Читать книгу Желанное наказание - Константин Фрес - Страница 3

Измученная Алилесса проспала после бурной ночи долго. Когда она проснулась, был уже полдень, яркое солнце пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, солнечное пятно прочертило ослепительную полосу на белоснежном постельном белье, нагрело ее плечо и играло золотом на кольцах ее волос, приведенных бурной ночью в полнейший беспорядок.

Ее мужа рядом не было; наверное, он встал раньше и ушел по своим делам, оставив ее. Просто ушел, наигравшись, натешившись, удовлетворив свою похоть.

Алилесса всхлипнула, просунув руку под одеяло и коснувшись живота.

Все ее тело горело и ныло, ноги, кажется, было невозможно свести вместе – так все распухло. Ей казалось, что член лорда все еще движется внутри нее, между ее ног, возбуждение словно не желало покидать ее тело. Вспоминать то, что случилось ночью, было нестерпимо стыдно – и так же нестерпимо приятно, Алилесса даже согнулась пополам, когда спазм скрутил ее тело от одной мысли о том, как он прикасался к ней. О его руках, придерживающих ее спереди, за лобок, когда он прижимал ее ягодицы к себе покрепче, о горячих ладонях, поглаживающих ее живот, о настойчивых умелых пальцах, ласкающих ее между ног… и о толчках внутри нее, о глубоком удовольствии, которым наполнял ее он – мужчина.

Но сейчас его рядом не было. Не было дикого удовольствия, и Алилесса, раз за разом прокручивая в голове воспоминания, все глубже и глубже погружалась в мучительный стыд.

«Я хочу трахать вас, и я буду трахать вас».

Он ни разу не поцеловал ее, ни разу не погладил с нежностью. Он трахал ее, драл как шлюху, жадно лапал всюду, где хотел, заставлял делать то, что он хотел… и она вела себя как шлюха! Алилесса закрыла пылающее лицо руками, ей хотелось провалиться сквозь землю при одном воспоминании о собственных стонах и криках.

В дверь комнаты негромко постучали, дверь раскрылась и в спальню вошла пожилая женщина.

На ней было надето темно-синее строгое платье, повязан белый передник, на ногах – темные туфли на устойчивом каблуке. Очень похоже на униформу, которую носят слуги в богатых домах – добротно и элегантно, опрятно и строго. Ее серебряные от седины волосы уложены в аккуратный узел на затылке.

– Миледи уже проснулась? – почтительно произнесла она, сложив руки на животе. – Доброе утро. Желаете завтракать здесь, в постели, или спуститесь в столовую?

Внимательные глаза горничной – а это, вероятно, была горничная, посланная хозяином дома за Алилессой, – рассматривали девушку, и та покраснела, понимая, как сейчас выглядит – взлохмаченная, с припухшими от ночных слез глазами и искусанными красными губами.

Она стыдливо натянула одеяло до подбородка, ей хотелось чтобы старуха убралась прочь сию же минуту, оставила ее в покое, но та стояла как вкопанный в землю столб, будто так и надо, и терпеливо ожидала ответа.

– Пожалуй, я спущусь вниз, – промямлила Алилесса, краснея. Старуха не могла не понимать, что произошло тут ночью. На полу валялись обрывки ночной рубашки Алилессы, простынь была покрыта неряшливыми пятнами, и Алилесса с содроганием поняла, что это пятна ее крови.

Уже потерявшей свою яркость, ставшей бурой, темной, но тем не менее.

Не хватало еще, чтоб и слуги в этом доме считали ее, Алилессу, шлюхой! Не хватало еще того. чтоб потом они перешептывались за ее спиной, рассказывая друг другу с презрением о том, как она, проведя с Гранчстером ночь, неумытая и неприбранная, лохматая, ела в постели, как какая-то неряха!

– О, миледи, – тактично произнесла горничная, проследив за ее взглядом и тоже увидев эти пятна. Алилесса побагровела и поспешила накинуть на них одеяло, но было уже поздно. – Вам помочь? Вероятно, вам нездоровится?

Том… Почему-то в памяти всплыло его лицо и сердце Алилессы внезапно кольнуло острое чувство любви – так бывает, когда теряешь кого-то очень близкого и когда понимание потери наконец доходит до разума и осознается в полной мере.

Том, красивый и молодой, вспыльчивый и глупый, он ведь тоже любил ее!..

