Читать книгу Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс - Страница 5

Керриган Фоллз, штат Вирджиния

8 октября 2004 года

Не то платье, поняла Лара. Совершенно не то.

Платье было серовато-бежевое, цвета старой кости. По приталенному лифу ветвился сложный спиральный узор из платинового бисера. От середины бедра начиналась длинная шифоновая юбка, подметающая пол эффектным пятифутовым шлейфом. Поправив наряд, Лара бросила хмурый взгляд в зеркало. Да, это платье – сплошное разочарование.

Фактически она впервые осталась с платьем один на один. Мать не стояла у неё за спиной, не расправляла ткань, ничего не говорила специальным многообещающим голосом. Вокруг не суетились свадебные распорядители и портнихи с воодушевляющими общими фразами о том, как великолепно она будет выглядеть.

В этом платье? Не будет.

Лара склонила голову к одному плечу, затем к другому – в надежде, что какой-нибудь ракурс ей всё-таки понравится. Ей вспомнилась небольшая стопка фотографий, которые она в детстве вырезала из свадебных журналов. Они с подругами рады были даже прошлогодним потрёпанным номерам «Современной невесты» из зон ожидания в парикмахерских, куда их матери ходили на завивку, осветление и окрашивание. Когда никто не видел, девочки прятали старые журналы в портфели, а позже разглядывали у себя в комнатах, и каждая вырывала страницы со своими любимыми моделями платьев из шёлка, тафты и фатина. Лара хранила некоторые страницы годами, и из них сложился упрощённый образ вот этого платья, которое сейчас отражалось в зеркале. Она вздохнула. Никакое платье не оправдало бы таких завышенных ожиданий. Но это было слишком взрослым, слишком старомодным: больше исторический костюм, чем свадебный наряд.

Лара обернулась, напряжённо прислушиваясь, не возвращается ли мать на второй этаж. В коридоре было тихо. Она улыбнулась. Рассматривая своё отражение, она начала желать, чтобы юбка платья стала менее облегающей в бёдрах, а шлейф – более пышным. Подёргав его, она сконцентрировалась изо всех сил, и ткань поддалась и распустилась, как раскрывающийся цветок в замедленной съёмке, складки взлетали и опадали, укладываясь перед ней.

– Вот сюда, – сказала она, и ткань повиновалась. – Чуть меньше. – Ткань взвихрилась, как живая, шелестя и перемещаясь, чтобы угодить ей. – Превосходно. – Лара повернулась, глядя, как уменьшается шлейф, пока она не приказала: – Стой.

Она покружилась перед зеркалом, любуясь разлетающейся юбкой. Дальше настало время заняться цветом.

– Чуть светлее, ближе к слоновой кости, меньше платины.

Серебристые тона платья потеплели до мягкого оттенка слоновой кости, как телеэкран, корректирующий яркость.

– Гораздо лучше. – Она прикинула, стоит ли оставлять в октябре открытый лиф без рукавов. – Может быть, рукава?

Платье заколебалось, как будто заклокотало, не понимая, что делать.

– Кружевные рукава, – уточнила она.

Платье немедленно повиновалось, как почтительный портной, и вдоль её руки соткался затейливый кружевной узор, словно края сшивали вместе поющие птички из диснеевских мультфильмов.

– Лара Барнс, что ты делаешь?!

Позади неё стояла мать, уперев руку в бедро; в другой она держала искусной работы колье из двадцати нитей жемчуга. В центре сияла большая бриллиантовая вставка в викторианском стиле.

– Мне оно не нравилось! – воскликнула Лара, защищаясь. Она погладила новую юбку, как послушного питомца, давая платью понять, что с изменениями закончено.

– Тогда иди в магазин и купи другое. Ты не можешь просто заколдовать платье, Лара!

– Ну очевидно же, что могу! – Брови Лары взлетели от возмущения, она повернулась лицом к матери. – Нам не понадобилось его менять, у меня получилось лучше.

