Читать книгу Иван, Кощеев сын - Константин Арбенин - Страница 3

А теперь и сказку начинать пора. Потому как настала такая сказочная потребность. Сказка – она ведь сказке рознь. Одну сказку да к другой сказке, да третьей сказкой приправить, да с четвёртой перемешать – глядишь, и не сказка уже, а самая заветная быль!

Вот так и у нас получилось: была сказка, да обернулась былью. Двадцать лет прошло, и всё в замке Кощеевом переменилось. Самая главная перемена – стал Кощей здоровьем совсем слаб, все болезни на него разом навалились и довели до полной злодейской профнепригодности. Слёг бессмертный в постель, лицом зачерствел, телом сгрибился. И раньше-то худощав был, а теперь вовсе кожа, кости да некоторые металлические детали организма. Не до злодейств супостату, не до колдовства, свелись все заботы к суровому прожиточному минимуму: кашки похлебать да во двор до ветру выползти.

Почему вдруг случилось с Кощеем такое, никому не ведомо. Жил да жил пятьсот лет, вредными привычками злоупотреблял на полную катушку – и ничего, а тут вдруг в три года скрутило ирода в пеньковую верёвку. Были, знать, на то причины, были, да только мало кто о них догадывался. Ведь о Кощеевом истощении знали только жена Марья да сын Иван. А на слуг Кощеевых Марья заклятье навела: пусть попробуют языком на стороне лишнее болтать! То есть Марья никакого заклятья всерьёз навести не смогла б, но взяла прислугу на испуг. Умная женщина Марья, ничего не попишешь. Это она решила окрестное население о бедственном положении Кощея не извещать. Иначе, думает, стабильность в мире нарушится, понаедут богатыри сводить счёты с немощным узурпатором. На лёгкую победу мало ли охотников!

Марья-Выдумщица главенство в семье взяла задолго до того, как болезни Кощея к койке приковали. Вскорости после свадьбы всю инициативу у мужа перехватила, стала им командовать и хозяйством распоряжаться единолично. Кощей не сопротивлялся, ибо влюблён был до беспамятства, до полного паралича воли. А когда опомнился, менять что-либо было уже поздно. С той поры махнула жизнь своим флюгерным хвостиком и повернулась к лесу передом, к Кощею задом. Стал он к своим обязанностям формально относиться, без огонька, без задоринки, а потом вовсе затух – перегорел. Перестал злодейничать, превратился в мелкого нервозного ворчуна, лишь домашних и мучил – только на них теперь пороху хватало. Стал Кощей Бессмертный о смерти задумываться, литературу всякую почитывать. В общем, всё случилось, как предрекали оборотень Михеич и кикиморы, типун им всем на язык за такие предсказания!

Кикиморы первое-то время в доме ошивались, подкармливались с Кощеева стола, Марье по замку да в поле помогали, но потом пошла у них интрига, стали они рожи за Марьиной спиной строить да фиги в карманах держать: мол, мужик-то Марьин – того, совсем под подол подлип! Марья это почувствовала и как только власть свою в полный вдох ощутила, так и прогнала родственниц в болото, с глаз долой.

Нацепила Марья-Выдумщица на передник ключи от всех замко́в и взяла в свои ловкие, работящие руки всё Кощеево хозяйство – от чердака до подвала, да и пустилась помогать окрестным крестьянам, особливо малоимущим. Обеды бесплатные устраивала (благо скатерть-самобранка всегда под рукой), для детишек ёлки разыгрывала, леденцы по воскресеньям рассылала. Раздавала просителям монеты из кошелька-самотряса, но не бездумно раздавала, не транжирила, а развела, как в народе говорили, бюрократию и политес. К каждому нуждающемуся подходила индивидуально – не из скопидомства, а только из осторожности; она-то уяснила себе, что́ есть волшебство и как оно может некрепкого человека надломить да на изломе высосать.

Замок Кощеев благодаря Марье за эти годы преобразился и благоустроился. Раньше что в нём было – темень, плесень, сырость, а теперь – свет, газ, горячая вода, подъёмная машина, на каждом окне занавески, на каждой двери ручка и шпингалет. Всё это Марья-Выдумщица своей головой придумала и в жизнь воплотила. Даже поклеила в рыцарских залах обои в клеточку, даже в винном погребе повесила по стенам полочки и крючки для кружек – не замок, а дом культуры! Марья и думает: зачем такой огромной жилплощади в праздности пропадать, и так всем по отдельной комнате выделено, включая малоинтересных слуг, а в зальных помещениях можно гостей принимать! В бывшей пыточной устроила Марья библиотеку для сельских ребят, в перестроенной душегубной палате определила лекционный зал. Приглашать стала и своих, человеческих, и нечистую силу, а поскольку одни с другими особо пересекаться не любили, то по чётным дням принимали нечисть, по нечётным – людей. В выходные тоже через раз увеселительные вечера устраивали.

