанцева, Рихард Зорге и Екатерина Максимова, Михаил Булгаков и Елена Шиловская, Михаил Тухачевский и таинственная «Лика», Дмитрий Шостакович и Нина Варзар, Валентина Серова и Константин Симонов, Янина Жеймо и Леон Жанно. Их проклинали современники. Им завидовали небеса.
Оглавление
Группа авторов. Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью
Михаил Кольцов и Мария Остен: «Очень хочется жить…»
Михаил Кольцов и Мария Остен
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Рихард Зорге и Екатерина Максимова: «Не подходите к ней с вопросами…»
Рихард Зорге и Екатерина Максимова
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
Михаил Булгаков и Елена Шиловская: «Я буду любить тебя всю мою жизнь…»
Михаил Булгаков и Елена Шиловская
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
Михаил Тухачевский и Лика: таинственная любовь
Михаил Тухачевский и Лика
1
2
3
4
5
6
7
8
9
Дмитрий Шостакович и Нина Варзар: восьмое чудо
Дмитрий Шостакович и Нина Варзар
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
Валентина Серова и Константин Симонов: «Страшная и удивительная жизнь…»
Валентина Серова и Константин Симонов
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Татьяна Окуневская и Владо Попович: «Дурман… наваждение…»
Татьяна Окуневская и Владо Попович
1
2
3
4
5
6
7
8
Янина Жеймо и Леон Жанно: польский принц для Золушки
Янина Жеймо и Леон Жанно
1
2
3
4
5
Отрывок из книги
Он всегда был там, где происходит что-то важное и интересное, казалось, даже, умудрялся успевать сразу в несколько мест, и когда он появлялся, тут же все загоралось и кипело, все менялось, потому что этот энтузиазм и эта радость жизни были неодолимо заразительны. Небольшого роста, не особенно крепок здоровьем, ничего не видит без очков, и при этом – азартен до самозабвения, авантюрен до безрассудства и совершенно бесстрашен. И писал он так легко и вдохновенно, что именно его статей и фельетонов читатели ждали, их искали в первую очередь, открывая «Правду» или «Огонек». В те времена Михаила Кольцова называли «журналист номер один». Сейчас бы его назвали – журналист от Бога.
Слишком талантливый, слишком яркий, слишком часто лезет туда, куда не следует… Многовато «слишком» для того времени. «Слишком прыткий», – решил однажды Сталин и росчерком красного карандаша оборвал эту жизнь так, как он любил – на самой высокой точке взлета, чтобы было больнее падать.
.....
– У меня есть предложение, Мих-Кольц. Секретное. Если ты сочтешь его неприемлемым для себя, то очень прошу навсегда забыть, что оно поступало. Договорились?… Есть у меня подруга или, вернее сказать, однокурсница по университету. Судьба у нее сложилась необычно. Она внезапно стала богатой владелицей хутора.
