Читать книгу Коновницыны в России и в изгнании - - Страница 9

Двадцать восьмого февраля почти весь Петроградский гарнизон присоединился к революционным толпам. Говорили, что революционная толпа двигается в Царское Село. Наследник и Великие Княжны были больны корью. Их заразил приятель Наследника, кадет Первого кадетского корпуса, который играл с Наследником во дворце.

По поручению Императрицы, граф Бенкендорф позвонил в Ставку и сообщил, что Государыня очень беспокоится за детей и предлагает выехать с детьми навстречу Государю.

«Ни в коем случае, – сказал Государь, – нельзя возить больных детей поездом. Передайте Бенкендорфу, что Я сам решил ехать в Царское Село».

Генерал Воейков, по приказанию Государя, пошел предупредить начальника штаба генерала Алексеева об отъезде Государя. Он его застал уже в кровати. Когда Алексеев услышал о решении Государя, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение, и он с ехидной улыбкой спросил: «А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать батальон, чтобы очищать путь?» – «Если Вы считаете опасным для Государя ехать, Ваш прямой долг мне об этом заявить», – сказал дворцовый комендант, генерал Воейков». «Нет, я ничего не знаю, это я так говорю. Отчего же? Пускай Государь едет… ничего».

Когда Воейков передал Государю содержание разговора с Алексеевым, лицо Государя выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным.

По прямому проводу Воейков, по распоряжению Государя, переговорил с военным министром генералом Беляевым, который сказал, что положение катастрофическое, что всё правительство и командующий войсками Хабалов совершенно растерялись, и, если не последует энергичного вмешательства, революция примет грандиозные размеры. Относительно высказанного ему опасения за движение толпы в Царское Село, генерал Беляев сказал, что это сведения распространяемые Родзянко. Государь ответил, что им уже послан из Ставки назначенный главнокомандующий Петрограда генерал-адъютант Иванов с Георгиевским батальоном, причем выразил уверенность, что прибытие всеми уважаемого в армии генерала Иванова даст возможность мирным путем разрешить военные беспорядки.

Двадцать восьмого февраля Императорский поезд выехал на Оршу, Вязьму, Лихославль, а генерал Иванов тронулся только на следующее утро, не желая нарушать военного графика. В четыре часа утра выяснилось, что станция Тосно занята революционными войсками. Тогда был изменен маршрут и поезд двинулся на Дно, Псков.

В Пскове Государя встретил генерал-адъютант Рузский со старшими чинами штаба. На другой день Рузский сказал генералу Воейкову, что телеграмма, которую Государь ему накануне передал относительно ответственного министерства, настолько, по его мнению, запоздала, что он её после переговоров с Родзянко даже и не отправил и, что сейчас единственный выход – отречение Государя, с чем согласны и все главнокомандующие войсками, и командующий флотом.

В тот же день было, по приказу генерала Рузского, остановлено движение на Петроград второй кавалерийской дивизии под начальством князя Ю.И. Трубецкого. В тот же день Государю были переданы телеграммы от Великого Князя Николая Николаевича, Эверта, Брусилова, Сахарова, адмирала Нелепина, в которых эти главнокомандующие просили Государя отречься от Престола. Колчак телеграмму не послал, но был с ними солидарен. Одновременно Рузский доложил Государю запись с ленты прямого провода: «Сообщение помощника начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Клембовского генерал-квартирмейстеру штаба Северного фронта генералу Болдыреву.

«Известно ли Вам о прибытии сегодня конвоя Его Величества в полном составе в Государственную Думу с разрешения своих офицеров и о просьбе депутатов конвоя арестовать тех офицеров, которые отказались принять участие в восстании» (в действительности это была нестроевая команда конвоя).

«Известно также о желании Государыни Императрицы переговорить с представителями исполнительного комитета Государственной Думы и, наконец, о желании Великого Князя Кирилла Владимировича прибыть лично в Государственную Думу, чтобы вступить в переговоры с исполнительным комитетом. В Москве по всему городу происходят митинги, но стрельбы нет. Генералу Мрозовскому предложено подчиниться Временному правительству. Арестованы: Штюрмер, Добровольский, Беляев, Войновский-Кригер, Горемыкин, Дубровин, два помощника градоначальника и Климович.

