Читать книгу Шесть степеней свободы - Комбат Найтов - Страница 4

Сразу с квартирой ГКО помочь не мог, Москва просто забита, как военными, так и промышленниками. Получили ордер на комнату в коммуналке на Знаменке (улице Фрунзе), где помимо нас проживало еще 12 человек. А еще в этом доме жил один замечательный и знаменитый человек: генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, начальник управления геодезии, с которым мы познакомились и подружились. Ему я подсунул идею создания «Чайки», познакомив его с системой «Лоран» и аппаратурой для ее приема. А генерал занимался геодезией и аэрофотосъемкой с 1925 года. Он моментально уловил, какие это несет выгоды его ведомству. В отличие от меня, он в Москве чувствовал себя как рыба в воде. Был вхож в любые кабинеты, сам он готовил октябрьское восстание в Петрограде, а его брат был личным секретарем Ленина. Через него удалось протолкнуть идею создания сети станций по всему Северу, вдоль железнодорожных магистралей и, в дальнейшем, на Черном и Балтийском морях. Станции должны были использовать частоты отличные от ЛОРАН, но иметь возможность работать с ними, быть трехканальными. Кроме ЛОРАНа, в те же ворота был забит мяч «Альфы», сверхдлинноволновой РНС дальнего действия. Себе же я оставил создание подсетей «Микро-Альфы», «Микро-Марса» и «Микро-Чайки», так как все необходимое для этого сидело у меня в голове с 1978 года.

Но, это случилось несколько позже. В день прилета меня принял первый заместитель председателя ГКО Вячеслав Михайлович Молотов. Именно он был первым заместителем председателя ГКО. Председателем был Сталин. У нас «история» всегда отличалась «неточностью». В ней Молотов числится автором-соавтором «Пакта Риббентроп-Молотов» и наркомом Иностранных Дел. Это не совсем верно. Да, Молотов занимал пост наркома Иностранных дел, по совместительству. Главной его должностью была эта. И до войны он с 19 декабря 30-го года возглавлял советское правительство до 6 мая 1941 года. Пост первого заместителя председателя ГКО он занял 30 июня 1941 года. В марте 1942 стал и первым заместителем председателя СНК. Вот ему я и вручил свои «верительные грамоты». Не могу сказать, что прием был очень теплый. Мне сразу сказали, что моя кандидатура еще не утверждена. Вакантное место только одно. Из состава ГКО выведена Розалия Землячка, по состоянию здоровья. На самом деле Госкомитет Обороны состоял из членов правительства СССР, заместителей его Председателя. В истории комитет описан несколько вскользь, несмотря на его выдающуюся роль в Победе. То есть, фактически, меня Сталин пытается сделать своим заместителем по флоту. И, возможно, по новому оружию. Такой подкомитет существовал, и им посменно руководило несколько наркомов: Ванников, Устинов и Шахурин. Состав подкомитетов и комиссий постоянно изменялся, в зависимости от ситуации в промышленности и на фронте. В общем, все зависело от той писанины, которой я занимался эти дни. Изменение моего семейного положения пришлось не совсем кстати, в Москве ориентировались на то, что я человек холостой, поэтому не запланировали выделение мне какого-либо жилья, кроме той холостяцкой комнаты. Судя по всему, Молотов надеялся, что я провалюсь со своим прожектом. Повторяю, что несколько таких уже рассматривалось правительством. Один из них был принят и началось строительство линкоров типа «Советский Союз», но один них находился в Николаеве в доке в готовности 7 %, второй в Молотовске, третий «готов» на 1 %, только киль. В максимальной, 19 %, готовности находился «Советский Союз», но даже возможности его спустить на воду не было, он находился в Ленинграде на Балтийском заводе. А Ленинград – в блокаде. Строительство дока на Дальнем Востоке заморожено, там строить такие монстры просто негде. Судопромышленности нанесены страшные удары! В наших руках два действующих завода. Так что, ГБЗМ надо покупать, Сергей Иванович, а не прожекты городить. Примерно в таком роде и было высказано мне на первом митинге в ГКО. Товарищ Берия меня к себе не приглашал, я его не слишком интересовал, впрочем, спецкомитет еще не создан, в настоящий момент работает Управление при Совнаркоме под общим руководством Михаила Первухина, который в Кремле не сидел, он находился на улице Карла Маркса в Наркомхиме, еще не успел перебраться на Большую Ордынку, 24, но записочку, с просьбой заглянуть, он мне оставил в секретариате ГКО. А Молотов послал меня… в Особый (или организационный) отдел ЦК. Их инициатива, пусть и отдуваются.

