Читать книгу Выживальщик. На островах - Константин Энгелович Воронин - Страница 5

Увидев, как я спускаюсь с хребта, девчонки завизжали и запрыгали от радости. Приятно, что меня ждали, меня встречают. Наталья откинула крюк на воротах и открыла их. Я вошёл в ограду, и она заперла ворота за мной опять на крюк. Не говоря ни слова, я снял с шеи бинокль, с плеча карабин и бережно положил их на траву. ПБС и пустой магазин кинул рядом. Подошёл к коробке, которую мы сегодня привезли из дома, достал оттуда плитку шоколада и бутылку с коньяком. Не дагестанская «палёнка», а настоящий мартель.

Вынув пробку, хлебнул прямо из горлышка. Сел на траву по-турецки. Открыл шоколад и отломил одну полоску. Сунув в рот сладкий квадратик, разжевал его и сделал ещё солидный глоток «конины». Протянул всю оставшуюся плитку Ларисе:

– Подсластитесь, девочки, – приложился к бутылке третий раз и закурил сигарету. Пожалуй, пока хватит. Дела на сегодня ещё были.

Девчонки, разломив шоколадку напополам, жевали, жмурясь от удовольствия.

– Есть будешь? – тихим, ласковым голосом спросила Лариса и, не дожидаясь ответа, пошла к плитке. Нет, всё-таки молодцы девушки. С дурацкими вопросами не лезут, не беспокоят понапрасну. Видят, что пришёл я малость не в себе. Отойду, всё сам расскажу. Чуткие, одним словом.

Передо мной, по-прежнему сидящим на траве, как по мановению волшебной палочки возник натюрморт. В глубокой тарелке, стоящей на некоем подобии скатерти, дымился куриный суп. Как полагается, с картошечкой, морковкой, луком и кусочками куриной грудки. Горкой лежали галеты. Стояла кружка с яблочным соком. Только я дохлебал вкусный супчик, Наташа забрала пустую тарелку, а Лариса поставила следующую. На ней лежал кусок обжаренного куриного мяса в окружении макарон. Всё было сверху полито подливкой.

Доев подчистую всю вкуснятину, выпил яблочный сок, и скатёрка исчезла. Вместо неё подставили импровизированную пепельницу из консервной банки. Сервис был на высоте и, закурив, я смог, наконец, улыбнуться.

– Спасибо огромное. Обед был замечательный.

Девчонки просияли, особенно, Лариса.

– Я старалась. Убил тигра?

– Убил. И тигра, и тигрицу, и тигрят.

Лариса ахнула:

– А тигрят-то за что?

– За то, что вырастут и начнут на людей охотиться.

– А с мамой моей, что? – осторожно спросила Наташа.

– Съели. Что осталось, я похоронил.

Она закрыла лицо ладонями и отошла в сторону. Лариса, выждав некоторое время (действительно, в чуткости не откажешь), подошла к ней сзади и принялась гладить по голове. Я встал, взял оба оцинкованных ведра и пошёл к роднику за водой. В квартире у меня лежат полипропиленовые трубы, надо будет провести воду за ограду, чтобы не выходить.

Принеся вёдра с водой в ограду, взял эмалированное ведро и пустой рюкзак.

Ведро поставил под струю воды, а в рюкзак напихал камней. Еле доволок.

Камни выложил кругом, обозначив место для костра. Вёдра поставил на самый солнцепёк, чтобы вода в них хоть немного нагрелась. Взял «Гускварну», заглянул в бачок. Полбачка есть, должно хватить. Вышел с пилой за изгородь, закрыл за собой ворота. У самых скал стояло старое, засохшее дерево. Я его спилил. Внутри оказалось не трухлявым, что и требовалось. Спилил второе дерево, самое близкое к изгороди. Деревья подтащил к воротам, отпилил сучья. На засохшем дереве отпиливал, как попало. На свежем, тщательно, но так, чтобы выступали на несколько сантиметров. Старое дерево распилил на чурбачки. Открыл ворота, перекидал в ограду чурки, сучья, верхушки деревьев. Распилил свежее дерево напополам. Чурбачки и сухие ветки отнёс к будущему кострищу и взялся за топор. Затесал оба, получившихся у меня, столба и вкопал их в землю. Там где сучьев было мало, вбил в столбы гвозди. И стал развешивать на обоих столбах кухонную утварь: кастрюли, сковородки. На гвозди даже кружки одевались за ручки.

– Здорово придумал! – Лариска подскочила помогать. Вскоре вся посуда цивильно была повешена на столбы.

