Читать книгу Средневековые замок, город, деревня и их обитатели - Константин Алексеевич Иванов - Страница 3

Когда кончался день и солнце скрывалось за горизонтом, с вершины центральной замковой башни неслись звуки рога: к покою призывали эти звуки, к прекращению трудов. Но в нашем замке сегодня большое движенье; на кухне, занимающей особенное строение, стряпня во всем разгаре. Вот поднялась решетка у входных ворот, спустился подъемный мост, гремя своими цепями, и из‐под ворот замка показывается целое общество. Сопровождаемый отцом, братьями и родственниками, выезжает на дорогу старший сын владельца нашего замка. Незадолго до того он принял теплую ванну, облекся в чистые одежды и теперь едет в соседнюю церковь, где проведет всю ночь, чтобы утром принять посвящение в рыцари. Ему восемнадцать лет; он полон здоровья и силы; ему хочется подвигов, славы. Наконец‐то наступает торжественный день, которого он так пламенно ожидал.

Смеркается; повеяло прохладой; шумят листья придорожных деревьев; кое‐где зажглись бледные звезды. Наши всадники оживленно беседуют. Старый рыцарь вспоминает свое посвящение. Совершалось оно совсем не так, как совершится завтра посвящение молодого человека. Он был далеко от семьи, не хлопотали вокруг него родные, не приготовляли ему заботливые руки матери чистых одежд накануне великого в его жизни дня – все, все иначе было. С семилетнего возраста он жил в чужой семье в качестве пажа, или валета. В этом звании он проходил в замке богатого землевладельца практическую школу так называемой куртуазии, то есть учился вежливости и вообще светскому обращению. Пятнадцати лет он получил из рук священника благословенный меч – его, согласно обычаю, подвели к престолу отец и мать с зажженными свечами в руках. Так он сделался оруженосцем и долго нес эту тяжелую службу. Вскоре его родители умерли, он остался круглым сиротой, и некому было помочь ему. Он стремился к свободе, к подвигам, но его жизнь протекала однообразно. Правда, он был не один; у его барона было несколько таких оруженосцев, как он, и это хоть отчасти скрашивало его жизнь.

Спозаранку поднимался он с постели и тотчас принимался за работу. Его день начинался в конюшне, и раннее солнце заставало его за чисткой хозяйского коня и оружия. Поздней ночью обходил он с товарищами замковые стены. Весь день наполнялся хозяйственными заботами. Частые гости, необходимость служить им, ухаживать за их конями – все это, конечно, не давало времени скучать. Но и в час отдыха успокаивалось только тело, между тем как душа работала с большим напряжением. Грусть, думы, мечты не давали ей покоя. Наконец пробил желанный час. Однажды, ранней весной, в пору именно такого телесного покоя и умственной работы, стоя на замковой стене и рассеянно глядя оттуда на широко развернувшуюся окрестность, он услышал звук рога у подъемного моста. В ответ им понеслись такие же звуки с высокой замковой башни. Что такое? Гонец на взмыленной лошади. Скорей, скорей! Зазвенели цепи, спустился мост… Гонец – от сюзерена с письмом. Что это? Письмо на войну с неверными!..

Боже, сколько суматохи было! Пришлось поработать. Через неделю все было готово. Барон призвал капеллана для составления духовного завещания. Путь далекий: не известно, что может случиться; следует быть готовым ко всему. Кто не знает, что возвращаются назад немногие? Кому горе и слезы, а наш оруженосец, как молодой орел, рад, что может наконец свободно взмахнуть крыльями и улететь туда, в чужие страны, за синее море, в Святую землю. Пролились прощальные слезы – и отправились крестоносцы. Много нового, невиданного прежде пришлось повидать. На дороге вынесли страшную бурю, чуть не погибли в море. А после… голые скалы, раскаленный песок, невыносимый зной, мучительная жажда… Пути неведомы, враг словно из земли вырастает… В память рассказчика особенно врезался один день, день его славы, осуществления его мечты. Три дня перед ним рыцари и оруженосцы держали пост. Утро того дня было прохладное, солнце светило сквозь облака. Необозримыми рядами расположилось Христово воинство; каждый с верою ожидал общего причащения. Вот показались священники с епископом во главе. Они шли и причащали склонявшихся на колени воинов. Сколько обетов произносилось в эти минуты, сколько горячих молитв! После проповеди, произнесенной одним из священников, загремели трубы и рога, раздался призыв к битве. Все смешалось в хаотическую массу. Пыль поднялась столбом. Крики, стоны, ругательства, звон оружия, ржание коней наполнили воздух. Оруженосцам приходилось всюду следовать за своими рыцарями, подавать им оружие, уводить и уносить тяжело раненных и в то же время отбиваться от врага. На долю рассказчика выпало редкое счастье отбить из рук неприятеля захваченное им христианское знамя. Редкое счастье, редкий подвиг!