Там все было чуточку лучше организовано: мне поставили еще один штамп в удостоверение члена ГКО, теперь я отношусь к Первому Главному Управлению ГКО, мне выделена машина с водителем и охранником, выписаны дневной и ночной пропуска по всей Москве и окрестностям. О квартире я там и не заикался, так как уже получил ордер у Молотова. И у меня забрали мои тезисы к моему докладу. Посоветовали сократить объем самого доклада.

– Это технически достаточно сложно сделать, плюс меня просили подробно описать проблемы.

– Ну, если просили подробно, пусть будет так. – сказал Вячеслав Николаевич, один из помощников Поскребышева. – Где остановились? Телефон есть?

– Я еще не знаю, ордер мне выписали в секретариате первого заместителя. Там, правда, не знали о том, что я женился и приехал сюда с женой.

– С жильем сейчас очень сложно, я отмечу это в личном деле. Адрес? – я протянул ему выданную бумажку.

– Если есть телефон, то перезвоните вот по этому номеру, а это позывные, которые требуется сказать. Позывные меняются, так что не храните эту бумагу. Телефон запоминать тоже не обязательно. В ближайшее время вас внесут в справочник, и вы получите персональный позывной по ВЧ.

Эти, хотя бы, не сомневались в том, что я буду здесь служить. Заехав на Центральный, где находилась Лена, мы приехали на квартиру. В доме существовал домуправ, который молча взял ордер и выдал ключи.

– Второй этаж, квартира 2, комната 7. Пройдемте, я покажу вашу комнату, товарищ адмирал.

Телефон в квартире был, общий, висел на стене в коридоре. Слева кухня с газом, затем ванная, и двенадцать комнат под номерами. В конце коридора дверь в туалет. Когда-то это был огромный зал, который разделили тоненькими перегородками. Коридорная система. Слава богу, комната оказалась в середине. В ванной висят и сушатся гимнастерки, нижнее белье, петлицы ВВС, артиллеристов и связистов. Никого не видно и не слышно. Попрощавшись с домуправом, а охрана и водитель помогли занести вещи, я перезвонил по телефону и продиктовал номер. Предупредил, что выезжаю на Карла Маркса. Позывного Первухина я не знал, поэтому уточнять: куда я еду, не стал.

– Лена, карточек пока нет, пропуска у тебя тоже нет. Так что, посиди пока дома, продукты пока есть. Вопрос о пропуске будем решать, потому, что в ордер ты не вписана. Свидетельство о браке держи рядышком с паспортом. Без документов из дома не выходи. В случае чего, обратись к домуправу. Я постараюсь побыстрее вернуться домой.

Не думаю, что супруге понравился этот «арест», она весь полет до Москвы мечтала погулять по ее улицам, но в условиях войны туризм несколько не в почёте.

В Наркомхиме пришлось ждать, когда освободится товарищ Первухин. Говорили мы с ним не слишком долго в его кабинете.

– Честно говоря, меня нагрузили этим год назад осенью сорок второго. Это не совсем химическая задача, но поручили нам, в основном из-за того, что там требуется перевести соль одного из металлов в газообразное состояние.

– Можете говорить свободно, речь идет об уране.

– Вы – химик?

– Нет, я – вице-адмирал. Мои люди вывозили из-под Нарвика одного человека…

– Тронстада? Он же не дал своего согласия работать, требует, чтобы его передали американцам.