– Рукава вообще не подходят. – Одри Барнс нахмурилась и провела пятернёй по пшеничного цвета коротким волосам. – Развернись, – скомандовала она, сопровождая свои слова вращением кисти. – Ты будешь нервничать на церемонии, и чары спадут. Попомни мои слова. Это опасная затея.

– Ты же можешь поддержать его целым, если моё заклинание пропадёт.

– Вот мне больше беспокоиться не о чем.

Мать Лары была блестящей заклинательницей, пусть даже ненавидела пользоваться магией. Она отдала колье дочери и занялась заколдованным свадебным нарядом: провела ладонями по кружевным рукавам, и под её прикосновением они превратились в струящийся шифон. В отличие от Лары матери не приходилось говорить платью, что делать, оно подчинялось её мыслям. Одри вернула платиновому бисеру первоначальный цвет, но потом передумала и заменила его целиком мягким вышитым узором.

– Вот так, – сказала она. – Нужно что-то плотное по контрасту с рукавами.

На выходе получилось платье цвета слоновой кости с рукавами того же цвета, платиновой отделкой на лифе и пышной юбкой в пол.

– Так гораздо романтичнее, – заключила Одри.

Лара оглядела изменения в зеркале и осталась довольна.

– Тебе нужно чаще зачаровывать платья, матушка!

Одри бросила на дочь сердитый взгляд, забрала у неё из рук украшение и надела ей на шею.

Лара в восхищении потрогала колье.

– Где ты прятала эту побрякушку?

– Оно принадлежало Сесиль, – сказала Одри. То есть прабабушке Лары.

Колье действительно выглядело знакомым.

– Ты носила его раньше?

– Нет, – ответила мать, любовно глядя на свои изменения в платье, поправляя его здесь и там и лёгкими прикосновениями меняя оттенок и фасон. – Но ты его видела. Бабушка в нём на портрете.

Лара сотни раз проходила по коридору мимо портрета Сесиль Кабо, но никогда не задерживалась, чтобы рассмотреть его внимательнее. Она попыталась припомнить колье.

– Она унаследовала его от матери.

– Я не знала. – Лара потрогала изящные жемчужные нити, удивляясь, почему ни разу не находила его в детстве, когда рылась в материнской шкатулке с украшениями.

– Говорят, она была знаменитостью. – Одри улыбнулась и покружила Лару за руку. – Ты в нём прекрасно выглядишь. И мне нравятся изменения в платье, но так рисковать нельзя. Тебя могут поймать.

– Но я в своей комнате. Кому меня ловить, кроме тебя?

– Нельзя подвергать себя риску из-за магии, Лара. Тебя не поймут. Представь, что будет, если это платье расколдуется посреди твоей свадебной клятвы?

– Ты имеешь в виду, что Тодд не поймёт. – Лара скрестила на груди руки.

– Послушай, – сказала Одри тоном убеждения, – некоторые тайны следует строго хранить даже от Тодда. И это – одна из них.

Лара знала: мать всегда хотела, чтобы они были «нормальными». Они же, напротив, принадлежали к фамилии Кабо – знаменитой и странной цирковой семье, которая раньше владела Цирком Марго. Семьи циркачей редко бывают нормальными. В детстве Одри каждое лето выступала с лошадьми, стала выдающейся наездницей, но терпеть не могла выступать на публику и ясно дала понять, что не желает больше участвовать в семейном деле. Вместо этого молодая девушка забрала из своего номера лошадей породы Липпитт Морган и занялась их разведением, и вскоре фермы Кабо превратились в одно из самых успешных коневодческих хозяйств на юге. Из-за конкуренции с телевидением для Цирка Марго наступили тяжёлые времена, и он закрылся в начале 1970-х, когда посетителей стало намного меньше.

