Читать книгу Один из нас - Группа авторов - Страница 3

Туров поднялся на третий этаж управления. Из кабинета ему навстречу, натягивая куртку, выскочил Матвеев.

– О, вот он. Давай, пока, – Матвеев торопливо сунул ему свою ладонь для прощанья. – Мне на тренировку бежать. Но утром я пораньше приду и до развода успею обработать часть материалов из опорника.

– Лады, давай, до завтра.

Из открытой двери кабинета донесся саркастический скрип Савченко:

– Сифилис там не подцепи, тренер. Йога от сифилиса не помогает.

– А ты откуда знаешь? – хохотнул, парируя, Матвеев и убежал к лестнице.

Туров вошел в кабинет. Савченко сидел под светом настольной лампы – за окном уже темнело – и хмуро и без всякого интереса перелистывал бумаги по делам Самохина.

Туров вкратце пересказал новости от криминалистов. Савченко лишь пожал плечами – было видно, что ему плевать. Поэтому Туров, не говоря больше ни слова, просто налил себе кофе и тоже уселся за бумаги. Нужно было перелопатить целый ворох документов – им было необходимо понять, чем занимался Самохин за последние три года в опорнике – и попытаться найти в этом стогу сена (бумаг) ту самую заветную иголочку.

Савченко отодвинул бумаги. Какое-то время он просто сидел, глядя вникуда потухшим взглядом. Затем взял сигареты и, приоткрыв окно, закурил. Вечером опера курили прямо в кабинете, несмотря на запреты.

Изучая материалы, Туров покосился на него.

– Похмелье?

– Я не пил вчера, сказал же.

– Как знаешь.

Савченко не ответил. Туров наткнулся на знакомую фамилию в одном из рапортов Савченко годичной давности. Бормоча ее себе под нос, чтобы не забыть, разворошил бумаги в соседней – уже просмотренной – папке и удивительно быстро нашел нужную.

– Смотри-ка. Тут темка интересная. Самохин на одного алкаша уже трижды телегу катал за последние полгода. Сначала пытался привлечь его по 158-й1, потом по хулиганке, потом содержание притона. Но алкаш каждый раз соскакивал, потому что вот свежая бумажка. Жалоба соседей на того самого алкаша.

– Угу, – отозвался Савченко.

– Может, алкаш не стал ждать, когда Самохин попытается закрыть его в четвертый раз? Как думаешь?

Савченко только пожал плечами. Неодобрительно покосившись на него, Туров взял блокнот и выписал данные – ФИО, адрес, дату рождения – кандидата в подозреваемые.

– Пробить его нужно. Матвееву записку оставлю, пусть утром занимается.

Савченко затушил сигарету в банке, приспособленной под пепельницу.

– Сань.

– А?

– Пошли выпьем.

Туров одарил его долгим взглядом.

– Слушай… завязывай ты, а.

– Вчера я не пил, – буркнул Савченко. – Позавчера кстати тоже. С чем завязывай? Обрекай свои мысли в более, б… дь, связные словесные формы.

Сам Савченко обожал обрекать свои мысли в смесь излишне заумных формулировок и подзаборного мата.

– У нас работа.

– Я тебя умоляю, трудоголик, – поморщился Савченко. – У нас ни зацепок, ни даже трупа. ППСы и опера с земли город прочесывают. А эту кипу макулатуры ты хрен знает, когда разберешь.

– Коль…

– Завтра вместе сядем вплотную. А сейчас – пошли выпьем.

– Коль… – устало повторил Туров, но Савченко настойчиво перебил его:

– Слушай, когда я тебя последний раз просил об этом? Выпей, сука, с напарником! Хорош рогом упираться. Я что, часто прошу? Мне нужна компания, Туров. Не будь ты скотиной уже. Нужно выпить, Сань.

Туров обреченно покосился на бумаги и на Савченко. В глазах опера была такая безнадега, что Туров не смог отказать. Вздохнув, он встал и стянул со спинки стула свой пиджак.

– Хрен с тобой… Пошли.

***

Так вышло, что в этот вечер выпивал почти весь личный состав убойной группы угрозыска городского УВД. Потому что Сечин, как и было решено, отправился в бар с участковым Толяном.

– Как тебе в операх-то?

– Да как… Свои минусы конечно тоже есть. Квартиру хрен когда дадут, например.