– Увидит меня – согласится.

– Понял. – слегка улыбнулся Первухин, – То есть, вы в курсе проблемы.

– Ну, насколько это так – я пока не знаю, но товарищ Сталин предложил мне заняться этим вопросом. И, заодно, отработать практическое использование этих процессов на флоте.

– До практического использования там еще очень далеко. В первую очередь, у нас практически нет урана, нет завода по производству тяжелой воды. Самолетами вывозим флюорит с Амдермы. Там просто скопище проблем, товарищ адмирал.

– Я догадываюсь, поэтому требуется познакомится с теми, кто ведет эти работы и постараться им помочь. Я в курсе, что финансирование идет по остаточному принципу, но есть надежда, что сейчас этот вопрос удастся разрешить. Это зависит от принятия еще одного постановления ГКО, в случае успеха, мы сможем объединить это направление с планами по развитию военно-морского флота. Там требуется менее обогащенный уран, и это даст возможность получать большое количество электроэнергии, не привязывая строительство электростанций к строительству высоких плотин.

Как я только сказал это, так в глазах Первухина загорелся свет. Он же, в первую очередь, инженер-электромеханик, бывший Народный комиссар электростанций и электропромышленности.

– Ну-ка, ну-ка! С этого момента поподробнее!

– Я допрашивал Тронстада, и то, что он рассказал о германском проекте, сразу натолкнуло меня на возможность использования установок, которые он называет «урановой машиной», для получения пара и электричества. Нам, флоту, это особенно важно, ведь процесс идет без потребления кислорода. А это – лодка, которой не требуется всплытие, ведь имея большое количество электроэнергии на борту, мы сможем получать кислород из воды, имея пар, получать опресненную воду. Сможем поглощать углекислый газ, бороться с конденсатом и тому подобным. Это лучший источник энергии для подводных лодок. Вы меня понимаете? Запуск такой «машины», назовем ее точнее: «реактором», атомным реактором, позволит наладить производство тяжелой и сверхтяжелой воды, ведь реактор – это источник нейтронов. Плюс, вскользь, Тронстад проговорился, что есть теоретическая возможность из неделящегося урана, которого 99,28 %, производить «эсперий», точно не помню, как его назвал Тронстад, «заураний», по-моему…

– Трансураний.

– Возможно, не существенно, но этот элемент имеет нечетный атомный вес и теоретически должен делиться с выделением дополнительных нейтронов. То есть, создавать цепную реакцию. Которая может быть, как управляемой, так и неуправляемой. Вот это – важнейшая часть того, что мне стало известно от этого фашиста. А имея много электричества, мы обеспечим разделение урана на циклотронах и, опять-таки, со слов Тронстада, существует пять способов обогащения урана, три из которых требуют большого количества электроэнергии. Но пар-то мы можем получать не только на кораблях, но и на земле, у воды.

– Вот именно. Вот что! Едем сейчас в одно место, я Вас познакомлю с теми людьми, которые непосредственно занимаются этой проблемой. Это все нужно рассказать им. Вы же кандидат в члены ГКО, как я слышал?

– Да, такое предложение поступило. – Я показал ему свое удостоверение.

– Можете рассчитывать на мою поддержку при голосовании. Я же буду настаивать, чтобы непосредственным руководителем этой группы стали вы. У меня же целый Наркомат. Нет, я даже не буду пытаться «открутиться» от этого поручения, но мне кажется, что вы будете отличным генератором идей в этой компании. То, что вы предлагаете – это революция в производстве электроэнергии, да и дело с оружием может серьезно сдвинуться с места. Требуется только уточнить: насколько это физически возможно. Ведь мы с вами не специалисты в этом вопросе.

– Немцы в прошлом феврале запустили эту «урановую машину» в Лейпциге.

– Даже так?

– Именно так. Товарищ Сталин настаивает на интенсификации этих работ.

– Тогда вперед! «Нет таких препятствий, которые не преодолели бы большевики!»

