Читать книгу Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек - - Страница 19

Маленькая Лиза сидела у окошка и учила свой урок. Солнышко весело светило на нее; она чувствовала себя счастливой, и ей сильно хотелось сделать что-либо угодное Богу, Который сотворил всё так прекрасно. И вот когда она повторяла про себя слова Священного Писания: «Если брат твой согрешит пред тобою семь раз в один день, и семь раз в один день приступит к тебе и скажет: я раскаиваюсь, – ты должен простить ему» (Лк. 17:4), – ее серые глаза приняли серьезное и задумчивое выражение, и она сжала губки с очень решительным видом. Через несколько времени она сошла в столовую, где нашла только своего брата Федю. Он был на два года старше ее, но по уму и здравому смыслу не так ее опередил, как вы, может быть, воображаете. Федя находился, по-видимому, в самом дурном расположении духа.

– Экая жалость! В такой день в школе сидеть! Таковы были его первые слова, которые он произнес, а судя по его очень некрасиво надутому лицу, и впредь от него нечего было ждать хорошего. С этими словами он бросил книгу, которая была у него в руках, на другой конец комнаты, где она упала на пол с разорванным переплетом и развалившимися листами.

– Федя! – закричала Лиза. – Не моя ли это «Арифметика»? Ведь ты знаешь, как я ее берегла?

– И вправду твоя, – отвечал он с искренним огорчением. – Я думал, что это моя. Уверяю тебя, что я не нарочно, Лиза. Прости меня!

– Хорошо, – сказала Лиза, медленно подбирая листы и припоминая слова Священного Писания о прощении обид. – Да, я думаю, что прощу. – И потом прибавила вполголоса: – Раз!

После завтрака дети отправились в школу. Вдруг Федя закричал:

– Лиза, какая огромная собака! Глаза – как угли, и язык висит – наверно, бешеная.

Бедная Лиза страшно испугалась и побежала; в страхе она, конечно, не замечала, чтó было у нее под ногами, и, попав ногой в прегадкую яму, упала.

Падение было очень неприятно: она не только ссадила себе кожу на одном локте, но, кроме того, испортила совсем новый башмачок, который еще недавно блестел, как зеркало. На башмаке осталась большая царапина. Лиза залилась слезами, и вовсе не из-за локтя, потому что она умела переносить боль, как какой-нибудь герой, но – бедный новый башмак! Его уже нельзя было поправить.

– О, Федя, как тебе не стыдно говорить такие вещи! Это вовсе не бешеная собака, а просто Катон, который и мухи не обидит.

– Ах, Лиза, почем же я знал, что ты упадешь? Мне только хотелось, чтобы ты пробежалась немножко. Я очень жалею, что ты ушиблась, я раскаиваюсь в своей глупости. Не можешь ли ты меня простить?

– Постараюсь, – отвечала Лиза, делая над собой большое усилие, чтобы проглотить обиду, и тихонько проговорила с глубоким вздохом: – Два!

В школе Федя вел себя всё время крайне беспорядочно. Во-первых, он взял у сестры порисовать карандаш и потерял его; затем, как раз в ту минуту, когда она встала, чтобы присоединиться к своим классным подругам, шалун протянул ноги как только мог длиннее, и Лиза споткнулась о них и упала при общем смехе, весьма этим сконфуженная. Брат, конечно, принялся уверять, что он «нечаянно» и что, дескать, ему ее «очень жалко». Чем же он виноват, что у него такие громадные ноги? Он так старался упрятать их обе под скамейку; что же ему делать, если они не помещаются? Он так глубоко огорчен этим случаем.

Терпеливая маленькая Лиза должна была простить еще раз.

В течение остального утра она претерпела от Феди еще две-три обиды, о которых было бы слишком долго рассказывать.

Но обратимся прямо к их выходу из школы. Тут Лиза с ужасом увидела, что погода вдруг изменилась и дождь полил как из ведра; но Федя занял у кого-то зонтик, раскрыл его, взял под руку сестренку и храбро пошел вперед.

– Осторожнее! – кричала Лиза. – Ты так раскачиваешь зонтик, что с него каплет мне прямо на голову!

– Надеюсь, что ты не умрешь от нескольких дождевых капель, – возразил Федя.

Дома бедная девочка с горестью увидела, что зонтик полинял и что хорошенькая розовая подкладка ее капора была совершенно испорчена грязными полосами.

– В самом деле, это уж слишком! – сознался Федя при виде ее огорчения. – Честное слово, Лиза, я это не нарочно! Если бы ты знала, до чего мне тебя жаль, ты наверняка бы простила меня.

– Я тебя прощаю, – сказала Лиза с усилием.

Потом она принялась что-то высчитывать по пальцам и произнесла наконец со вздохом: – Семь!