Как бы свински он не вел себя в тот роковой день, он же долгое время терпел ее отказы, смирялся с тем условием, которое она ему поставила, и был к ней нежен. Да, нежен – он целовал ее, замирая от ответных касаний ее губ, он обнимал ее и лаково гладил плечи, он…

А с Гранчестером все будет не так. Не будет нежности. Не будет трепета в прикосновениях, не будет замирания сердца – все ведь уже произошло, чем можно тронуть, удивить его ледяное сердце? И захочет ли он вообще того, что сам с таким презрением называл телячьими нежностями? Нет; ему нужен только секс, только ее тело.

Не будет тепла, того особого приятного чувства, что обычно ощущают двое влюбленных, просто находясь дуг с другом. А будет вот это – грубая, грязная, стыдная возня в темноте, разрывающее, унизительное наслаждение сначала и чувство болезненной пустоты после.

Эта пустота сейчас ощутилась особенно остро. Алилесса подсознательно ждала, что ее муж все же проявит человечность, проявит хоть каплю доброты и пожалеет, произнесет те слова, которые сейчас произносит эта чужая женщина, убедит ее, Алилессу, испуганную, сгорающую от стыда, что все произошедшее вовсе не знак того, что он неуважительно к ней относится. Хоть какие-то слова, хоть какое-то утешение и помощь, а не это холодное использование!

Но этого ей не было дано…

Просто взял, просто сделал то, что хотел и просто ушел, бросив, оставив, словно безмолвную вещь. Отнял у нее любовь, дорогого ей человека просто потому, что так захотел. Отнял планы на жизнь, поломал все мечты, да и саму жизнь переломал. Теперь, даже если он вскоре насытится ею, наиграется и даст развод, разве захочет Том быть с нею после всего, что случилось?..

Алилесса не выдержала и громко разрыдалась, закрыв лицо руками, вздрагивая и захлебываясь слезами, и старуха вышла из своего почтительного ступора, ее угодливое, ничего не выражающее лицо стало растерянным, тонкие сухие губы дрогнули в нежной улыбке.

– Милая, – она всплеснула руками и поспешила к бьющейся в истерике Алилессе. – О, дорогая… не плачьте! Зачем эти слезы, ну же? Милая!

Предательское кровавое пятно снова показалось из-под одеяла, которое Алилесса натянула на себя, желая спрятаться от всего мира, и старуха приняла ее слезы за плач по потерянной невинности, за шок, который, несомненно, испытала юная девушка при знакомстве с плотской стороной любви.

– Милая, – шептала старуха, обнимая рыдающую девушку, закутавшуюся в одеяло, – ну, не плачьте! Это ничего; ничего страшного не произошло. Это всего лишь обычная любовь, да, еще одна сторона отношений между мужчиной и женщиной. Все женщины рано или поздно дарят себя мужчинам, это долг каждой любящей жены и ее жертва. Ну все, все хорошо. Не нужно так расстраиваться. Все будет просто отлично!

Алилесса, слушая ее утешения, прижавшись к груди этой незнакомой женщины, плакала еще горше, потому что та не понимала истинной, более глубокой причины ее слез, и оттого ее утешительные слова не приносили успокоения.

Жена!

Значит, Гранчестер все же объявил ее своей женой перед слугами, а это означает, что он принудит Алилессу быть его, пока ему не надоест. Его игрушкой, его вещью, его очередной выгодной покупкой. А значит, он не отпустит ее сейчас. Она останется здесь, в его доме, и с Томом вряд ли увидится. Никогда больше, никогда… Алилесса зарыдала еще громче, пока горничная гладила ее по пышным волосам, тихонько баюкая, как ребенка, и шепча ненужные слова утешения. Сердце девушки разрывалось на куски.

– Ну, зачем так плакать, – ворковала старуха, – вы теперь не просто хорошенькая юная девочка, вы теперь супруга Лорда, леди Гранчестер. Это налагает некоторые обязанности, понимаете? Люди их круга не позволяют себе такой роскоши, как быть заплаканными, проявлять излишне откровенные эмоции при людях, понимаете? Миледи, вам нужно это понять и начинать привыкать к вашему положению…

– Не будет никакого положения, – провыла Алилесса, – он скоро выгонит меня, ах, оставьте ваши нравоучения!.. Не хочу ничего слышать!