В общем, добрался я до дома уже за полночь, из трех комнат доносился богатырский храп, в одной кто-то усиленно скрипел койкой. Лена спала, не раздеваясь, укрывшись легким пледиком. А я ей привез пропуска по Москве, полный комплект, день и ночь. Она проснулась, попыталась меня накормить, но я ужинал в большой и очень интересной компании, собравшейся на Октябрьском Военном поле, бывшем полигоне ВАИ. Второе название чаще встречается в «истории»: Серебряный Бор. Деревья там высадили позже, чтобы скрыть от глаз посторонних строения, внутри которых начиналось строительство ракетно-ядерного щита нашей Родины. До сих пор он нас прикрывает от внешних врагов. Против внутренних он бесполезен и даже опасен. Мы пошли гулять по ночной Москве. Лена будет работать в столовой «Лаборатории № 2», отсюда и пропуск. Возвращаясь с прогулки, мы у дверей столкнулись с жильцом квартиры № 1 в нашем доме: пожилым генерал-майором, вылезшим из автомобиля, которому адъютант сказал:

– Михаил Дмитриевич! Вы опять забыли свой портфель!

– Да-да, спасибо, милейший. – он забрал свой портфель, а потом спросил меня, потому, что мы остановились возле дверей парадной, – Вы ко мне, товарищ вице-адмирал?

– Нет, Михаил Дмитриевич, мы живем в квартире номер два со вчерашнего дня. Супруга впервые в Москве, а я получил на нее пропуск, вот и пошли смотреть Москву.

– Чайку после прогулки не желаете? Генерал Бонч-Бруевич.

– Адмирал Станкявичус. Лен, ты как?

– Я не откажусь.

– Милости прошу!

Генерал открыл дверь, из которой сразу выглянула милая мордашка пойнтера, получившего от генерала кусочек сухарика. Генерал жил не один, с дочерью, жену похоронил весной этого года, дочь сильно болеет. Говорит, что приходят внучка Зоя и невестка Софья выгуливать собаку, так как Тамаре несколько трудновато стало с ней управляться.

– Богатый у Вас «иконостас», Сергей Иванович. Откуда Вы, и какими судьбами забрались так далеко от моря? Ведь просто так в Москве жилье не дают.

– Мы приехали из Архангельска, вчера. Моя дивизия дислоцируется на Кольском полуострове, в Иоканге, но имеет свой штаб и в Архангельске, мы из Беломорской флотилии. С Леной три недели назад поженились. А познакомились в сорок первом, я был капитаном парохода «Вента», она работала на нем коком. Правда, там мы не общались, почти. Встретились в Архангельске зимой этого года, познакомились еще раз.

– У нас большая часть экипажа были девушки, а Сережа был «первым после бога», он меня и не узнал, когда мы встретились на берегу. Мне пришлось напоминать ему, что мы знакомы. Он только из госпиталя вышел, прожил у меня полтора месяца, квартиру снимал, потом ушел в море в середине марта, а назад вернулся в августе.

– Нас отвели на ремонт и переоборудование. Мы занимались противолодочной обороной в Баренцевом и Норвежском морях.

– Слышал-слышал! А что там у вас за какая-то новая система навигации?

И тут мы зацепились крепенько! У нас же все «секретно», а чужие системы, американские, охраняем пуще Цербера.

– То есть, это «декка», но работающая в другом диапазоне, и поддерживающая одновременно два способа определения, я правильно понял?

– Абсолютно, Михаил Дмитриевич. Там есть еще возможность просчета дополнительных поправок, в зависимости от солнечной активности, которая влияет на скорость прохождения радиоволн, что невозможно учесть в «Декке», и, за счет этого, значительно повысить точность определения места.

– Вот это вот очень интересно! Видите-ли, милостивый государь, я – начальник управления геодезии РККА, да-да, я еще служу Отечеству. Нам для проведения изысканий и аэрофотосъемок просто необходимы такие приборы.

– Там вначале требуется построить сеть станций.