Вбил у кострища рогатки, положил поперёк палку, проверил на прочность. Пожалуй, даже пару вёдер выдержит. На кучу хвороста уложил пару чурбачков и разжёг костёр. Над поляной поплыл дымок, запахло горящим деревом. Повесил над костром одно оцинкованное ведро с водой. Пожалел, что не все вёдра сразу забрал. Ладно, завтра исправим ошибку.

Девчонки уже уселись у костра.

– Если пахнет дымом, значит, пахнет домом, – провозгласила Наталья.

– И дом вам сейчас поставлю, – сказал я, берясь за польскую палатку. Девушки хотели помочь, но я их отогнал – только мешать будем друг другу, один управлюсь. Через полчаса польская двухслойная четырёхместка с навесом и тамбуром была установлена входом к костру. Но на положенном удалении от огня. В палатку закинул два туристических пенополивиниловых коврика и Наташин плед, на всякий случай. Это я ночью не мёрзну, вдруг девчонкам холодно будет.

Налил воды в чайник, тоже повесил на огонь. Чайку хлебнуть на ночь не помешает, почти восемь часов. Часа через полтора стемнеет. Потихоньку подбрасывал хворост в костёр. Сучья, оставшиеся после строительства ограды, уже подсохли, и хвороста была огромная куча. Впрочем, и сухие чурки горели неплохо. Когда вода в ведре начала закипать, я одел на руку сварщицкую перчатку и безболезненно снял ведро с костра. Поставил все три ведра рядом, положил в вёдра два ковшика. Скомандовал:

– Девчонки, раздевайтесь донага и мойтесь. Подглядывать не буду. Только волосы не надо мочить. И воды мало, и стемнеет скоро. Полотенца есть?

– Я два взяла с собой. Одно – мне, второе – Лариске. А тебе воду оставлять?

– Вам двоим-то еле хватит. Завтра ещё вёдер принесём, тогда всю грязь с себя и смою. А до завтра похожу зачуханный, – только сейчас я подумал, что хожу уже пять дней немытый. При этом потел ведь, как чёрт. Но только утром у родника умывался. За всеми хлопотами не до гигиены было. Ничего, ещё пара-тройка дней и жизнь войдёт в спокойное русло. Обживёмся, вещи перенесём.

За моей спиной, метрах в двадцати от палаток, повизгивали девчонки, поливая себя тёплой водой. Наташа даже мыло и губку из дома прихватила. Так что вымылись они на славу. Я успел заварить чай, почистить и смазать «Сайгу», набить патронами магазины и выкурить сигарету, когда они подсели к костру с розовыми после мытья лицами, с чуть мокрыми волосами.

– Как заново на свет родилась, – изрекла Наталья.

– Замечательно, – подхватила Лариса, – какой всё-таки Вова у нас заботливый.

– Чего уж там, – слегка смутился я.

– Вы не представляете себе, как я рада, что вы меня взяли с собой. Сидела бы сейчас, пьяные стенания мамаши слушала: «Ой, Ларисёночек, чем же я завтра тебя кормить буду? Ой, и когда же всё это прекратится?». А у самой полхолодильника водкой забито. «Это наша жидкая валюта. С ней-то мы не пропадём.» Ага, ты, может и не пропадёшь, выпьешь пару стопок, тебе и весело. А из еды осталось четыре картофелины и одна морковка. Да пригоршня пшена. Через пару дней – зубы на полку. Если бы вы от меня отказались, дня через три в море бы утопилась.

– Прекрати, все твои беды позади. С нами не пропадёшь. Кстати, в море не вздумайте соваться, даже по колено. Чёрт его знает, кто там в воде.

Это я неудачно сказал. Наталья сразу вспомнила утонувшего отца и погибшую мать. Слёзы побежали по щекам. Да оно и понятно, за пять дней потерять обоих родителей. Торопливо стал разливать чай по кружкам, достал печенье. Лариса утешала Наташу, как могла.

Солнце ушло за деревья. Длинные тени легли от джунглей на поляну. Наступили вечерние сумерки. Ни малейшего дуновения ветерка. Никаких гадов летучих. Полная тишина. Только в траве тихо стрекочут какие-то насекомые.

Девчонки грызли печенье, запивая горячим сладким чаем. Наталья перестала плакать, и на лицах у обоих было написано умиротворение.

– Благодать-то какая, – вздохнула Наташа, – в доме вечером темно, страшно. А здесь… Прямо, душа отдыхает.

– На сто процентов согласна, – поддержала её Лариса, – так бы и сидела всю ночь у костра, балдела.

– Не балдела, а наслаждалась, – строго поправила её Наташа, – мы с Володей матом не ругаемся, бомжовский сленг не употребляем.