– Ха! – Толян прислонил опустевшую кружку к установленной на столе пятилитровой канистре с краником и принялся наливать себе еще. – А у меня что, думаешь, хата казенная есть? Мне от дома до участка полчаса пиликать! А как что-то серьезное – один хрен поднимают и вперед! Десять лет уже обещают.

– А мне даже не обещают, шаришь в чем разница?

Толян салютовал наполненной кружкой.

– За наших командиров.

– Ага, за отцов-основателей, блин, – Сечин хохотнул и сделал большой глоток.

– Зато в уголовке в штатском ходить, – продолжал Толян. Он явно был неравнодушен к работе в угрозыске. – И поинтереснее.

– Когда как. Так-то та же бутовуха драная, что и везде.

Пиво кончалось на удивление быстро. Сечин тоже принялся доливать в кружку. Ухмыльнулся:

– А, да что я тебе говорю? Мы полгода назад с тобой где встретились? На заказном блин убийстве крупного мафиози?

Толян поморщился, вспоминая.

– Мда. Те бомжи тогда устроили жесть конкретную. Вся комната была в мозгах… Я даже блеванул малость.

Уже изрядно захмелевший Сечин покивал, а затем, расплывшись, поднял кружку:

– За мозги!

***

По пути к Савченко тот зашел в магазин, велев Турову ждать в машине. Туров попытался сопротивляться, но Савченко и слушать ничего не хотел. Когда он вышел из магазина, Туров понял, почему: Савченко набрал столько водки, что можно было споить небольшой поселок. Остаток пути Туров ворчал, предупреждая, что не собирается устраивать пьянку на всю ночь, потому что у него семья. Савченко просто молчал, хмуро глядя в окно.

Они расположились на кухне. Савченко вскрыл закуску – он купил уже нарезанные хлеб, колбасу и даже помидоры – чтобы не тратить времени на сервировку. И сразу же наполнил рюмки. Он выглядел так, словно умрет, если немедленно не выпьет. Турова это откровенно напрягало.

– Задрало меня все, Сань, – пробормотал Савченко, когда они оприходовали около половины бутылки. – Конкретно задрало…

– Ты всегда так говоришь.

– Потому что так и есть. Эта работа драная. Этот Кузьмин драный. Вся эта драная ментура, чтоб ее… дождем намочило. Это начальство, тупоголовое, словно их в 3D-принтере одним скопом распечатали и разослали бандеролями по всем отделам и главкам. Вся эта драная жизнь… Все достало.

– И что делать? Сидеть и жаловаться?

– Пить.

Савченко принялся снова разливать водку, хотя они выпили меньше полминуты назад. Туров засопротивлялся:

– Э, чуть помедленнее, кони! Если ты вдрыбаган хочешь нажраться за пять минут, вперед, но завтра…

Савченко его не слушал. Налив лишь себе, залпом выпил. Поморщился, закрыл рот ладонью и зажмурил глаза… да так и остался.

– Коль? – Туров забеспокоился. – Тебе если нехорошо, то ты это, в ванную…

Савченко невесело хмыкнул и закурил. А Туров с изумлением для себя увидел, что у напарника мокрые глаза. Это было так непривычно и даже дико, что Туров просто не сообразил, как реагировать.

– Сегодня 23 мая, Сань.

– Что?

– 23 мая.

И только тут до Турова дошло. Он издал протяжный возглас, похожий на стон, и мысленно обматерил самого себя. Как он мог забыть! Конечно, год в полиции – это два, а то и три, года в жизни обычного человека, но все же…

– Вот черт, – сказал он. – Я забыл, Коль. Прости.

– Ты человек. А это была не твоя жена… Ты ее не знал даже.

– Год назад мы с тобой надрались… Я должен был запомнить. – Туров покачал головой. – Почему Кузе ничего не сказал?

– Я должен белугой орать? – горько хмыкнул Савченко. – «Мне хрен положить на вас и особенно на тебя, рыжее бородатое чмо с комплексом неполноценности, и на вашу работу! У меня горе, семь лет назад убили мою жену и ребенка, так что катитесь вы все в задницу и отвалите от меня, особенно ты, рыжее бородатое чмо!». Так?