– А вот это у нас есть! Есть места, где это можно установить, ведь насколько я понимаю, станции работают в автоматическом режиме, и синхронизированы по времени.

– Пишите письмо в ГКО, и можете передать его мне, поставки американского оборудования идут, но нам требуется создать собственные станции на собственных частотах, так, чтобы не зависеть от поставок из Америки.

– Это я понимаю, и у меня на примете есть человек, который может это сделать. Кстати, тоже адмирал, только контр-адмирал, Берг его фамилия. Эх, сейчас уже не позвонить, но я его утром достану.

– Да-да, мы что-то засиделись в гостях.

– Ничего-ничего. Кстати, а что у вас с этим «проклятым вопросом»? Там же наверху была столовая и банкетный зал. Наделали какие-то перегородки, нас «уплотнили». Раньше весь этот дом занимала моя семья, правда, вот, она уменьшилась на пять человек: двое умерло, Костя с семьей квартиру получил, дочь вот-вот уйдет, сердце и инсулин требуется, а он в дефиците. Перебирайтесь-ка вы ко мне, адмирал. Не стесните. Две комнаты будут в вашем распоряжении. Вы в ГШФ работаете?

– Нет, в ГКО, первое главное управление.

– Ну, тем более! Они два дома для «своих» строят, так что долго здесь не пробудете. У них очень пробивной комендант, Сахновский его фамилия. Одессит, одно слово.

– Я через три дня смогу дать ответ на ваше замечательное предложение. Завтра или послезавтра у меня представление одного проекта, от которого зависит в каком качестве и в какой должности я буду продолжать службу. Одно предложение я сегодня уже принял, если оно окажется единственным, то мы переберемся ближе к месту службы, там квартиры почти готовы. Если проект пройдет и будет постановление ГКО, то мне удобнее будет находится здесь, основное место работы будет за красной стеной.

– Даже так?

– Да, заместителем Председателя.

– Тогда никаких разговоров, вы – мои гости. Я сейчас покажу вам вашу спальню. Ванных и санузлов у нас три, кухня, правда, одна…

– Зато я – повар 8-й категории! Готовку и прогулки с собакой могу взять на себя. – вставила Леночка. В общем, нам очень повезло с соседом! Официально мы числились в комнате № 7, а проживали этажом ниже. Окно спальни выходило во двор, а из моего кабинета был виден Кремль. Верхний этаж был когда-то «парадным», для балов и обедов, а нижний – жилым. Прекрасно обставленным и по-настоящему удобным. На работу в лаборатории № 2 Лена так и не вышла, взяв на себя заботу о больной дочери генерала и довольно большое хозяйство: шесть комнат плюс кухня, столовая, санузлы и собака.

Днем Михаил Дмитриевич организовал встречу с контр-адмиралом Бергом, заместителем комитета № 4, и передал мне письмо Управления геодезии РККА с просьбой организовать строительство подстанций будущей РНС «Чайка» для нужд Управления, ВМФ, ВВС, ГВФ и других организаций. Так что, мой план, еще не утвержденный правительством, начал реализовываться «снизу», и через два дня это реально помогло защитить проект. Моя кандидатура в члены ГКО была одобрена всеми заместителями Председателя, при одном воздержавшемся, нарком финансов товарищ Вознесенский высказал свое «особое мнение», типа «Денег нет, но вы держитесь!», впрочем, его можно было понять: требуемые суммы на его реализацию были астрономическими. Это и ядерный проект, и развитие систем РНС, и ракетостроение, и проектирование новых классов кораблей, не каботажного, а океанского плавания, и создание двух новых родов войск. Ответил Вознесенскому не я, в тот момент я еще не был утвержден, шли прения после моего доклада, ответил «сам».