– Бомжовский, чего?

– Сленг, ну, словечки всякие жаргонные: прибалдеть, тащиться, торчать, отпадно, клёво, по кайфу и так далее.

– Воспитывать будете?

– Нет, назад к маме отправим, – решил я быть в этом вопросе солидарным с Натальей.

– Только не к маме! – ахнула Лариса, – постараюсь говорить, как надо, но вы меня поправляйте, если что. Что делать, жизнь у меня раньше не очень-то клё… ой, не очень-то хорошей была.

Посмеялись над поправкой. Пора, наверное, и укладываться, вот-вот совсем стемнеет.

– Так, как водится, писать перед сном девочкам налево, мальчикам направо. Потом отбой. Вам ещё обустроиться надо в палатке. Скоро темень наступит, а аккумуляторы в фонарях я берегу. Ни комаров, ни москитов здесь нет, даже мух нет. В этом плане – рай. Костер заливать не буду, пускай прогорает. Ветра нет, искры не летят, пожара не будет. Я тоже, выкурю сигарету, и спать лягу.

Проснулся, как только рассвело. Вчера, когда девчонки ушли в палатку, я перед сном принял ещё коньячку граммов несколько. Чтобы совесть не мучала, когда засыпать буду. Но от хорошего коньяка, в количествах разумных, наутро никакой абстиненции нет. Бодро подскочил, принялся разжигать костёр. Пока он разгорался, сходил на родник за водой. Заодно и умылся. Налил в чайник воды, поставил кипятиться. Чем завтракать будем? Хорошо было в той, «докатастрофной» жизни: залез поутру в холодильник, достал масло, сыр, колбасу, состряпал пару бутербродов и нет проблем. А ещё можно было их в микроволновку засунуть. Вообще, чудесно!

Ну, на безрыбье, и консервы —рыба. И я выудил из коробки три банки сайры бланшированной, пачку галет. Ещё оставалась пачка печенья к кофе. В польской палатке открыли тамбур. Из палатки вылезла Лариса и сладко потянулась. Была она в длинной футболке, очевидно, заменявшей ей ночнушку. Подойдя ко мне со спины, она обвила горячими, нежными руками мою шею и прошептала на ухо, щекоча скулу волосами:

– Повариха должна вставать самой первой и готовить всем завтрак. Куда в такую рань поднялся?

Я показал ей на банки с консервами, и ответил, тоже шёпотом:

– Полминуты работы консервным ножом и завтрак готов. Сегодня привезём продукты, и завтра утром буду спать, пока на завтрак не позовёшь.

Чайник закипел. Я сделал себе кофе и вопросительно посмотрел на Ларису.

– Я чаю попью, заварка вчерашняя ещё ничего. Не привыкла я к кофе. А маман моя напитки признаёт только горячительные.

Говорила Лариса совсем тихонько. Но из палатки на четвереньках стала выползать Наталья. Вырез у неё на ночной рубашке был большим, а ткань, повинуясь закону земного тяготения, отвисла вниз. Я поспешно отвёл глаза от открывшегося моему взору чудесного зрелища. Взял третью банку консервов и тоже открыл.

– Умыться можете из ведра, чтобы к роднику не ползти. Тем более, на четвереньках.

Лариса засмеялась, а улыбающаяся Наташа встала на ноги и тоже потянулась, разводя руки в стороны. Тонкая ткань натянулась, обозначив крошечные соски. Я озверел. Дразнится, что ли?! А она ещё и облизнула полные губы язычком. Я же не монах-скопец!

– Марш в палатку! И оденься во что-нибудь поприличнее!

Наташа повернулась к нам спиной, опять опустилась на четвереньки и поползла в палатку. Лариса уже не смеялась, а хохотала. Потому, как коротенькая Наташина рубашка совершенно не прикрывала ничего сзади. А трусиков не было. И не мог я никак взгляд оторвать от девушки.

– И к маме-то её не отправишь, потому что мамы нет, – шепнула Лариса мне и пошла к ведру с водой, умываться. Через пару минут из палатки показалась чуть смущённая Наталья в белой футболке и в шортах. Я показал ей кулак. Она, покачивая бёдрами, пошла за палатку. Шорты обтягивали круглую попку. Ох, похоже, трудновато мне придётся в плане соблюдения целибата.

Девчонки позавтракали. Я покуривал, допивая кофе.

– Сегодня нам предстоит топать ножками весь день. Надо два рейса сделать, а это – почти одиннадцать часов ходьбы. Так что, обувайте кроссовки, боевые подруги, и на крыло.