– Нет, но…

– Кузьмин пошел нах. Этому хрычу нужно наверх пролезть. А связей у него нет, поэтому он нас дрючит, чтоб за счет показателей хоть как-то пробиться. Больше его ничего не колышет. Поверь мне, я в людях получше твоего разбираюсь.

Это была правда.

Савченко снова взял бутылку. Теперь Туров не сопротивлялся. Они выпили в полной тишине.

– Та падла бухая была, – сказал он. Голос звучал хрипло. – Повезло, что сам сдох. Так я бы ему вот этими пальцами его глотку… Не справился, б… дь, с управлением… Вылетел на тротуар и размазал мою жену по стенке. Ну не справился, б… дь, с управлением, с кем не бывает!

Они выпили снова. А потом еще. Савченко снова закурил. Чем сильнее он пьянел, тем больше внутренняя боль прорывалась наружу.

– Ребенок сразу, само собой… Шестой месяц. От него в утробе не осталось даже ничего. Всмятку просто. А Валя… она боролась за жизнь. Неделю боролась за жизнь, Саня. Несколько операций. Искусственная кома… – Савченко помолчал. Сглотнул подступающий к горлу комок. – Я жил там. В этой больнице. Всю неделю. Не мылся, не жрал… Только курил и вздрагивал каждый раз, когда мимо проходил врач. Я так надеялся… Сань, я не молился никогда. Никогда в своей жизни – ни до, ни тем более после. Но тогда… Я молился не переставая. Я надеялся на чудо. На хотя бы одно единственное чудо в моей драной жизни. Всего б… дь одно, мне не нужно было много! Но через шесть дней…

Савченко помолчал. Мысленно он был там, в коридоре больницы семь лет назад. Грязный, небритый, с кругами под глазами, горем в душе и отчаянной надеждой в сердце.

– Я не помню, как домой вернулся, – голос уже пьяного Савченко дрожал. – Зато помню, как зашел сюда. Знаешь, что я увидел? Кроватку. Мы только за два дня до аварии купили кроватку. Я зашел сюда, а здесь уже вонь стоит, неделю никто окна не открывал. Духота, темно. И эта кроватка… В которой никто никогда не будет спать… А на ней кофта Вали. Второпях оставила, когда на работу собиралась… – Савченко издал резкий звериный стон: – Б… ДЬ…!

И замолчал. Туров взял бутылку и теперь уже сам разлил водку по рюмкам. Он не смотрел на Савченко. Не стоит смотреть на человека, который плачет.

***

Посмеиваясь, оба выпили. Закусили чипсами. Толян привычно похлопал себя по карманам:

– Что, покурим может?

Сечин кивнул. Курить официально в заведении было нельзя, но неофициально и для каждого посетителя – выкуривай хоть по пачке за присест в крохотном предбаннике. Пошатываясь, Толян побрел к двери. Когда оба закурили, Сечин перешел к главному.

– Это. Самохина-то вашего в натуре убили.

– Чего?

– Кровь в багажнике. Его мочканули, походу, и везли в тачке. А он там кровью истекал… Потом его где-то скинули, а тачку спалили. Но следы остались. Так что…

– Б… дь, – пробормотал Толян. – Это пипец же просто. Мента завалить так вот! Какая гнида блин могла?

– Мне тоже интересно, ага.

– Не то что мы с ним кореша были знатные, но… бок о бок работали, понимаешь? Такой же мент, как и я. Свой. Один из нас.

– Базара нет, – согласился Сечин, пытаясь собрать расплывающиеся под воздействием пары литров пива мозги в кучу. – Один из нас… Слушай, братан. Только по чесноку…

– По-любому.

– …Самохин брал на лапу, а?

Икнув, Толян покосился на Сечина. Тот тут же буркнул:

– Я, твою мать, УСБшник тебе, что ли? Мы ищем урода, которые мента порешили. А вдруг оттуда след?

Толян молчал.

– Братан, он в семь вечера ушел из опорника. Через пять минут позвонил на какой-то левый номер. Шаришь, нет? И больше его никто не видел. Кому-то позвонил – и тю-тю участковый Самохин.

Толян молчал. Сечин начал злиться.

– Шикардос! Да и хрен с тобой. Твою мать, мы ищем убийцу мента. Один из нас, говоришь? Во-во. Один из нас. Лично мне срать, чем он занимался. Я хочу найти того, кто его порешил. На остальное плевать.