– Я бы хотел возразить товарищу Вознесенскому, вы, конечно, «напомнили» нам, что идет война, мы об этом как-то не догадывались, третий год воюем, но не догадываемся. Сегодня наши войска форсировали Днепр в шести местах, захватив плацдармы на его правом берегу. Начались бои за удержание плацдармов. Именно поэтому мы сегодня обсуждаем этот проект развития нашего государства. Адмирал Станкявичус прекрасно подготовил свой доклад, сделав комплексный анализ ситуации не только развития ВМФ, но и системы обеспечения его будущих действий с учетом возможного изменения международной обстановки. Давайте не будем забывать об агрессивной сущности империализма. Исторически так сложилось, что Великобритания с момента окончания Первой Мировой войны начала терять былое влияние в капиталистическом мире. На первое место по всем параметрам начали выходить Соединенные Штаты Америки. Именно они подготовили условия для второй мировой войны, и, до декабря 1941 года, активно разрушали две великие державы: Францию и Великобританию. В декабре сорок первого они сами вступили в эту войну. Их цель – мировое господство. Не Гитлер, а Америка ведет против нас войну. Гитлер – только инструмент в руках американского капитала. Из бесед с адмиралом Станкявичусом, мне стало понятно, что адмирал хорошо разобрался с этим вопросом. Целый ряд победных операций, проведенных им, показывают, что он умеет не только говорить и предлагать какие-то действия, но и умеет их воплощать в реальность. Вот и сегодня, вот эти вот бумаги и письма шести ведомств и наркоматов показывают нам готовность и необходимость начать работы по этому проекту, и во всех этих письмах, товарищ Вознесенский, речь идет о существенном уменьшении расходов за счет внедрения новых способов, предлагаемых товарищем Станкявичусом. Возьмем ту же «Вторую лабораторию», эти бумаги у Вас есть. Есть?

– Есть, товарищ Сталин.

– Сравните их требования тогда и сейчас! Сколько мы выигрываем в новых условиях? А эти расходы нам все равно придется нести, товарищ Вознесенский! От этого зависит само существование нашего государства! Вам показать, что готовит нам Гитлер и Америка? Миллион тонн тротила в одной бомбе! Вдумайтесь. Миллион тонн.

– Я этого не представляю, это нереально.

– Товарищ Курчатов, ответьте товарищу Вознесенскому.

– К сожалению, Николай Алексеевич, в расчетах Тронстада мы ошибок не обнаружили. Это реальные цифры возможной мощности водородной бомбы.

– Но ведь адмирал – не специалист в этом вопросе, возможно, что это мнимое «удешевление проекта».

– Да, он – моряк, но физику он знает. Реактор Ферми сделать проще, но… куда его потом девать, да и нет у нас столько урана. На всю страну – одно месторождение, Туя-Муюн, без подъездных путей.

– Все настолько плохо? – задал вопрос Сталин.

– Да его и не искали, товарищ Сталин. Туя-Муюн давал радий, очень редкий элемент, а урановую руду в отвал выбрасывали. – мрачно сказал Курчатов.

– Вот я и говорю, что зря мы всё это затеваем. – уперся на своем Вознесенский. Пришлось вмешаться в разговор.

– Николай Алексеевич, Игорь Васильевич весьма точно указал причину отсутствия в стране урана. Его никто не искал. Он достаточно распространен. Ближайшее от нас месторождение находится в Пятигорске.

– А вы откуда знаете? – спросил незнакомый худощавый гражданский.

– А с кем я говорю? У нас на флоте принято представляться, либо до, либо после вопроса.

– Моя фамилия Щербаков, ВИМС, доктор геологии.

– Отлично, на южных отрогах горы Беш-Тау, ночью, в безветренную погоду из некоторых разломов выходит легкое свечение и имеются так называемые «кошкины глаза», небольшие наплывы желтого цвета. Они слоистые, хорошо гнутся. Я отдыхал там, в середине 30-х, заинтересовался: что это такое? Думал, сера или фосфор. Оказалось, что это отенит, минерал урана и урановая руда. А там, где есть минералы, есть и сам уран.

– Это закономерно. А почему не заявили об этом?