В общем, замок жил теперь подвижной общественной жизнью, кипел и посвистывал, как чайник с кипятком. Только Кощей, бедняга, не радовался – изнемогал не по дням, а по часам, и по чётным, и по нечётным – одинаково. Скоро превратился в чучело человекообразное, глянуть мучительно – мумия, да и только.

Одно развлечение у Кощея осталось – смотреть человеческие новости, всякие успокоительные сказки и приключения. Для того дела рядом с кроватью на тумбочке положено было волшебное блюдце с яблочком; катнёшь яблочко по блюдцу – весь мир в нём отражается, всё интересное показывают в цвете и со звуком.

А в то утро, с которого наша сказка начинается, вышло с Кощеем недоразумение. Мелкое, но уж больно неприятное. Кощей ведь не только телом ослаб да духом обмяк, он и разумом поизносился: память подводить стала. Проснулся и не помнит, кто он. Долго лежал, вспоминал, в зеркало смотрелся, тень собственную на стенке опознавал. Что, думает, за спичка обгорелая? Потом обернулся, увидел свои былые портреты, по стенам развешанные, и лишь тогда что-то припомнил. А как всплыла в голове автобиография – так и самому страшно сделалось.

С горя сел Кощей на кровати, ножки цыплячьи свесил, взял с блюдца яблоко и принялся от него ножичком кусочки отрезывать да в рот складывать. Долго каждый кусочек обсасывал – без зубов иначе нельзя. Когда уж от яблока четвертинка осталась, Кощея как током прошибло: это ж фрукт не для еды, это ж волшебный инвентарь, из комплекта с блюдцем! Ай-ай-ай! И напал на Кощея двойной отчаянный страх: во-первых, он теперь без окна в мир, а во-вторых, от Марьи попадёт.

Марья, когда сообразила, в чём дело, руками всплеснула да ключами на мужа замахнулась.

– Ах ты, – шипит, – сапог медный! Кость суповая! Ты что же, мракобес, безобразничаешь?!

Кощей тихо лежит, одеяло на глаза надвигает – знает по многолетнему опыту, что лучше перетерпеть, пока жена весь пар не выпустит. А Марья только ещё начала, только приступила – столько у неё в словарном запасе эпитетов, что не все в сказке упомянуть возможно, на некоторые перо не поднимается! Такую Кощею отповедь устроила, что портреты на стенах – и те в краску вошли.

Слуги Кощеевы в таких случаях берушами пользовались или воск свечной в уши засовывали – защитят слух и ждут пятнадцать минут. Потом – ничего, можно уже пробки из ушей вынимать. А ведь пока Марья в замок хозяйкой не вошла, ничего эти твари не боялись, сами могли кого хочешь испугать до смерти.

А жена всё горланит, не прерывается:

– Где я теперь новое волшебное яблочко найду, ущерб ты скупоносый?! Еды ему мало!

И как шмякнет осиротевшим блюдечком об пол! Лишь дребезги по стенам разлетелись. Всё, теперь весь комплект из строя вышел – ни яблочка, ни блюдечка!

Марья лишь после этого звона остановилась, опомнилась, присела в изнеможении на край кровати Кощеевой. Муж из-под одеяла лицо показал, ослабелую руку к столику протянул, дал отпить живой водички из стакана. Марья хлебнула пару раз, потом успокоительных капель накапала, тоже выпила. Стала к ней природная бабья мудрость возвращаться.

– Прости, Кащик, – говорит мужу и по лысине гладит. – Не сдержалась. Нервы, мироедушка…

И поцеловала его в сморщенный лобик. Ладошкой осколки с постели смахнула.

– Сейчас подмету, – говорит. – Люди сказывают, это к счастью, когда посуда бьётся. А в нашем замке вся посуда железная – вот и поди сыщи с ней счастье-то! Это блюдце единственный в доме фарфор был. Знать, какое-то единственное счастье на нашем горизонте обозначилось.

– Неужто счастье? – скулит Кощей.

– А ты не бойся, старый, переживём. Всё переживали – и счастье переживём.

Сходила Марья за веником и принялась осколки в кучку сметать. Подмела, навела в спальне порядок, одеяло поправила. Ещё раз вздохнула да уже идти хотела, а тут вдруг Кощей голос подал.

– Погоди, – говорит, – Маруся, постой. Есть у меня к тебе разговор важный. Не могу больше, Маруся. Никакого терпения не осталось, никаких сил. Зови сына, буду его о главном просить.