Толян сбросил пепел на пол, вздохнул.

– Ну ты знаешь, как это делается. По мелочи каждый как-то крутится.

– Не дурак, сам на участке не один год отпахал. Но у меня такой хаты, как у Самохина, не было и не будет.

Толян поколебался.

– Он какую-то точку крышевал.

– Казино?

– Че? – напрягся Толян. – Ты в курсах что ли?

– У него дома фишки нашли, как в казино. «Вегас» там написано.

– Ааа. – Толян успокоился. – «Вегас» или «Шмегас», не знаю.

– Капитан ваш знает?

– У нас опорник – два кабинета. Сам-то как думаешь? Самохин ему наверняка отстегивал. А тот вопросов не задавал.

– Толян, где эта точка находится?

– Где-то на его участке, где же еще? Я даже не знаю, казино это или просто игровой клуб с автоматами. – Толян икнул. – Самохин адрес этой точки на каждом углу не развешивал, сам понимаешь. Кто будет трепаться про корову, которую доишь?

***

Голова раскалывалась. Туров с трудом поднялся с кровати, чувствуя при этом, что часть его сознания продолжала спать. Его мутило. До ушей донесся грохот тарелок на кухне. Туров всегда спал очень чутко, но сейчас даже под этот звон с кухни он едва не вырубился снова. Собрав волю в кулак, Туров заставил себя подняться и прошествовал в ванную.

Он включил холодную воду. Подождал, пока она стечет и не станет почти ледяной. Умыл помятое и горячее с похмелья лицо. Стало чуть лучше.

Диана завтракала хлопья, а Наташа у плиты что-то жарила. Когда Туров вошел на кухню, Наташа хмуро на него покосилась.

– Проснулся?

– Привет. Зайка, как дела?

Туров поцеловал Диану в волосы. Та сразу затараторила что-то про школу, учительницу и подруг – Туров с трудом воспринимал ее слова. Обезвоженный организм требовал воды. Туров налил большую кружку и залпом осушил ее.

– Сушнячок? – также хмуро и чуть ехидно осведомилась Наташа.

– У нас кефир есть какой-нибудь?

– В следующий раз когда решишь нажраться, можешь прикупить заранее.

Диана с опаской поглядывала на родителей, понимая, что мать злится. Туров перехватил взгляд дочери.

– Наташ, не сейчас.

– Ты знаешь, во сколько приперся? – Наташа уже накрутила себя и не планировала вот так останавливаться. – Тыкался в коридоре, ронял что-то, ругался… Перебудил всех! Знаешь, сколько времени было?

Туров вздохнул.

– Вчера у Савченко годовщина была. Его жена семь лет назад умерла. Я не хотел, но… Сама понимаешь.

Эти слова чуть охладили пыл Наташи. Но совсем немного.

– Семью надо ценить, пока она есть, – проворчала Наташа, сделав акцент на «пока».

– Сказал же, извини.

– Не сказал, – отрезала она. – Лучше бы вообще не приходил. Ты торчишь на работе сутками, приходишь под утро, да еще и пьяный… Оно мне вообще надо?

От голоса Наташи стучало в висках. Туров налил себе еще воды.

– Извини, – повторил он.

Наташа сделала вид, что не слышит, и принялась рьяно греметь ложкой, перемешивая содержимое сковороды – чтобы не слышать возможных возражений. Диана продолжала поглядывать то на отца, то на Наташу. Туров ободряюще улыбнулся ей. Но вышло так себе.

Вторым недовольным за это утро оказался Кузьмин.

– Где Савченко?

Опера переглянулись. Туров вздохнул, потягивая минералку.

– Савченко звонил, сказал что задержится, – соврал он. – Приедет попозже.

– Почему он не позвонил мне?

– Понятия не имею, Валерий Анатольевич. Приедет – спросите у него.

Кузьмин вряд ли верил Турову, понимая, что тот просто прикрывает напарника. Кузьмин сухо хмыкнул каким-то своим мыслям, но вернулся к делу.

– Мне прислали копию заключения экспертизы по машине Самохина, – для убедительности Кузьмин взмахнул бумажкой. – Кровь в багажнике точно его. В медкарте Самохина были все необходимые данные для сверки. Причем кровь артериальная.