– А я не знал, что этого никто не знает. Интересовался чисто для себя. Я, вообще, любознательный. Так что, в стране уран есть. Тот человек, который мне сказал об этом, говорил, что первый раз видел подобные минералы в пустыне Кызыл-Кум, у крепости Яны-Курган, на левом берегу Сыр-Дарьи. Говорил, что под песками этой реки, поверх меловых отложений, полным-полно золота, различных минералов, всего того, что принесла река за миллионы лет с Памира.

– Как звали этого человека?

– Дядей Мишей, что ли… Уже не помню.

– Товарищ Сталин, сказанное совпадает с той докладной запиской, которую я вам писал в 38-м, после завершения Памирской экспедиции, что в осадочных породах Аму- и Сыр-Дарьи требуется вести целенаправленную геологическую разведку.

– Вам, товарищ Щербаков, деньги выделены. Ищите, у Яны-Кургана, значит, у Яны-Кургана! Под Пятигорском, значит там. Найдите уран, он нужен срочно!

– Место на карте показать сможете, тащ адмирал?

– Конечно, я же – штурман. Я считаю, что для поиска урана целесообразно использовать приборы, регистрирующие радиоактивное излучение, их, кстати, можно устанавливать на самолетах, а потом исследовать район всплесков радиоактивности. Таким образом мы быстрее всего доберемся до урана. Мы так лодки ищем, разбрасывая радиобуи в подозрительных районах. Вот вам еще один способ удешевить и ускорить атомный проект.

Сталин вновь перехватил разговор, в отличие от остальных, он прочел мой доклад полностью, затребовав его позавчера. Там я расписался на все 100 %, недаром его секретариат просил сократить «цидулю». Упомянул очень и очень многое, в том числе, ракеты Березняка-Победоносцева, с прямоточным воздушно-реактивным двигателем, которым не хватало лишь ГСН (головки самонаведения) и приемо-индикатора радионавигационной системы. Ну, не было их у нас! Кстати, знаменитая «Фау-1» летала без них, тем более, «ФАУ-2». За время войны, несмотря на блокаду, ГИПХ (государственный институт прикладной химии) в Ленинграде весьма продвинулся в части создания новых топлив для реактивных артиллерийских систем. К началу 1943-го года они завершили работы над баллиститным топливом «А»-серии. Позволяло увеличить дальность гвардейских минометов и реактивных бомбометов втрое, при той же массе. На его основе я и предлагал сделать ускорители для ракеты Березняка. В аэротрубе ЦАГИ его двигатель работал, а запустить его на старом топливе не удавалось. С помощью этих ракет мы могли из Москвы обстреливать Берлин и Гамбург, но надобности в этом не было. В общем, практически единогласно, при одном воздержавшемся, меня утвердили в должности заместителя Председателя ГКО, и сделали сопредседателем шести спецкомитетов. Самим «председателем» был Маленков, первый заместитель Молотова. Я же удостоился похвалы Верховного:

– Хороший доклад подготовили, товарищ Станкявичус. К сожалению, проблем на флоте оказалось несколько больше, чем я предполагал. Мною издан приказ о возобновлении обучения флотским специальностям в Ахтубинске и Баку, и создании еще трех училищ по подготовке офицеров ВМФ. Пока этого будет достаточно, к сожалению, отсутствуют кадры преподавателей. Кто ушел на фронт, кто на флот. Командиров взводов в морскую пехоту направим из пехотных училищ, это не проблема. Я настоял, чтобы Вас включили в состав шести комитетов. То, что будет тяжело, я – знаю, но, поймите меня правильно, очень не хватает людей с хорошим образованием, способных осознать сложность и значение тех проблем, которые возникают перед этими комитетами. Война будет закончена в ближайшее время. Разгром Германии предопределен. Ваша задача: обеспечить строительство послевоенного мира для СССР, которому отводится роль «Великой державы» в этой новой конфигурации нового мира. Мы должны быть готовы нести эту ношу. Подчеркиваю: НОШУ! Это – тяжкий труд, товарищ Станкявичус.

– Я понимаю, товарищ Сталин. «Готов к труду и обороне».