Читать книгу Ведьма - Константин Бояндин - Страница 17

Он всплыл из сна постепенно, и подъём в царство яви оказался приятным, тёплым и уютным. Николай не сразу открыл глаза. И снова те же запахи уюта, он всё ещё был у Саши. И снова чувствовал себя неловко, ведь выходило, что он напросился на ночлег.

И ещё какой-то запах. Отчего-то знакомый и безумно приятный. Николай открыл глаза и снова прикрыл. Он лежал под мягким, лёгким и тёплым одеялом. Едва ощутимый аромат лаванды, это пахло одеяло. От подушки под головой похоже, пахло розой. Едва ощутимо, но несомненно. А рядом, под тем же одеялом, лежала Саша. Волосы распущены за её спиной, закрыв глаза, она лежала и улыбалась. Спит. Счастливая…

Очень мило. Теперь уже можно не гадать, было или не было. И можно не заглядывать под одеяло, чтобы понять, что он, Николай, спит без одежды, в чём мать родила.

Ладно, решаем проблемы по мере поступления. Ужасно хотелось погладить Сашу по щеке, Николай еле нашёл силы сдержаться. Так приятно было смотреть на неё спящую…

Знакомый топот. Николай осторожно обернулся, опираясь на локоть, точно, в комнату зашла Роза. Серьёзно и внимательно посмотрела в лицо гостю. Только бы не мяукала!

Хорошо, что Саша спала у стенки, не придётся перелезать. Николай осторожно и бесшумно выбрался из-под одеяла и, подобрав свою стопку одежды, похоже, снимали её не слишком медлительно, вышел в гостиную, прикрыв за спиной дверь в спальню. Только щёлочку оставил. Роза бежала следом и наблюдала за гостем. Николай оделся, ощущая вчерашнюю вечернюю звонкую бодрость, и первым делом глянул на экран мобильника.

Нет новостей. То есть нет сообщений. И это странно, должна была прийти сводка по всем мониторам, а сводки не было. Что-то сломалось? Да и пёс с ним, там есть дежурный системщик; случись что, уже искали бы Николая с собаками. Можно гордиться, он собрал персонал, способный справиться практически со всеми мыслимыми цифровыми бедами.

Николай вошёл в ванную. Стоп. Вчера в этом стакане – три отверстия, для трёх зубных щёток – стояла одна щётка. Зелёная, в левом гнезде. А сейчас стоят две, красная в правом. Николай усмехнулся. Вот оно как. Взял красную щётку в руку… да, вроде бы и рука припоминает. Очень уж быстро всё происходит.

Он осторожно прошёл на кухню. Саша ещё вчера всё прибрала, от помощи отказалась наотрез. Стоп-стоп… память возвращается? Очень хорошо. Так что было вчера? Ну то есть со вчера на сегодня?

Были снежки. На улице теплынь, около нуля, снегопад, самая погода для снежков. И они выбежали, и играли в снежки друг с другом и другими выбежавшими праздновать. Было жутко весело, Николай давно так не веселился, а в снежки не играл класса с пятого школы.

Были фейерверки. Много. Двухтысячный год, преддверие нового тысячелетия, не баран чихнул! Они смотрели на загорающиеся в небесах картины, причудливые узоры и фантастические фигуры и восторгу не было предела. Это был тот самый, детский, ничем не запятнанный восторг.

Что потом? Как всё случилось? Николай стоял у кухонного окна глядел наружу на убранный в снежную пушистую перину спящий мир и вспоминал. Всё-всё, каждую мелочь.

Океан её глаз. То серые, то зелёные, они манили, и погружаться в них было невероятно приятно. Там было всё светлое: улыбка, и радость, и восторг, и наслаждение. И не было ничего тёмного.

Мёд её губ. От них было не оторваться, и он не отрывался, искал их вновь и вновь, он не мог насытиться, не мог устоять, не мог прекратить.

Шёлк её кожи. Она была гибкой и прочной, податливой и несгибаемой, услужливой и непреклонной. Все мыслимые противоположности, и у него не было сил отнять ладони, отвести губы, закрыть глаза…

Аромат её волос. Он погружался в них точно падал в траву, в россыпь полевых цветов, и от цветочных благовоний возгорался огонь, который не сжигал, но приносил радость им обоим, и ему больше хотелось дарить радость ей, нежели забирать её самому.

…Хрусталь её голоса…

…Огонь её объятий…

…Чары её слов…

Всё это было. И неведомо, сколько длилось, и сколько раз случалось, много раз. Она ничего не требовала, она только предлагала. Она ничего не забирала взамен, а только делилась. Николай очнулся от сладострастных воспоминаний и добыл из того самого кармана заветную стопку средств «индивидуальной защиты».

Все на месте. О боже правый… Николаю захотелось дать себе по лбу, и он врезал ладонью от души, да так, что Роза, всё это время бродившая по полу за спиной, в два прыжка взлетела на подоконник и уставилась на человека, словно спрашивая: «Ты что творишь?».

Николай скрипнул зубами. Не хочется, нет сил думать о Саше хоть чуточку плохо, но почему? Он не мог не попытаться. Вон, виден даже надрыв на одной из оболочек. Почему она не позволила?

Невозможно думать плохо, но мыслям не прикажешь. Ведь и такое бывало, будь проклят этот богатый опыт интимных связей! Простой расчёт – вынудить остаться, привязать к себе ребёнком, даже если он мнимый. Простой и паскудный расчёт.

Николаю показалось, что на правую руку плеснули кипящего свинца. Адская, жуткая боль, словно стальным прутом вдобавок пронзили. Едва хватило сил не завопить. Николай чуть не отпрыгнул, и хорошо, что не отпрыгнул, а то снёс бы холодильник ко всем чертям.

Отдышавшись, он посмотрел на ладонь. Руку ещё пекло и саднило, но уже проще было терпеть. Четыре свежие длинные и глубоких борозды сочились кровью. Можно не гадать, откуда они появились, на расстоянии вытянутой руки на подоконнике сидела Роза и, прижав уши и не отводя взгляда от глаз человека, рычала. Негромко, но свирепо.