А ещё были эти странные способности – простые «корректировки», которые могли делать и мать, и дочь. Одри так рассердилась, когда её не по годам развитая дочь использовала чары в школе на глазах у других детей, что в наказание заколдовала все двери и окна в доме, и Лара провела выходные под домашним арестом.

Лара повернулась к Одри спиной.

– Расстегнёшь? Мне надо съездить к Тодду.

– Сейчас? – Одри снова упёрла руки в боки. – Десять вечера. Не задерживайся надолго, это плохая примета.

Лара закатила глаза, собрала платье, которое вернулось к своему первоначальному виду, и повесила на вешалку. Они с Тоддом поддались бабушкиным сказкам Одри и согласились провести ночь перед свадьбой отдельно. Лара сегодня вернётся на фермы Кабо к матери, а Тодд будет ночевать в их квартире.

Одри Барнс обладала всеми привлекательными свойствами блондинки из фильмов Хичкока, но также разделяла все мифы и романтические убеждения викторианской героини. Она назвала Лару в честь персонажа из «Доктора Живаго» – фильм они исправно пересматривали каждый год с коробкой платочков. Завтра на свадьбе Лара будет танцевать с отцом под кавер Аль Мартино «Somewhere My Love»[1], и мать наверняка будет утирать слёзы где-то рядом со свадебным тортом.

Её джип выбирался по извилистой дороге от ферм Кабо на автомагистраль, и Лара вспомнила разочарованный взгляд матери, когда они с Тоддом объявили о помолвке. Её жених не очень-то нравился Одри. Она пыталась отговорить их от свадьбы, убеждая подождать до весны. Лара знала: мать надеется, что время сможет что-то изменить. Но Тодд был Лариной первой любовью, её первым во всех смыслах. Они знали друг друга с пятнадцати лет.

Одри содействовала тому, чтобы они учились в разных колледжах, оплатила дочери семестр учёбы в Европе и даже смирилась с Лариными годичными гастролями вместе с группой отца – всё что угодно, лишь бы охладились их отношения с Тоддом. Тодд также уехал в колледж, отучился два курса, затем вернулся домой и основал мастерскую по реставрации ретроавтомобилей.

Когда они были в разлуке или расставались на время, другие парни интересовали Лару, только если были похожи на Тодда. Судя по коллекции двойников Лары, с которыми встречался Тодд во время их размолвок, он чувствовал то же самое. Химия или магия – какое-то необъяснимое притяжение всегда приводило их друг к другу.

Лара не сомневалась: если бы Одри была моложе, она потеряла бы голову именно от такого романтического типажа плохого парня, как Тодд. Фактически мать выбрала свою версию Тодда когда-то в 1974-м, когда вышла замуж за Лариного отца, Джейсона Барнса.

Лара свернула на подъездную дорожку. Дом гудел деятельным ожиданием, фонари освещали дорогу до приоткрытой сейчас входной двери. Родственники из дальней дали вроде Одессы и Толедо занимали ручки диванчика и декоративные стулья со спинкой. Звенели тарелки, люди сталкивались друг с другом над грязной посудой и кружками с кофе без кофеина. Лара задумалась, почему её дом, в отличие от этого, не был полностью забит роднёй.

Она заметила Тодда через зал: он выходил из задней двери с пакетами льда в руках. Проходя мимо, он тоже заметил Лару и улыбнулся. Его длинные, до подбородка, волнистые волосы в течение вечера начали виться кудрями.

– Лара, почему ты не заставила его подстричься? – спросила у неё тётя Тильда, парикмахерша откуда-то из Огайо. Лара заговорщически подняла брови. Как будто кто-то мог заставить Тодда сделать что-нибудь против его воли.

Передав лёд, Тодд чмокнул тётю в щёку.

– О, тебе не нравятся мои волосы?

Лара увидела, что пожилая женщина инстинктивно одёрнула кофту, когда Тодд перевёл на неё взгляд.