– Что ты целый день считаешь? – спросил ее брат с любопытством.

Она ничего не отвечала и весело побежала обедать, повторяя про себя:

– Семь раз! Ах, как это было трудно и как я рада, что больше прощать не нужно: я просто не выдержала бы больше.

После обеда детям нужно было заниматься уроками к следующему дню.

– Ох-ох-ох! – зевнул Федя. – Прежде чем примусь за это тройное правило, которое мне так надоело, заведем-ка один раз ящичек с музыкой, который тебе подарил дядя. Пусть он нам сыграет пьесу.

Глазки Лизы заблестели. Она поддалась искушению и выбежала из комнаты. Вскоре она возвратилась со своим сокровищем и с величайшей осторожностью завела ящик позолоченным ключиком; но лукавый Федя тихонько от нее вставил щепочку в хрупкий механизм[15], так что чудесный ящик оставался безмолвным, когда девочка приготовилась слушать.

– Что это значит? – вскричала она, побледнев.

– Не беспокойся, – возразил Федя преважно. – Я необыкновенно искусный волшебник, и если только ты позволишь мне дотронуться до твоего ящика, то всё пойдет отлично.

Лиза дрожащей рукой протянула ему ящик. Мальчик смело засунул туда пальцы, но, должно быть, слишком поторопился вытащить щепочку. Хрупкие пружины лопнули, в ящике послышался такой треск, как будто он сейчас разлетится вдребезги, и всё смолкло. Федя, точно в воду опущенный, взирал на бедный ящик.

– Милая Лиза, – сказал он наконец с глубоким огорчением, – ведь он совсем испорчен. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

– Нет! – закричала Лиза, топая ногой. – Я не могу, да, впрочем, и не нужно больше прощать: это восьмой раз. Бедный мой милый ящичек! Ты это нарочно сделал, злой мальчишка! Сейчас же побегу в твою комнату, изорву твоего бумажного змея и испорчу всё, что попадется на глаза.

Терзаемый угрызениями совести, Федя не пробовал даже остановить сестру. Она бегом промчалась через сени, вся в слезах, с пылающими щеками, и как раз наткнулась на дядю.

– Это что такое? – вскричал он.

Но прежде чем он успел выразить свое удивление, Лиза уже рассказывала ему свои горести.

Когда она окончила, дядя спросил ее:

– Итак, Лиза, – ты думаешь, что теперь ты имеешь полное право злиться?

– Да, – с жаром объявила маленькая девочка. – Да, я имею на это полное право. Я простила его ровно семь раз. Это уж восьмой.

– Так ты, значит, не знаешь, что в другой раз Господь сказал апостолу Петру, что надо прощать брату семь раз и еще семьдесят раз семь?

– Семь да еще семьдесят раз семь! Но ты, наверное, не знаешь, дядя, что это трудно – всё прощать и прощать? – сказала Лиза со слезами.

– Ну нет, мне кажется, что я немножко знаю, – сказал дядя с улыбкой и потом проговорил как бы про себя: – Я думаю, что ученики Христовы нашли, что это очень трудно, потому что как только услыхали эту заповедь, то все воскликнули в один голос: «Господи! Умножь в нас веру!» Да, маленькая Лиза, – прибавил он вслух, – это ужасно трудно, но мы все должны стараться об этом и не считать, сколько раз мы прощаем людям обиды, так как очевидно, что семьдесят раз семь – это и значит всегда прощать.

– Нет-нет, этого я никак не могу! – сказала девочка рыдая и упрямо отвернулась от бедного Феди, который стоял на пороге.

– Я тебе подарю мою новую книгу с путешествиями, Лиза! Буду копить все свои деньги, пока не куплю тебе новый ящик с музыкой! – воскликнул он со слезами. Но она ничего не слушала.

– Ну хорошо, – сказал дядя, – пусть будет по-твоему. Только советую тебе не читать больше «Отче наш».

– Это отчего? – спросила Лиза с удивлением.

– Да ты только подумай, каково тебе будет сказать Богу: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», то есть прости меня, Господи, как я прощаю Федю.

Лиза покраснела как рак. С минуту она задумалась, потом закричала, что не может обойтись без «Отче наш», устремилась к раскаявшемуся грешнику, который всё еще стоял на пороге, бросилась в его объятия и разразилась горькими слезами.

С тех пор шалун Федя сделался гораздо нежнее и внимательнее к своей маленькой сестренке, а если вы спросите его: «Сколько раз Лиза прощает тебя теперь? По-прежнему семь раз?» – вы увидите, как его славные, честные глаза затуманятся слезами и он ответит вам: «Лиза так добра, что не считает больше, а я не смею считать. Я и без счета уверен, что она прощает меня все семьдесят раз семь».