Старуха, чуть отстранившись от рыдающей девушки, насмешливо фыркнула, рассматривая ее залитую слезами мордашку. Она не понимала, не знала истинной причины этих слов, ведь Гранчестер наверняка не делился с ней ни своими мыслями, ни своими планам относительно Алилессы. Поэтому эту истерику старуха списала на неуверенность юной, неопытной девушки. Вероятно, переживает, что не сумела доставить мужу удовольствие в первую ночь, или считает, что что-то пошло не так, совсем не так, как ей описывала мать, постеснявшаяся рассказать правду, вот и говорит невесть что?..

– Люди его положения, – веско произнесла старуха, глядя Алилессе прямо в глаза, – не женятся и уж тем более не разводятся просто так. Это не принято, это… скандально! Ну же, миледи. Отбросьте все терзающие вас мысли. Лорд Терроз уже несколько раз справлялся о вас. Он хотел ехать по делам, но решил остаться и дождаться вашего пробуждения. Так что утрите ваши хорошенькие глазки, вам совершенно не о чем плакать. Я помогу вам одеться. Если пожелаете, я всегда буду при вас и подскажу, научу, что полагается делать и как полагается себя вести.

Алилесса глубоко вздохнула, успокаиваясь. Ну, все верно. Не полагается выносить на всеобщее обозрение свои мысли, чувства, отношения. Гранчестер нацепил свою непроницаемую холодную вежливую маску, спрятал под видом приличного человека свою звериную натуру, и создает для всего света образ примерного и заботливого мужа.

Такого, каким он должен быть. И Алилесса должна будет – по его мнению, – для всего света вести себя как образцовая жена. Никто не узнает, что на самом деле, за этим фасадом, нет чувств и любви, нет уважение, не узнает, что лорд, желая сохранить свое громкое имя, женился, чтобы о нем не говорили – спит с кем попало…

Вот почему он женился.

Его положение в обществе не позволяло ему вести себя легкомысленно, а ему хотелось.

«Я хочу вас трахать, и я буду вас трахать».

*************

Алилесса вдруг вспомнила, что в ее сумочке, которую вчера среди ее прочих вещей должны были привезти и положить где-то в комнате, вероятно, в гардеробной, есть телефон. А значит, можно позвонить…

Можно позвонить Тому.

Еще раз услышать его голос, хоть какие-то человеческие слова, вопросы, услышать негодование, возможно брань, хоть что-нибудь, лишь бы это был его голос, родной, любимый!..

Пока старая горничная убирала постель, Алилесса на цыпочках прокралась в гардеробную. Ее свадебная белая шелковая сумочка нашлась сразу, и Алилесса с сильно бьющимся сердцем схватила ее, прижала к себе как самое дорогое сокровище и бросилась в ванную комнату.

Там она включила воду, чтобы ее шумом заглушить свой голос, чтобы никто снаружи не слышал ее разговора, и дрожащими пальцами набрала заветный номер.

От звука голоса Тома она разрыдалась, зажимая рот ладонью, чтобы никто не услышал ее – ни старуха, убирающаяся в комнате, ни Том. Слезы закапали .полились ручьями по щекам, и она не сразу расслышала, поняла, о чем Том спрашивает ее.

– Милая, милая! – твердил он как заведенный. – Что с тобой?! Ты плачешь?!

– То-ом, – прошептала она дрожащим голосом, захлебываясь слезами. От его тревожного голоса стало невероятно хорошо, так хорошо, что она расслабилась, опустилась на пол, откинула голову и закрыла глаза. Больше, казалось, ничего и не надо было, лишь бы только слышать его. – Ну, вот и все, Том…

– Отчего ты так говоришь?! Что ты там задумала?! Не смей с собой ничего делать, слышишь?! Я не переживу этого! Ты меня слышишь?!

Она тихонько рассмеялась, совершенно счастливая, утирая мокрый нос.

– Том, – произнесла она с нежностью в голосе. – Я люблю тебя, Том. Прости меня…

И она снова разрыдалась.

– Что он сделал с тобой?! – взвился Том. – Он избил тебя?! Я убью его!

Алилесса снова рассмеялась, чувствуя всепоглощающую нежность. Том такой смешной… В его голосе причудливо перемешивались страдание, горячность, любовь и капля ревности. Ревность слышалась в том, как он произносил слово «он». С отвращением, но и с ревностью, ведь «он» теперь муж Алилессы. Муж…

– Он не бил меня, – тихо ответила она. – Он…

И она снова расплакалась. Она не могла сказать Тому, что больше не невинна, что уже не чиста как раньше, что она не смогла сберечь себя для него. Да и как сберечь, если теперь она принадлежит другому?.. Вместо этих слов она тихо плакала в трубку, шмыгая носом, слушая горячечные признания, которыми одаривал ее Том. Впрочем, он и сам все понял. Не мог не понять. Она услышала его рычание, выдох, полный боли и гнева.