Тётя потянула на себя один локон и пристально его осмотрела. У Тодда были блестящие каштановые волосы. Лара приметила несколько седых волосков, серебрящихся на свету, как мишура. Будь Тодд более зациклен на своей внешности, он бы покрасился перед церемонией. Тётя Тильда громко вздохнула и пригладила непослушную прядь, по-видимому, согласившись, что Тодду идёт его причёска.

– Ну…

Тодд был не просто интересной внешности – он был настоящим красавцем. Как в Джеймсе Дине в расцвете красоты, в нём ощущалась трагическая чувственность, так пьянящая женщин. Всех женщин. Судя по всему, даже родственниц.

– Мне скоро придётся уйти. – Лара умостилась на диванном сиденье рядом с ним. В последнее время он носил футболки с длинным рукавом – даже в свои почти двадцать девять он всё ещё беспокоился о том, что его мать не выносит вида татуировок, украшавших вычурными завитушками оба его предплечья.

Через час Лара начала подниматься с диванчика.

– Я тебя провожу, – сказал Тодд.

– Отпусти её, Тодд, – поддразнила их соседняя пара тётушек. – Почти полночь. Плохая примета – видеть невесту до церемонии в день свадьбы.

Над ними ритмично вращались верхние вентиляторы под навесом крыльца, и от волн прохладного воздуха Лару бросало в дрожь.

– В таком случае я удостоверюсь, что отправил её в 11.59, – он прошёл в дверь. – Сколько раз тебе звонила мать?

– Дважды за последние десять минут. – Лара нарочито медленно пошла через двор к своему джипу. Она посмотрела вверх на небо и подумала: запомнить бы, что стоит так делать чаще – звёзды казались больше, как будто светили ярче специально для неё.

– Прежде чем ты уйдёшь, мне нужно кое-что тебе показать.

Лара обернулась кругом: Тодд двинулся спиной вперёд, уводя её к гаражу своего отчима. Её завораживало, что он шагал уверенно и ни разу не посмотрел вниз. Она бы споткнулась о неровность на асфальте или корень дерева, потянула бы лодыжку – но не Тодд. Он был одним из самых уверенных в себе людей, которых она знала: довольным собой со всеми своими недостатками, а потому великодушным к другим. Ему нечего было доказывать за чужой счёт.

– Я думал, что всё будет готово до свадьбы, но не успел доделать в срок.

Он открыл дверь и включил свет – загудела неисправная лампа. Лара увидела перед собой грузовик-пикап на подъёмнике, приподнятый под таким углом, будто он собирался взмыть в воздух. Пикап покрывал гладкий слой матовой серой грунтовки, словно его вылепили из глины. Лара охнула.

Она была неравнодушна к старинным пикапам – такие вышивают на декоративных зимних подушках в качестве рождественского украшения или выставляют у заведений, чтобы придать им старомодный вид. В её детстве у них во дворе среди потрёпанного циркового оборудования стоял старый фургон, точно такой, как этот. В одну из генеральных перестановок Одри его вывезли и сдали в металлолом, но контуры сухой травы под ним остались на несколько лет, как шрам.

– Это «Шевроле» 1948 года.

– «Шевроле-3100» 1948 года производства, пятиоконная кабина, рядный шестицилиндровый двигатель, ручная коробка передач. Я знаю, тебе такое нравится. – Он обошёл пикап кругом и показал на пол за кузовом. Примерно в десяти футах от машины Лара разглядела пыльную груду бурого металла, выглядящую как выброшенные механические потроха.

– Погоди, сейчас покажу, что я приготовил для этой малышки. Пойдём со мной. – Тодд провёл Лару вокруг пикапа к верстаку, закатал рукава и откинул назад волосы, полностью сконцентрировавшись на своих чертежах и заметках, разложенных повсюду. Он опёрся на верстак и начал просматривать фото и эскизы.

