Читать книгу Стихотворения - Константин Батюшков - Страница 5

Перевод 1-ой сатиры Боало

Оглавление

Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный,

Дамон, который нас стихами всё морил,

Дамон, теперь презрев и славы шум напрасный,

Заимодавцев всех своих предупредил.

Боясь судей, тюрьмы, он в бегство обратился,

Как новый Диоген, надел свой плащ дурной,

Как рыцарь, посохом своим вооружился

И, связку навязав сатир, понес с собой.

Но в тот день, из Москвы как в путь он собирался,

Кипя досадою и с гневом на глазах,

Бледнее, чем Глупон, который проигрался,

Свой гнев истощевал почти что в сих словах:

«Возможно ль здесь мне жить? Здесь честности не знают!

Проклятая Москва! Проклятый скучный век!

Пороки все тебя лютейши поглощают,

Незнаем и забыт здесь честный человек.

С тобою должно мне навеки распроститься,

Бежать от должников, бежать из всех мне ног

И в тихом уголке надолго притаиться.

Ах! если б поскорей найти сей уголок!..

Забыл бы в нем людей, забыл бы их навеки.

Пока дней парка нить еще моих прядет,

Спокоен я бы был, не лил бы слезны реки.

Пускай за счастием, пускай иной идет,

Пускай найдет его Бурун с кривой душою,

Он пусть живет в Москве, но здесь зачем мне жить?

Я людям ввек не льстил, не хвастал и собою,

Не лгал, не сплетничал, но чтил, что должно чтить.

Святая истина в словах моих блистала

И музой мне была, но правда глаз нам жжет.

Зато фортуна мне, к несчастью, не ласкала.

Богаты подлецы, что заполняют свет,

Вооружились все против меня и гнали

За то, что правду я им вечно говорил.

Глупцы не разумом, не честностью блистали,

Но золотом одним. А я чтоб их хвалил!..

Скорее я почту простого селянина,

Который потом хлеб кропит насущный свой,

Чем этого глупца, большого господина,

С презреньем давит что людей на мостовой!

Но кто тебе велит (все скажут мне) браниться?

Немудрено, что ты в несчастии живешь;

Тебе никак нельзя, поверь, с людьми ужиться:

Ты беден, чином мал – зачем же не ползешь?

Смотри, как Сплетнин здесь тотчас обогатился,

Он князем уж давно… Таков железный век:

Кто прежде был в пыли, тот в знати очутился!

Фортуна ветрена, и этот человек,

Который в золотой карете разъезжает,

Без помощи ее на козлах бы сидел

И правил лошадьми, – теперь повелевает,

Теперь он славен стал и сам в карету сел.

А между тем Честон, который не умеет

Стоять с почтением в лакейской у бояр,

И беден, и презрен, ступить шага не смеет;

В грязи замаран весь, он терпит холод, жар.

Бедняга с честностью забыт людьми и светом:

Итак, не лучше ли в стихах нам всех хвалить?

Зато богатым быть, в покое жить нагретом,

Чем добродетелью своей себя морить?

То правда, государь нам часто помогает

И музу спящую, лишь взглянет, – оживит,

Он Феба из тюрьмы нередко извлекает.

Чего не может царь!.. Захочет – и творит.

Но Мецената нет, увы! – и Август дремлет.

Притом захочет ли мне кто благотворить?

Кто участь в жалобах несчастного приемлет,

И можно ли толпу просителей пробить,

Толпу несносную сынов несчастных Феба?

За оду просит тот, сей песню сочинил,

А этот – мадригал. Проклятая от неба,

Прямая саранча! Терпеть нет боле сил!..

И лучше во сто раз от них мне удалиться.

К чему прибегнуть мне? Не знаю, что начать?

Судьею разве быть, в приказные пуститься?

Судьею?.. Боже мой! Нет, этому не быть!

Скорее Стукодей бранить всех перестанет,

Скорей любовников Лаиса отошлет

И мужа своего любить как мужа станет,

Скорей Глицера свой, скорей язык уймет,

Чем я пойду в судьи! Не вижу средства боле,

Как прочь отсюдова сейчас же убежать

И в мире тихо жить в моей несчастной доле,

В Москву проклятую опять не заезжать.

В ней честность с счастием всегда почти бранится,

Порок здесь царствует, порок здесь властелин,

Он в лентах, в орденах повсюду ясно зрится.

Забыта честность, но фортуны милый сын,

Хоть плут, глупец, злодей, в богатстве утопает,

И даже он везде… Не смею говорить…

Какого стоика сие не раздражает?

Кто может, не браня, здесь целый век прожить?

Без Феба всякий здесь хорошими стихами

Опишет город вам, и в гневе стихотвор

На гору не пойдет Парнас с двумя холмами.

Он правдой удивит без вымыслов убор.

„Потише, – скажут мне, – зачем так горячиться?

Зачем так свысока? Немного удержись!

Ведь в гневе пользы нет: не лучше ли смириться?

А если хочешь врать, на кафедру взберись,

Там можно говорить и хорошо, и глупо,

Никто не сердится, спокойно всякий спит.

На правду у людей, поверь мне, ухо тупо“.

Пусть светски мудрецы, пусть все так рассуждают.

Противен, знаю, им всегда был правды свет.

Они любезностью пороки закрывают,

Для них священного и в целом мире нет.

Любезно дружество, любезна добродетель,

Невинность чистая, любовь, краса сердец,

И совесть самая, всех наших дел свидетель,

Для них – мечта одна! Постой, о лжемудрец!

Куда влечешь меня? Я жить хочу с мечтою.

Постой! Болезнь к тебе, я вижу, смерть ведет,

Уж крылия ее простерты над тобою.

Мечта ли то теперь? Увы, к несчастью, нет!

Кого переменю моими я словами?

Я верю, что есть ад, святые, дьявол, рай,

Что сам Илья гремит над нашими главами.

А здесь в Москве… Итак, прощай, Москва, прощай!..»


1804 или 1805

Стихотворения

Подняться наверх