– Я виноват, милая моя, – горько выкрикнул Том. – Это все из-за меня. Я виноват, любимая. Прости меня, прости, дорогая моя! Если бы я не устроил эту безобразную сцену!..

– Теперь это уже не важно, – ответила Алилесса мягко. – Не важно. Я звоню попрощаться и… чтобы услышать твой голос. Я очень соскучилась по тебе, Том.

– Нет, подожди! – взвился Том снова. Его голос дрожал, словно он тоже вот-вот расплачется. – Я буду бороться за тебя! Я явлюсь к нему, и…

– И что? – устало сказала Алилесса, вытирая мокрые глаза. – Брак заключен. Это была не шутка, Том. Он решил наказать тебя. Он сделал так, чтобы причинить тебе боль, Том. Нам обоим. Ты оскорбил его тогда, помнишь? Он не прощает такого никому. И тебе не простил. Ты кричал, что я твоя – и он просто забрал меня, чтобы показать тебе свою власть. Свои деньги. Показать разницу между вами. Он высокомерный, он и за людей-то нас не считает…

– Но ты же можешь с ним расстаться?! Он получил что хотел, черт, черт, черт! – Том на миг замолк, тяжело дыша. Затем взял себя в руки, перевел дух и продолжил срывающимся голосом. – Он получил, что хотел. Теперь-то ты можешь сказать ему, что хочешь уйти?

– Куда? Зачем? – грустно усмехнулась Алилесса, но ее сердце дрогнуло.

– Ко мне, – твердо ответил Том. – Я люблю тебя, я приму тебя любой. Я много думал… я многое понял. Я не могу без тебя. Я люблю тебя.

Алилесса снова всхлипнула, тихонько рассмеявшись.

– Я не могу уйти, – так же мягко ответила она. – Он… он дал отцу денег, понимаешь?

– И только? – настороженно переспросил Том.

– Много денег, Том. Я предлагала ему отработать, но он… – Алилесса снова всплакнула, и Том торопливо принялся утешать ее.

– Не плачь! Послушай меня! Дал денег? Много? Дело только в деньгах?

Алилесса пожала плечами.

– А в чем же еще? – устало сказала она. – Сам подумай, зачем я ему теперь? Он хотел потешить свое самолюбие – он его потешил. Хотел доказать – доказал. Теперь он точно потребует назад свои деньги. А отец их наверняка уже потратил. И сестры…

– Я готов отдать их за тебя, – пылко и решительно сказал Том. – Сколько бы он не потребовал! Я совершил ошибку, и я должен расплатиться ее, должен исправить. Я приеду к нему и поговорю с ним, и я заставлю его уступить! Мы буде вместе, милая! Верь мне!

Алилесса смеялась сквозь слезы, слушая его пылкие признания, обещания и слова любви. Похоже, Том искренне переживал произошедшее, их разлука причиняла ему боль, и настроен он был решительно.

– Я верну тебя, милая, – обещал он. – И вымолю у тебя прощение. Веришь мне?

– Верю, – прошептала Алилесса.

***

Холодная вода для умывания сделала свое дело.

Приняв душ, Алилесса долго плескала в лицо холодную воду, и та смыла остатки ночных слез, убрала припухлость век и красноту с губ.

Старая горничная помогла Алилессе выбрать в гардеробной комнате подходящее домашнее простое, но элегантное платье из светлого оливково-серого льна, прибрала ее волосы и распахнула перед ней угодливо дверь.

Алилесса зябко передернула плечами, сделав шаг из спальни в коридор. Почему-то эта комната, ставшая для нее пыточной камерой, воспринималась ею теперь как убежище, как единственный уголок, где можно было спрятаться. Неизведанность дома страшила ее больше того, что уже произошло.

И навязчивое присутствие старухи… оно раздражало, оно пугало, как присутствие надзирателя. Она что, теперь ни на миг не оставит ее, Алилессу, в покое? Всюду будет ходить, глядя своими мышиными глазами за тем, как Алилесса встает, как садится, слушать, что она говорит и подсматривать, что она делает?..