С закатом солнца битва прекратилась; христиане одержали решительную победу, враги бежали. Тут же, на самом поле битвы, среди груды убитых и тяжко раненых, сам король посвятил отличившегося оруженосца в рыцари – вручил ему меч и, согласно обычаю, слегка прикоснулся своей рукой к его щеке и своим мечом к его плечу… Во время рассказа старого рыцаря из‐за леса поднялась полная луна; тени всадников и их коней, перерезав дорогу, пали на траву. До церкви оставалось еще полпути, и дядя готовящегося к посвящению молодого человека успел рассказать интересный случай, свидетелем которого ему довелось быть много лет тому назад. Он видел, как рыцаря, уличенного в обмане, торжественно лишили рыцарского звания. Преступный рыцарь был разоружен и в длинной рубахе возведен на подмостки, вокруг которых собралась необозримая толпа зрителей. Сначала сломали его оружие и обломки бросили к его ногам. Рыцарские шпоры сорвали с его ног, герб, изображенный на его щите, стерли, а сам щит привязали к хвосту рабочей лошади и протащили по грязи. Три раза громко спрашивал герольд, указывая на виновного: «Кто это такой?» Три раза ему отвечали, что это – рыцарь, и три раза герольд возражал: «Нет, это не рыцарь, это – негодяй, изменивший своему слову, клятве верности». Священник громко прочитал 108-й псалом, в котором особенно страшно звучали для окружающих проклятия, направленные против нечестивца: «Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут его дети сиротами, и жена его вдовою… Да не будет сострадающего ему; да не будет милующего сирот его… Да облечется проклятием, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его и, как елей, в кости его». Затем разжалованного рыцаря положили на носилки и, как мертвеца, как умершего для рыцарства, понесли в церковь. Толпа повалила вслед за ним. В церкви он должен был выслушать заупокойные молитвы.

Слушая рассказ, наши всадники невольно ужаснулись. Картина позора ярко предстала пред ними. И не в первый раз отец указал юноше на необходимость строго подчиняться всем законам рыцарства: веровать всему, чему учит Святая Церковь, соблюдать ее повеления; защищать ее; защищать всякого слабого, не бежать от врага, но смерть предпочитать бегству; быть верным своему сеньору; гнушаться лжи; быть щедрым; повсюду и всегда бороться за правду и добро против неправды и зла.

И в это самое время из‐за деревьев взглянул на них храм Божий, ярко освещенный луной.

Застучал засов у церковных дверей, послышался топот отъезжающих домой провожатых, и наконец все смолкло. Таинственна внутренность храма, мрак наполняет ее. Только через одно из окон проникнул в темноту серебряный луч месяца. Да на одном из алтарей зажжены свечи перед изображением св. Георгия Победоносца. Здесь, перед этим алтарем, проведет всю ночь сын нашего барона в молитве, в размышлении о том высоком сане, который ожидает его, о тех обязанностях, которые наложит на него этот высокий сан.

Кругом царит тишина. Гулко отдаются в пустом храме шаги молодого человека; он слышит биение своего сердца, свое дыхание; он чувствует, как приливает кровь к его вискам. То он шепчет молитвы, и собственный шепот сначала смущает его; то он представляет себе свой замок, свою семью. Как ярко восстают образы пред ним! Он видит лица родных, слышит их речи… О чем они? Об обязанностях, которые ожидают его. Церковь, говорили ему, – то же, что голова в человеческом теле, горожане и крестьяне – желудок и ноги, а рыцарство уподобляется рукам. Руки расположены как раз посреди человеческого тела, между головой и низшими членами, чтобы защищать и то, и другое. Значит, веруй всему, чему учит Св. Церковь, исполняй ее повеления: защищай ее, но вместе с тем уважай все слабое, будь защитником его, защитником вдов, сирот, всякого немощного. Защищай женщину – она часто притесняется беззаконным, грубым соседом; часто на ее счет пускаются гнусными людьми самые низкие клеветы. Крепко держись данного тобою слова, не лги. Что бы ты ни потерпел, отлучившись в дальние страны, а вернувшись домой, расскажи обо всем чистосердечно, ничего не утаивай. О славном подвиге поведай: он воодушевит других; послужит добрым примером; о неудаче не умалчивай: рассказ о ней может послужить хорошим уроком для других, а вместе с тем утешит того, кто и сам потерпел когда‐либо неудачу. Будь щедр, будь благороден в обхождении: щедрость и благородство – два крыла, поддерживающие рыцарскую удаль… Но вот снова приходит на память молитва, образы родных бледнеют и расплываются в сумраке храма, речи их удаляются и наконец замолкают; юноша простирает руки к святому изображению, озаренному свечами, и весь отдается горячей молитве. Его рыцарский меч, которым завтра торжественно опояшут его, лежит на алтаре.

Этот благочестивый и поэтический обычай проводить целую ночь, предшествовавшую посвящению в рыцарство, под сводами храма развился и господствовал во Франции. Сначала ему в обязательном порядке следовали накануне судебных поединков. В одной латинской хронике, оканчивающейся на 1029 годе, сообщается, что одержавший победу в подобном поединке немедленно отправился пешком благодарить Бога именно в тот самый храм, где он провел перед этим всю ночь. Несколько позже обычай этот приурочился к обряду посвящения в рыцари.