Вылетев из колледжа – его исключили с инженерного факультета в Вирджинском политехническом, Тодд вернулся в Керриган Фоллз и прихоти ради открыл мастерскую по реставрации ретроавтомобилей в партнёрстве с человеком по имени Пол Шерман, владельцем старого гаража. В последние два года специалисты-реставраторы «Ретроавтомобилей Шермана и Саттона» стали самыми востребованными на всём Восточном побережье, в основном благодаря известности Тодда как эксперта по реставрации высокомощностных машин-маслкаров: «Шевроле Корвет», «Камаро», «GTO», «Шевель» и «Мустанг». Лара и подумать не могла, что подростковая страсть Тодда ковыряться в автомобильных двигателях превратится в его дело жизни, не говоря уже о том, что оно окажется столь прибыльным.

– Вот, видишь, – Тодд указал на фотографию того же самого «Шевроле» без передних фар и с облупленными пятнами краски, – все крылья проржавели.

Лара видела на фото, что весь пикап, когда Тодд его нашёл, покрывал слой бурой ржавчины. Тодда так увлекал процесс превращения этой головоломки из металла в произведение искусства и так расстраивали какие-то отдельные детали, что он будто сразу ушёл в себя: руки сложены на груди, массивная челюсть подрагивает.

Хотя предполагалось, что Лара должна рассматривать выложенные перед ней фотографии пикапа на разных стадиях разрушения, вместо этого она изучала лицо Тодда. Его длинный нос мог бы выглядеть несколько женственным, если бы не изящная горбинка. Когда он входил в помещение, люди прекращали разговаривать и разглядывали его, гадая, не знаменитость ли это – возможно, кинозвезда, вернувшаяся в отпуск в родной город. Чем Тодд Саттон был прекрасен, по мнению Лары, – что ему было плевать на свою популярность, он мог потратить уйму времени на переделку «Шевроле-пикапа» 1948 года в качестве подарка для невесты. Тодд не обращал внимания, какое впечатление производит на людей, – а если иногда и обращал, для него это не играло роли.

– Где ты его нашёл?

– О, это исключительная вещь. – Он чертовски обаятельно улыбнулся, просияв карими глазами, и вытащил из папки фотографию пикапа с выцветшей корпоративной символикой сбоку. – Узнаёшь?

Лара взяла фотографию из его рук – и задохнулась. На старом чёрно-белом кадре знакомый логотип в солнечном свете выглядел почти засвеченным. Лара почувствовала укол ностальгии. Это был их старый пикап. Цирка Марго.

Старый пикап в фирменных цветах их цирка когда-то возил команду из двух человек по восемнадцати городкам, чтобы они развешивали афиши на каждом телеграфном столбе, сарае и любой местной лавочке, которая согласится, – чаще всего соглашались рынки и аптеки. Этот «Шевроле» много лет стоял среди ржавеющего брошенного циркового реквизита и прицепов рядом с Лариным домом, сквозь его пол прорастала трава и плети вьющихся растений, как будто земля заявляла на него свои права.

– Так вот, я проезжал мимо запасников старого парка аттракционов в Калпепере и увидел с дороги эту машину. Её спрятали за древними кабинками с американских горок. Я не знал, что это тот самый старый пикап с твоего участка, пока не начал его чистить и не увидел полустёртый знак. Надпись была очень знакомая, так что я пошёл в историческое общество поискать какие-то старые фото с ним среди памятных вещей из Цирка Марго. И конечно, нашёл целую пачку.

Блондинка позировала для фото, привалившись к переднему бамперу. Её ногам в коротких шортах позавидовала бы даже Бетти Грейбл[2]. Обернувшись посмотреть на пикап, Лара погладила изгиб крыла. Эта машина принадлежала её семье.

– Я надеялся, что это будет мой свадебный подарок, но к нему, прямо скажем, паскуднейше сложно найти детали, поэтому, боюсь, вовремя он готов не будет.

Он неестественно громко рассмеялся, и Лара склонила голову набок и присмотрелась к нему. Он что, нервничал? Тодд никогда не демонстрировал нервозность. Но сейчас он искал взглядом её лицо, пытался прочесть в нём что-то, убедиться, что она оценила его подарок.