Исполнительный комитет Государственной Думы обратился к населению с воззванием возить хлеб, все продукты на станции железной дороги для продовольствия армии и крупных городов. Петроград разделен на районы, в которые назначены районные комиссары. Представители армии и флота постановили признать власть исполнительного комитета Государственной Думы впредь до образования постоянного правительства.

Все изложенное нужно доложить Главнокомандующему для всеподданнейшего доклада».

После разговора Государя с Рузским, Государь вызвал к себе министра Двора графа Фредерикса. В свитском вагоне собрались лица Государевой Свиты и высказали опасение, что Государь может принимать решение на основании докладов «лисы» – так звали Рузского.

Когда Фредерикс вернулся, он сказал, что Государь подписал отречение. Воейков побежал в вагон Государя и спросил, правда ли это? – «Что мне оставалось делать? – сказал Государь, – все мне изменили, первый Николаша… Читайте» – и Государь передал пачку телеграмм. Государь сказал, что передал отречение Рузскому для отправки генералу Алексееву. Воейков просил Государя взять отречение обратно до приезда членов Государственной Думы, что Государь и сделал.

В 9 часов вечера прибыли делегаты, Гучков и Шульгин. Как только они вышли из вагона, их окружила собравшаяся публика и приветствовала криками «ура». Чиновник дворцовой канцелярии высказал своё возмущение, а стоявший около него комендант Пскова генерал Ушаков с самодовольной улыбкой сказал: «Нужно привыкать, теперь другие времена настали».

Оба делегата производили впечатление немытых людей, были не бриты и в грязном крахмальном белье. Видимо они хотели понравиться своей неопрятностью делегатам совета Петроградских рабочих и солдатских депутатов, которые их сопровождали и ни на шаг их не оставляли до входа в Императорский поезд.

Делегаты вошли в вагон, где, кроме Государя, находились граф Фредерикс и генерал Нарышкин. Вскоре пришел Рузский. Входя, он недовольным голосом обратился к скороходу: «Всегда происходит путаница, когда не исполняют приказаний… ведь я ясно приказал направить депутатов прямо ко мне. Отчего это не сделано? Вечно не слушаются».

Гучков говорил ровно и спокойно, подробно описывал последние события в Петрограде. Государь спросил, что бы он считал желательным?

Спазмы сдавливали горло, и Государь поднес к нему руку. Со всех сторон раздались рыдания. Государь повернулся, пожал некоторым из близко стоявших руки, сокрушенный, с поникшей головой, ушел.

Свидание Великого Князя Михаила Александровича с членами Временного правительства состоялось на Миллионной улице, в квартире князя Путятина. На лестнице дома стоял караул офицеров от Преображенского полка.

Входя в квартиру, Милюков столкнулся с Великим Князем, который обратился к Милюкову с шутливой фразой: «А, что хорошо ведь быть в положении английского короля. Очень легко и удобно!»

«Да, Ваше Высочество, очень спокойно править, соблюдая конституцию».

Родзянко занял председательское место и сказал вступительную речь, – мотивируя необходимость отказа от Престола. После него в том же духе говорил Керенский. Затем говорил Милюков. Он доказывал, что для укрепления нового порядка нужна сильная власть – и, что она может быть сильной только тогда, когда опирается на символ власти привычный для масс. Таким символом служит Монархия. Одно Временное правительство, без опоры на этот символ, просто не доживет до Учредительного собрания. Оно окажется утлой ладьей, которая потонет в океане народных волнений. Стране грозит при этом потеря всякого сознания государственности и полная анархия.

За этими речами полился целый поток речей и все за отказ от Престола. Гучков защищал точку зрения Милюкова, но слабо и вяло. Затем Милюков опять получил слово. Он был под впечатлением вестей из Москвы. В Москве все спокойно и гарнизон сохраняет дисциплину. Милюков был поражен, что его противники вместо принципиальных соображений перешли к запугиванию Великого Князя.