– То есть там не просто палец прокололи? – уточнил Сечин. Судя по лицу, он тоже страдал с похмелья.

– СК уже возбудил 105-ю2. Сегодня в городе совещалово по этому поводу. Еду я. А вы постарайтесь сделать все, чтобы мои слова «мы работаем» звучали как можно более убедительно. Всем понятно? – нестройный хор и кивки подтвердили Кузьмину, что понятно всем. – Итак, город прошерстили, трупа нет. Шпану на участке Самохина местные перетрясли, ниточек нет. Так что надежда на авось не проканает здесь. Надо работать. Что с материалами?

Матвеев кашлянул.

– Мы проверили часть материалов, которые проходили через руки Самохина. Пока закончили с делами только за последний год. Выбрали двух клиентов. Первый… – Матвеев быстро начал листать блокнот в поисках имени.

– Огосян, – подсказал Туров. – Алкаш с участка Самохина, которого Самохин три раза пытался закрыть.

– Да, Огосян. Есть еще и второй кандидатик. Фамилия Потеря.

– Как? – поморщился Сечин.

– Ну, Потеря.

– Как потеря потерь? – Сечин хмыкнул. – Шикардос.

Матвеев одарил его обреченным взглядом и вернулся к шефу:

– Так вот, Валерий Анатольевич, этот клиент поинтереснее. Две судимости за разбой и кражи. Полгода назад Самохин взял его сразу после очередного дела, почти с поличным. И что вы думаете? Суд ему условку дает.

– Обычное дело, – пожал плечами Кузьмин.

– Обычное, да, но приговор оглашали всего пять дней назад. Типа с двумя ходками выпускают – а через четыре дня пропадает участковый, который его брал…

– Хорошо, я понял. Проверьте их как следует. Но при этом продолжайте изучать старые дела. Никогда не знаешь, что может выстрелить. Так, а игровой клуб?

Сечин вздохнул.

– Я пообщался, так сказать, между нами – мальчиками, с одним из участковых в опорнике… Есть две новости. Плохая и… не очень хорошая. Самохин в натуре крышевал эту точку, Валерий Анатольевич. Но где она – никто не знает.

– Значит, так. У нас есть «Вегас» и у нас есть версия с цыганами. Отрабатывать нужно обе. Так что ищите, – велел Кузьмин. – Напрягайте агентуру. Подключайте местных, пусть они работают, все-таки их земля. Но нам нужны и цыгане, и казино.

На столе Кузьмина зазвонил сотовый. Он взял трубку, назвался, а рукой махнул операм – все свободны. Но как только Туров не без труда поднялся, Кузьмин на секунду накрыл микрофон трубки ладонью и бросил ему:

– Туров, задержись.

Опер послушно опустился назад. Кузьмину звонили откуда-то из города. Поговорив, он повесил трубку. Закурил, пододвинул к себе пепельницу.

– Что за дела, Саш?

– Простите?

– Я про Савченко. От тебя сегодня перегаром прет. Хорошо хоть на работу пришел. А Савченко вообще в небытие провалился. Поэтому я и спрашиваю: что за дела?

Туров тяжело вздохнул. Его все еще слегка мутило – нужно было выпить горячего кофе. А вот вести сложные разговоры он был сейчас способен меньше всего.

– Вчера у него сложный день был. Семь лет назад… его жена беременная… Ну вы поняли.

Кузьмин понял.

– Черт возьми… Надо как-то пометить у себя, что ли. На будущее.

– Хорошая идея, ага.

Кузьмин помолчал.

– Но опять-таки. Можно было подойти ко мне и нормально, по-человечески все объяснить. Я не чурбан, у самого жена и дети. Но Савченко предпочитает игнорировать меня как явление. Либо он слишком большого мнения о себе, либо слишком маленького мнения обо мне. И то и другое я не приемлю.

– Ну а я здесь при чем, Валерий Анатольевич, – взмолился Туров.

– Поговори с ним. Будет продолжать забивать на работу – его награды его не спасут. Я шеф отдела, и у меня есть свои рычаги и свои способы. Хочет работать – пусть работает. Не хочет – до свидания. Просто передай ему.

Туров кивнул.

– Можно идти?

Уже у двери он столкнулся с Матвеевым, который заглянул в кабинет Кузьмина.

– Валерий Анатольевич, у нас мокруха.