Лара притянула его к себе и пылко поцеловала, затем прошептала ему на ухо:

– Никто в жизни не делал для меня ничего настолько продуманного. Мне очень нравится.

Тодд посмотрел на неё сверху вниз и прижался лбом к её лбу.

– Лара, мы же оба знаем, что я не всегда был таким внимательным.

Это правда было так. На протяжении всей их истории случалось много ошибок, других девушек, а после, когда они стали старше, – женщин. Хотя Лара списывала это на молодость, она захлопывала перед ним двери, швыряла в него прекрасными букетами роз, рвала записки с извинениями и плоды его жалких попыток сочинять стихи. Из мести она ходила на свидания и, к своему удивлению, даже ненадолго влюбилась в одного из таких партнёров, но всегда возвращалась именно к этому человеку.

– Что, трусишь перед свадьбой? – Лара склонила голову, немного подшучивая над ним.

Тодд не прикасался к ней, и почему-то это лишь придавало его словам серьёзности и честности. Он не старался её очаровать.

– Мне жаль, что мне пришлось вырасти, чтобы… жаль, что мы встретились с тобой не сейчас, а тогда.

Лара рассмеялась, он – нет. Осмотревшись по сторонам – фотографии, припасённый для неё продуманный подарок, она поняла, что перемены, постигшие Тодда в последние несколько лет, были столь постепенными, что она их упустила. Он в полный рост прислонился к верстаку и, скрестив руки, посмотрел ей в лицо.

– Я из тех, кому нужно было дорасти до любви. Не до того, чтобы полюбить тебя, я всегда тебя любил, только не знал, как нужно. Ты получала что-то вроде попыток создать шедевр от человека, который вообще не умеет рисовать. Я произносил громкие слова, но мы оба знаем: часто они были пусты. Временами мне помогало сформироваться даже твоё отсутствие. Но ведь так и должно быть, да? И присутствие, и отсутствие человека. В совокупности. И в результате теперь я испытываю гораздо более глубокое чувство. Любовь. Мою любовь к тебе.

Между ними повисло напряжённое молчание. Лара понимала, что он не ждёт ответа. Так много было в их общей истории: и хорошего, и плохого – тем не менее комнату наполняли непроизнесённые слова. Лара встретилась с ним взглядом. Она видела, каким был его свадебный подарок – предложением гораздо большей части его личности, чем, по сути, предполагал брак. Каждый дюйм этой машины был обработан и отшлифован его руками – его творение для неё.

Он взял её за руку. Их губы встретились. Тодд прекрасно целовался – неторопливо и размеренно, а Лара точно знала, как прижаться к нему, чтобы между ними вовсе не осталось расстояния. Он обхватил её лицо руками, и поцелуи стали более глубокими, настойчивыми. Когда их объятия распались, Тодд поймал прядь её волос и принялся накручивать на палец.

– Уже почти полночь. – Лара совершенно не хотела уходить.

– О чёрт, никогда такого не было, – поддразнил Тодд. Он повернулся к идеально загрунтованному пикапу.

– Вот такого цвета будет в готовом виде. – Он снова отвёл её за руку посмотреть образец – фирменный тёмно-красный цвет Цирка Марго, напоминающий спелое яблоко сорта Рэд Делишес.

Лара легко могла представить, что проведёт так всю жизнь. С улыбкой она помечтала, как было бы хорошо сегодня просто вернуться в свою квартиру и свою кровать. К возвращению из Греции после медового месяца они даже присмотрели себе дом: величественный, в викторианском стиле, с башенкой и круговой верандой.

– Мне правда пора.

Прежде чем Тодд выключил свет, Лара обернулась на пикап.

– Мы увидимся завтра? – мимоходом пошутила она, когда уже открыла дверь гаража и ступила на дорожку.

– Ничто не сможет мне помешать.