С течением времени обряд посвящения в рыцари проник и в другие страны, но за пределами Франции он отличался большей простотой. В Германии главным моментом этого обряда было опоясывание нового рыцаря мечом, который торжественно благословлялся священником. Опоясывал рыцаря или местный сеньор, или даже вновь посвящаемый опоясывался собственноручно. Тот же сеньор подавал ему щит и копье, и все это несложное торжество заканчивалось турниром. В Англии была та же простота: Готфрид Плантагенет4, возведенный в рыцарский сан Генрихом I5, принял ванну, надел великолепную одежду, принял в подарок рыцарское вооружение и сейчас же пошел показывать свою силу, уже в качестве нового рыцаря… Но обратимся к нашему юноше. Он бодро вынес испытание. Сон ни разу не смежил его глаз. Он устоял против соблазна присесть на ступенях алтаря и всю ночь простоял перед алтарем в своем длинном белоснежном одеянии. В глубоких оконных амбразурах забрезжил дневной свет; засветились разноцветные стекла оконных рам. Все больше и больше света вторгается в храм, мрак уступает место свету, тени убегают в углы… Загремел дверной засов. В церковь вошли люди.

Церковь наполнилась родными и знакомыми посвящаемого. Приехал сам епископ – особенная честь для нашего барона. Как богаты, как пестры наряды собравшихся! Каким весельем озарены их лица! Вот понеслись звуки органа; началась месса. Благоговейно выслушал ее посвящаемый, благоговейно приобщился… Наконец наступают торжественные минуты благословения меча. Юноша приближается к епископу; перевязь с мечом надета у него на шее. Епископ снимает меч и громко читает молитву: «Пресвятый Господи, Отец всемогущий, Боже вечный, Единый, всем повелевающий и всем располагающий! Чтобы подавлять злобу нечестивых и защищать справедливость, спасительным благоволением Своим Ты дозволил людям пользоваться мечом на земле. Устами Святого Иоанна Ты сказал воинам, приходившим искать его в пустыне, чтобы они никого не обижали, не клеветали ни на кого, но довольствовались жалованием своим. Господи! Мы смиренно прибегаем с молитвой к милосердию Твоему. Ты дал рабу Своему Давиду силу победить Голиафа, Иуде Маккавею – восторжествовать над народами, не признававшими Тебя; так же и рабу Своему, сегодня преклоняющему главу свою под ярмо военной службы, сообщи силу и отвагу на защиту веры и справедливости, приумножь в нем веру, надежду и любовь. Дай ему все вкупе – и страх Твой, и любовь Твою, смирение и твердость, послушание и терпение. Устрой все так, дабы ни сим мечом, ни иным он не ранил никого несправедливо, но употреблял его на защиту всего истинного и правого».

После этого епископ снова надевает на шею юноши уже освященный меч со словами: «Приими меч сей во имя Отца и Сына и Святого Духа, употребляй его на свою защиту и на защиту святой Церкви Божией, на поражение врагов Креста Господня и веры христианской и, насколько возможно то для немощности человеческой, не поражай им несправедливо». Молодой рыцарь, слушавший епископа на коленях, поднимается на ноги, берет меч, широко размахивается им, как бы поражая невидимых врагов Христовой веры, затем отирает его о левую руку и снова вкладывает в ножны.

Епископ целует юношу со словами: «Мир тебе», и тот направляется к сеньору своего отца, чтобы принести ему клятву в верности как своему сюзерену. Выслушав клятву, сеньор приказывает облачить юношу в рыцарские доспехи. Это дело присутствующих рыцарей, им помогают дамы и молодые девушки. Сперва прикрепляют ему левую шпору, затем правую, надевают кольчугу, опоясывают мечом. Юноша, уже в рыцарских доспехах, опускается на колени перед сеньором. Тот поднимается с места и своим обнаженным мечом плашмя три раза касается его плеча, произнося при этом: «Во имя Божие, во имя святого Михаила и святого Георгия, я делаю тебя рыцарем, будь храбр и честен».

После этого молодому рыцарю подносят шлем, щит и копье. Сопровождаемый всеми присутствующими в храме, он выходит на воздух. Собравшийся перед церковью народ приветствует его громкими восклицаниями. Теперь настало время показать свою ловкость и силу. С этой целью невдалеке от церкви заранее установлен на вращающемся столбе манекен, покрытый доспехами. Наш рыцарь при всеобщем одобрении, не коснувшись ногою стремени, вскакивает на коня и, погарцевав на площади, мчится в сторону манекена. Метким и сильным ударом он сбивает его наземь. Гром рукоплесканий заглушает грохот разлетевшихся в стороны доспехов и оружия, которое было прикреплено к манекену… После этого все присутствующие направляются в замок отца свежеиспеченного рыцаря, где их ждет пир.