Читать книгу Воспоминания о академике Е. К. Федорове. «Этапы большого пути» - Группа авторов - Страница 3
Глава II
О Моем отце
ОглавлениеРассказать о моем отце, осмыслив его жизнь, его научную и общественную деятельность, теснейшим образом, связанную с историей нашей страны, непростая задача. Сейчас я ограничусь отдельными воспоминаниями, а на помощь мне придут архивные документы и вещи, которые он держал в руках.
Федоров Константин Николаевич – дедушка
Георгиева Сабина Иокимовна – бабушка
Вот «Послужной списокъ» поручика 33-го Сибирского стрелкового полка Константина Николаевича Федорова, составленный 13 января 1912 года. Из него видно, что дедушка был храбрым офицером. Он отличился в русско-японской кампании и «за походы противъ японцевъ» получил орден Святого Станислава третей степени с мечами и бантом и Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость». После русско-японской войны его перевели служить в Бендерскую крепость в Бессарабию. Эта территория в ХIX веке неоднократно переходила из состава Российской империи в состав других государств и являлась чрезвычайно важной в стратегическом отношении, охраняя подступы к Российской империи с юга. А Бендерская крепость – была основным форпостом государства в регионе. В Бендерах Константин Николаевич женился на местной красавице, дочери губернского секретаря Сабине Иокимовне Георгиевой. Там же 10 апреля 1910 года родился мой отец, Евгений Константинович Федоров.
Послужной список Федорова Константина Николаевича
Вот папка, полная рисунков на пожелтевшей бумаге. С этими рисунками связаны мои самые ранние воспоминания.
Письменный стол в папином кабинете со светло-зелеными стенами и вишневыми шторами. На полу лежит шкура белого медведя. В те годы и стол, и кабинет казались мне огромными: в них заключался целый мир. На столе помещалась лампа в виде бронзовой девушки, державшей в руках факел. Когда зажигали свет и блики начинали играть на ее теле, девушка оживала. Рядом с лампой возвышалась необъятных размеров чернильница на львиных лапах. Чернил никогда в ней не было, и я не могла понять, зачем эта чернильница, которая принадлежала еще папиному дедушке, вообще нужна. Тут же на столе моя кукла и я сама. Все остальное место занимают папины книги и бумаги, сложенные аккуратными стопками. Мне велено сидеть тихо, не ерзать, не приставать и ничем не шуршать. Можно только рассматривать картинки в какой-нибудь книжке. Папа читает документы, потом пишет, потом снова читает. Но вот, наконец, он отрывается от бумаг, смотрит на меня, улыбается и начинает рисовать. Рисовал он замечательно. Из-под его карандаша рождались реальные и сказочные звери, которые занимались важными звериными делам. Они охотились и дрались, вылизывали детенышей и забирались в норки, грелись на солнышке и мокли под дождем. Тихо сидеть на письменном столе и смотреть на то, как папа рисует, можно было бесконечно.
Потом я узнала, что папин дедушка коллежский асессор Николай Федоров был художником, папин отец, Константин Николаевич Федоров много рисовал, а сам папа учился в художественной школе, и ему прочили успешное будущее. Рассматривая его рисунки конца двадцатых – начала тридцатых годов, можно увидеть управдома, сошедшего со страниц рассказов М.М. Зощенко, «очень подозрительного нищего», окруженного огромными ушами, «демона пыли» В.Я. Брюсова, эскизы различных плакатов и городские пейзажи. Художественные навыки пригодились и в экспедициях, там рождались зарисовки быта первых зимовок на Земле Франца Иосифа и на острове Рудольфа, изображения добытых на охоте птиц, выловленных рыб и северные пейзажи, которые он так любил. За рисунками стоит человек, смотревший на окружавший его мир с доброжелательной улыбкой. Эта улыбка во взгляде на мир во многом стала для меня неожиданностью, потому что папа не был говорливым, не любил шуметь и шутить. Я привыкла видеть его очень серьезным, а зачастую, и озабоченным.